Мое поколение похоже на облако. Огромное и массивное – полное надежд на прекрасную жизнь в голубых акварельных мазках неба – оно с легкостью разлетается в белые клочья ваты под натиском ветра. Мое поколение – это стена с небольшим проломом – не хватает всего-то пары кирпичей – сквозь который видно опушку леса. Здесь, по эту сторону стены, лишь серые бараки с черными пустыми глазницами больных окон.
Мое поколение – игра в крестики-нолики мелком на асфальте. Присмотрись. Видишь? Победили нули.
Кажется, где-то внутри нас живет какой-то особый страх, оставшийся с детства, - это страх одиночества, страх остаться один на один с собой, в четырех стенах холодной комнаты, впасть в летаргическое забвение маркесовского Макондо. Кажется, я даже слышу молитву Аурелиано Буэндиа в темноте пыточной камеры.
Нас окружает жестокость. Глупость и бренность разверзшегося кровавой раной мира. Каждый раз, поздно ночью возвращаясь домой, ты ловишь шорохи пустоты, втягиваешь носом запахи сырости и тления, шарахаешься от зловещих теней. Здесь с легкостью могут убить. Просто так. Из-за какой-нибудь ерунды. Жестокость ради жестокости – вот характерный принцип нашего времени.
Замыкаясь в себе, мы пытаемся вырваться из этой темноты обреченных улиц, увенчанных статуями кровожадных богов, наполненных лязганьем танков; ищем любовь, теряем любовь – и все больше замыкаемся. Порочный круг.
Упадок, даже отчаяние - это всего лишь еще один из символов времени; люди расползаются по углам, забиваются в «Кофе-Хаузы», въедаются в сеть и почти никогда не улыбаются.
Я не верю в любовь с первого взгляда. Я не верю ни во что с первого раза. Слишком просто – вот и все. Нас обманули. Там, где должен был стоять крестик, кто-то намалевал жирный ноль.
Телевизор показывает модное реалити-шоу с той же легкой непринужденностью проститутки, с которой в моем детстве показывал разбомбленный Грозный. В кадрах тех изнасилованных времен тонули идеалы наших родителей, нам же их вообще не досталось. Моя мама в этой чехарде вдруг увидела стадион, на котором когда-то участвовала во всесоюзных соревнованиях, точнее, то, что от него осталось: за несколько дней до этого его накрыла наша армейская авиация. Огонь, клочья пыли – и нас нет.
В этой наркотической реальности потерялось все. Грохот рейвов, дешевый амфетамин, бессмысленность тонущей в мареве городского смога зари…
Я взял себе пива. Стою на трамвайной остановке и размышляю, что из всех знакомых мне странных людей самым странным всегда был я. Мне не нравится жизнь без движения. Она – покой обреченных. Мир – просто кукла со сломанным механизмом, если в нем нет каждодневной встряски, нервотрепки, психоза одуревшей реальности. Хотя, может, я и не прав.
Где-то там, позади, остался приевшийся офис, в котором я в тумане обыденной скуки пытаюсь вырвать свой кусок хлеба из цепких пальцев глупого мира. Еще дальше – на волнах изрытой снарядами снов памяти – армия. Серые параллелепипеды казарм, плац с вечно кружащими над ним тучами ворон. Никогда не видел столько ворон. Никогда и нигде. Где-то в шкафу пылится китель с золотыми сержантскими лычками. Неужели жизнь – это просто детская игра, в которой каждый всего лишь собирает какие-то ненужные предметы – вроде этих лычек – и у кого больше лычек, тот и победил?
Мимо проносятся дорогие машины. Женщины, закутанные в меха. Какие-то серые тени. Перед глазами плавает лицо Президента. Да плевал я на вас всех, - смеется он.
Плевал Я на всех. Выкидываю пустую бутылку в урну и, не дождавшись трамвая, решаю идти домой пешком. Плевал я на то, что зима. Зима – это синдром Ноль.
Синдром Ноль – это мы в своих уютных до отвращения офисных мирках, в съемных квартирах, где никогда не гнездилась любовь – не вьет она гнезд в таких местах – в этом извращенном хаосе дней. Синдром Ноль – это наше бесконечное одиночество на пространствах страны, которой мы не знаем. И не знали никогда. Это искривленная реальность кривых зеркал, где я распадаюсь на тысячи глумливых бликов и пляшу шутовским плясом по стенам тысяч комнат, в которых прописано лишь оно – одиночество.
И нет больше ничего. Глупо воевать с тем, чего не существует. Убедись-ка сначала в собственной действительности, реальности своего Я. Это такая шарада. Не разгадаешь – пропал. А разгадаешь – тогда рухнет мир.
Вопрос лишь в том – а что лучше?