Жестокое время моего отрочества.
Вдруг началась война и нас эвакуировали на Урал, в Свердловскую область, Ирбитский район, деревню Шмаково. Отец уже был на фронте. Он был видным в Ельце коммунистом- хозяйственником. Старшего моего брата Геру тоже забрали на фронт. Моя мать болела модной тогда болезней: гипертонией после рождения младшего моего брата Женьки. Тогда каких либо хороших лекарств для этой болени еще не существовалo. Вся забота о нашей семье легла на мои плечи. Мне было всего тринадцать лет, а моему младшему брату Женьке шесть. Дорога в эвакуацию продолжалась целый месяц. У нас не было средств для пропитания. Мы ехали в теплушке вагоне для перевоза скота. Люди спали на досчатых нарах внизу вагона, а вещи они забросили на верхние нары. Меня мучило чувство голода. Я лазил по багажным тюкам верних нар в поисках чего-то съестного и наткнулся на рюкзак с чем- то круглым внутри. Я сделал дырку в рюкзаке и нашел в нем клад: засохшие пряники. Надо было выжить нашей семье и я, не задумываясь, потихоньку уменьшал их запасы. Наш поезд в пути часто останавливался и подолгу ждал отправления. Все выходили из вагонов. Кто шел за кипятком, кто в привокзалный буфет. Так я познакомился с парнем из соседней теплушки. Однажды под Oрском наш поезд остановился на каком-то разъезде, паравоз отцепили и я с новым другом ушли в степь. Вдруг мы увидели столб с матерчатым конусом для определения силы и направления ветра,a недалеко от этого столба стоял двухкрылый самолет У2. Мы залезли в кабину этого самолета и я под сиденьем пилота обнаружил револьвер с полным барабаном патронов. Мы забрали этот револьвер и поспешили к вагонам.
Мой друг решил меня познакомить со своими товарищами, которые промышляли кражей багажа пассажиров. Он предложил этим ворам найденный револьвер за буханку белого хлеба. Воры охотно согласились и притащили нам хлебную буханку. Мы доверчиво отдали им нашу находку, но хлеб не получили взамен. Старший из воров направил дуло револьвера на меня и приказал бежать к маме, никому ничего не расказывая. Мне так хотелось покушать белого хлеба, но я понял, что протестовать нельзя. Это был мой первый урок жестокости жизни!
В деревне Шмаково нас поселили в крестьянской избе в комнате с разбитым стеклом окна. В комнате все заиндевело. Мы заткнули дырку подушкой. Хозяин принес нам железную печурку-буржуйку и дал немного дров. Утром в комнате стало опять холодно. Я пошел за дровами во двор. Но хозяин остановил меня. “Ты уже большой парень, иди в конюшню, запряги лошадь и в лесу наруби березовый сушняк для печки”. Оказалось, что запрячь лошадь в телегу не так то просто! Конюх мне помог и я отправился в лес в розвальнях, которые тащила лошадь. В лесу стоял 30 градусный мороз. На мне были валенки хозяина и я натянул сверху на них штанины чтоб не попал снег в них. Я стал искать сушняк по ломкости березовой коры. Топор казался мне тяжелым, сушняк твердым, как камень. Вдруг лошадь заржала и двинулась в сторону деревни. Я понял, что она почуяла что то неладное. Я услышал отдаленный волчий вой и бросился догонять лошадь. Лошадь прядала ушами и тянулась домой.Я еле вернул ее обратно. Мне было уже не до рубки сушняка. Я погрузил нарубленное и разрешил лошади поехать домой.
Мы получили иждевеческие карточки. По ним нам полагалось по триста грамм черного хлеба на человека. Как то надо было выручать семью и я познакомился с местным вором. Он ходил на базар и лез пальцем в банку со сметаной. Возникала ссора с хозяйкой сметаны. Я в это время под торговым столом оттодвигал бутыль с молоком в сторону.Он примерительно просил налить ему молока. Хозяйка, наклонившись за бутылью с молоком , не находила ее и начинала ее искать под столом. В это время мой напарник хватал банку со сметаной и убегал с рынка. Не всегда благополучно.
Летом я научился косить, скирдовать сено, молотить зерно. В деревне был нищий колхоз. Что такое живой скелет? Это колхозник, сдавший государству свою шерсть, мясо, кожу, яйца- все для фронта, все для Победы.
Летом ребята моего возраста нанялись работать на лесосплаве. Надо было, орудуя шестом, рассталкать заторы, образовавшиеся на реке от сплавляемых бревен. Работа оказалась очень опасной. Удержаться на мокром и скольском бревне было непросто. При переходе с бревна на бревно бревно от неожиданного веса лесосплавщика иногда уходило под воду и паренек, оступившись, проваливался в образовавшуюся щель между бревнами. Освободившись от веса тела сплавщика, бревно всплывало и слой бревен смыкался над очередной жертвой. Меня спасла от такой участи моя мать. Она запретила мне эту работу. Однако, всю свою дальнешую жизнь мне пришлось рисковать.
Мать научилась варить затируху: нечто среднее между супом и кашей из отрубей, жарить тошнотики- картофельники из картофельной шелухи. Еще мы их называли “свиные отбивные”, имея ввиду помои, отбитые у свиньи.
Как только освободили Елец мы отправились домой. Елец встретил нас видом сгоревших домов, торчащих печных труб среди обгорелых развалин. Еще совсем недавно на столбах главной улицы висели мертвецы. Это немцы вешали коммунистов, а потом коммунисты расправлялись с коллаборционалистами.
И здесь проблема питания оставалась основной. Я пошел в школу. Там я познакомился с ребятами, которые так же думали, как выжить. Они организовали воровскую шайку, которая промышляла на товарной станции железной дороги.Чужое, необеспеченное надежной охраной, было нашей добычей. Чаще всего в неохраняемых вагонах везли куски подсолнечного жмыха- корм для скота. Жмых можно было есть.Как то раз пришел вагон с кусками соли вместе с песком. Я набрал несколько кусков соли, дома мать растворила эти куски в воде, раствор слила в большую кастрюлю и этот раствор выпарила. Получилась столовая соль. Я разложил эту соль по пакетикам и продал на рынке. Но однажды мы заметили вагон, охраняемый часовым на тамбуре теплушки. Мы поняли, что в вагоне есть что то ценное. Когда маневровый паравоз подцепил вагон и повез его к формируемому составу мы побежали за вагоном, сорвали пломбу и сдвинули дверь. Я залез внутрь и сбросил на землю пять мешков с сахаром. Часовой заметил нас уже когда мы убегали с мешками. Наверное, он пожалел нас и не стал cтрелять в нас. Но может он решил снова запломбировать вагон и скрыть пропажу. В условиях военного времени полагалась тюрьма за кражу трех колосков с колхозного поля. Настала зима. Нужно было где-то добыть дрова. Уже многие жители Ельца вернулись из эвакуации и тщательно оберегали свои дома, мебель. Тут кому-то из нас пришла мысль, что здание горкома пока пустое и там есть мебель. Мы ночью залезли в это здание, но скоро поняли, что мебель незаметно не вынесешь Не уходить же с пустыми руками? Мы обратили внимание на зеленые суконные скатерти на столах для заседаний. Я взял две скатерти и принес их домой. Мать одну cкатерть перекрасила в черный цвет и сшила из нее пальто, другую спрятала, запретив ее продавать. Мои компаньоны отнесли свою добычу на рынок, их там арестовали и они получили по семь лет тюрьмы. Только в молодости можно решиться на безрассудство!
Я был молод и стал заглядываться на девушек. Часто ходил вечером после школы на танцплощадку, где хозяйничал Лешка. Его комиссовали вчистую из армии после контузии. Он меня ненавидел и не раз пытался прогнать меня с танцев и избить:
- Жиденок! Я из за тебя проливал свою кровь.Теперь ты лезешь к нашим девкам!
Я ему отомстил. Как- это тайна!
Имейте мужество мстить,
Когда больно и обиднo!
Имейте мужество жить,
Когда только зло и видно!
У меня был друг Ромка. Он был сыном начальника местного НКВД. Его отец очень добродушно относился ко мне. Однажды он предложил мне:
-Тебе скоро получать паспорт. Давай я позвоню в паспортный стол и тебе заменят национальность “еврей” на, например, на эстонец. Ты пойми, не обижайся, но в нашей стране очень плохо относятся к евреям.Это снимет много проблем в твоей жизни. Можно немножко изменить твою фамилию.
O том, что к евреям относятся плохо, я знал и без него. Достаточно мне было злобы Лешки на танцплощадке. Как-то раз я провожал понравившуюся мне девушку. Мы нежно попрощались.Я решил, что нашел себе подругу. Она очень охотно пообещала мне прийти на новое свидание и не пришла. Я вcтретил ее вечером на танцплощадке и спросил почему она не пришла. Она ответила прямо:
-Ты не русский и мама мне запретила встречаться с тобой.
Это были только цветочки тех проблем, которые ждали меня, как еврея впереди.
Я рассказал дома о предложении отца Ромки сменить национальность в паспорте.
Мать запричитала!
-Теперь у меня в семье будет гой, мало несчастий на мою голову! Мне еще дома гоя нехватало! Завтра он будет стыдиться нас!
Мой старший брат Гера в письме с фронта спросил меня: “Не хочешь быть Арон Гутангом, а хочешь стать Орангутангом? Быть евреем в наше время это выбор мужественного человека.
Я почувствовал, что делаю что-то недостойное, оскорбительное для всей семьи и решился остаться евреем.
Вернулся с фронта мой отец. Мой отец часто ездил в командировку в Москву. Из Москвы он привозил вкусную колбасу, шпроты, масло, хороший хлеб. В Ельце мы питались простыми крестьянскими продуктами, купленными мамой на базаре. Я просил его взять меня в Москву. Я знал о моих родственниках, живших в Москве. У них останавливался мой отец. Но мне не продавали железнодорожный билет. Тогда железнодорожные билеты продавали только тем у кого были командировочные удостоверения. Однажды отец уступил моим просьбам и решил меня спрятать под лавкой плацкартного вагона. Я пролежал весь путь в пыли под плацкартной лавкой набитого людьми вагона. Контролер поезда мог меня высадить на любой остановке и как я тогда смог бы добраться домой? Обошлось и я впервые попал в Москву.
Трамваи, троллейбусы, метро, чистота асфальтированных улиц, красивые многоэтажные дома поразили мое детское воображение. Эти детские впечатления от увиденного в Москве запали в мою душу и я решил, что надо стать москвичем. Москва стала городом моих юношеских мечтаний.
В нашем дворце пионеров был музыкальный кружок. Я решил ходить на уроки музыки. Музыка меня увлекала еще с детства, когда в нашем доме прятали от воров гармошки работники завода производства гармошек. Они знали, что отец надежный человек, который за всю свою жизнь не взял себе ни одной копейки. Еще тогда я научился на них играть. Гармошки имели рояльный лад. Во дворце пионеров стояло старое пианино. После уроков музыки его запирали, все уходили, а я оставался , с помощью гвоздика открывал пианино и с упоением играл. Но вечером приходила уборщица и прогоняла меня домой веником.
С юного возраста я замирал от звуков музыки. В моей голове роились разные мелодии. Я не надеялся на то, что мои музыкальные успехи станут заметными и меня возьмут в Москву. Я просто увлеченно играл на пианино. Однако руководитель музыкального кружка как то заметил:
- Не нажимай на клавиши так сильно! Это не костяшки домино! Да не стучи по ним!
Я обиделся и подумал: “Я докажу, что в Москве обратят внимание на мои музыкальные способности” Но все таки решил, что надо использовать более надежный путь в Москву: поеду учиться в московский химико-технологический институт! Я знал о том, что для поступления в институт нужно сдать вступительные экзамены. И я стал к ним готовиться. Походы на танцы, участие в вечеринках пришлось прекратить.