Рассказ
Было чудесное майское утро. С каждой минутой комната моя наполнялась удивительным светом. Оранжевые лучи, проникавшие сюда через широкие окна, плавно переходили в бледно розовые, создавая тем самым обстановку здорового творческого уюта. «Как удачно выбрана комната!» - подумал я о своём жилище, снятом накануне на время отпуска у своих знакомых Кулагиных. Они уехали отдыхать на Селигер, а я теперь днями мог сидеть и работать над переводами стихов известного чешского поэта, новая книга которого уже дожидалась меня на письменном столе.
Первое за всю весну такое утро… К несчастью, через какой-то час после моего вселения весь подъезд дома знал обо мне никому не нужные подробности, перенося из квартиры в квартиру данные о новом жильце, как о «крупном литераторе», «редакторе молодёжного журнала «Заря». Терпеть не могу этого лицемерного поклонения! С удовольствием я назвался бы кем угодно, если бы не Кулагины, которые успели заочно познакомить меня с жильцами.
А солнце уже во всю свою мощь врывалось в окно. На подоконнике чья-то заботливая рука поставила хрустальную вазу с веточкой берёзки. Около неё сидел маленький пушистый котёнок, чёрный, с белым "галстучком" на шейке и беленькой отметиной на лбу. Он только что проснулся. Щурясь от солнца, котёнок лениво гонялся взглядом за солнечными зайчиками и изредка поднимал лапку, как бы грозя им: «Вот я вас!».
Когда я настроился на творческий лад, в дверь постучали. Сначала робко, потом более требовательно. Вслед за этим в комнату вошёл на цыпочках полнеющий мужчина и, не здороваясь, представился:
-Пухликов. Хе-хе. Дело есть.
Мужчина бесцеремонно шлёпнул меня по плечу широкой ладонью, присел к столу и сообщил свою тайну полушёпотом:
-Стихи нужны.
Моё творческое вдохновение сразу же куда-то пропало, краски восхитительного майского утра исчезли, а сам я почувствовал себя заложником этого непрошенного гостя, бесцеремонно ворвавшегося в моё жилище. Я уже собрался в горке книг, лежавших на столе, найти ему какой-нибудь томик, но Пухликов остановил меня:
-Не. Своего собственного сочинения. Про лошадь. Понимаете, моему Юрке учительница задала на дом сочинить стихи. На конкурс! Не хотелось бы, Сергей Трофимович, этак в грязь лицом… Дитя родное. Гимназию заканчивает. Вдруг «двойка» - а он отличник, на золотую медаль идёт! Малый – золото, честно говорю! Сделайте – мы уж не постоим… Неделю бьёмся с этим стихом.
Я представил себе супругов Пухликовых, выполнявших за своё «золотое» чадо это очередное и непосильное для них «школьное задание», и в голову мне пришла игривая мысль.
-Про лошадь? – переспросил я, безнадёжным взглядом окидывая сборник стихов, к которому с окна перебрался мой котёнок.
-Про лошадь, - тупо подтвердил сосед Пухликов, выводя меня из минутной задумчивости.
-Записывай!
-Щас, щас, только блокнот достану!
И я начал диктовать:
«Что ты ржёшь, мой конь ретивый?
Что ты шею опустил?
Не потряхиваешь гривой,
Не грызёшь своих удил?
Или я тебя не холю?
Или ешь овса не вволю?
Или сбруя не красна,
Не серебряны подковы,
Не злачёны стремена?»
-Во-во! - оживился Пухликов. - Как раз к месту будет напоминание: «Не злачёны!». Со смыслом стишки. И про лошадь, и про золото.
На целых две недели мне запомнилось это утро, испорченное неожиданным визитом соседа. Однако бедствия мои этим визитом не закончились. Когда я, вернувшись из отпуска, пришёл на работу и, по обыкновению, уселся за свой письменный редакторский стол, меня уже ожидал сюрприз.
-Вас тут, Сергей Трофимович, с утра по телефону разыскивают. Какой-то молодой человек спрашивает.
Действительно, не успел я освоиться с корректурой очередного номера журнала, как раздался телефонный звонок.
-Кого вам нужно? – спросил я в ответ на несвязное бормотанье трубки.
-Мне нужно видеть вашего литератора.
-Какого такого литератора? – удивился я. – У нас все тут, в известном смысле слова, литераторы.
-Главного.
-А что такое? – спрашиваю.
-Стихи в журнал можно подать?
-Можно. Несите, - говорю. – Посмотрим, что вы натворили.
Стихи принёс сам поэт.
-Юрий Пухликов, - отрекомендовался он и положил мне на стол отпечатанное на машинке стихотворение под названием: «Лошадь».
Внизу, после подписи «Юрий Пухликов», стояла авторитетная приписка: «Уважаемый господин редактор! Просьба всех наших преподавателей 2-ой мужской гимназии напечатать в Вашем молодёжном журнале «Заря» стихотворение, написанное собственноручно нашим отличником». За «всех» неразборчиво расписался кто-то один.
Разумеется, я вежливо отказал «поэту», «собственноручно» переписавшему чужие стихи, и посоветовал внимательно читать наших русских классиков. Но прежде всего - Пушкина.
-Пушкина? – переспросил он.
-Да, Пушкина. Александра Сергеевича.
-Пушкина мы уже прошли.
Трудно было разговаривать с этим молодым человеком, заносчивым и обидчивым, видимо, с самого детства испорченным дурным воспитанием. Он ушёл, не попрощавшись.
А на следующий день в дверь моего редакторского кабинета кто-то вновь постучал костяшками пальцев. Сначала робко, потом более требовательно. Дверь открылась, и на пороге появилась плотная фигура самого Пухликова-старшего.
-Безобразие! – крикнул он, не здороваясь. – Я всю жизнь в издательствах проработал и знаю толк в поэзии. Почему вы не приняли?..
Но тут Пухликов приблизился к моему столу и сразу же переменил тон.
-Извиняюсь, - пролепетал он. – Вот супруга за стишки прислала. Ей ваши стишки очень понравились.
Пухликов начал рыться в карманах, одновременно пятясь к двери.
-Не стоит трудов! – напутствовал я его со смехом. – Рассчитаетесь с Пушкиным.
И в тот самый момент, когда Пухликов, открывший широким задом дверь, спешно выползал из кабинета, я крикнул ему вдогонку:
-Читайте классиков!