Действующие лица:
ЧИТА, Володя ШАХРИН – бывшие налетчики
НАТАЛЬЯ – жена Читы
НИНЕЛЬ – пьяная женщина
САНЕЕВ
1-й ПАРЕНЬ
2-й ПАРЕНЬ
3-й ПАРЕНЬ
СЕКРЕТАРЬ Читы – человек с выправкой военного
Андрей ПОСТНИКОВ – начальник службы безопасности компании
Джек ГАЛУШКИН – бывший возлюбленный Нинель
БУФЕТЧИЦА
Действие первое.
Буфет железнодорожного вокзала. Буфетчица протирает прилавок. За одной из стоек пьет пиво Санеев в компании трех парней, за другой – Нинель. Перед Нинель – стакан и бутылка вина. Звучит объявление по вокзалу о том, что стоянка прибывшего поезда Воркута – Санкт-Петербург – три минуты. Входит Шахрин. На нем старая одежда, стоптанные ботинки, кепка, в руке потрепанный чемоданчик. Купив в буфете пива, становится за дальнюю стойку. Санеев внимательно разглядывает Шахрина. Подходит к нему с кружкой
САНЕЕВ. Можно?
Шахрин нехотя кивает
Из Воркуты? (Пауза.) Понятно. Зэка, значит. (Напевает вполголоса.) По тундре, по железной дороге мчится поезд Воркута – Ленинград... Местный? (Пауза.) Где-то я тебя видел... Ты кто? Впрочем, подожди, не отвечай, дай, сам вспомню. Так... Скуластое лицо, тонкие губы, шрам на брови... Послушай, а ты, часом, не... не Шахрин, а? С Первомайской? Налётчик? Угадал? Ну, точно! У меня глаз – алмаз, раз увижу – в жизни не забуду. Пацаны! (машет рукой в сторону компании.) Вали сюда!
Компания парней в полном составе с кружками пива подходит к стойке Шахрина
Узнаете? (Кивает на Шахрина.)
1-й ПАРЕНЬ. Пока нет.
САНЕЕВ. Володя Шахрин с Первомайской! Помните такого?
1-й ПАРЕНЬ. А как же!
2-й ПАРЕНЬ. Это тот, кто вместе с Читой года три назад у горсовета кассу взял?
3-й ПАРЕНЬ. Не три года, а пять.
2-й ПАРЕНЬ. Какие пять? Три года прошло, не больше! Ну, может, четыре.
3-й ПАРЕНЬ. Ему тогда пятерик впаяли, вспомни! Хотя прокурор просил все семь.
САНЕЕВ. Точно, точно, пацаны, пять лет прошло – я в тот год как раз из армии пришел, а тут такое! (Смеется.) Грабеж среди бела дня! Налетели, всех на пол положили, покидали бабки в фургон и слиняли... Как в кино!
1-й ПАРЕНЬ. Да, шуму тогда было много.
3-й ПАРЕНЬ (Шахрину). Вы, говорят, пятьсот тысяч взяли на двоих, да? Если на доллары пересчитать.
1-й ПАРЕНЬ. Я слышал: больше.
3-й ПАРЕНЬ. А я тебе говорю: пятьсот! У меня шурин жил на одной площадке с начальницей той самой кассы. Она и сказала. На фига ей обманывать?
2-й ПАРЕНЬ. И я слышал, больше... Впрочем, пятьсот тысяч тоже солидные деньги. (Шахрину.) Тебя-то самого как взяли?
3-й ПАРЕНЬ. А ты не знаешь? Его Чита – напарник сдал. Сам по глупости прокололся, потом, когда менты к стенке приперли, заложил товарища... Условный срок себе заработал, падла.
2-й ПАРЕНЬ. Бить таких надо!
3-й ПАРЕНЬ. Вот-вот! Ему Володя на суде так прямо и сказал: вернусь, мол, убью.
САНЕЕВ. Он другое сказал. Он отомстить обещал... (Шахрину.) Правильно?
1-й ПАРЕНЬ (Санееву). По-твоему, это не одно и то же?
САНЕЕВ. Не знаю, у Володи надо спросить. (Обнимает Шахрина за плечо). Ну, так что, будешь мстить?
Поймав на себе взгляд Шахрина, Санеев убирает руку
Ясное дело, будешь. Вы ж, первомайские, все такие. Сказали, башку ото-рвем – значит оторвете – не поленитесь.
2-й ПАРЕНЬ. Ну, может, башку Чите отрывать не стоит, у него все ж таки ребенок маленький, это тоже надо принимать во внимание, но и оставлять безнаказанным такое дело, считаю, нельзя.
1-й ПАРЕНЬ Вломить ему как следует надо!
3-й ПАРЕНЬ. Ты думаешь, его никогда не били? Ты мне покажи в нашем городе хотя бы одного не битого? Нет, это не наказание. Он после мордобоя зубы пересчитает и отправится новые вставлять... Несерьезно.
1-й ПАРЕНЬ Что ты предлагаешь?
3-й ПАРЕНЬ. Ничего. Но если мстить, то с умом. Так, чтобы и врагу твоему урок на всю жизнь запомнился, и тебе какая-никакая выгода была.
САНЕЕВ (Шахрину). Ты, Володя, вот что... ты бизнес у него забери!
1-й ПАРЕНЬ Точно! Пока ты лес валил, он тут хорошо поднялся – кооператив по ремонту автомобилей открыл, работников нанял... Не знаю, как вы, пацаны, а я считаю: кооператив по ремонту автомобилей – нормальная компенсация за пять лет лагерей.
2-й ПАРЕНЬ. Правильно, говоришь! За все надо платить!
САНЕЕВ. Я тоже так думаю. (Смотрит на наручные часы.) Ух, ты! Ну, всё, пацаны, побегу, мне на смену пора... До завтра!
Допив одним глотком пиво, Санеев уходит
1-й ПАРЕНЬ И как только земля людей таких носит?
2-й ПАРЕНЬ. Это ты о ком?
1-й ПАРЕНЬ О Чите.
3-й ПАРЕНЬ. Ну что тебе сказать? Земля ещё и не таких носит.
2-й ПАРЕНЬ. А главное, все ему сходит с рук! Как это ему, вообще, удается? Он кто?
1-й ПАРЕНЬ Тебе ж сказали: бывший налетчик, предатель.
3-й ПАРЕНЬ. А я слышал, нормальный он парень – простой, компанейский. И козла, говорят, с мужиками во дворе может забить, и пивка с местными пацанами выпить, и с бабульками у подъезда разговор поддержать для него не проблема.
1-й ПАРЕНЬ. Но товарища-то он предал!
3-й ПАРЕНЬ. Да, товарища предал. Это факт.
1-й ПАРЕНЬ. Ну вот!
3-й ПАРЕНЬ. А с другой стороны, может, ему тогда менты иголки под ногти втыкали? Мы ж не знаем! Мы тут хаем его, поносим по всякому, а сами, окажись на его месте, еще бы не так поступили.
1-й ПАРЕНЬ. Я бы точно так не поступил.
2-й ПАРЕНЬ. Я тоже.
3-й ПАРЕНЬ. И я бы не поступил. Вот только как быть с иголками?
Подходит Нинель
НИНЕЛЬ (Шахрину). Я тебя узнала. Ты – Володя Шахрин. Мы с тобой как-то встречались. Помнишь меня? Я – Нинель. (Пауза.) Не помнишь? Впрочем, ничего удивительного – я тогда была другая. Другая прическа, другое настроение, другое выражение лица...
1-й ПАРЕНЬ. Пить надо меньше.
НИНЕЛЬ (цитирует). Пью не ради запретной любви к питию и не ради веселья душевного пью, пью вино потому, что хочу позабыться, мир забыть и несчастную долю свою... (Шахрину.) Выпустили или сбежал?
3-й ПАРЕНЬ. Пять лет прошло.
НИНЕЛЬ. То есть, выпустили. Ну да. А сюда зачем вернулся? Могилки родителей навестить? Или мстить? (Пауза.) Зря. Сам сядешь и других сдела-ешь несчастными.
2-й ПАРЕНЬ. За все надо платить! А за предательство тем более!
НИНЕЛЬ. Что вы, мальчики, знаете о предательстве. Тем более что Чита никого не предавал.
2-й ПАРЕНЬ. Как это не предавал? А кто же тогда Володю ментам сдал?
НИНЕЛЬ (перебивает). Чита Володю спас! Если бы Володю тогда не ос-тановили, он бы снова пошел на преступление. Потом ещё на одно, ещё, а потом, глядишь, и до...
1-й ПАРЕНЬ. Что ты мелешь? Да таких спасителей бить надо!
НИНЕЛЬ. Не надо, мальчики, никого бить. Ни в коем случае. Бить вообще никого нельзя, а особенно Читу. Он ведь как ребенок. Он даже, насколько мне известно, почти не дерется.
1-й ПАРЕНЬ. Как это не дерется? Налетчик и не дерётся?
НИНЕЛЬ. Да! Представьте себе.
1-й ПАРЕНЬ. Почему?
НИНЕЛЬ. Не с кем! С теми, кто сильнее, он, как всякий благоразумный человек старается не связываться, с теми, кто слабее – стыдится.
2-й ПАРЕНЬ. Слушай, мы тут пиво пьем, никому не мешаем. Чего пришла, чего тебе вообще надо?
НИНЕЛЬ. Не знаю. Может, милосердия для Читы?
2-й ПАРЕНЬ. Будет ему милосердие. Всё! А теперь давай вали!
НИНЕЛЬ. Боюсь, мальчики, вы меня неправильно поняли. Я прошу милосердия не для того, кого вы повергли и унизили, а для того, кому вы еще не успели причинить зла.
3-й ПАРЕНЬ. То есть, предлагаешь, простить его?
НИНЕЛЬ. Этим вы спасете не только Читу и Володю, но и самих себя.
2-й ПАРЕНЬ. Этим мы умножим зло! Если Володя не накажет Читу сейчас, завтра люди подумают: за то, что Чита предал товарища, государство ему простило грабеж, а судьба наградила автомастерской...
НИНЕЛЬ (перебивает). Если люди увидят завтра Читу живым и невредимым, они подумают о том, что зло не всегда порождает зло. Только и всего!
1-й ПАРЕНЬ (Шахрину). Интересно, сколько надо выпить, чтобы так вот научиться говорить?
НИНЕЛЬ. Вы хотите сказать, я пьяна? Нисколько! Впрочем, если и пьяна, то совсем чуть-чуть. И не от вина.
1-й ПАРЕНЬ. От чего?
НИНЕЛЬ (после паузы). Вот смотрю я, мальчики, на вас, на Володю, на тебя, красавчик, слушаю, что говорите, и мысленно плачу оттого, что вы собственными руками мостите себе дорогу в ад.
2-й ПАРЕНЬ. Куда?! В ад?!
Все, кроме Шахрина, смеются
Ну, ты и сказала! Да ты хоть знаешь, что это такое?
НИНЕЛЬ. Конечно!
2-й ПАРЕНЬ. Откуда?
НИНЕЛЬ (громко шепчет). Я там бываю почти каждый день!
Все, кроме Шахрина, смеются громче
3-й ПАРЕНЬ. Ну, тогда поведай нам, что такое это. А то мы, грешным делом, не знаем.
НИНЕЛЬ. Знаете.
3-й ПАРЕНЬ. Разве?
НИНЕЛЬ (3–му парню). Ну, хорошо. Скажи мне: чего ты боишься больше всего?
1-й ПАРЕНЬ (хохочет). Больше всего он боится стать импотентом!
НИНЕЛЬ. Глупо... Но если это действительно так, его будущий ад – будуар красавицы. Когда он умрет и попадет на тот свет, самые прелестные женщины ада станут соблазнять его, обольщать, искушать так, что каждое мгновение своего загробного существования он будет мучиться желаньем, несравнимым с тем, что испытывал при земной жизни. Однако стоит ему прикоснуться к женскому телу, как мужская сила тут же покинет его... Так с ним однажды было, и так, там, в аду, с ним будет постоянно.
3-й ПАРЕНЬ. Когда это такое со мной было? Чего ты мелешь!
1-й ПАРЕНЬ (хохочет). Было, было! Санеев рассказывал!
НИНЕЛЬ (1-му парню). А ты, красавчик, чего боишься больше всего?
3-й ПАРЕНЬ. Катьки он своей боится! Хотя, нет, вру, он боится, что она станет изменять ему! Если уже не стала.
НИНЕЛЬ. Понятно. Тогда его ад – это тихая комната. В ней нет ничего, кроме роящихся под потолком черных мыслей. Подобно воронью, они будут кружиться вокруг него, делиться сомнениями, подозрениями, вспоминать старые сплетни, нашептывать о том, что его жена не верна, что она похотлива и изменяет не только ему, о нем тут и речи нет, но и всем своим многочисленным любовникам. Он будет гнать эти мысли, затыкать ладонями уши, стараться думать о чем-то другом, приятном, но поскольку других мыслей в его аду нет, он будет снова и снова думать о неверности жены... И так, красавчик, будет всегда, вовеки веков.
1-й ПАРЕНЬ. Да пошла ты, знаешь куда?! Сказать или сама догадаешься?
2-й ПАРЕНЬ (1-му парню). Нет, нет, погоди! Пусть она сначала расскажет о том, каков мой ад.
НИНЕЛЬ (2-му парню). А тебя что мучит?
2-й ПАРЕНЬ. Ничего меня не мучит. Кроме того, что мне никто не нужен. То есть вообще никто! Но хуже всего, понимаешь, то, что я – закоренелый холостяк, когда-нибудь обязательно заведу семью – иначе меня родственники с друзьями окончательно сживут со свету, что, понятное дело, еще хуже... Ну что? Скажешь, мой ад – это улицы, полные народа?
НИНЕЛЬ (задумчиво). Не думаю. По-моему, твой ад – это пустые улицы. Ступив на них, ты сначала решишь, будто вознесся в рай. Но убедившись в том, что без людей, без сладких минут отдыха от общения с ними, тебе еще хуже, поймешь, что попал в царство люцифера. А там ты будешь мучиться и страдать не только от одиночества и невозможности хотя бы иногда закрываться в своей комнате, но ещё оттого, что желание побыть одному, принесет тебе одно нескончаемое разочарование.
Входит Наталья
1-й ПАРЕНЬ (Нинель). Ну а у тебя самой, где ад?
НИНЕЛЬ. У меня? Наверное, там же, где и рай – здесь, на железнодорож-ном вокзале. Впрочем, не знаю... Но вот то, что сегодняшний ад Шахрина связан с Наташкой, догадываюсь.
3-й ПАРЕНЬ. Какой Наташкой? (Видит Наталью, присвистывает.) Всё, пацаны, уходим. (Шахрину.) Извини, Володя, дальше ты уж как-нибудь сам.
Компания парней возвращаются к своей стойке. Звучит объявление о прибытии поезда Санкт-Петербург – Воркута. Нинель выходит
НАТАЛЬЯ (Шахрину, запыхавшись). Привет. Вернулся, значит... А я тут Санеева случайно встретила, узнала, что ты приехал, и решила заглянуть на вокзал, проверить, не врет ли?.. Не врет. (Рассматривает Шахрина.) Ты изменился. Повзрослел, заматерел. А вот глаза всё те же – холодные, колючие. Не смотри на меня так! Ничего плохого я тебе не сделала. Не я заставила тебя грабить и не я упекла за решетку... Вообще, если хочешь знать, ты сам во всем виноват! Да-да! И в том, что вы попались, и в том, что у вас забрали награбленное, и что балбес мой, Чита, на тебя показания дал. Ты же знал, кого в напарники брал! Знал, что из него при желании можно вытянуть всё что угодно, что он никому ни в чем отказать не может, что он только на вид крутой и сильный! И ты его, телка такого, на дело повел! Не стыдно? Чего молчишь? Думаешь, раз ты отсидел, а он нет, тебе – плохо, а ему хорошо? А ты знаешь, что он на работу не смог устроиться, потому что ему везде отка-зывали! Что люди, с кем мы дружили, перестали знаться с нами! Что он чуть ли не каждую ночь стонет во сне и грызет зубами подушку! Что он места себе не находит! (Пауза.) Так что ты, Володенька, не думай, пожалуйста, будто мы тут озолотились на твоем несчастье. Не бедствовали, это да, грех жаловаться, а в остальном... (Пауза.) Уехал бы ты отсюда, Володя. Что тебе здесь делать? То, что случилось, ни забыть, ни перечеркнуть уже не удастся, оно теперь как угли всю жизнь меж вами тлеть будет – ни ему, ни тебе покоя не давать... Мы бы и сами уехали, да как? Свободные были – катись хоть на край света! – денег не было, деньги завелись, свободы поубавилось. У нас ведь, Володя, ребеночек недавно народился – годик всего – куда с ним? Да и вообще. Жизнь только-только налаживаться стала. Ты уж оставь нас, ладно? (Вопросительно смотрит на Шахрина.) Ты зачем приехал? Чего тебе надо? Кто тебя здесь ждет? Кому ты, на хрен, нужен?! Отвечай, чего молчишь?! Чего ты всё молчишь и молчишь?! Не молчи на меня! Ведь у тебя здесь никого нет, кроме дружков, вроде моего Читы! Мало тебе одного Чи-ты, да? Думаешь, другие лучше! И не надейся! Каждый из них предал бы тебя, потому что все вы здесь одинаковые, всех вас воспитывала одна улица и одни учителя! Да и нет здесь, Володенька, других людей. Все другие отсюда сразу после школы уезжают. И ты, давай, уезжай от греха подальше! (Пауза.) Так, ты что молчишь? Я спрашиваю, что ты молчишь?! Не смей на меня молчать!!! Я – женщина, я – мать! Я имею право знать, зачем и с какой целью ты приехал? Мстить? Скажи: ты приехал мстить, да? Кому? Кому ты собираешься мстить? Своему прошлому? Моему настоящему? Будущему моего ребенка? Ну, уж нет! Я этого не допущу! Я первой убью тебя, Шахрин! Найму киллера и убью!
Входит Чита с папкой в руке
Мне тебя жалеть не за что! Ты мне жизнь поломал! А скольким бабам еще поломаешь? Ты вот только вернулся, а тебя уже все боятся, как волка, вырвавшегося из клетки. А убью тебя, и всем сразу спокойней станет...
ЧИТА (Наталье). Иди домой.
НАТАЛЬЯ. И мне ничегошеньки за это не будет! Ничегошеньки! А, знаешь, почему? Потому что я – женщина, я – мать, я право имею...
ЧИТА (подталкивает Наталью в спину). Иди, иди, я сказал.
НАТАЛЬЯ. Запомни это, Шахрин. Я тебя предупредила!
Наталья уходит
ЧИТА. Извини ее, Володя. Что-то в последнее время, она сама не своя – кидается на всех, рычит, того и гляди укусит... Как доехал? (Пауза.) Выпить хочешь, нет? А я, пожалуй, пойду, выпью. (Идет к буфету, выпивает рюмку водки, возвращается.) Поговорим? (Пауза.) Знаешь, когда я представлял себе нашу встречу, думал, мне есть, что тебе сказать. Даже слова специальные заучил, тезисы называются, не буду говорить, какие. А вот теперь гляжу на тебя и понимаю: зря. Не нужны тебе мои слова, ни простые, ни специальные. Ты, как я понял, всё для себя уже решил. Да? (Вздыхает.) А я, представь себе, нет. Столько лет прошло, а я до сих пор не могу разобраться: прав ли был тогда? Нет, ну то, что не прав, понятно. Я не разобрался в це-лом. Как я должен был поступить? Молчать? Я молчал. Не признавать свою вину? А как ее не признавать, если взяли с поличным? Брать всё на себя и получить по полной катушке? Не знаю. Может, я действительно должен был брать, а может, и... Нет, ну ведь если разобраться, это было не мое – твое ограбление. Не моя – твоя идея! Не я командовал и приказывал, что делать – ты! И справедливо ли в таком случае мне оказываться крайним? Возможно в твоем понимании, справедливо, а вот я, повторюсь, до сих пор не разобрался.
Входит Нинель
Вон, видишь, Наташкина подруга идет – Нинель... Охмурил ее года два на-зад Джек Галушкин – ты должен помнить этого альфонса – мы его как-то на танцах били. Раскрутил он, значит, Нинель на бабки и умотал с ними в Питер. Сказал: жди, дескать, никуда не отлучайся, скоро приеду, будем жениться. И она – представь себе! – с той поры чуть ли не каждый день ходит на вокзал встречать его. Я это к чему говорю. Я бы сам каждый день ходил встречать тебя, если б не боялся показаться смешным. Поверь, я это говорю не потому, что хочу задобрить тебя. Нет! Мне как можно скорей груз с себя скинуть хочется. Спину выпрямить хочется. Вздохнуть полной грудью хочется! Людям, не стыдясь, в глаза посмотреть хочется! Понимаешь? А для этого нужно либо пройтись с тобой в обнимку по городу, либо схлестнуться на ножах. И тут не важно, какое решение ты примешь – я согласен на всё! – важно, что ты наконец-то приехал, и теперь либо схлестнешься со мной, ли-бо пройдешься в обнимку! Вот так! (Пауза.) Что скажешь? (Пауза.) Ладно, ты тут подумай пока над моими словами, а я схожу, горло промочу. (Идет к буфету, выпивает рюмку водки, возвращается.) Ну как, подумал? (Пауза.) Слушай, а может, ты хочешь решить проблему, как это принято у деловых? Чтобы я материально возместил тебе моральный ущерб? Нет проблем! У меня есть автомастерская – возьми ее – она сейчас больших бабок стоит. (Достает из папки чистый лист бумаги. Одновременно пишет и говорит.) Я сейчас дарственную тебе напишу... Сходим к нотариусу, заверим, как полагается... Нет, всё правильно... Так и должно быть... Пока ты сидел, я работал... Пока я работал, ты сидел... Получается, у нас были разные возможности... (Перестает писать.) Хочешь знать, чем меня тогда менты зацепили? Они сказали то, о чем я даже думать боялся – что если я сяду, то уже никогда – ты слышишь? – никогда не выберусь из нищеты! Я в тот момент роди-телей вспомнил. Как они всю жизнь считали дни до получки, как однажды, после того, как мне в драке порвали единственное пальто, разрешили не ходить в школу, чтобы не позорить их. Как мать всю ночь проплакала оттого, что зимние сапоги, которые она присмотрела себе, подорожали на десять рублей... (Пауза.) Эх, Володя, Володя, был бы наш город чуть-чуть побольше, а я чуть-чуть поудачливей... На!
Чита протягивает дарственную Шахрину. Шахрин берет ее, читает
Ну что? По рукам?
Пауза
ШАХРИН. Так ты говоришь, не хочешь быть нищим, хочешь быть богатым?
ЧИТА (усмехается). А кто не хочет быть богатым? Ты что ли?
Пауза
ШАХРИН. Какой оборот твоей мастерской?
ЧИТА. Не знаю, у бухгалтерши надо спросить.
ШАХРИН. Прибыль есть?
ЧИТА. А как же!
ШАХРИН. Сколько?
ЧИТА. Много.
ШАХРИН. Сколько, я спрашиваю?
ЧИТА. Точно не помню. Но за полгода я на машину скопил без проблем.
ШАХРИН. На какую машину?
ЧИТА. На шестерку, на какую же еще? Не на «Мерседес» же?
Пауза
ШАХРИН. Хорошо. (Бросает дарственную на стойку.) Автомастерскую оставь себе – мне от тебя подачек не надо... Возьмешь меня к себе заместителем.
ЧИТА. Ты что, собираешься у меня работать?!
ШАХРИН. Да. Десять лет.
ЧИТА. Почему десять?
ШАХРИН. А ты догадайся.
Пауза
ЧИТА. Может, тогда уж лучше сразу на ножах?
ШАХРИН. Не лучше... Да ты не дрейфь! (Хлопает Читу по щеке.) Я тебе не сделаю ничего такого, чего бы ты ни хотел себе сделать сам... А теперь вали отсюда – не порть аппетит.
Чита выходит
Действие второе
(Прошло десять лет)
Большой кабинет Читы. Чита одет в спортивную рубашку с короткими рукавами, светлые брюки. Играет в карты с секретарем
ЧИТА. А мы ее дамой!
СЕКРЕТАРЬ. Еще семерка.
ЧИТА. А мы ее валетом!
СЕКРЕТАРЬ. Еще семерка.
ЧИТА. А мы ее снова дамой!
СЕКРЕТАРЬ. Отбой.
ЧИТА. Ну, то-то же! Решил нахрапом взять? Не выйдет! Бери карты... В приемной есть кто?
СЕКРЕТАРЬ. Никак нет. Около часа назад приходила ваша бывшая супруга – Наталья Сергеевна. Я вызвал охрану, ее вывели.
ЧИТА. Сильно ругалась?
СЕКРЕТАРЬ. Ну как вам сказать...
ЧИТА. Скажи: она была крайне раздражена.
СЕКРЕТАРЬ. Да. Она была крайне раздражена.
ЧИТА. Представляю! Больше никого не было?
СЕКРЕТАРЬ. Еще заходил начальник отдела кадров. Ему я велел зайти позже.
ЧИТА. Правильно сделал... Восемь пик! А чего это он обо мне вдруг вспомнил?
СЕКРЕТАРЬ. Принял восемь пик... Хотел узнать, надо ли отмечать Владимира Ивановича? И если надо, то как?
ЧИТА. А за что Владимира Ивановича отмечать? Девять пик! Ему и так хорошо. Он вон на днях квартиру в Майами по соседству с моей купил.
СЕКРЕТАРЬ. У Владимира Ивановича сегодня юбилей.
ЧИТА. Да ты что? Что за юбилей? За что пить будем?
СЕКРЕТАРЬ. За десять лет трудовой деятельности в нашей... прошу прощения, вашей компании.
ЧИТА. Да ты что! Неужто десять лет прошло?
СЕКРЕТАРЬ. Так говорят.
ЧИТА. Надо же, время как бежит – не уследишь... Ты давай не отвлекайся, отбивайся, если есть чем!
В дверях кабинета появляется Шахрин с толстой папкой в руке
СЕКРЕТАРЬ (испуганно). Владимир Иванович!
ЧИТА. Убирай карты! Живо!
Чита и его секретарь прячут карты
Здравствуйте, Владимир Иванович!
ШАХРИН. (Чите). Привет! Как дела?
ЧИТА. У нас хорошо. У вас как?
ШАХРИН. Ты папку с заявлениями подписывал?
ЧИТА. Не успел еще. А что?
СЕКРЕТАРЬ. (Чите). Я могу идти?
ЧИТА. Да, да. Продолжим работу после обеда.
ШАХРИН (секретарю). Стоять! Еще раз в рабочее время возьмешь в руки карты, вылетишь отсюда! Понял меня?
СЕКРЕТАРЬ. Так точно, Владимир Иванович. Понял.
ШАХРИН. Свободен!
Секретарь Читы выходит из кабинета
ЧИТА. Слышь, Володя! Ты хоть каплю совести имей!
ШАХРИН. В чем дело?
ЧИТА. Чего ты наехал на секретаря? Это мой секретарь! Мой – Председателя совета директоров!
ШАХРИН. И что?
ЧИТА. Да так, ничего, вспомнилось вдруг... А что ты сегодня такой сердитый?
ШАХРИН. Зато ты, посмотрю, веселый. Чего вырядился как петух?
ЧИТА. Так сегодня ж четверг!
ШАХРИН. Я помню, какой сегодня день.
ЧИТА. А то, что я в этот день всегда играю в гольф, помнишь?
ШАХРИН. Сожалею, но гольф придется отменить.
ЧИТА. Нет-нет-нет! Только не это!
ШАХРИН. Заодно переодеться.
ЧИТА (закрыв руками уши). Я сказал: только не это!
ШАХРИН (бросает папку на стол). А перед этим ознакомиться с документами.
ЧИТА. Тем более, только не это! Что за документы?
ШАХРИН. План застройки нового микрорайона. Опусти руки и внимательно слушай. Запоминай... Хочешь ты этого или нет, но ужинать тебе сегодня придется с нашим вице-губернатором. Да не пугайся ты! Я с ним уже поработал, так что ничего делать тебе не придется – принципиальное согласие на выделение земельного участка от него получено. В общем, ознакомься с генпланом, запомни несколько цифр – площадь застройки, сметную стоимость – вдруг он захочет поговорить на эту тему – угости хорошим вис-ки, обсуди условия отката и на правах главы компании официально под-тверди данное мной обещание оказать финансовую поддержку на выборах.
ЧИТА. Кого протаскиваем на этот раз?
ШАХРИН. Какая тебе разница? На кого укажут.
ЧИТА. Ни за что!
ШАХРИН. Не понял?
ЧИТА. Володя! Ты никогда не задумывался о том, что мы, оказывая влияние на ход выборов, тем самым, вмешиваемся в ход истории. Тебе не страшно? Мне, признаться, очень... Короче, у меня сегодня гольф! Всё! Точка!
Пауза
ШАХРИН. Ты – дурак? Причем здесь выборы? Речь идет о выделении земельного участка. Застроим его, и через каких пять-шесть лет получим миллиард!
ЧИТА (задумчиво). Миллиард – это хорошо. А без меня нельзя сегодня обойтись?
ШАХРИН. Нет!
ЧИТА. Может, мне перенести встречу?
ШАХРИН. Нет!
ЧИТА. Взять отгул?
ШАХРИН. Не заработал!
ЧИТА. Уйти в отпуск?
ШАХРИН. Ты в этом году уже два раза был в отпуске! И оба раза вернулся с недельным опозданием!
ЧИТА. Что значит «с опозданием»? Да если бы тебя здесь за каждым углом поджидала Наташка, ты бы на моем месте вообще эмигрировал!
ШАХРИН. Кстати, о Наталье. Ты, я слышал, опять судился с ней? Почему мне об этом ничего не сказал?
ЧИТА. Потому, что это не твое дело, Шахрин! Ты занимаешься делами компании? Вот и занимайся ими. А в мои личные дела не лезь, без тебя тошно. (Пауза.) Ну, ладно, ладно, извини, не хотел тебя обидеть... Это не я – Наташка, стерва, подала в суд, чтобы тот определил порядок встреч с ребенком.
ШАХРИН. Ты им что, запретил встречаться?
ЧИТА. А зачем им встречаться? Затем, чтобы Наташка настраивала сына против родного отца? Вот уж фиг ей!
ШАХРИН. И что определил суд?
ЧИТА. Суд определил: учитывая весомые доводы адвокатов ответчика, то есть, меня, а так же принимая во внимание диагноз врачей – смешанное расстройство личности истца, то есть, Наташки – ограничить ее в родительских правах... Вот так!
ШАХРИН. Кстати, всё стесняюсь спросить, каким образом ее занесло в дурдом – она что, на самом деле чокнулась или ты ей туда протекцию соста-вил?
ЧИТА. Володя, о чем ты говоришь! Разве человека, вздумавшего тягаться с самим Читой в нашем городе, можно назвать психически здоровым! Подумай сам!
ШАХРИН. Крепко ты за нее взялся. Смотри, не переусердствуй.
ЧИТА. Не бойся! Но если еще раз рыпнется – мигом окажется в палате.
ШАХРИН. Бедная Наталья.
ЧИТА. Ты что-то сказал?
ШАХРИН. За что ты ее так?
ЧИТА. Было бы за что – убил бы!.. Нет, вот ты погляди на меня! Вспомни, каким я был десять дет назад, и каким стал сейчас. Разница есть? А теперь глянь на нее. Выйди, она, наверняка, где-то неподалеку от офиса круги нарезает. И ты увидишь, что она ни капли не изменилась – как была Наташа с Сельмаша, так ею и осталась, разве что растолстела и постарела лет на сто. А всё туда же! (Передразнивает Наталью.) Почему опять пьяный? Почему опять дома не ночевал? Почему от тебя духами прёт? Какое твое дело, чем от меня прёт – водкой или духами! Я миллионы зарабатываю! Я полгорода кормлю! Я за всех отвечаю! Я здесь царь и бог!.. Нет, ну это я здесь, в городе, царь и бог, а там, у себя дома, я был никем. Только и слышал изо дня в день. (Передразнивает Наталью.) Я тебя брошу! Я тебя разорю! Ты у меня, кобелина проклятый, ребенка только на фотографиях будешь видеть!.. Ну и что? Бросила? Разорила? Тягаться со мной вздумала, дура старая!
ШАХРИН. Бедная Наталья.
ЧИТА. Ты что-то опять сказал?
ШАХРИН. Ладно, я поехал в банк за деньгами. В офисе появлюсь после обеда... Вопросы ко мне есть?
Пауза
ЧИТА. Скучно с тобой, Шахрин... У тебя одни деньги на уме, одни деньги... Жить-то когда будем?
ШАХРИН. По-моему, ты и сейчас неплохо живешь.
ЧИТА. Да разве это жизнь, Володя! Что ты! Вот раньше... Помню, подъезжал я вечером к своей автомастерской, бросал механику ключи от машины и приказывал разобраться с движком. «Что-то, – говорил ему, – ласточка моя сегодня с пол-оборота не завелась». И пока мой механик занимался моей машиной, я пересчитывал мою дневную выручку. Потом рассовывал ее по карманам – червонец сюда, червонец туда, и – не поверишь! – чувствовал себя самым богатым, самым счастливым человеком на земле... Это сейчас читаешь в «Форбсе» кто из российских олигархов сколько заработал за последний год и чувствуешь себя полным дерьмом, а тогда... Набитый под завязку червонцами я садился в шестерку и словно принц в поисках прекрасной Золушки колесил по городу.
ШАХРИН. А сейчас, хочешь сказать, у тебя с Золушками проблемы.
ЧИТА. Если хочешь знать: да, проблемы. И нечего по этому поводу яз-вить... Еще каких-то лет десять назад, когда у меня кроме автомастерской ничего не было, женщины Чите, бывало, и отказывали. Да-да, случалось, брат, и такое! Зато если какая-нибудь Золушка соглашалась разделить со мной заднее ложе шестерки, какая это была радость. Какая это было радость, Володя! Всё было просто, естественно, чисто – она нравилась мне, я нравился ей, и ничего больше.
ШАХРИН. А что сейчас изменилось?
ЧИТА. Сейчас, Володя, мне никто не отказывает... И это грустно.
ШАХРИН. А ты не плати им.
ЧИТА. Смеешься? Как это не плати! Я же не голодранец какой, я – Чита! Хотя, ты знаешь, попадались и такие, которые ничего не просили – ни помощи, ни протекций, ни спонсорства. Только я таким не доверяю, нет. С чего это, спрашивается, она такая бескорыстная? Может, чего-то задумала, чего-то вынашивает? Или только собирается вынашивать девять месяцев? А с такими мыслями, ты ж понимаешь, какая может быть радость?.. Так что, Володя, уж лучше пусть будет так, по-честному, пообещал ей первое место на конкурсе красоты, и ладно.
ШАХРИН. Слушай! Может, ты Золушек не там, где надо ищешь?
ЧИТА. Может быть. Только это ведь теперь не я ищу – меня находят.
В дверях появляется голова секретаря
СЕКРЕТАРЬ (испуганно). Извините, но тут к вам...
Входит Наталья
ЧИТА. Кто впустил?!
СЕКРЕТАРЬ. Я говорил ей, но она...
ЧИТА (секретарю). Вызвать охрану! Чем они там занимаются?!
НАТАЛЬЯ. Ты еще, герой, ОМОН прикажи вызвать.
ЧИТА (секретарю). Вызвать ОМОН! Судебных приставов ко мне!
ШАХРИН (секретарю). Не стоит никого вызывать. (Чите.) Вы бы хоть раз поговорили друг с другом по-людски. Может, договорились бы до чего-нибудь.
ЧИТА. Не о чем мне с ней разговаривать!
НАТАЛЬЯ. А мне есть!
ШАХРИН. Вот и хорошо. Договаривайтесь. (Чите). Я зайду после обеда, проверю, как ты подготовился к встрече с вице-губернатором.
Шахрин и секретарь Читы выходят из кабинета
НАТАЛЬЯ. Ты что делаешь, подлец, что творишь?
ЧИТА. На себя посмотри!
НАТАЛЬЯ. Думаешь, на тебя управы нет? Думаешь, всё тебе сойдет с рук, да? Даже не надейся!
ЧИТА. Ты мне угрожаешь?
НАТАЛЬЯ. Я прошу одуматься пока не поздно!
ЧИТА. А я уж было подумал, угрожаешь.
НАТАЛЬЯ. Где мой ребенок? Где ты его прячешь? Отвечай! Я хочу его видеть!
ЧИТА. Не волнуйся. Он в надежном месте в заботливых руках.
НАТАЛЬЯ. В каком месте? В каких руках? Где он, еще раз спрашиваю!
ЧИТА. Ты действительно хочешь это знать? А зачем? В чем смысл? Ребенка я тебе все равно не отдам. Во-первых, потому, что таково решение суда, во-вторых, ему с тобой будет хуже. Ты ведь, надеюсь, не станешь отрицать, что с тобой, не имеющей ни денег, ни работы ему будет хуже?
НАТАЛЬЯ. Это с тобой будет хуже! Ребенку не может быть хорошо с человеком, который так жестоко обошелся с его матерью!
ЧИТА. Почему это не может? Я объяснил ему причины своего поступка, сказал, что разошелся с мамой из-за того, что она в последнее время сама не своя – кидается на всех, рычит – того и гляди укусит. И он, знаешь, согласился – мама, говорит, действительно сама не своя.
НАТАЛЬЯ. Ты врешь!
ЧИТА. Что б мне сквозь землю провалиться!
НАТАЛЬЯ. Ты врешь! Он не мог согласиться с тобой!
ЧИТА. Что, значит, не мог? Со мной, между прочим, не только ребенок, все светила городской психиатрии согласились!
НАТАЛЬЯ. Ты их купил!
ЧИТА. Да? А что ж ты об этом не сказала в суде, не раскрыла ему, так сказать, глаза?
НАТАЛЬЯ. Струсила. Побоялась, как бы меня и в самом деле не признали сумасшедшей.
ЧИТА. А ты и есть сумасшедшая! Тягаться со мной вздумала, дура старая! Посмотри на себя в зеркало! Кто ты и кто я?
НАТАЛЬЯ. Это ты посмотри на себя! В кого ты превратился, плэйбой несчастный, смотреть противно! Совсем на деньгах рехнулся! Возомнил себя царем и богом, кобелина проклятый! Что б ты подавился ими! Что б они у тебя костьми поперек горла встали! Что б тебе... Отдай моего ребенка!
ЧИТА. Нет!
НАТАЛЬЯ. Отдай! Добрым словом прошу!
ЧИТА. Нет!
НАТАЛЬЯ. Отдай!
ЧИТА. Нет, я сказал!
Пауза
НАТАЛЬЯ. Нет, значит?
ЧИТА. Нет!
НАТАЛЬЯ. Ну, ладно... Встретились, поговорили. Что ж... Спасибо тебе, любимый! Теперь я могу со спокойной совестью идти.
ЧИТА. Иди, иди!
НАТАЛЬЯ. Я уйду, но ты меня, Чита, больше никогда не увидишь.
ЧИТА. Очень на это надеюсь.
Наталья уходит. Останавливается у дверей
НАТАЛЬЯ. Напоследок ничего не хочешь сказать?
ЧИТА. Я буду вспоминать о тебе. Иногда.
НАТАЛЬЯ. Нет, Чита. Не будешь ты обо мне вспоминать... Прощай!
Наталья уходит. Входит секретарь
СЕКРЕТАРЬ. С вами всё в порядке?
ЧИТА. Нормально. А чего ты спрашиваешь?
СЕКРЕТАРЬ. Да так... Уж очень вы с Натальей Сергеевной громко кричали.
ЧИТА. Ты ошибаешься. Мы не кричали. Мы с ней так в последнее время разговариваем.
Чита достает из стола бутылку коньяка
Что стоишь, ждешь? Ах, да! Давай как-нибудь в другой раз, ладно? Мне сейчас не до карт, выпить хочется. (Удивленно смотрит на секретаря.) Я тихо сказал?
СЕКРЕТАРЬ. Никак нет!
ЧИТА. Чего тогда стоишь? Разговор есть?
СЕКРЕТАРЬ. Так точно.
ЧИТА. Ну, говори, не молчи.
СЕКРЕТАРЬ. Тут вот какое дело... Я право даже не знаю с чего начать...
ЧИТА. Начинай с чего хочешь, только, давай, скорее!
СЕКРЕТАРЬ. Пичугина Надежда...
ЧИТА. Кто это?
СЕКРЕТАРЬ. Наденька – уборщица наша – сегодня утром убиралась в кабинете Владимира Ивановича... Ну, полы там подтирала, грязь сметала, со стола пыль смахивала...
ЧИТА. Я понял, понял. Что дальше?
СЕКРЕТАРЬ. И когда Наденька пыль с рабочего стола Владимира Ивановича смахивала, увидела на отрывном календаре запись, относящуюся к сегодняшнему дню. Прочитала и сразу прибежала в приемную.
ЧИТА. Зачем?
СЕКРЕТАРЬ. Сообщить, что там написано.
ЧИТА. А что нам написано?
СЕКРЕТАРЬ. Там написано... там было...
ЧИТА. Ну, говори, говори, я уже заинтригован!
СЕКРЕТАРЬ. Там было написано одно слово с восклицательным знаком...
ЧИТА. Какое слово? Ну?
СЕКРЕТАРЬ. Месть.
Пауза
ЧИТА. Повтори.
СЕКРЕТАРЬ. Месть.
Пауза
ЧИТА. Так, ты говоришь, сегодня десять лет, как Шахрин работает в моей компании?
СЕКРЕТАРЬ. Да, ровно десять.
ЧИТА. И запись в календаре, говоришь, датирована сегодняшним днем?
СЕКРЕТАРЬ. Так точно.
ЧИТА. Выпить хочешь?
СЕКРЕТАРЬ. Никак нет.
ЧИТА. А я, пожалуй, промочу горло.
Чита наливает в бокал коньяк. Выпивает
Какие мысли будут по этому поводу?
СЕКРЕТАРЬ. Нехорошие.
ЧИТА. Точнее?
СЕКРЕТАРЬ. Владимир Иванович, видимо, что-то задумали против вас.
ЧИТА. Что именно?
СЕКРЕТАРЬ. Не могу знать!
ЧИТА. Предположить можешь?
СЕКРЕТАРЬ. Так точно.
ЧИТА. Давай.
СЕКРЕТАРЬ. Как известно Владимир Иванович слов на ветер не бросает. Поэтому сегодня он, возможно, поквитается с вами.
ЧИТА. Как?
СЕКРЕТАРЬ. Например, потребует вашу компанию.
ЧИТА. Пусть требует. Я не отдам.
СЕКРЕТАРЬ. Но у вас, насколько мне известно, есть перед ним моральные обязательства?
ЧИТА. Ты откуда знаешь?
СЕКРЕТАРЬ. Все об этом говорят...
ЧИТА. Понятно... Никаких моральных, а тем более, материальных обязательств у меня перед Шахриным нет. Если хочет, пусть забирает себе автомастерскую... Дальше!
СЕКРЕТАРЬ. Тогда, возможно, он предложит вам выяснить отношения, как мужчина с мужчиной.
ЧИТА. То есть схлестнуться на ножах? Это можно было сделать и десять лет назад. Снова не то. Дальше!
СЕКРЕТАРЬ. Ну, тогда он, возможно, подготовил тайную операцию по юридическому отчуждению вашей компании.
ЧИТА. Ты имеешь в виду рейдерство? Ну что же... Учитывая то, что всем управляет он, это возможно, хотя... (Пауза.) И это вряд ли. Шахрин дал слово не делать ничего, чего бы я ни пожелал самому себе. А он слово держит.
СЕКРЕТАРЬ. Ну, тогда не знаю.
ЧИТА. Плохо, что не знаешь. Плохо... Ладно, иди, я думать буду.
Секретарь выходит. Чита садится за стол и наливает в бокал коньяк
Действие третье
Чита пьет коньяк в своем кабинете. На нем спортивная рубашка с короткими рукавами и светлые брюки. Входит Шахрин
ШАХРИН. Ты всё еще не переоделся! В чем дело?
ЧИТА. А! Это ты, Володя? Привет.
ШАХРИН. Мы с тобой вроде обо всем договорились... Стоп! А ну посмотри на меня! Ты что, напился?!
ЧИТА. Ты знаешь: я решил сегодня не ходить в гольф-клуб.
ШАХРИН. А как ты в таком виде пойдешь к вице-губернатору, решил?
ЧИТА. Решил. И к вице-губернатору сегодня тоже не пойду... Здорово я всех обманул, правда?
ШАХРИН. Издеваешься?
ЧИТА. Фу, что за тон!
ШАХРИН. Послушай, Чита! Я полгода добивался этого контракта! Я потратил море сил, кучу денег, а ты...
ЧИТА. А я такое вот дерьмо. Да.
ШАХРИН. Ты хуже!
ЧИТА. Может быть, может быть. Только ведь не тебе об этом судить, Шахрин. Ты не намного лучше меня... А хочешь знать, в чем между нами разница? Ты готов убиться за миллиард, я нет. Мне, в отличие от тебя, этого не надо.
ШАХРИН. А что тебе надо, можно узнать?
ЧИТА. Немного. Автомастерскую, чтобы было, где, в случае чего, бесплатно отремонтировать тачку, прогулки по городу без охраны, верных друзей и симпатичных девчонок, которые видели бы во мне не богатого плейбоя, а приятного парня, с кем не грех разделить заднее ложе автомобиля.
ШАХРИН. Действительно, немного. Однако хочу заметить: для того чтобы симпатичные девчонки согласились разделить заднее ложе автомобиля с просто приятным парнем, карманы этого приятного парня, как и десять лет назад, должны быть набиты червонцами! А ты работать не хочешь! Раз так – откуда этим червонцам взяться?
ЧИТА. Ты циник, Шахрин!
ШАХРИН. А ты – идеалист! Дай сюда бутылку!
Шахрин наливает в бокал коньяк. Выпивает
ЧИТА. Ничего ты не понимаешь в любви... Слушай, ты вообще когда-нибудь любил? Не спал по ночам? Писал стихи? Ревновал к друзьям? Под-кладывал под дверь избранницы цветы с запиской типа «Любовь до гроба»? Или в погоне за миллиардами забыл о том?.. Впрочем, я и сам из всего этого уже толком ничего не помню.
ШАХРИН. И это правильно. Потому что настоящая любовь возможна только на расстоянии, когда на лице избранницы, как говорится, морщинок не увидать.
ЧИТА. Ты-то откуда это можешь знать?
ШАХРИН. Знаю.
ЧИТА. А ну-ка расскажи, расскажи, интересно!
ШАХРИН. Нечего мне тебе рассказывать.
ЧИТА. Да ладно, Шахрин! С кем тебе еще делиться, как не мной? Ну! Давай!
ШАХРИН (после паузы). Ладно, наливай.
Чита наливает Шахрину в бокал коньяк. Сам пьет из горлышка бутылки
Мне повезло – из окон моей секции была видна улица. Точнее, не сама улица, а небольшой участок с километр – от черного бревенчатого дома с трубой, из которой, как сейчас помню, зимой и летом шел дым, до водопроводной колонки... Улица была замечательная – широкая, разбитая, с буграми и ямами, которые никогда не просыхали... Пять лет я любовался на нее с вы-соты четвертого этажа, завидовал тем, кто на ней живет. Пять лет... А люди, надо сказать, там жили еще те. Взять хотя бы деда, чей дом стоял напротив колонки. Ранней весной он выходил из дому, усаживался на лавочку и сидел на ней аж до самой осени. С первым морозцем поднимался, крякал себе под нос что-то вроде «Итит твою мать!», и перебирался в дом, чтоб уже оттуда наблюдать за тем, как за окнами проходила жизнь. Раздражал он меня – не передать! Ну, ладно, думал я, мы тут насильно прикованы к шконке, ну ты-то, старый хрыч, чего сидишь, как приговоренный! Хоть бы раз напился самогонки, да вышел на дорогу бабок гонять – было бы, по крайней мере, что потом и ему, и мне вспомнить! Кстати, о самогонке! В доме, из трубы которого постоянно шел дым, жила одна старуха. И ходили к ней мужики. Постучат, зайдут, побудут минутки три и назад. Я поначалу никак не мог понять: чего это они к ней гуртом валят и чего им там не сидится. А потом до меня дошло: они там самогонкой разживаются! Пригляделся я внимательней, и точно – не с пустыми карманами выходили мужички, с оттопыренными. А старуха! Ты бы ее видел – божий одуванчик! – лицо светлое, платочек черненький, со всеми раскланивается, всем улыбается, и не подумаешь, что барыга. (Пауза.) Еще я видел там приезжую женщину – интеллигентную, молодую, похожую на училку...
ЧИТА. С чего ты взял, что она приезжая?
ШАХРИН. С чего-то видимо взял. Уж очень она отличалась от местных баб.
ЧИТА. Симпатичная?
ШАХРИН. Трудно сказать. Да дело даже не в том, какая она – симпатичная или нет. В ней безнадега чувствовалась. А еще смирение и достоинство.
ЧИТА. А это ты с чего взял?
ШАХРИН. Не знаю. Чувствовал... Ты только представь, в течение пяти лет она два раза в день – туда и обратно – проходила мимо зоны. Сначала с коляской и санками, потом, года через полтора, с малышом. Когда малыш капризничал, а капризничал он постоянно, она брала его на руки и вместе с сумками несла дальше. Это был какой-то бесконечный марафон. Каждый рабочий день она занималась одним и тем же – таскала своего малыша – ту-да и обратно, туда и обратно! А ты знаешь, как она была одета? Летом в длинные бесформенные юбки, зимой в валенки, старушечье пальто и пухо-вую шаль вместо шляпки. Ужас! Но больше всего меня потряс один случай... Снег, помню, только сошел. Она катила коляску, как вдруг остановилась и присела на обочине перед каким-то цветком. Долго разглядывала его, любовалась, трогала пальцем, что-то, казалось, шептала. Потом бросила взгляд на часы, медленно встала и пошла. Сделала несколько шагов и оглянулась. Сделала еще несколько шагов и снова оглянулась, сделала еще не-сколько шагов и опять оглянулась! Как же мне в тот момент ее было жалко, ты не представляешь!
ЧИТА. Как она там оказалась, знаешь?
ШАХРИН. Откуда! Да и какая разница, как она туда попала и какую цену заплатила за вход – главное, что выхода оттуда нет. Это нам, зэка, хорошо – отсидели свое и укатили куда подальше. А таким как она деваться обычно некуда. Туда уж если попал, то всё.
ЧИТА. И чем всё кончилось?
ШАХРИН. Ничем. Старушка-барыга – божий одуванчик, проходя мимо, сорвала тот цветочек, обнюхала и выбросила на дорогу. Видно, не понравился.
ЧИТА. А твоя женщина? Ты так и оставил ее там?
ШАХРИН. Куда я, по-твоему, должен был её взять? Мы ведь даже не были знакомы. К тому же у нее, скорее всего, был муж... Хотя, конечно, дело не в этом. Полюбил я ее... Не скажу, что это сильно помогло мне, но с той поры у меня появился хоть какой-то смысл оставаться человеком. Да и время чуть быстрее ползти стало... После отбоя я закрывал глаза в надежде на то, что утром увижу ее, днем ждал вечера, когда она снова появится в окне. Сочинял стихи, стоил планы и как последний идиот ревновал то к гипотетическому мужу, то к Копернику... В общем, всё у меня с ней было как у всех.
ЧИТА. Эх, зря ты ее оставил, Володя, зря! Надо было с собой брать.
ШАХРИН. Ничего ты, Чита, не понял... Ладно. Ты папку с заявлениями подписывал?
ЧИТА. Какими заявлениями? Ах, с заявлениями! Нет еще. Скажи, а ты хотел бы ее снова увидеть? Только честно.
ШАХРИН. Ну, хватит уже!
ЧИТА. Нет, ответь!
ШАХРИН. Конечно, хотел, о чём разговор! Вопрос в другом – надо ли этого хотеть? Впрочем, что об этом говорить. Давай, лучше выпьем за нее – пожелаем ей счастья.
ЧИТА. Какой же ты все-таки тяжелый человек, Шахрин! Ну, давай!
Чита наливает Шахрину в бокал коньяк. Сам пьет из горлышка бутылки
Последний глоток, кажется, был лишним... Слушай, Володя, ты действи-тельно расстроился из-за того, что сорвалась встреча с вице-губернатором?
ШАХРИН. Да.
ЧИТА. Сильно?
ШАХРИН. А ты как думаешь?
ЧИТА. Думаю, сильно... Хочешь, я прямо сейчас соберусь и поеду к нему? Ради тебя.
ШАХРИН. Сиди уж!
ЧИТА. Нет, правда! Приму холодный душ, отдохну с полчасика и буду как огурчик... Ты ж меня знаешь.
ШАХРИН. Не надо. Я позвоню ему и перенесу встречу... Все нормально.
ЧИТА. Точно нормально?
ШАХРИН. Точно. В крайнем случае, заткну ему чем-нибудь рот.
ЧИТА. Чем?
ШАХРИН. На что чиновники рот разевают? На деньги. Вот твоими деньгами и заткну.
ЧИТА. Конечно, конечно, Володя, бери, сколько нужно, мне не жалко.
ШАХРИН. А мне жалко! Ты даже не представляешь как.
ЧИТА (смеется). Чего их жалеть-то? Это ж не твои – мои деньги!
ШАХРИН. А заработал их кто? Может, скажешь, ты? Ты их только тратить можешь!
ЧИТА. Вот только не надо со мной разговаривать, как жена! Не надо! Тем более что мне для счастья – я тебе уже не раз говорил! – миллиардов не требуется.
ШАХРИН. Так откажись от них! Выйди на улицу и отдай бедным, нищим, больным! Любовницам своим раздай, в конце концов! В чем проблема?
ЧИТА. Рука не поднимется. К тому же я не против больших денег в принципе – я против того, чтобы они мешали жить... Деньги, Володя, должны приносить счастье! А о каком счастье может идти речь, если ради них приходится ежедневно ломать себя? Ты вот спроси меня: почему я не хочу встречаться с вице-губернатором? Да потому – отвечу тебе – что с такими людьми, как он, сколько не пей, ни посидеть нормально, ни поговорить по душам не получится! Он даже пьяный в стельку всегда будет держать в голове то, что он – почти что губернатор – большой человек с маленькой зар-платой, а я мешок с деньгами, который можно потрясти, а можно попинать, если потрясти не удается. Вот я о чем говорю!
ШАХРИН. Это и называется работа с госструктурами.
ЧИТА. Это называется – каторга! И я благодаря тебе стал профессиональным каторжанином!.. Нет, ну это, в конце концов, становится смешным. На меня работают тысячи людей, а подчиняется один секретарь. У меня на счету миллионы долларов, а потратить не могу и цента. Ну, куплю я, скажем, яхту. А где мне на ней кататься? И, главное, когда? У меня то брифинг, то интервью, то деловая встреча, то презентация какая-нибудь. Да и не хочу я яхту. На кой она мне? Я, Володя, моторную лодку хочу! Хочу ловить пескарей и жарить их в сметане! Хочу купаться в реке, пахнущей тиной! Хочу в кругу друзей пить у костра водочку и петь под гитару на тихом бережку: (Поет.) «Родники вы мои серебряные, золотые мои россыпи!» И вообще! Я русский человек – меня тошнит от виски! Я не умею и не хочу уметь пить маленькими глоточками! Я всегда и во всем хочу оставаться самим собой! Понятно тебе!
ШАХРИН. Ты папку с заявлениями, когда подписывать будешь?
ЧИТА. Да подпишу я, подожди! Ты пойми, я уже десять лет света белого не вижу! Я с нормальными людьми не встречаюсь! Я скоро совсем разучусь понимать их язык... Вот тут со мной случай один произошел. Пригласили меня в школу на встречу одноклассников. Я пришел. Только мы с пацанами поздоровались, только бутылочку-другую марочного портвейна из моих за-пасов распили, как началось... Одна половина класса смотрит на меня вол-ком, другая денег клянчит. Я им говорю: «Ребята! Давайте вспомним, как однажды во время урока физики из окна выпрыгнули! Правда, было здорово!». Одна половина в ответ шипит: «Ты и такие, как ты, Россию разворовали! Нам, кроме портвейна скоро кушать нечего будет!», другая – интересу-ется, на какую сумму она может рассчитывать. Я им опять: «Ребята! Помни-те, как мы заперлись в классе и не впустили учителя на урок! Вот смеху-то было!». В ответ одна половина продолжает шипеть: «Мы, говорит, еще устроим вам, приватизаторам, семнадцатый год! Вы, говорят, у нас дождетесь!», другая – уже не клянчит, а в голос требует бабла.
ШАХРИН. А ты что?
ЧИТА. А я послал всех и ушел... Ну не получается у меня с людьми в по-следнее время разговора, никак не получается! А я ведь, Володя, так ждал этой встречи, так хотел встретиться с одноклассниками, пообщаться с ними, детство вспомнить.
ШАХРИН. Забудь о них.
ЧИТА. Забудь. А с кем мне еще общаться в нашем городе? Вот то-то и оно, что не с кем. А в другие города ты меня не пускаешь.
ШАХРИН. Некогда разъезжать, работать надо.
ЧИТА. Ну, вот опять: работать-зарабатывать, работать-зарабатывать. А я жить хочу! Не по четвергам и выходным дням, не тогда, когда ты находишься в командировках, а постоянно, каждый день и каждую минуту! Ну не могу я так больше! Мне сорок лет скоро, а я нигде не был, ничего не видел! Я в космос хочу слетать – я узнавал, это недорого. Хочу познакомиться с Пеле, с Пугачевой, с Тарантино – мне так много надо сказать им. Хочу снять кино и сыграть в нем главную роль – у меня, чувствую, и к этому делу есть талант. Хочу, наконец, книжку написать! А ты не даешь. Ты мне ничего делать не даешь! Только я задумаю что-нибудь грандиозное, как у тебя тут же находится для меня какое-нибудь мелкое, но неотложное дельце. Только я займусь реализацией задумки, как тут же следует официальное заключение чрезвычайно важного контракта с последующим не менее важным банкетом, где без Читы обойтись никак нельзя.
Пауза
Я несчастен, Володя.
Пауза
Не помню, говорил тебе или нет, но с тех пор, как ты приставил ко мне ох-рану, я плохо сплю... А если и сплю, что бывает крайне редко, то вижу во сне человека на мотоцикле, который стреляет в меня из пистолета... вот сю-да, в спину, чуть левее позвоночника... Скажи: зачем ты охраняешь меня? От кого? От себя? Я ведь никому, кроме тебя ничего плохого не сделал... Впрочем, можешь, не отвечать – знаю, что ты скажешь. И будешь как всегда прав... Вот только оттого, что ты всегда прав мне с каждым годом становит-ся всё хуже.
ШАХРИН. Чего тебе еще не хватает?
ЧИТА. Не знаю. Счастья, должно быть. С одной стороны вроде всё хорошо – деньги куры ни клюют, женщины любят, люди уважают и боятся. А с другой стороны – хоть деньги куры ни клюют, но кто даст гарантию, что те люди, которые сегодня уважают и боятся, завтра не придут и не отнимут всё то, что было нажито за десять лет... Еще семьи у меня нет, ребенок мой растет без матери и – что уж тут греха таить – практически без отца... Я вот что недавно заметил – чем больше нас любят женщины, тем меньше любви достается нашим детям. Чем больше денег мы стараемся заработать для детей, тем дальше они отдаляются от нас. Чем больше печемся об их будущем, тем плачевнее их настоящее... Отчего так?
ШАХРИН. Подпиши папку с заявлениями.
ЧИТА (кричит). Да далась тебе эта папка! Что в ней такого?! Что там – рецепт счастья?! Ответы на мои вопросы?! Решение моих проблем?!
ШАХРИН. Ты открой, посмотри.
ЧИТА. Да открою я ее, открою! Как же ты меня достал, Шахрин!
Чита открывает лежащую на столе папку
Так, ну и что здесь? Заявление Пичугиной об отпуске? А вот фиг ей! Отказать! (Пишет на заявлении резолюцию.) Еще одно заявление об отпуске? Отказать! (Пишет на заявлении резолюцию.) Совсем обнаглели, бездельники, работать никто не хочет! Путевку в пионерлагерь? Отказать! (Пишет на за-явлении резолюцию.) Заявление об увольнении? Отказать! (Пишет на заявлении резолюцию.)
ШАХРИН. Почему?
ЧИТА. Просто так! Настроение у меня сегодня такое вот – отказательное!
ШАХРИН. Это мое заявление.
ЧИТА. Твое?!
ШАХРИН. Да.
ЧИТА. Ты что, собрался в пионерлагерь?
ШАХРИН. Нет. Я собрался увольняться.
ЧИТА. Не понял. (Внимательно читает заявление.) Зачем?
ШАХРИН. Не хочу с тобой работать.
ЧИТА. Почему?
ШАХРИН. Ты мне не нравишься.
Пауза
ЧИТА. А как же месть? Ты же обещал отомстить мне. Помнишь? Ну, конечно, помнишь. Иначе бы не оставлял себе напоминание в календаре.
ШАХРИН. Не хочу об этом говорить.
ЧИТА. Что значит, «не хочу»? Нет, нет, погоди! Ты мне обещал отомстить. Так? Так! Ну, так, давай, мсти! Я жду.
Пауза
Слабо, да? Дрожь в коленях и во рту пересохло? Рад бы, да кишка тонка? (Пауза.) Значит, не можешь... Ну что же, я тебя прекрасно понимаю. Когда карманы оттягивают миллионы – а ведь твои карманы оттягивают ешё большие миллионы чем мои! – к собственному телу начинаешь относиться с большим пиететом... Чего молчишь? Сказать нечего? Разумно. Я бы на твоем месте тоже сидел, молчал в тряпочку... Тягаться, понимаешь, со мной вздумал.
ШАХРИН. Подпиши заявление и я пойду.
ЧИТА. Ой-ой-ой! Скажи еще: ты меня, Чита, больше не увидишь!
ШАХРИН. Ты меня, Чита, больше не увидишь.
ЧИТА. Не так. Громче! С надрывом!
ШАХРИН. Ты меня, Чита, больше не увидишь!
ЧИТА. Хорошо. Теперь спроси: на прощанье ничего не хочешь мне сказать?
ШАХРИН. На прощанье ничего не хочешь мне сказать?
ЧИТА. Я буду, Шахрин, вспоминать о тебе. Иногда.
ШАХРИН. Подпиши заявление.
ЧИТА. А вот не подпишу!
ШАХРИН. Почему?
ЧИТА. Просто так! Настроение у меня, видишь ли, сегодня такое вот – отказательное.
ШАХРИН. Не дури.
ЧИТА. Ты мне не указывай, что делать! По закону ты обязан отработать две недели со дня подачи заявления. Поэтому, проведёшь эти две недели так, как я захочу. Захочу – отпущу сразу, не захочу – Наденьку Пичугину отправлю в отпуск, а тебя поставлю на ее место. Станешь у меня в кабинете полы мыть.
ШАХРИН. Это твоя благодарность за то, что я для тебя сделал?
ЧИТА. А что ты для меня сделал, Шахрин? Что? У меня был кооператив по ремонту автомобилей, где я был его единственным начальником! У меня была семья! У меня была машина, на которую я не мог надышаться, и деньги, которые доставляли мне радость! А что стало? Огромная компания, в делах которой я ничего не понимаю! Вагон проституток! Крутые тачки, которые сколько ни покупай, всегда оказываются менее крутыми, чем у других! Деньги, заслонившие белый свет! Мне за это тебя благодарить? Или за то, что я уважение к себе потерял?.. Боже, ну почему же ты раньше не раскрыл мне, темному, глаза! Кого я терпел? Кого боялся? Болтуна! Труса!
ШАХРИН. Ты ошибаешься, Чита. Я не трус и не болтун.
ЧИТА. Он обещал отомстить мне, а сам пахал на меня, как миллион оголодавших китайцев!
ШАХРИН. Неужели ты ничего не понял?
ЧИТА. Что еще я должен понять, кроме того, что ты трус и болтун?
ШАХРИН. Ты действительно ничего так и не понял. Жаль, лишил удовольствия... Ладно, подписывай, давай, заявление и я пойду.
ГОЛОС СЕКРЕТАРЯ ПО СЕЛЕКТОРУ. К вам начальник охраны Постников.
ЧИТА. Пусть входит. (Шахрину.) Иди никто тебя не держит. Или думаешь, начну уговаривать? Даже не надейся. (Пишет на заявлении резолюцию.) Не нравлюсь тебе? Ну и ладно. Ты мне тоже в эротических снах не снишься.
Входит Постников
Вот так!
ПОСТНИКОВ. Разрешите?
ЧИТА. Привет Андрей! Заходи. Как дела? Выпить хочешь?
ПОСТНИКОВ. Нет, спасибо.
ЧИТА. Ладно, не стесняйся. Мы ж свои люди. Ты охраняешь меня от преступников, я защищаю тебя от прокуроров. Тем более что отказываться пить с начальником, а паче того спорить с ним, как показывает жизнь, себе дороже... Вон, Шахрин, тягаться со мной вздумал, дурак, так я его – горемыку – взял да уволил на фиг! Представляешь?
ШАХРИН. Дай сюда заявление.
ЧИТА. Подожди, не подписано. (Постникову.) Так что ты, говоришь, бу-дешь пить? Коньяк, виски, водку?
ПОСТНИКОВ. Спасибо, ничего не буду. Мне сегодня еще работать.
ЧИТА. Нет, ты парень, вижу, меня не понял. Я не спрашиваю: будешь ты пить или нет! Я спрашиваю, что ты будешь пить: коньяк, виски или водку!
ПОСТНИКОВ. Яблочный сок, если можно.
ЧИТА. Нет, вы что сегодня, сговорились? То один весь день трепал мне нервы, то – другой! Вам, может, издеваться больше не над кем стало?
ШАХРИН (Чите). Помолчи! Дай человеку сказать, зачем он пришел.
ЧИТА. Я и без тебя знаю, зачем он пришел! Он пришел выпить со мной – Председателем совета директоров градообразующей компании!
ШАХРИН (Постникову). Говори, что случилось.
ПОСТНИКОВ (Чите). У меня для вас неприятное известие... Вас заказали.
Пауза
ЧИТА. То есть, как это?.. Что, значит, заказали?.. Объясни, я не понял?
ПОСТНИКОВ (Чите). Мой информатор в криминальной среде сообщил о том, что сегодня поступил заказ на ликвидацию известного предпринимателя Читы.
ЧИТА. Кто? (Смотрит на Шахрина.) Кто посмел?
ШАХРИН. Это не я.
ПОСТНИКОВ (Чите). Это не он. По словам информатора, заказчиком является женщина средних лет.
ШАХРИН. А исполнителем?
ПОСТНИКОВ. Неизвестно. Как раз над этим я сейчас работаю.
ШАХРИН. Зацепки есть?
ПОСТНИКОВ. Нет.
ШАХРИН. А шансы на то, что ты выйдешь на исполнителя раньше, чем он... Ну, в общем, ты меня понимаешь.
ПОСТНИКОВ. Есть, но...
Пауза
ЧИТА. Ну вот, кажется, и всё – допрыгался... Обидно-то как, мамочка! Ни в космос не успел слетать, ни в кино сняться.
ШАХРИН. Подожди паниковать, слетаешь еще! Сейчас надо действо-вать. Значит так... Для начала следует тебе спрятаться.
ЧИТА. Что ты, Володя! Разве от смерти спрячешься? Она где угодно найдет.
ШАХРИН. Есть у меня на примете одно местечко, где тебя ни то, что смерть – женщина средних лет не сыщет.
ЧИТА. Шутишь?
ШАХРИН. Почему шутишь? Не шучу.
ЧИТА. Такого, Володя, не бывает. Мне тут недавно одну любопытную историю по этому поводу рассказали. Слушай... Пришла, значит, к поэту смерть в образе старухи с косой. Приказала собираться. Поэт, конечно, ахнул, как, мол, так, я не готов и все такое. А та ему и отвечает: «Это тебе так кажется. Всё, что с тобой должно произойти, произошло и ждать больше не-чего». Ну что поэту делать? Взял он в руки тетрадь стихов, перелистал: «Значит, – говорит, – я так и не успел написать ни одной хорошей книги. Зря прожил жизнь». Старуха ему отвечает в том смысле, что думать о жизни надо было раньше. «Раньше я не мог! – воскликнул поэт. – Ведь я только сейчас понял, что смысл жизни заключается в каждодневном преодолении смерти!». Старуха пожала плечами, дескать, мне-то до этого какое дело, однако поинтересовалась: в чем тогда заключается смысл смерти. Услышав, что смысл смерти заключается в обретении новой жизни, задумалась. «Ну да, – сказала она. – Убив поэта, я тем самым вызову интерес к нему». Не понравилось это ей – она ж все-таки смерть, не пиар-менеджер, правильно? – и решила подождать, когда его имя окончательно забудется. Повесила косу на плечо и ни с чем вышла вон... Второй раз она предстала перед поэтом в об-разе почитательницы. Села ему на колени и говорит, что новый сборник стихов не остался незамеченным. Это, дескать, плохо. «Зато хорошо, – говорит, – что ты расцвел не по годам». Это ее, видите ли, возбуждает – она лю-бит приходить к беспечным и счастливым. Обвила она, значит, тугой косой его шею и давай целовать. Поэт, понятное дело, сопротивляется. Объясняет, так, мол, и так, убив его, она ничего не добьется – его все равно будут пом-нить. «Это вряд ли, – ответила смерть, – я ведь тебя не сразу убью – медлен-но. Я буду приходить к тебе, льстить, поить вином до тех пор, пока ты не привыкнешь к моим дарам. А когда привыкнешь, когда твой мозг будет окончательно отравлен алкоголем и ядом величия, ты разучишься писать. Ты поссоришься со всеми, кто посмеет сказать об этом, ты оттолкнешь от себя тех, кто протянет руку помощи. Твое имя скоро забудется, и однажды, когда день будет особенно хмур, а водка особенно противна, ты намылишь веревку, взойдешь на табурет, и будешь молить меня о свидании». Короче говоря, смерть в образе почитательницы еще раз поцеловала его в губы и пошла за вином. А поэт с этого момента стал работать как вол. Он писал с утра до ночи, и ничто не брало его: ни вино, ни женщины, ни лесть. Смерть посмотрела на него, подождала, когда он сопьется или скурвится, потом расплела косу свою и ни с чем вышла вон... В третий раз смерть пришла к поэту в образе литературного критика. Взяла со стола его новую книгу сти-хов, перелистала и говорит, дескать, надо было за тебя раньше взяться – опоздала. «Теперь боюсь, ты обретешь бессмертие». «Так я не умру?» – вос-кликнул поэт. «А вот этого я не говорила», – ответила смерть. В том смысле, что всё еще можно исправить. Села она за письменный стол, макнула перо в чернильницу и написала: «Прочитав последний сборник стихов поэта N, с глубоким прискорбьем вынуждена сообщить всем поклонникам его таланта: поэт N умер». Ну, словом, достала она его. Забрала.
ШАХРИН. Красивая история. Однако это все выдумка, притча. А я тебе дело говорю.
ПОСТНИКОВ (Чите). Владимир Иванович прав. Вам надо спрятаться. Этим вы не только обезопасите себя, но и дадите мне время решить вашу проблему.
ЧИТА. Проблем моих, Андрей, сейчас уже, увы, не решить. Их надо было решать пятнадцать лет назад.
ПОСТНИКОВ. Я понимаю. Но и вы меня поймите. Выявить киллера необычайно сложно. Его имени иной раз даже заказчик не знает.
ЧИТА. Да. У смерти от выстрела в спину имени действительно нет.
ПОСТНИКОВ. Простите?
Пауза
ЧИТА. Хорошо. Я подумаю над вашим предложением... Теперь идите.
ШАХРИН. Послушай! Лучшего места, где можно отлежаться ты не най-дешь.
ЧИТА. Идите, я сказал!
ШАХРИН. Не глупи, Чита!
ЧИТА. Идите!
ШАХРИН. Ну как знаешь. Только зря ты так. Не такой мести я хотел для тебя, вовсе не такой.
ЧИТА. Идите, я вас прошу! Ну, пожалуйста, идите! Вон!!!
Шахрин и Постников выходят из кабинета
Действие четвертое
Буфет железнодорожного вокзала. Буфетчица протирает стаканы. За од-ной из стоек пьет пиво Санеев, за другой – Нинель. Перед Нинель – стакан и бутылка вина. Входит Шахрин. На нем модный плащ, в руках чемодан. Купив пива, он становится за дальнюю стойку. Санеев подходит к нему с кружкой
САНЕЕВ. Можно?
Шахрин нехотя кивает
В командировку? (Пауза.) Неужто насовсем? Понятно. Поругались, значит. Бывает... У меня вон тоже было три товарища, и со всеми тремя разругался. Теперь даже пива выпить не с кем. Идиоты... Один из них, представляешь, приревновал к своей жене. Молчал, молчал, потом вдруг выдал. Ты, говорит, и моя Катька, любовники! Я чуть со стула не упал. Ты, чего, отвечаю, рехнулся? Кто тебе такое сказал? Он мне: «Никто! Я, говорит, чувствую!» Нормально, да? Он, видите ли, чувствует, экстрасенс хренов! «А ты чувствуешь, что за такие слова у меня сейчас в глаз получишь?» Это уже я ему говорю. Он мне опять: «Если у вас серьезно, я мешать не стану. Мне, главное, знать надо: по любви у вас или так?» Ну, тут я, конечно, не выдержал, каюсь, врезал. Да ему, впрочем, не впервой получать – он из-за этой Катьки чуть ли не со всем городом передрался... А со вторым, конечно, я сам виноват. И чего к нему, спрашивается, прицепился? Ну, сказал раз в шутку: «Что это твоя жена растолстела? Редко мнешь ее? Сметанки поешь, помогает». Так нет же! Мало показалось – в другой раз опять завел. «Тебе, спрашиваю, сколько лет? В твоем возрасте у нормального мужика должно быть по любовнице в каждом квартале. А у тебя даже те, что были, ко мне перебежали». Мне бы, дураку, остановиться на этом. А я, как увидел, что он при встрече глаза прячет, опять за старое взялся – как будто кто за язык тянул. «Пацаны, говорю, жалуются, ты с ними к девочкам перестал ходить. Опять те же проблемы? Я тебе говорил: сметанки ешь побольше»... На этом наша дружба закончилась. Со мной он, понятное дело, встречаться перестал, с пацанами тоже, с женой развелся, теперь вот в монастырь, говорят, собирается... Ну а с третьим я ни в чем не виноват. Он, вообще, каким-то странным в последнее время стал. Ходит целыми днями по городу, тусуется. Я ему говорю, давай посидим в парке, выпьем на скамеечке, поговорим, потреплемся. Он мне: «Нет, нет, лучше зайдем в кафешку, где много народа». «Да разве в кафешке поговоришь, – отвечаю, – там же от музыки оглохнуть можно!». Он мне опять. «Вот и хорошо, что музыка, будем, дескать, наслаждаться жизнью». В общем, ни сам в гости не ходит, ни к себе не зовет. Разве это товарищ?
ШАХРИН. Не повезло тебе.
САНЕЕВ. Да всё бы ничего, выпить только не с кем. Иной раз такая тоска накатит, щипцами за горло так прихватит, что хоть вой, хоть к Нинель в собутыльники набивайся... А у тебя друг есть?
ШАХРИН. (после паузы). Есть.
САНЕЕВ. Я его знаю?
ШАХРИН. Нет.
САНЕЕВ. Кто он?
ШАХРИН (после паузы). Человек, который честно тянет свою лямку. Который даже в самой безнадежной ситуации не опускается до скотского состояния, а делает то, что должно делать... Еще он ребенка воспитывает. Не знаю, кем этот ребенок вырастет, но вырастет он сильным человеком. В мать.
САНЕЕВ. Так это женщина?
ШАХРИН. Приезжая женщина, интеллигентная, похожая на училку.
САНЕЕВ. У меня после армии тоже была училка. Я ее бросил.
ШАХРИН. И я бросил.
САНЕЕВ. Сейчас, думаю, зря.
ШАХРИН. И я думаю: зря.
САНЕЕВ. Иногда вспоминаю ее, и, не поверишь, стыдно становится. Она была такая беззащитная, такая доверчивая, верила всему, что я говорил ей.
ШАХРИН. А что ты говорил?
САНЕЕВ. Говорил, что люблю ее, не сплю из-за нее...
ШАХРИН. И я не спал из-за нее...
САНЕЕВ. Что у меня такой женщины, как она, никогда не было...
ШАХРИН. Еще я писал ей стихи...
САНЕЕВ. Обещал жениться...
ШАХРИН. Строил планы на будущее...
САНЕЕВ. Не сейчас, конечно, чуть позже, годика через два, когда встанем на ноги...
ШАХРИН. Ревновал. То к мужу, которого у неё, возможно, не было, то к Копернику...
САНЕЕВ. А это кто?
ШАХРИН. По словам Маяковского – соперник всех влюбленных.
САНЕЕВ. Понятно... Слушай, а тебе не кажется, что мы, бросив наших училок, сделали что-то не так?
ШАХРИН. Не знаю. А еще мне кажется, что я болтун и трус. Болтун – потому что обманул ее. Трус – потому что обманул из-за страха разочаро-ваться при знакомстве.
САНЕЕВ. Как это «при знакомстве»? А, кажется, понял! У меня так со второй женой было! Невестой была – не нарадуешься – тихая, скромная, по-корная. А как расписались, как ближе познакомились, так оказалось, что я женился на натуральной мегере. Четыре недели я за ней ухаживал, три неде-ли жил, а разводился – ты не поверишь! – два года. Еле вырвался.
Входит Чита с открытой бутылкой коньяка
Вы посмотрите, кто идет! Один и без охраны.
ЧИТА. (Шахрину). Вот ты где спрятался! Не успел еще сбежать?
ШАХРИН. Зачем ты сюда пришел? Здесь опасно.
ЧИТА. Чтобы сказать: мне, Шахрин, на тебя наплевать!
ШАХРИН. Это всё?
ЧИТА. Нет. Еще хочу сказать: ты негодяй! Ты думаешь, я ничего не понял, да? Думаешь, ты один такой умный, а все кругом – дураки? Думаешь, я не догадался, как ты мне мстил, как ты издевался надо мной десять лет? Как сознательно превращал мое существование в ад?
ШАХРИН. Это не ад. Это – жизнь среднестатистического российского миллионера.
ЧИТА. Это моя жизнь, не среднестатистическая!
ШАХРИН. Чего ты хотел, Чита? Вспомни! Забыл уже?
ЧИТА. Нет, то есть, да, я хотел быть богатым, если ты об этом...
ШАХРИН. Так ты им стал!
ЧИТА. Но какой ценой!
ШАХРИН. Каждый из миллионеров цену своего богатства определяет сам. Цена твоего богатства – пять лет моего заключения!
ЧИТА. Цена богатства – моя поломанная жизнь!
ШАХРИН. (Чите). А чем собственно ты недоволен? Я не сделал тебе ничего, чего бы ты ни хотел, а только способствовал... (Санееву.) Если твой друг-предатель хочет стать богатым, как не помочь ему в этом! Если он желает пахать с утра до ночи, почему не дать такую возможность! Если ему хочется ежедневных стрессов, грех не оказать другу-предателю в подобной услуге! Но я ошибся. Он оказался ни на что не способен.
ЧИТА. И тогда ты решил взяться за дело сам.
ШАХРИН. (Чите). Я думал, ты будешь выть от нагрузок, а ты выл оттого, что не знал, как распорядится богатством... Ты слабый, Чита.
Звучит объявление о том, что стоянка прибывшего поезда Воркута – Санкт-Петербург – три минуты.
ЧИТА (после паузы). Ну, теперь-то ты доволен? Успокоился?
ШАХРИН. Да, доволен.
ЧИТА. Вот и хорошо. Значит, мы с тобой в расчете. (Пауза.) Тогда, мо-жет, останешься?
ШАХРИН. Нет.
ЧИТА. Ну же?
ШАХРИН. Не уговаривай. Я всё решил.
ЧИТА. Какой же ты все-таки тяжелый человек, Шахрин! Ладно... Скажи хоть, куда едешь? В Питер?
ШАХРИН. В Воркуту.
ЧИТА. Понятно. Привет ей передавай. Скажи, хотел, мол, дружок мой предатель – Чита – познакомиться с тобой. Мечтал, можно сказать... Впро-чем, дело твое, говори, что хочешь... А я пойду, пожалуй, домой. Что-то ме-ня развезло сегодня. (Санееву.) Любезный, помоги дойти до машины, ноги ослабли. (Шахрину.) А все-таки ты, Володя, негодяй.
Санеев выводит из буфета Читу
Да, да, негодяй, негодяй!
Входит Джек Галушкин. На нем старая одежда, кепка. Оглядевшись по сторонам, подходит к Нинель
ГАЛУШКИН. Извините, за беспокойство... Вы случайно не знаете, где найти Нинель? Она, говорят, где-то здесь.
НИНЕЛЬ. А в чем дело, молодой человек?
ГАЛУШКИН. Понимаете, в Воркуте я слышал, что девушка... то есть, прошу прощения, женщина по имени Нинель каждый день ждет на вокзале своего пропавшего возлюбленного.
НИНЕЛЬ. И что?
ГАЛУШКИН (обнажая лысую голову, снимает кепку). Вот... Я – это он.
НИНЕЛЬ. Кто он?
ГАЛУШКИН. Ее пропавший возлюбленный... Джек Галушкин... А вы случайно не Нинель?
НИНЕЛЬ. Ты – Джек Галушкин? (Хохочет.) Ой, не могу!
ГАЛУШКИН (лезет в карман). Я могу документ показать. У меня справка об освобождении имеется.
НИНЕЛЬ (хохочет). Что же ты, Джек, от своей возлюбленный двенадцать лет в тюрьме прятался? Неужто с ней было бы хуже?
ГАЛУШКИН. Что вы, что вы? Совсем даже наоборот! Я мечтал о ней! Да, да, я даже фотографию с собой всегда носил... ношу... (Достает из кармана фотографию.) Вот... Значит, Нинель – это вы?
НИНЕЛЬ. Что, постарела?
ГАЛУШКИН. Нет, нет! Это я немного того... Климат, знаете ли, у нас на севере не очень... Ну, это ничего! С лица воду не пить, как говорится. Приду домой, помоюсь, приведу себя в порядок и буду снова прежним Джеком.
За сценой раздаются два выстрела, крики людей. Вбегает Санеев
САНЕЕВ. Убили! Читу убили!
Нинель и буфетчица вскрикивают. Шахрин бросается к выходу. Останав-ливается на полдороге и медленно возвращается назад к стойке
Прямо у меня на руках!.. Это мотоциклист его! Остановился возле лимузина и пальнул ему в спину!
НИНЕЛЬ. Кому пальнул? Чите?
САНЕЕВ. И в меня, сволочь, чуть не попал, рядом просвистело! Потом как сорвался с места, да как дал по газам! Я даже сообразить не успел, кто, чего, зачем? Лишь, когда кровь на спине увидел, понял, что... Читу убили!
За сценой звучит сигнал милицейской сирены
Полиция приехала! Всё, побегу туда!
Санеев убегает
ГАЛУШКИН. (Нинель). И часто тут у вас такое?
НИНЕЛЬ. К счастью, не очень. И этого могло не случиться, если бы де-сять лет назад один молодой человек послушал моего совета. (Шахрину.) Отомстил, значит?
ШАХРИН. Нет! (После паузы.) Да. Отомстил.
НИНЕЛЬ. Бог тебе, Володя, судья. (Галушкину.) Ну а ты где пропадал столько лет?
ГАЛУШКИН. Я вам сейчас все объясню! Понимаете, когда я приехал в Питер за мебелью для нашего гнездышка, совершенно случайно попал в одну скверную историю. Рассказывать не стану – много времени займет – скажу только, что дали мне тогда четыре года, за чужие грехи, естественно. По-том получил еще четыре – ну это уже было в колонии, потом еще...
НИНЕЛЬ. Почему не писал?
ГАЛУШКИН. Боялся. Вы такая видная... такая красивая... Думал, зачем я вам? Думал, вы уж замуж вышли... А потом услышал историю о том, как в нашем городе одна глубоко несчастная женщина каждый день ходит встречать поезд из Питера, на котором много лет назад уехал ее возлюбленный, и решил – найду вас, покаюсь, а там будь, что будет.
Пауза
Скажите что-нибудь.
НИНЕЛЬ. Ничего у нас, Джек, с тобой не получится.
ГАЛУШКИН. Почему?
НИНЕЛЬ. Привыкла я.
ГАЛУШКИН. К чему привыкла?
НИНЕЛЬ. Ко всему. Ходить на вокзал, пить вино в буфете, ждать чуда и надеяться на то, что однажды, когда станет совсем невмоготу, придет поезд из Ленинграда, а за ним из клубов паровозного дыма на перроне появится принц на белом коне.
ГАЛУШКИН. Так я появился! Вот он я!
НИНЕЛЬ. Ты? Да какой ты принц, Галушкин? Ты – рецидивист! В об-щем, отойдите от меня, гражданин, не мешайте ждать.
Входит Наталья. Не привлекая внимания, прислоняется спиной к стене у двери. Тихо плачет. Звучит объявление о том, что стоянка прибывшего по-езда Санкт-Петербург – Воркута – три минуты.
А вот и поезд мой подошел.
Нинель выходит. За ней следует Галушкин.
ГАЛУШКИН. Не уходите, Нинель! Ну, как же так! Подождите! Я вам сейчас все объясню!
Шахрин берет чемодан и направляется к выходу. Поравнявшись с Натальей, протягивает ей носовой платок
ШАХРИН. Не реви... Зачем пришла?
НАТАЛЬЯ. Хотела его предупредить.
ШАХРИН. Почему не предупредила?
НАТАЛЬЯ. Не успела.
ШАХРИН. Не успела... Господи! Что мы творим? Что делаем?
НАТАЛЬЯ. Я не могла иначе.
ШАХРИН. Знаю.
НАТАЛЬЯ. Я должна была вернуть своего ребенка!
ШАХРИН. Знаю.
НАТАЛЬЯ. Всё-то ты, Шахрин, знаешь.
ШАХРИН. И то, что ты – женщина средних лет, знаю тоже.
НАТАЛЬЯ (после паузы). Ничего ты про меня не знаешь, Володя.
ШАХРИН. Ладно, я пойду.
НАТАЛЬЯ. Уезжаешь? Куда?
ШАХРИН. В Воркуту.
НАТАЛЬЯ. А потом?
ШАХРИН. Трудно сказать. Наверное, в Майами. Там тепло.
НАТАЛЬЯ. Сюда вернешься?
ШАХРИН. Сюда? Вряд ли... Зачем? Однажды я вернулся и, как видишь, ничего хорошего из этого не вышло... Ладно, пойдем, тебя, наверное, уже полиция ищет.
Шахрин и Наталья выходят. Буфетчица убирает со стоек грязную посуду
БУФЕТЧИЦА. И ездят, и ездят туда-сюда целыми днями... Вот чего им, спрашивается, на месте-то не сидится? Сидели б, глядишь, доброе дело какое сделали. Так нет же, всё ездят, всё чего-то ищут... А чего ищут? Сами, небось, не знают... Эх, маета всё это, маета и одно беспокойство.