Зайки мои

Ольга Широких
                (картинка из интернета)

         Первый раз я увидела ее года два назад. Свиду обычная женщина, каких много заходит к нам в бухгалтерию что-нибудь продать. Товар несут самый разнообразный: от морской капусты до зимних вещей.

         Но запомнишь далеко не всех, а только самых ярких, с необычной манерой торговли. Вот и Людмила такая. Она давно уже не воспринимается нами, как посторонний человек.  Ни дать ни взять, троюродная тетушка.

         Сначала в бухгалтерию заглядывает ее голова, сканирует помещение, после чего подает  высокий голос: «Ну что, зайки мои, готовы к труду и обороне? Совсем тут  без меня заскучали! Я сейчас!»

         Независимо от ответа, скучали мы или нет, мозолистые руки мужчины-невидимки просовывают в дверь первый баул размером чуть меньше стиральной машинки «Сибирь». Затем второй, третий. В завершение ритуала появляется она. Почему-то задом. Дает мужу отбой за дверями. Тот не уходит по-хорошему, просит денег на то, на что Людмила давать не хочет. «На! Иди уже, ирод!» – громко шепчет она. И только после этого поворачивается к нам с натянутой улыбкой.

         Ее внешний вид, в отличие от настроения, никогда не меняется: прическа шишечкой, длинная мужская футболка, жилетка и жуткие, растянутые на коленях рейтузы, нырнувшие в дутыши. Людмила выживает в меру  своих сил и, к сожалению, невеликих возможностей. О том, что возможности невелики, становится понятно как только открывается первая сумка. Людмила занимается челночным бизнесом  достаточно давно и знает местонахождение таких подпольных китайских лавок, о которых, пожалуй, коренные китайцы  не слыхивали.

         Возраст Людмилы сразу не определишь. Хмурит свои карие глаза-буравчики, дашь все пятьдесят, засмеется молодым смехом,  – не больше сорока.
   Людмила торгует исключительно сидя на полу. На любом. Цемент это, линолеум или паркет – ей нет разницы. Маленькие дети  точно так же садятся на пол для постройки замка из кубиков.

         Рейтузы пузырятся на коленях, прядь взмокших волос норовит угодить в глаз.  Сейчас будет представление!
       
         Действительно, ей нужна зрительская аудитория: ведь она прирожденная артистка. Людмила, яростно сдувая волосы с лица, начинает:

         – Сегодня я должна наторговать три тысячи, и как хотите, зайки мои! Вот пришла я вчера в одну организацию, там такие же физиономии были кислые, как у вас. Думаю: ну все пропало! И не поверите, наторговала пять тысяч!

         Психологическая подготовка к раскошеливанию немедленно сменяется следующим этапом: прицельной пальбой свертками по рабочим столам. В нас летят пачки с колготками, перчатками, майками, носками и прочими предметами одежды. Ей позавидует метатель снарядов из олимпийской сборной. Попадания стопроцентные.

         Вещи покрупнее летят на спинки стульев, как белки-летяги. Кофты, не в меру облепленные бисером и пряжками, всевозможных форм и размеров, ложатся друг на дружку. Пряжки начинают отпадать при первой же примерке, пуговицы висят на одной нитке.
 
         – Людмила, тут пуговица отваливается!
Людмила, нисколько не смущаясь, говорит: – Дай-ка ее сюда.

         Тянет руку чуть ли не через весь кабинет, а с пола не встает.
 
         – Погоди, щас мы её! – Отрывает пуговицу с треском и, возвращая кофту, говорит: 

         – На. Дома пришьешь. Цена-то смешная, 600 рублей. С пуговицей было 800.

         – А что, пуговица стоит 200 рублей?

         – Это эксклюзив, зайка моя, кофта последняя. Так что, и пуговица последняя! – всерьез отвечает Людмила.
         
         Потом она со сложным разворотом корпуса добирается до сумки еще большего размера.

         Расстегивает молнию, попутно выбирая очередную жертву, – меня:

         – Та-а-ак, у тебя 48 размер. У меня есть чудная кофточка на тебя! – И достает чудовище травяного цвета с диким вырезом до колен.

         – Я не люблю зеленый цвет, – пытаюсь возразить ей, – и у меня не 48, а 42 размер.

         – Зайка моя! – строго говорит Людмила. Мне лучше знать, какой у тебя размер!

         – Она будет мне большая!

         – Большая, большая! – передразнила она. – Не беда, скоро поправишься! Тебе что, 500 рублей жалко? На рынке, небось, больше оставляешь за продукты!

         И тут же переключается, потеряв ко мне всякий интерес. Голосом уличного зазывалы тянет:  – Носки, две пары, 50 рублей, ласины, 100 рублей пара, трусы, три пары, 75 рублей! Дешевле только даром! Зайки мои, даром раздаю, а вы только носы воротите!

          – Купи у меня мужские трусы,  – разворачивается она к очередной жертве, пытающейся проскочить незамеченной к рабочему месту.
 
          – Мне не нужны мужские трусы!  – сотрудницы покатываются от смеха.

          – Господи, боже мой! Тебе-то, конечно, не нужны! А вот мужу…  – взывает Людмила.  – Купи мужу, зайка, пока кто другой не купил!

          – Да кто ему купит?

          – Найдутся желающие, зайка моя, если будешь и дальше на родном муже экономить.  –  И все в таком духе.
   
          В последний приход к нам Людмила была необычайно тихой. Она привычно расположилась на полу с одной  – единственной сумкой. Незримый помощник покашлял-покашлял за дверью и ушел.
 
          Сверху на мой калькулятор прилетела пара теплых колготок, сбив долго подсчитываемую цифру.

          – Штаны берем, футболки берем, палантины, рубашки,  – вяло торговала она и кидала свертки без особого прицела, так, куда попадет.

          – Людмила, что-то вы сегодня без энтузиазма.

          – Да, зайки мои. Продаю остатки и заканчиваю торговлю!  – она объявила это с едва угадываемым сожалением.

          – Совсем заканчиваете? А что так?  – удивились мы.

          – Да, зайки мои, совсем заканчиваю.  – Она помолчала и кокетливо добавила:  – А я теперь в Союзе писателей.  – Ее глаза заискрились, как две черные бусинки, лицо приобрело загадочный вид.

          – Я издала два сборника со стихами!

           В кабинете повисла тишина с примесью удивления. Людмила, видно, не сумев сдерживать в сидячем положении переполнявшую ее гордость, впервые в жизни поднялась с пола.

          – Вот это да!  – одновременно заговорили мы.  – И давно пишете?

          – С детства,  – пробасила она, чтобы голос казался внушительнее.  – У меня ведь высшее образование по филологии. Вот хотите, что-нибудь прочту?

          – Хотим, хотим!

         Мы побросали дела и развернулись к Людмиле.

         - А ну-ка, не смотрите на меня!   – закапризничала Людмила, почуяв приближение звездного часа.  – Я так не могу!

         Мы тут же отвернулись.

         – Что бы прочесть? – на миг задумалась она. – А прочту вот это.

         И она принялась читать стихи о жизни людей, о том, как девочка становится матерью. Мы затихли. Кое-кто даже всплакнул.

         Она внезапно разоткровенничалась.  Оказывается, ее муж и сын еще недавно сильно выпивали. Не только спиртные напитки, но и её соки. Борьба с ними ничего не давала, все попытки искоренить пьянство  были тщетны.

         Людмила решилась было лезть в петлю от безысходности.
 
         Но спасла её  от этого страшного, непоправимого  шага  поэзия. Людмила писала стихи с давних пор и прятала их от случайных глаз. Увлечение носило слишком личный характер.

         Только будучи дома одна, ощутив особое настроение, доставала изрядно потертую общую тетрадь и перечитывала кое-что  из старенького. Вот и перед петлей захотела сначала почитать стихи. Внезапно они ее подбодрили, успокоили, и она передумала вешаться. Надо жить дальше!

         А что, если стихи помогут кому-то ещё, предположила она? Мысль долго не давала покоя, точила даже ночью. С чего начать? К кому идти? 

         Вечером к ней заглянула соседка угостить соленой  селедкой.  Людмила решила опробовать на ней недавно сочиненный  стихи о деревне - соседка была родом из деревушки под Пензой. Та с ностальгически – приподнятым  настроением  кивала головой,  ей многое стихи напомнили. Это стало решающим фактором, чтобы  отнести  стихи в Союз писателей. 

         Труды Людмилы и тут оценили, она стала посещать литературную «Светелку». Научилась читать стихи перед аудиторией. Нашла множество единомышленников, друзей и, что немаловажно, пристанище своей измученной душе. 

         Интересное дело, и в семье у нее пошло на лад. Не то, чтобы сильно изменились привычки домочадцев, нет. Просто она научилась закрывать глаза на некоторые вещи. Она поняла: живя чужими жизнями, пытаясь изменить то, что изменить не в силах,  она губит  свою жизнь.

         Новое увлечение захватило Людмилу. Стало некогда обращать внимание на недостатки домашних. Сначала муж не понял и испугался таких разительных перемен. Пытался даже устроить сцену ревности. Людмила тогда пригласила его на поэтический вечер. С тех пор все изменилось. Пусть он отчаянно зевал там, пусть не понял половину слов, но жена так удивила его! Он и не предполагал, что  чего-то не знает о Людочке, Люсеньке.   

         А сын... Ну что сын? Большой уже парень, жить за него Людмила не  может и не хочет.

         – Так что, зайки мои, никогда не отчаивайтесь! Относитесь ко всему проще!