3
Утром следующего дня Ната мне позвонила:
– Люся, приходи! Я одна, поговорим. Саша ушел в училище. Ему предлагают полставки, это очень кстати. У него... проблемы с деньгами. Ладно, об этом потом, приходи.
Что-то в голосе сестры мне не понравилось.
Сегодня понедельник, все разошлись, я решила не медлить. До вечерних занятий успею вернуться.
Натка показалась мне бледной и словно осунувшейся. Она суетилась, помогая мне снять сапоги и пальто. Очевидно, торопилась до возвращения новоиспеченного супруга поговорить со мною..
– Вот, смотри!
Она распахнула дверцу большого холодильника, набитого едой до отказа. Салатницы, ничем не прикрытые сверху, громоздились одна на другой, попирая содержимое своими донышками. Раздавленные помидорные шляпки выглядывали из-под очередного блюда, куриные ноги торчали из другого, в квашеной капусте плавала отбивная, единственная кастрюлька под крышкой была измазана каким-то соусом.
– Видишь? Это его стиль. Я пыталась сама все уложить, расставить, он возмутился: не будь мелочной!
Аккуратистка Наточка потрясенно смотрела на меня, созерцая все это безобразие.
– Он страшно неряшлив.
– Придется воспитывать.
– Он не придает значения, все считает ерундой. Оглянись.
Застекленная веранда, переделанная в кухню, являла собою жалкое зрелище: столы с грязной посудой, бутылки всех размеров и цветов, тряпки висящие, лежащие и просто заткнутые в щели.
– Мне все это придется вылизать...
– А нужно ли? Давай подумаем.
Сели, чтобы подумать.
– Тебе он уже разонравился?
– Нет, что ты! Он очень интересный человек! Он столько знает!
– Ты с ним спала? – в лоб спросила я, понимая, что сестра эту самую важную тему развивать не собирается.
Ната вздохнула вместо ответа.
– Ты хочешь сказать, что у вас ничего не было? Или у него не получилось?
– Ой, ну что ты...
– Наточка, тебе сколько лет?! Хватит краснеть, пионерка ты наша!
Сестра заерзала на диване, устраиваясь вроде бы поудобней, но ее хитрости были чисто подростковыми.
– Все было... Конечно, не так, как в молодости... Все-таки он не мальчик...
– Еще бы. На десять лет тебя старше. Ему сколько, подсчитай? Шестьдесят с гаком, большим гаком. Нет, он, конечно, молодец, хвалю, но... Натка, а кто ему нужен? Друг? Жена? Сиделка? Он что-то вчера проговорился о сердце, заметила? Прихватывает якобы...
Ната пожала плечами.
– Если он тебе так нравится, что ты готова нести и этот крест до конца своей жизни, я – за! Тащи! Если хватит силенок. Но я знаю: как только папа заболеет, ты станешь разрываться на части…
– Он замуж зовет. Говорит: ему некому все это отписать...
Я оглянулась вокруг, не скрывая иронической ухмылки:
– Да-а, это, конечно, поместье! Впечатляет.
– Он молодец, Люся, он все своими руками! А как готовит! Тебе понравилось? Он же сам все приготовил!
– Понравилось, вкусно. А какие у него еще проблемы? Чего это он на работу мечтает выйти?
– Денег не хватает. Он их тратит... сама видела. На четырех человек стол накрыл такой... прямо свадебный. Идет на рынок – не мелочится. В нашем доме так не привыкли. А он сам прожил много лет, ему вроде бы хватало... Себя и баловал.
– У него за границей где-то сын живет, якобы дипломат. Но я не пойму, в законном браке тот родился или нет. Фамилию он носит литовскую, мамину. Та была литовкой. В воспитании сына он не участвовал, но последнее время они вроде бы поддерживают отношения. Изредка переписываются. Но Саша не любит говорить об этом. В паспорте у него записана до сих пор какая-то жена, с которой он тоже прожил совсем мало. Эта просто исчезла из его жизни.
– Ясно, проблемы. В общем, Ната, крепко подумай. И не торопись расписываться.
Я вижу: сестричка мается. Ей хочется заступиться за того, кто впервые за много лет положил на нее глаз, да еще замуж зовет, но сомнения тоже одолевают. И неизвестно еще, что было ночью. Мне слабо верится в мужской потенциал Шурика. Особенно если учесть образ жизни свободного артиста. Растратил он свои силенки давно. А если даже и сохранил, то на сколько времени их хватит?
Шурик пришел неожиданно быстро, бросился кормить своих «девочек». Я отказалась:
– Я сыта, сыта!
Ната отправилась в кухню выгребать из-под завалов хотя бы одно уцелевшее блюдо. Обнаружила заливную рыбу в томате. Та как раз и пряталась от хозяина в кастрюльке с захватанными боками. Пока моя сестрица возилась с заливной рыбой, Шурик выхватил из холодильника блюдо с салатом «оливье» и с размаху выставил на стол. Ната молча приподняла блюдо, вытерла его дно, снова поставила. Шурик ошарашенно наблюдал за ее действиями, потом громогласно вынес вердикт:
– Люся, ваша сестра больна чистоплюйством!
– Моя сестра больна чистоплотностью. Она у нас такая.
– Ничего, мы ее быстро перестроим!
– А зачем?
– Это от ее неромантической профессии. Что такое инженер - энергетик? Это по сути не профессия, а болезнь. Диагноз.
– Оригинально. А я слышала – актерство – диагноз. А такая прагматичная специальность, как инженерия, – профессия.
Неожиданно Александра занесло в философию. Он стал обильно цитировать Гегеля, Маркса, Платона, при этом становился в позу и модулировал голосом. Мне было неловко слышать эти хвастливую демонстрацию эрудиции. Я даже опустила глаза. Но Наточка своего оратора слушала с гордостью..
Вышла Динга, громко поздоровалась, потом села и стала внимать хозяину. Очевидно, его родной голос так действовал на ее собачье сердце, что Динга взвыла. Чем и разрядила обстановку. Шурик прервал речевой поток, потом рассмеялся, забегал по комнате, полез в сервант за конфетами, стал вытряхивать их в вазочку, тут же сорвал со стены гитару:
– Девочки, споем?
Мы отказались. У меня был прекрасный предлог покинуть этот приют комедианта, но сердце вдруг заныло от жалости к сестре.
Новый год сестра встречала дома, с папой и Шуриком. Папа снова был расстроен, увидев еще раз «жениха»:
– Доця, он же старый! Он же лысый… А ты у меня красавица, молодая…
Ната продолжала метаться между двумя домами и работой.
Я пыталась, но никак не могла определить ситуацию. С одной стороны, сестра соскучилась по мужской ласке, вниманию, заботе. Пусть себе живет с этим... пижоном. С другой – Шурик не так прост, как кажется, и готов преподнести любой сюрприз со знаком минус. Но что могу поделать я? Оставалось ждать.
Однажды она позвонила:
– Люся, я вчера ночевала на улице Светлой, хотя и не собиралась. Боюсь папу оставлять. Но Шурик сказал, что у него разболелось сердце, и он боится оставаться один. Я настояла – вызвали врача. А сегодня меня врач попросила проводить ее до калитки и сказала шепотом: « Он у вас еще и артист. Мог бы и не лежать в постели. Учтите, он способен и разыграть приступ. Вы не сильно пугайтесь». Теперь я не знаю, что делать…
4
Много времени не понадобилось моей сестре, чтобы понять, что за фрукт этот Шурик. Его энергия была какой-то неправильной, что ли. Чаще – работала либо впустую, либо носила разрушительный характер. Он крутился по хозяйству – в саду, в гараже, в доме, но ни видимого порядка, ни положительного результата это не имело. Хаос и запустение царили везде, и с этим отчаянно боролась Ната, которая все время что-то скребла и мыла…
Терпение у моей сестрички было потрясающим. А вернее – чувство ответственности, которую она взвалила на себя, как обычно, добровольно. Жить на два дома, расположенных в нескольких десятках километров друг от друга, вести хозяйство в этих домах, ухаживать за старым отцом и очень даже немолодым женихом, при этом работая – на такое способны только любящие женщины.
Но труднее всего было переносить бесконечное лицемерие этого актера-режиссера. На людях он изображал любезность, был нежен со своей невестой, а наедине он порыкивал, мог с презрением говорить о ее привычках (хотя бы к чистоте), цеплялся к мелочам, находил бесконечный повод для критики. Он обожал свою персону, приписывая себе необыкновенный ум и таланты. Гимн своим достоинствам он мог петь часами. Особенно ему нравилось распространяться на любимую тему: как к нему липнут женщины, и как ему трудно от них отбиваться.
Почти три года длилась эта тягомотина в жизни моей сестрички. Ее держали на символической цепи, слова-звенья которой звучали так: « Если – ты – уйдешь – я – умру – от сердечного – приступа»!
Изображал «предынфарктное состояние» он мастерски.
Однако в промежутках между домашними спектаклями Шурик бывал и веселым, и даже остроумным, и способным объясняться в любви невесте, которая никак не желала узаконить узы явного «брака». Он умел каяться и навязывать свою помощь, когда она не требовалась.
– Давай привезем музыкальные колонки твоей племянницы, о которых ты говорила. Они же не нужны больше, только мешают вам!
– Не сейчас. Сегодня мне не до этого, папа плохо себя чувствует. Мне надо раньше уехать, а я еще не кончила уборку!
– А мы все равно поедем и привезем, – говорил он, бросаясь в гараж – заводить машину.
А потом силком усаживал сестру в свой грязный от пыли салон:
– Едем немедленно!
Если бы она не села, он бы и сам поехал…
Бедный папа, как он не любил этого Шурика, молча страдая…
Поездка в Крым, к двоюродной сестре Шурика, Валентине, и поставила точку в решении моей сестрички расстаться с этим человеком.
Но сначала пришлось пережить множество неприятностей.
Шурик предложил ехать на его «москвиче», считай что – ровеснике своего хозяина. Однако, как я уже говорила, хозяин отличался такой целеустремленностью и отвагой, что остановить его было невозможно. С утра до ночи он наводил внутреннюю и внешнюю красоту на свою колымагу, уверяя Нату, что прекрасно доберутся до Ялты и даже вернутся самостоятельно, без чужой поддержки.
Поскольку Александр Гаврилыч был еще и врунишкой, то он уверил Нату, что двоюродная его сестра, Валентина, приглашала их в гости и ждет не дождется своего братика с «невестой».
Машина, украшенная разными «прибамбасами», была под завязку набита подарками для крымских родственников. Щедрый артист-пенсионер потратил свой месячный бюджет на закупку продуктов. Хорошо, что не прихватил свою овчарку – та осталась у соседей.
Дурные предчувствия моей Наточки сбылись очень скоро: мощный грузовик, КАМАЗ, пытаясь обогнать древний «москвич», все-таки не удержался – долбанул беднягу на выезде из соседнего городка. Случилось это через час после начала путешествия. Пришлось «камазу» брать на буксир свою жертву и волочь домой – то бишь назад, в сарай (он же – гараж).
Однако целеустремленный Шурик в тот же вечер раздобыл два билета на поезд. И они уехали, оставив смертельно раненного «москвича» доживать свой век на родном подворье…
Остановить нашего оптимиста не смогли никакие испытания. А ведь что они пережили! И сколько досталось моей сестричке!
Сначала Натка драила перед отъездом дом Шурика, потом паковала сумки, потом их сбили, потом они объяснялись с водителем, гаишниками, затем их волокли через два города. А снова все выгрузить из машины и уложить в чемоданы? «Больной» Шурик взвалил на свою невесту почти всю эту работу. Она даже чемоданы тащила на вокзал, так он, бедняга, умаялся!
Уже в Ялте Шурик без зазрения совести рассказывал не ожидавшей их Валентине, что это Наточка настоятельно уговаривала его «навестить крымскую родню»! Пришлось ей оправдываться. Рассерженный «жених» в тот же вечер устроил ей во время вечерней прогулки по на Набережной скандал, да такой, что окружающие стали на них оглядываться. Получалось, что это не он вцепился в мою сестру своими клещами, удерживая всеми неправдами, а она прилипла к нему и не дает покоя!
Буквально потрясенная таким поведением, Ната оказалась в самом беспомощном положении. Достать даже один билет в летнее время на поезд было невозможно, деньги и билеты на обратный путь находились у Александра. И хотя он опомнился и стал искать примирения, было ясно: надо бежать от этого типа!
Предстояло пережить несколько мучительных дней в компании лицемера, лгуна и скандалиста-симулянта…
Едва поезд прибыл в Днепропетровск, Шурик снова изобразил сердечный приступ и на правах больного попросил доставить его домой. Заодно поработать носильщицей его личного чемодана. Пришлось сестре ехать не к себе домой, то есть к папе, а к бедному умирающему.
Быстренько собрав свои вещички, сестра покинула этот приют комедианта под его вопли:
– Ты еще пожалеешь! Вот я умру, ой, ой…
– Вызови «скорую», – посоветовала сестра.
Динга провожала ее, пытаясь лизнуть на прощанье. Она тоже преподнесла сюрприз своему хозяину: когда оба приехали с вокзала, овчарка встречала их на крыльце, а потом кинулась… к Нате, чуть не свалив ее с ног от радости. Оскорбленный хозяин…
Не буду врать. Что сказал Шурик по этому поводу, не знаю, но что был возмущен поведение неблагодарной собаки – точно. А Натка моя врать вообще не умеет.
И вот я все думаю все о том же – о роли этих проходных персонажей в нашей жизни. Какая доля случайности в их попадании на нашем пути? Чему они нас учат? И учат ли?
Ой, вопросов масса. А ответов еще больше. Каждый по-своему воспринимает такие подарки судьбы – в кавычках или без…
Какой след оставил Шурик в судьбе моей дорогой сестрички? Вот не знаю. Но знаю точно: она так оживленно вспоминает этот этап, что трудно понять, хотела бы, чтобы его не было вообще, или все-таки...
24.02.2013 г.