Начало тридцатых годов минувшего века...
Светловолосая русская девочка, лет пяти, одна на узбекском рынке с небольшой корзинкой, наполненной золотистыми луковицами. Она пришла торговать. Пришла ранним утром, когда народ только-только начал собираться.
- Сколько стоит твой лук, девочка? - задают ей вопрос.
- Сто рублей, - не раздумывая, называет она цену.
- Сколько?! – в изумлении замирают покупатели.
- Сто рублей, - упрямо твердит девочка, глядя чуть исподлобья.
Нежная, красивая, словно ангелочек, она собирает вокруг себя толпу любопытных, которые вновь и вновь спрашивают о цене товара, и, услышав в ответ, «Сто рублей» дружно и громко смеются.
Ей боязно, хочется плакать, хочется домой, но она не убегает, хоть и не понимает причины смеха, не понимает, чем привлекла к себе столь пристальное внимание, и почему люди такие недобрые в это утро. Одно она знает твёрдо, что "сто рублей" - цена её луковичек, и - точка.
А почему? Да потому, что мама накануне вечером шепталась с подружкой и горько плакала. Разговор удалось подслушать. Дело оказалось в долге, который нужно было срочно отдать соседям. Она заняла у них загадочную сумму: сто рублей. А как вернуть? Денег в доме совсем не было. Вот дочка и нашла выход помочь любимой мамочке. Она внимательно оглядела кухню, собрала в корзиночку, разложенный, видимо, на просушку, лук и отправилась ранним утром продавать его за сто рублей на рынок.
Ребёнка уже окружала целая толпа взрослых и детишек, когда, наконец, её разыскали родители. Вид у них был встревоженный и возмущённый. Дочка ведь ушла торговать, когда ещё все спали, тайно.
Ох, и трёпку ей задали дома! Никто не понял и оттого не оценил причины такого странного поведения. А она не решалась оправдываться, так как догадывалась, что долг - это тайна, а главное, боялась признаться в том, что, притворяясь спящей, подслушала секретный разговор взрослых.
Героиня этой истории - моя мама. Детство её и юность прошли в Узбекистане, там она стала врачом, окончив после войны в Самарканде медицинский институт. Я узнала, как она торговала луком, когда уже была студенткой. Конечно, смеялась, но при этом мне было очень грустно. Смеялась оттого, что сто рублей для тех лет были немой суммой, сродни окладу скромного служащего, и лук на столько, явно, не тянул. А грустно - оттого, что добрую и отважную девочку наказали так несправедливо, не разобравшись в её чистых намерениях.
- Мама, бабушка хотя бы в дальнейшем узнала о причине твоего столь благородного и неоцененного детского порыва? - спросила я как-то, вновь вспомнив ту историю.
- Нет, я не рассказывала. Сначала боялась, потом забыла. Правда, когда приходит мне на память тот базар, тот лук, те смеющиеся люди, сразу становится обидно до слёз, что за доброе дело мне ещё и попало.