Что такое хорошо?

Зинаида Шульгина
   

Утром я встретила чудака. Полуодетый в мороз он бежал мелкой рысью вдоль улицы, выставив вперед руку с пустой котомкой, не уступая дороги людям и взбегая на ступеньки встречных подъездов. Бежал, о чем-то громко рассуждая сам с собой.
Я очень хотела бы знать, о чем  он рассуждает, но чудак быстро   пробежал мимо.

И надо же так случиться, на обратном пути мы встретились вновь. На этот раз он не бежал, а шел, нежно согнувшись к наполненной котомке, упрямо доказывая что-то, обращаясь ко всем и ни к кому.
Поравнявшись с ним, я пошла рядом. Словно в ответ чудак внимательно заглянул в свою котомку, но давно начатую речь прерывать не стал:
 
- Конечно, огурцы и помидоры! Как же без огурцов! Что же еще можно есть?! Конечно, помидоры! А купил ли я огурцы и помидоры?! А что еще? Что же я купил? Ах! Виноград! Как же без винограда?! А хурму не купил,… зачем ее покупать? Ее моя бабушка не ела. Она ее никогда не ела. Она ела огурцы и помидоры. И виноград. А хурму не ела. Не знала, что такое хурма. Зачем я ее буду покупать….

Я шагала с ним в ногу, вслушиваясь в слова и рассуждения. Слушала и понимала. Понимала и соглашалась. Неожиданно мой спутник на повороте свернул и побежал к ближайшему дому. Оглянулись мы одновременно. Вдруг он взмахнул рукой и, помахав мне  как близкой знакомой, радостно прокричал:
- Ты хорошая!
Конечно, хорошая. Для чудака.

В последние годы я замечаю – каждый прожитый день подращивает во мне такого же чудака. Те же мысли о винограде с хурмой, об огурцах и помидорах посещают меня, когда я тащу с рынка тяжеленные сумки.

И сегодня я несла такие сумки. Взобралась с ними в троллейбус и, никого не задев, втиснулась в свободное место у окна, удачно пристроив поклажу между ног на пол. В следующую минуту грузная дама, сидевшая напротив начала подниматься и опираясь на палку, переступая в опасной близости к моим «помидорам»,  стала разворачиваться, готовясь на выход. Чтоб дать ей полностью подняться пришлось откинуться всем телом назад и поднять «помидоры» на колени.

Когда «помидоры» встали на место, а дама вышла, ее поспешила заменить другая, очень своеобразная дама – с двумя сумками и огромным рюкзаком на спине. Мало того, свои сумки она несла в одной руке, а вторая торчала вперед, видимо, на перевязи. К тому же она криком всех предупреждала:
- Не троньте мою руку! Она больная! Не троньте! Я сама!

С этими словами, не замечая моих «помидор», пиная их, она сердито устраивалась напротив, продолжая ругаться:
- Что за люди! Так и норовят за руку ухватить! Хоть вешай этикетку – «Не трогать!»

Из-за рюкзака устроится удобно не получалось, потому она примостилась на самый краешек сиденья, плотно прижимаясь к моим коленям. Я подняла на нее глаза и тут же в страхе опустила – по ее лицу гуляла судорога. Брови, губы, щеки попеременно изгибались, кривились и дергались.

Чтоб не смущать ее и тоже не начать кривиться, я старалась отвести взгляд, но, как назло, глаза сами исподволь поглядывали на нее.   
Я сидела, прижавшись к ней коленями, и молчала. Вспоминала чудака и думала:
- Я же хорошая!

Смешно, но главное мое «Хорошая» в последнее время выражается в разговоре сама с собой. 
Только с собой я могу развивать мысль о том, что Homo sapiens (человек разумный)  уже достиг пика своего развития и дальше пойдет деградация, ибо наступает время Е –  Homo т.е. человека с машиной (читай, с компьютером).
Правда, я еще не поняла, а кто же будет выращивать те же огурцы с помидорами.

И у кого я могу спросить, почему мою душу выворачивает адский хохот, когда я вспоминаю о подарке, полученном от соседки.   
Вроде бы ничего удивительного – соседка прочитала мой рассказ, в котором героиня признается – пришло время собирать наряд «в последний путь».
Было найдено для ритуала все. Все, кроме хлопчатобумажных чулок. Она думала, ушло время таких чулок. Оказалось, нет. Хранятся у людей в шкафах. И соседка их сохранила.
Рассказ соседке понравился, она его прочувствовала и решила помочь – вручила мне пакетик с чулками «в последний путь».

Теперь смотрю я на этот подарок и понимаю Зилова из «Утиной охоты», когда ему живому вручили венок на его собственное погребение.
Но, чудак сказал мне – «Хорошая»! Значит, я должна понять и соседку!

Случалось и невозможное. Неделю назад мне приснился замечательно красивый яркий сон. В том сне я летала. Гуляла по райским местам, обнималась с любимыми людьми. Побывала в тех краях, о которых мечтала, но не могла посетить.
Проснулась абсолютно счастливая, и тут же рассказала о полетах мужу, не забыв упомянуть, что во сне моя фамилия была – Живаго.
 
Через несколько часов в фойе библиотеки, куда люди сносят ненужные им книги, я вижу лежащий чуть в стороне темный томик. Открываю. «Доктор Живаго»!
Как хорошо, что Роднуля этому свидетель, иначе бы я не поверила сама себе. Прошло время, а я все пытаюсь понять, что это значило. Решила, оттого что – «Хорошая!»

Тридцать лет назад мы посадили под окнами дома старую – престарую яблоню. Хоть и с трудом, но она прижилась. Каждую весну покрывалась цветами, но плодов мы не видели. Они не созревали и осыпались раньше времени.
Прошлой весной я посвятила этой яблоне рассказ. Сделала несколько снимков.

А по осени, будто в благодарность за то, что о ней помнят, яблоня впервые одарила нас такой красоты плодами, что проходящие мимо люди останавливались в удивлении. Большие красные яблоки висели по всей кроне на оголенных морозом ветвях не желая падать.
Пишу эти строчки в феврале, а в голове вопрос – проснется ли яблоня весной? А может те плоды были прощальными. Со мной с «Хорошей»?
 
В восьмидесятом году прошлого столетия, когда никто и предположить не мог, что ожидает страну, на тронном месте рядом с метро, вырыли огромный котлован и стали возводить здание  – украшение нового района. Культурно – просветительный центр «Русь».

Наш район именуется «Комендантский аэродром», в честь первых авиатружеников, полеты которых наблюдал еще Николай11.
Архитектор постарался и спроектировал могучее здание, очень напоминающее хвост самолета. Почему только хвост – сказать не могу. Но, то, что и через тридцать лет мы видели все тот же хвост – это точно!

Здание годами штукатурили, красили, оклеивали дорогой плиткой. Но застеклить фасад почему-то не спешили. Возможно потому, что Союз рухнул, и стекла на фасад размером в полквартала не хватило.
Два десятилетия сооружение, демонстрируя черные внутренности, пугало людей загадочным безглазым лицом. «Хвост самолета» стал основным памятником и ребусом района. Стал центром развлекательным. Люди гадали – «что?» и «когда?».

Помогли строители, точнее сегодняшние застройщики. Они задали себе очередной вопрос «где?» и здание  начали разбирать. Аккуратно  сняли дорогую облицовку, затем подогнали убойную технику и вскоре несостоявшийся центр «Русь» стал таять на глазах.

Покушение на «Русь» напоминает о сегодняшних событиях в стране и я хочу, чтобы эти события закончились развалом только культурно – просветительно – развлекательного центра. Кстати, ведь, и в Москве «Россию» развалили, но я, ни в коем случае не связываю эти события. Ведь, я же «Хорошая».

Уходящее в историю здание мне нравилось.  И как все исчезающее, я фотографировала его  на память. В тот момент, когда, отыскав подходящий ракурс, приподнявшись на цыпочки, я нажала на кнопку фотокамеры, передо мной возник человек и осторожно спросил:
- Вы фотокорреспондент? – Слава богу, юмор мне достался в наследство, потому на такой приятный вопрос я, конечно, ответила положительно.
- Нашего района? – и на этот вопрос я с готовностью кивнула головой.
- А я иду с совещания. Я председатель общества ветеранов – танкистов,  - гордо представился человек.
 
Оттого, что в юности мне посчастливилось покататься в учебке на танковой броне, я тут же,  выпрямила спинку и понимающим взглядом оценила собеседника.
Танкист был стареньким и заслуженным, словно тридцатьчетверка.

Вечное пальто из плащовки со временем стало ему великовато, оно топорщилось и приподнималось на плечах, словно броня. Голова, увенчанная серой папахой, поставленная, как и должна стоять башня, очень прямо и гордо вглядывалась в меня пристальным взглядом.
Только взгляд этот перемежался частым морганием. Глаза на серьезном морозе слезились и почти плакали. Да и взгляд, через минуту уже не казался мне пристальным, он был тревожным и печальным.
- Вот иду с совещания. Домой. А идти не хочется. Приду, а жена сразу начнет ворчать, что я с ней не гуляю. Она одна гулять не любит, а кроме меня ей идти не с кем. А вы одна гуляете? – я согласно кивнула.
- Какой у вас хороший фотоаппарат. Это кодак? – в ответ я указала  ему на марку.
- А компьютер у вас есть? Конечно, есть, коли у вас такой фотоаппарат! – я согласно улыбнулась. На все вопросы танкист отвечал сам.
- У меня тоже есть компьютер. Только жена ругается, когда я его включаю. Живем мы в одной комнате и мне от нее никуда не спрятаться.
Раньше у нас была большая квартира. Мы подарили ее внучке. Она ее разменяла, и теперь мы живем в одной маленькой комнате, -  затронув «квартирный вопрос» ветеран опечалился и потянулся за платком.
- А вы где гуляете? С вами очень интересно…. – договорить танкист не успел. К остановке подошел мой троллейбус. Пожелав ему здоровья, прощально кивнув головой, я уехала. Почти до поворота, глядя в заднее окно, я видела стоящего в стороне от людской толпы человека не желающего идти к себе домой.

Издали, еще на переходе я узнала фигурку чудака. Он шел, как и прежде, в расстегнутой легкой курточке. Длинные волосы беспорядочно трепал встречный ветер. Вытянутой вперед рукой он крепко сжимал пустую котомку и, согнувшись, вытянув шею, глядя строго вперед, учил кого-то дальнего быть хорошим.