МОЯ ХАТА С КРАЮ

Коптева Ольга
Моя  хата  с  краю

Моя   хата  с  краю...    На  бугорочке  возле  речки  стоит.   

Речка  наша,  Зубовка  раньше  рыбой  богата  была.  Вся  деревня,   почитай,  круглый  год  свеженькой  рыбёшкой  кормилась.   Совхоз  богатый  был  у  нас – Новозубовский.  И  рыбу  в  пруду   разводили,  и   поля  пахали-сеяли,  и  молочно-товарная  ферма  была,  и  пять  окрестных  деревушек   в  составе  совхоза  находились.  Всё  изменилось   теперь,  жизнь  с  ног  на  голову  встала.  Одна   деревенька  Зубовка  осталась.   Да  и  то,  к  слову  сказать,  Беззубовка  она  у   нас  теперь. 

 Посудите  сами,  по  порядку   идёшь,   дом   стоит.    Потом   пусто,   двух   домов- зубов  нет.  Затем  опять  изба   дымком  курИт,   и  опять  - пробел,  одну-две   избы  корова   языком  слизала.   А  какие  дома  остались,   то  все  они  как  зубы  во  рту  у  старика,   кривые   да  «кариесом»  тронутые....  Так  и  живём.  Иногда   к нам  торгаши  заезжают,  продают  то  да  сё.   Берём.  Чтобы  до  магазина  не  бежать.    Один  он  у  нас.   А  деревня  большая.  Была.

А  тут  я  пенсию  получила  и  надумала  в  район  съездить,  в  поликлинику  наведаться.   Крючить  меня   стало.   Ночью,  утром   ли,  проснусь,  потянусь   сладко.  Тут  мне  во  мне  все жилы  как  скрючит,  больно – хоть  криком  кричи.  Вот  и  решила  врача   порасспрашивать,  может  чего  посоветует.   Из  дома  вышла,   засов  закрыла   и   замок  на  него  повесила.   На  улице  машина  стоит.  Вижу,  мужик   из  окошечка  кабины   высунулся,  на  меня  смотрит:
-  Бабка,    тебе  крыша  не  нужна?
-  Да  нет,  милок,  не  нужна,  -  говорю,  -  новая  крыша   у  меня.  В  запрошлом  годе  Васька,  бывший   совхозный  плотник,   покрыл  мне  дом  железом.  По  модному  сделал.   Блестит  теперь  на  солнышке,   за  версту  видать,  любо-дорого.
- Ты  далеко,  бабка,  наладилась?  Вернёшься  скоро  ли?
-  К  вечеру  дома  буду.   А  вы  торгуете  чем,   али   другая  какая  нужда  в  нашу  деревню  завела?
- Торгуем,  торгуем.  Счастливо   воротиться,  бабуля!

Ну,  я  рукой   им  махнула   да  и  побежала   к  сельсовету,  автобус   к  нам  один  раз  в день  заезжает,  опоздать   боюсь. 

Вернулась  я   -  темно  уж  было.   Печь   протопила,    да   спать  легла.   Утром   глазоньки  протёрла,  фуфайку  на  плечи  накинула,  в  огород  пошла  малую  нужду  справить.   На  дом  свой  взглянула:
- Бат-тюшки!
Так  в  сугроб  и  села  голым  задом.   Избу  мою – не  узнать!  Вместо  крыши   одни  стропила  соят,   белым  пухом  запорошенные.   Ночью  видать,  снежок   прошёл.  Я  чуть   ума  не  лишилась   с  перепугу.   Куда  бежать,  о  чём  кричать – не знаю.
Подхватилась   я  - сама  космачом,  в  валенках   на   босу   ногу,  фуфайчонка  навстречу  ветру  распахнулась:
- Караул!  Помогите,  люди добрые!
Бегу  сломя  голову    куда  ноги   несут.   Какая-то   плешивая   собачонка   за  мной   увязалась,  и  ну,  давай   лаять  с  перепугу.   За  ней  ещё   собаки  выскочили  - и  за  мной!  Надо  сказать,  что  хоть  домов  в  деревне  убавилось,  а  собак   вроде   даже  больше   стало.   Эдаким  ревуще-лаящим   клубком  приблизились   мы  к  сельсовету.   

На  шум  председатель  наш,  Митрич,   выскочил,  подхватил  меня:
-  Что  блажишь,  Никифоровна?  Не  пожар  ли  у  тебя?
Я  сказать  ничего   не  могу,   запалилась  вся  как  есть,  отдышаться  не  могу:
- Крышу,  -   кричу,  -  крышу  снесло  у  меня!   Покамест   в  район  съездила!
Митрич   перекрестился:
- Прости  господи,  воля   твоя,   до  чего   народ   довели.  Бабки   заполошные   по  деревне   чуть ли не  голышом  бегают. 

Затащил  меня  председатель  к  себе  в  кабинет,  водички  налил,  усадил  на  скамеечку.    Тут  от  воды  да  от   пережитОго  я   зашлась  навзрыд  и  остановиться  не  могу.   Чувствую,   припадком  меня  колотить  начинает.    Митрич   перепугался,   диск   телефона  пальцем  крутит,   сам  на  меня  косится.

Вскоре  машина  под    сельсоветовским   окном   остановилась.  Посадили  меня   в  неё  и повезли.   Попала  я  опять  в  больницу,   откуда  вчера   вечером   приехала.  По  дороге  укол  поставили,  успокоилась  немного.   Врач  внимательно   на   меня  смотрит  и  спрашивает:
-  Что  вас  беспокоит,  бабушка?
- Крыша    беспокоит,  миленький.  Крышу  у  меня  снесло. 
- Какую  крышу?
- Синюю,  милок,   железную.  Одни  стропила   остались,   протекать  будет.
- Вы  головой,  случаем,  не  ударялись?  Синяков,  ушибов  нет?  Дайте-ка,  я   вас  обследую.   С  энурезом   давно  живёте?   
- Не   ударялась  я.  Нуреза  никакого  не  знаю.   
- Ну,  ушибов  нет  и ладно.  Так  и  запишем.  Энуреза  у  вас  тоже  нет.
- Постойте,  а  это  не  тот,  который  к  моему  дому  на  машине  подъезжал?  Я  догадалась.   Этот  Нурез,  гад,  крышу  мою  увёз!
- Да  о  чём  вы  говорите,  никак   в  толк  не  возьму!
Хорошо,  что  врач   молоденький   оказался,   внимательно   меня   выслушал,   затем  меня  в  полицию  отвёз.   Там-то  во  всём  и  разобрались.   Через   два  дня  нашли  машину,  мужика- водителя  я  опознала.   Присудили  ему  за  железо  мне  оплатить.   А на  те  деньги,  которые  за моральный  ущерб   начислили,  я  опять  Ваську  наняла.   Сызнова  мне  крышу  покрыл.

А  преступники  эти,  оказывается,  по  «наводке»  работали.   Их  целая  компания  была.  По  деревням  разъезжали,  глядели,  где  и  что  плохо  лежит.   Я  куме  сболтнула,  что  с  пенсии  в  район  собираюсь,  а  та  шепнула,  кому  надо.   Вот  машина-то  и  стояла,  поджидала,  когда  это  я  на  остановку   убегу.   Только  скрылась  из  глаз  долой  - мужики  быстренько  сняли  железо,   (у  меня   добрых   двадцать   листов  было) и  пропили.   Я  сама  по  их  милости  чуть  в   «психушке»  не  оказалась.    Долго  потом   ещё  валерьянку  пила.

И  то  сказать  -   моя  хата  с  краю,    на  горочке,   что  к  речке  спускается.    Соседи,  какие   были  -  поразъехались.   Некоторые  дома   вывезли,  а  остальные,  брошеные,    сами  развалились.   Не  видать  никому,  что  там  у  меня  делается.   Да  и  кому  смотреть-то?   В  деревне   одни   старики   остались,   все  на  печке  сидят,  тепла  дожидаются.

19.02.2013.