Генерал Пашков и Петр Хлебников прибыли в Брест под вечер, зашли в гостиницу, узнали цену за проживание, молча переглянулись.
– Владимир Петрович, может, где комнатенку найти? А так у нас не хватит денег на гостиницу, – растерянно произнес Хлебников.
– Да-а, не учли мы современный разброс цен. Пожалуй, в самом Париже в каком-нибудь Палас – отеле дешевле стоит, чем в заштатном Бресте.
Послушай, любезная, а не подскажешь ли, где можно найти ночлег по сходной цене дня на три? – обратился Владимир Петрович к администратору гостиницы, женщине лет пятидесяти на вид, светловолосой, с нежным бело – розовым лицом, чернобровой красавице, которая внимательно рассматривала их и слушала, о чем они говорят.
– Почему же не знаю, очень даже хорошо знаю. В наших Крестах вам место – там и накормят, и обмоют, и спать уложат, – хитро прищурилась администраторша и вдруг выбросила руку вперед, показывая на них, обратилась к проходившему мужчине, по всей видимости, служащему этой гостиницы. – Видал?! Брест им не нравится! Заштатным он стал! Это Брест-то – заштатный?! Да ты знаешь, гнида заморская, что такое Брест?! Ты был в крепости? Там тятька мой вылитый стоит!
Она сама стояла, как изваяние: полногрудая, полноватая русская баба, вперив руки в крутые бока, готовая броситься на защиту своего города-героя, как и ее отец, не пожалевший своей жизни.
Рабочий, как остановился внезапно, так и стоял, остолбеневший, с открытым ртом от непонимания происходившего.
Хлебников выдвинулся вперед, готовясь броситься на защиту генерала.
А Владимир Петрович смотрел на женщину округлившимися от удивления глазами, но вдруг на его лице появилась улыбка, потом лицо стало дрожать от хохота, он, как мальчишка, стукнул себя по коленям и выкрикнул:
– Симка! Белая! Ты?!
– Ну, я – Симка, я – Белая. И шо? Фамилия такая нашенская, – смущенно ответила женщина, вмиг превратившись из грозного Геракла в милую, добрую домашнюю хозяйку.
Владимир Петрович подошел к ней вплотную, положил руки на ее плечи, посмотрел в глаза, которые напоминали цветущий лен, и спросил:
– Не узнала, Сима? Присмотрись повнимательней. Хотя и не Пешков я, но...
– Но Пашков, – по инерции закончила за него женщина и воскликнула: – Володька! Пашков! – она отстранила его от себя, оглядела со всех сторон, одобрительно покачала головой с прицокиванием:
– О цеж добрый пан, ну вылитый князь Горчинский из Бобровки. А може генералом стал? – полюбопытствовала она.
Услышав о Горчинском, генерал и Артист переглянулись, не веря своим ушам.
– Сима, а ты разве из Бобровки? – Владимир Петрович не мог поверить в свою удачу – Симу Белую из их класса звали «ходячая энциклопедия»: она знала все обо всех, помнила обо всем. Господь наградил ее феноменальной памятью.
– Та ни, мы Криницкие, – с гордостью произнесла Сима. – Но это рядом. Станислав Горчинский к нам на посиделки хаживал.
– Станислав? А может быть Иван? Ты не путаешь? – удача, влетевшая голубем в руки, готова была вот-вот улетучиться.
– Та ни, то хаживал Станислав. Он потом к диду в Америку уихав. А Иван в Бресте учився. У него матка другая.
– Уж так и в Америку? – усомнился Владимир Петрович.
– Та шо ты, Володька, не помнишь, скильки шума було из-за этого? А он приезжал в мае сюда с делегацией. Но как тильки увидел меня, так сразу съихав из номера. А фамилия его теперь Горчин. Та съизжай, ни съизжай, а я знаю, иде он був.
– Сима, а до которого часа ты дежуришь? Мне бы вот парня определить отдохнуть, а мы бы с тобой побалакали, – Владимир Петрович не хотел заострять разговор на этой теме, так как к стойке, за которой стояла Сима, то и дело подходили жильцы гостиницы.
– Товарищ... – хотел возразить Артист, но генерал не дал ему договорить.
– Спокойно, возражений не принимаю, – и пожалел, что рядом с ним не Марийка, улавливающая все на лету.
– Та я на сутки, тильки шо заступила. Пришлось подменить Галю, дитя у ние заболило. А так я – директор гостиницы.
– А ты не забыла хохлацкую мову, – улыбнулся Владимир Петрович, слушая ее певучий, журчащий прохладным ручейком голос.
– То Криницкая, а не хохлацкая мова, – возразила Сима. – Вот как волнуюсь, так и начинаю так балакать.
– Чего же ты волнуешься, Белая? – улыбаясь, Владимир Петрович смотрел на взволнованную Симу, которая стояла, облокотившись на барьер.
– Я теперь Коломиец, а не Белая, – пояснила она. – Як же мне не волноваться, коли ты рядом. Скильки ж рокив мы не виделись? Ох, Володька, Володька, який же ты важный стал! А был простой хлопчик, когда со мной за одной партой сидел. – Сима смотрела на Владимира Петровича с такой нежностью и любовью, что у того даже заныло под ложечкой, и он непроизвольно приложил руку к этому месту.
– Ты шо, голодный? Тю, дурная баба, – она посмотрела по сторонам, ища кого-то, и вдруг зашумела на мужчину: – Ну, шо ты мотаешься туды-сюды, шо ты кружишься, як мотыль однокрылый? Иди отседова домой и шоб тебя не зрили мои очи.
Вот работничка прислали – «На те, Боже, шо нам не гоже». Одна горилка на уме. Побудьте тут, я сию минуту приду. – Сима почти бегом направилась к лестнице, ведущей на этажи. Буквально минуты через две она появилась с молодой женщиной.
– Вот Ганна подежурит. Пошли, – она направилась к выходу. Владимиру Петровичу и Хлебникову пришлось поспешать за ней.
– Ты куда это нас ведешь? – удивился Пашков.
– Как это – куда? Домой. Познакомишься с моей семьей. И поговорим спокойно.
Они вошли в двухэтажный дом, который стоял в нескольких шагах от гостиницы.
В просторной прихожей их встретил моложавый мужчина, по-военному подтянутый, седой, с черными прядями на висках. Он взволнованно смотрел на жену.
– Сима, что случилось? Почему ты вернулась с дежурства?
– А ты, часом, не молодайку привел, что так затрепетал? – рассмеялась Сима. – Вот познакомься с моим школьным товарищем Володей Пашковым.
– Петр Коломиец, – протянул руку хозяин, крепко пожал встречную, а потом поздоровался с Артистом. Тот представился:
– Хлебников, Петро.
– Как ты сказал? – взволнованно переспросил хозяин.
– Петро Хлебников, – смутился Артист.
– Сима, ты шо стоишь, ты не видишь, хто к нам пришел?! – зашумел на жену Коломиец.
Сима недоуменно смотрела то на мужа, то на Петра.
– Ты шо, старая квочка, память тебе поотшибало, шо ты не сообразишь – это ж мой крестник! – негодовал Коломиец.
– Ой, шо ж это я?! И то сын Ивана? А я ишо в гостинице поняла, шо он на кого-то похож, – воскликнула Сима.
Все трое мужчин разом рассмеялись.
– Рассказывай, крестник, где ты, где все твои?– теребил его Коломиец.
– Сбавь обороты, Коломиец, дай парню остыть, прийти в себя, – возразил Владимир Петрович.