Александр Пушкин и Наталья Гончарова

Асна Сатанаева
Фотография из Интернета

Александр Пушкин стоял около зеркала и разглядывал свое увядшее лицо: истощенное, резкое, с морщинами. «Да-а-а... Я далеко уже не юноша…Это, наверное, дают знать о себе бурные годы первой молодости и - тяжкие болезни… Ужель мне точно тридцать лет?!». -  Он все чаще  стал ловить себя на том, что серьезно задумывается о женитьбе.

        Его метания вылились в шуточное стихотворение:
 – Женись! – На ком? –
  - На Вере Чацкой!
 –  Стара.
 –  На Родиной.
–  Проста.
 – На Хальской.
 – Смех у ней дурацкой.
 – На Шиповой.
 – Бедна, толста.
 – На Минской.
– Слишком томно дышет.
 – На Турбиной.
 – Романсы пишет.
 – На Маше Липской.
 –  Что за тон!
 Гримас, ужимок миллион.
 – На Лидиной.
– Что за семейство!
 Шалунья - мать, отец - дурак.
 – Ну, так на Ленской.
 –  Как не так!
 Приму в родство себе лакейство:
 У них орехи подают,
 Они в театре пиво пьют…

И дальнейшая его жизнь превратилась в неизменные поиски той, которая  станет достойной  спутницей.Но все же он не писал в Москву ни Ушаковой Катерине, ни Урусовой Софье, ни Римской-Корсаковой Александре… Он жил здесь и сейчас, и ему было не до них.

Наталья Гончарова, которую так рано стали вывозить, едва ей исполнилось шестнадцать лет, была младшей дочерью в семье: у неё были две старшие сестры - Екатерина и Александра, старшие братья Дмитрий и Иван; а Сергей был её младше.

До шести лет Таша росла в Полотняном заводе, пока еще майорате… у деда Афанасия Николаевича Гончарова, который баловал её всячески, выписывая ей игрушки и куклы из Англии, Франции…

Семья Гончаровых происходила от горшечников, которые еще в XVII веке находились в числе тех людей в Калуге, которые начали всё с небольшой лавки, а потом разбогатели.

Афанасию Абрамовичу повезло, что Петр I в то время начал создавать русский флот - глава рода сумел нажить огромное состояние, благодаря полотняному заводу и бумажной фабрике, построенных им недалеко от Калуги.

Царь с самого начала ему покровительствовал, присылая мастеров из-за рубежа.Парусные полотна именно его фабрики имели огромный спрос не только в России, но и Англии. И, как только где-то начиналась война, на Гончаровых начинал сыпаться золотой дождь. Так, первый раз глава семейства разбогател во время войны Франции и Англии за Канаду - в 1756-1763 годах… Также у него было семьдесят поместий, приносившие огромный доход.

После смерти Петра I его дочь, Елизавета Петровна, продолжала покровительствовать рачительному хозяину - она пожаловала ему чин коллежского асессора. Впоследствии Екатерина II специальным указом подтвердила это право, только уже его внуку – Афанасию Николаевичу Гончарову, любимому деду Таши. Это давало право на потомственное дворянство.

Афанасий Абрамович ещё в 1778 году, чтобы сохранить богатство, мудро превратил полотняный завод, фабрику и прилегающие к нему поместья,  в майорат – неделимые имения, которые должны были передаваться старшему в роде. И сначала он достался его сыну - Николаю Афанасьевичу, а потом внуку, Афанасию Николаевичу. Этот отличался от них необузданностью, расточительностью, бездумным отношением к имуществу, и скоро принялся его мотать.

Дом в Полотняном заводе представлял собой изящную архитектуру на западный манер. Парк при нем постоянно насаживался и видоизменялся, аллеи украшались гротами, статуями, беседками... а в оранжереях росли даже ананасы.

У Гончаровых был также и конный завод - Афанасий Абрамович разводил великолепных скакунов. Вместе с женой, Надеждой Платоновной, они устраивали празднества и пиры, которые продолжались недели и месяцы. Всё великолепие имений поддерживалось множеством слуг и дворовых - их насчитывалось более двухсот.

Сын Афанасия Абрамовича и Надежды Платоновны, Николай,  вырос в роскошной обстановке и в обожании родителей. А сам молодой человек обладал незаурядными способностями: играл на скрипке и виолончели, сочинял стихи, в совершенстве знал языки – французский, английский, немецкий. Гончаровы устраивали концерты раз в неделю, выписывая квартеты из Москвы.

В 1804 году Николай был зачислен в Коллегию иностранных дел в Петербурге и блистал там прекрасными манерами и образованием. Встретив в одном из великосветских гостиных Наталью Ивановну Загряжскую, из старинного дворянского рода, он полюбил её и женился.  Но отец невесты, Иван Александрович, оказался человеком с причудами: несмотря на имеющихся у него жену, сына и двух дочерей – Софью и Екатерину, он, находясь со своим полком в Дерпте (Тарту),влюбился в замужнюю баронессу - Ульрику Поссе.Он обвенчался с ней, бросившую мужа и дочь, а потом привез её в свою семью, уже беременную. Жена его, Александра Степановна, устроила скандал и он ускакал в Москву, оставив Ульрику в Яропольце, на  попечении старой жены.

Ульрика Поссе была женщиной необыкновенной красоты. Но  баронесса  была несчастна: уезжая  в Россию с блестящим гвардейским офицером, она оставила мужу маленькую Жаннетт, отчего  очень страдала. Бесконечные думы о том, что она бросила дочь и мужа, а теперь  её, в свою очередь, так же унизили (Загряжский сбежал от нее) унесли её в могилу раньше времени. Она умерла, когда ей было всего  тридцать лет, а рожденной от Загряжского дочке Наташе – шесть. Вот эта девочка Наташа (Наталья Ивановна), и родила Натали, предназначенная судьбой Александру Пушкину.

  Дочери Ивана  Александровича и Александры Степановны Загряжских подросли и их мать переехала в Петербург, поближе  к Загряжской Наталье Кирилловне - жена ее деверя была могущественной женщиной и ей многое удавалось в царском дворце. С её помощью Александра Степановна  устроила дочерей, Софью и Екатерин, фрейлинами во дворец, а потом они  удачно вышли замуж.

А в Наталью, тоже фрейлину,внебрачную дочь Ивана Александровича и Ульрики Поссе, влюбился фаворит императрицы - кавалергард Охотников, от которого у той уже рос внебрачный ребенок.

Поэтому Наталью срочно выдали замуж за Гончарова Николая Афанасьевича - сына  владельца Полотняного завода и бумажной фабрики, а также множества поместий. Правда, к этому времени от их былого богатства осталось мало  –  Афанасий Николаевич, отец Николая, успешно разорял все богатство рода.

Венчание Натальи Ивановны Загряжской и Николая Афанасьевича Гончарова, родителей Натали, проходило во дворце, и было обставлено пышно. Царица пригласила невесту к себе в покои, чтобы увенчать её голову бриллиантовыми наколками - так она откупилась от своей бывшей фрейлины перед тем, как с нею расстаться навсегда.

Николай Афанасьевич Гончаров  тоже  получил чин коллежского асессора и устроился секретарем к московскому губернатору, а его мать оставила мужа-разорителя в Полотняном заводе и тоже уехала в Москву,  и  зажила  там отдельно.

Оставшийся один в Полотняном заводе ее муж,Афанасий Николаевич, загулял еще больше, а  спустя время уехал за границу, оформив доверенность на сына. И вот тут Николай Афанасьевич, отец Натали, показал свои умения вести дела –    привел в норму расшатанное хозяйство. Но до конца не сумел воплотить все свои задумки - был канун 1812 года и французы уже близко подошли  к Полотняному заводу. Скоро откуда-то вынырнул и Афанасий Николаевич с любовницей – мадам Бабетт. Поселив её в доме со всеми, он потребовал к ней почтительного отношения. Домочадцы не стерпели этого и начались ссоры и раздоры.

 После  победы над французами, в 1814 году, Афанасий Николаевич сумел отстранить сына от всех дел, и энергичный, прекрасно справлявшийся с любыми трудностями Николай, оставшись без любимого занятия, запил… И чем чаще он пил, тем в семье становилось хуже: такого отца боялись дети, которых уже в семье было пятеро - два сына и три дочери.

Пьянство сына дало возможность отцу называть его психически неполноценным, а Наталья Ивановна, мать Натали, вместо того, чтобы поддержать мужа, встала на сторону свекра, от которого зависела материально. Поселив Николая во флигель, приставила к нему специального человека и в дни запоя ни сама не подходила к нему, ни детей не подпускала. Но в остальное время семья была как семья - у них даже родились ещё двое детей - сын Сергей и дочь Софья, которая умерла маленькой.

Наталья Ивановна к этому времени стала богомольной, нетерпимой, властной, и дети её боялись не меньше, чем пьяного отца. Но в один из светлых просветов  мужа  она настояла, чтобы забрать от сумасбродного Афанасия Николаевича  шестилетнюю Ташу.

Однако избалованная девочка, которая ни в чем до сих пор не знала отказа, с трудом вживалась в родную семью, дичилась всех и в основном молчала. И, как только мать начинала распекать других детей, она пряталась и где-то отсиживалась, пока буря не утихала. Приспособилась к раздражительной матери, никогда ей не прекословила, подчинялась ей безмолвно…

Наталья Ивановна, глядя на младшую дочь и качая головой, все время твердила: «Слишком уж тиха, ни одной провинности! В тихом омуте черти водятся!..» - Так оно и было – Ташу никогда не смогли поймать за провинность и наказать.

Сыновей, Ивана и Сергея, Наталья Ивановна сразу определила на военную службу. А Дмитрия, старшего сына, она готовила к управлению огромным имением, надеясь на то, что мужа признают психически больным, а Афанасий Николаевич умрет - всем уже определила судьбу.

Когда свекор начинал совсем дурить, привозя из города, одну за другой, девок, осыпать их золотом, уезжая то с одной, то с другой в Петербург или Москву, она сама брала управление имением в руки и это ей нравилось. Она была полной хозяйкой! И делала все, что душе заблагорассудится: нанимала детям гувернеров и учителей музыки - девочки играли на фортепьяно. Учила их шить и вышивать, варить варенье. И держала всех  под строгим контролем, иногда разрешая выезжать на прекрасных породистых лошадях, благо - свои. Все три девочки  держались в седле, как амазонки.

Но книжки читала и стихи современных поэтов знала только Александра, Азя, которая наизусть помнила всего Пушкина. А лучше всех танцевала Таша, тоненькая, грациозная, красивая, но непонятная для всех тихоня. Ее искусство стрелять глазами  заметили все старые матроны, вывозившие уже внучек и осуждающе качавшие головами: юная девица Гончарова постоянно метала молнии глаз в кавалеров,удерживая их взгляды.Две ее старшие сестры, Екатерина и Александра, запертые матерью в Полотняном заводе, так и не смогли найти женихов: мать  их не одевала, не вывозила. А так как они были ещё и бесприданницами, - дед совсем разорил семью, -  то они старились без надежды выйти замуж.

Тем временем Таше исполнилось  шестнадцать лет  и Наталья Ивановна решила поправить свое плохое материальное положение, выдав дочку-красавицу за богатого жениха. Вывозила её на ярмарку невест в Москве. Там не было ни одного бала, где Таша не плясала бы - не уставала никогда, вплоть до того, что стирала до дыр матерчатые бальные туфли и ей одалживали чужие. Участвовала она и в живых картинах - она была везде, где можно показаться. И все в ней заметили артистические задатки - глазами она умела сказать многое.

В Москве, на балу, который проводил самый модный в то время танцмейстер Йогель, Александр Пушкин впервые увидел молоденькую барышню и, пораженный её красотой, бросился выяснять, кто это. И  ему назвали - "Натали Гончарова", добавив: - Одна из  самых прелестных барышень Москвы". Он смотрел на неё и размышлял: «Она очень высокая. Её рост составляет, наверное, не менее 177 против моих 166 см…(перевести в ).  Боже, как она в талии тонка, но при этом имеет пышный бюст! - Долго рассматривал бархатистую кожу, сияющую белизной, темные шелковистые волосы, обрамляющие  юное лицо с одним косящим глазом. Показалось, что простое белое платье подчеркивает её невинность... - И в танце  она двигается грациозно...»

Понаблюдав за застывшим в восторженном созерцании приятелем, граф Толстой-Американец, с которым он хотел драться на дуэли еще до ссылки на юг, но помирился недавно, рассмеялся:

- Давай я тебя введу в семью Гончаровых – я им родственник. Стану тебе посредником в аммуррных делах…
Александр  с готовностью согласился - любовался, вот уж битый час, барышней, поразившей его красотой и взглядами исподтишка! Поверил, что она заинтересовалась им.

Граф Толстой сдержал обещание - представил его семейству Гончаровых. Но ведь приятель  не перестал и каждый день ходить к Катюше Ушаковой, с которой  весело проводил время. А скоро он метался между двумя прелестницами, не зная, кого выбирать: Натали или Катерину,с которой и её младшей сестрой Лизанькой высмеивал необщительную Натали.  А девицы-сестрицы не уставали рисовать в своих альбомах карикатуры на соперницу.
 
С Натали же Александр молчал, бросив все попытки ее разговорить: она только смотрела на него слегка косящим глазом и лишь молча улыбалась. Он злился, не понимая, о чем с ней беседовать. И раз так -  оставалось тоже молча любоваться  красотой, что он и делал. Обладая душевной чуткостью, он сразу же почувствовал, что в доме Гончаровых его еле терпят: было заметно, что  Наталья Ивановна хочет выгодно устроить младшую, раз не удалось сбыть старших дочерей с рук.  Понимал: "Для этого Натали, что и говорить, обладает несомненным достоинством - неотразимой внешностью! А это и есть богатство, как она думает..." 

Посчитав, что раз он не уважает старшую Гончарову, он может с ней вести, при молчаливой боязливости трех её дочерей, баталии, тем более, что, как оказалось, та – ярая сторонница  Александра I, его врага, он спорил с ней неистово.  Понял, что ему нравится задевать противную женщину, и не нравится её грубость и властность. Он злил эту фанатичку своими пренебрежительными разговорами о бывшем государе, перед которым та поклонялась. "Который выпил у меня много крови, отправив в южную глушь в то самое время, когда я так нуждался в столичном обществе Петербурга - после лицея...", - хмурился недовольно.

Раздумывая о причинах, что его приводит в этот негостеприимный дом, понял,  что посредством женитьбы на прекраснейшей Натали он сможет уязвить весь свет… Но та не давала ему никаких надежд, только глядела на него  часами  безразличными  глазами. Вскоре все это ему надоело и он вернулся  в Петербург, где окунулся в водоворот светской жизни, где  он опять встретил Каролину Собаньскую, в которую был влюблен еще в Одессе. И теперь он искал ее в местах, где соблазнительная полячка могла появиться.

В это же время в письме, не удержавшись, он насмешливо спрашивал князя Вяземского: «Правда ли, что моя Гончарова выходит замуж за архивного  Мещерского? Что делает Ушакова, моя же?». -   Несмотря на то, что жил в родовом имении Остафьево, знал - в Москве князь ведет бурную ночную жизнь на приемах и балах.

  Сам  же был спокоен в отношении Натали Гончаровой –  его задела только её красота, а сердце-то молчало! "Будет ли она принадлежать мне или нет – покажет время... Катюша же меня любит и примет всегда любого, лишь бы я захотел..." . Его терзали в это время и другие заботы: проиграл крупную сумму денег и не знал, как их отдать. Решил записаться в армию Паскевича и уехать на юг.  "Может, удастся подзаработать немного. Да хочется еще и впечатлений! Душит меня свинский  Петербург своим воздухом. А Москва… Что ж - Москва? Там две барышни, из которых никак не могу сделать выбор - Катюша и Натали... - Мысли о женитьбе стали его обуревать нешуточно, он понимал, что в таком возрасте все обыкновенно женятся, а ему  надоели  бездомность и неприкаянность: - Живу ведь с двенадцати лет один..."

И, вернувшись в начале января в Петербург, в марте он снова очутился в Москве. Но почти каждый день проводил в гостеприимном доме Ушаковых на Пресне, а не в стылом доме Гончаровых, что еще больше побудило к толкам о его влюбленности в Катюшу. По дороге к сестрам Ушаковым он  дважды в день проезжал мимо окон Гончаровых, живших на углу Большой Никитской и Скарятинского переулка.
 
А Натали постоянно наблюдала за ним из окна: сезон прошел, желающих  предложить ей руку и сердце как-то не нашлось, и она уже понимала - согласна даже на такую партию- маленький, некрасивый, без состояния... "А что? Он известный поэт, вхож во все знатные дома… А маменька стала совсем невыносимой. Таскает меня по всем церквям и молельным домам. С Катей и Азей она в ссоре и те отказываются её сопровождать. Так нашла же сопровождающую…» - Но ловко скрывала свое недовольство от матери.

Тем временем предмет ее дум вернулся в Санкт-Петербург, и опять  волочился за Собаньской Каролиной, которая  опять овладела его сердцем. Наносил он и другие визиты. Например,  графине Тизенгаузен, где вращался среди дипломатов: муж у неё был австрийский дипломат. Часто он бывал и в салоне у Хитрово, её матери, дочери  фельдмаршала Кутузова.

Так март и апрель у него прошли в сомнениях, колебаниях и нерешительности - томился неопределенностью своего положения: хотел жениться на Натали из-за её красоты, но пугался её простоты.  "А  смогу ли я подлаживаться под неё всю жизнь, если она вдруг согласится выйти за меня  замуж?.. С Катюшей я жил бы счастливо, но у неё нет такой красоты, как у Натали..." - Но особенно он мучился от того, что не знал: сможет ли он забыть Каролину?

Наконец решился и послал Толстого–Американца сватом к Гончаровым.

Тот и приступил:
- Александр Сергеевич Пушкин, из старинного дворянского рода, попросил меня от его имени обратиться к вам, Наталья Ивановна, просить руки вашей дочери, Наталии.

Та посмотрела на него внимательно, а потом небрежно бросила:
- Знаете, Таша  еще очень молода - ей всего шестнадцать. Пусть подождет, если любит её... как вы утверждаете.

Вернувшись, Толстой–Американец сердито и откровенно высказался, бегая по комнате:
 -Ты зря сделал, что сватался! Она посредством младшей дочери хочет поправить состояние, расшатанное пьющим мужем и кутилой свекром… Что за цинизм - положить на алтарь судьбы невинную девочку, которая, на беду, стала предметом вожделения для всех… Давай-ка, друг, подождем, будут ли за неё свататься состоятельные и именитые люди. Ведь она – бесприданница! А гордая Наталья Ивановна просто не хочет, чтобы об этом узнали все. Думаешь, почему сидят в девицах две её старшие дочери?

Но Александр и сам не знал, радоваться тому, что наотрез не отказали, или - это все-таки отказ? Настроившись во что бы то ни стало жениться на самой красивой барышне, он не хотел больше никаких ожиданий и переживаний.Поэтому вопросительно глянул на приятеля: - - Но она отказала? Или нет?.. Если нет – то это дает мне надежду… Ты отвезешь ей письмо? Пожа-а-а-луй-ста…

Он сел и настрочил Гончаровой-матери благодарное письмо за "оставляемую ему надежду", одновременно сообщая, что немедленно уезжает из Москвы, !увозя в глубинах своей души образ небесного создания, которое ей обязано жизнью", - польстил  Наталье Ивановне на всякий случай. Граф Толстой только покачал головой, принимая у него наспех запечатанное письмо: "И что, о Господи, за страсти кипят вокруг меня!.."

Поэт вдруг уехал и граф не понимал, что за  порывистость, избыток жизненной силы повлекли его приятеля прочь отсюда. А тот думал: "Кто может понять, что с детских лет путешествия были моей любимой мечтой? Но для меня круг "странствий" всегда ограничен: Москва - Михайловское - Петербург - Малинники - Петербург - Москва..."- Понял, на какой короткой привязи обречен жить, когда царь отказался зачислить его в армию, и невозможной оказалась поездка за границу. "Уеду! Больше ни часа!", - возмущался он долго.

Еще в январе этого года, не спрашивая, как обычно, позволения у начальника Третьего отделения  секретной канцелярии императора, Бенкендорфа, Александр достал подорожную на Тифлис, намереваясь взять сам то, чего ему никак не хотели давать - побывать в русских войсках, сражающихся с турками. "К счастью, подорожная сейчас со мной..." - Нащупал её в кармане бекеши. И в ночь с первого на второе мая 1829 года выехал из Москвы на Кавказ - без ведома тайной канцелярии. Участвовал  в войне с турками, увидел Кавказ, познакомился с обычаями черкесов, донских казаков, играл по дороге домой и проигрывал крупные суммы...

Попав в первопрестольную после нескольких месяцев  путешествия, бросился, в первую очередь, к Гончаровым. Но ничегошеньки здесь не изменилось: его не отказывались принимать, но и не радовались посещениям. И он принялся попеременно бывать в обеих семьях - Ушаковых и Гончаровых, находя своеобразное удовольствие в каждой из девушек. Елизавета, сестра Катеньки, уже вышла замуж за своего Киселева и была очень счастлива. А с остроумной Катей они  весело подшучивали над молодоженами, увлеченными друг другом, да над Натали Гончаровой.

Та молчала, но говорили ее глаза. Зато Наталья Ивановна что-то беспрерывно вещала, вызывая в его душе протесты, а то и раздраженные замечания то на одно, то на другое свое заявление. Он кожей ощущал, что не нравится этой женщине как и она ему. Иногда себя спрашивал - зачем он сюда ездит? Ведь Гончарова-мать  постоянно дает ему знать о своей неприязни; дочь же ни разу не показала ему своего отношения. Какая-то она вся пустая и аморфная. То ли дело - Катенька Ушакова!..

Но в памяти тут же возникала  и Каролина Собаньская, и в нем сразу поднималась неутоленная любовь к ней. Куда только девались мысли о Катюше или Натали?! "Катюша - ангел. Она будет ждать меня всегда. А Натали... Что ж... Ведь и особых-то мыслей о ней и не было: я уже понял, что за красивым фасадом скрывается пустенькое содержание...". - Натали Гончарова стала ему совсем не интересна и он вернулся  в Петербург.

Здесь, во время отсутствия Дельвига, уехавшего по делам в Москву,  Александр занялся делами "Литературной газеты". Но, как только барон оказался опять  в Петербурге, он постарался освободиться от редакторства. Тем более, что вскоре получил письмо от Вяземского из Москвы. Князь, любитель балов и раутов, сообщал, что с приездом царского двора в первопрестольную перед новым годом, она оживилась и стала средоточием празднеств и веселий. "Гончарова-младшая участвует во всех этих удовольствиях, играет в живых картинах. И её красота  ослепительна, - добавлял коварный друг. - Не так давно я видел её на балу у князя Дмитрия Владимировича Голицына… Лужину, который должен танцевать с ней, на всякий случай я поручил заговорить о тебе. Мать и дочь о тебе отозвались благосклонно и велели кланяться. Теперь Лужин будет в Петербурге, и ты увидишь его у Карамзиных - скоро. Сделай выводы из этого поклона, что они тебе передают через него...".  -   
 Князь помнил о его жалобах на Гончаровых, и пытался помочь, чем мог.
 
Александр  уехал в Москву, где попал сразу же на концерт, где находилось чуть ли не все московское дворянство. И что же? Первой, которая ему встретилась, была Натали, которая, потупив глаза и краснея, все же сумела дать  понять, обменявшись с ним несколькими словами, что он может посещать её. И он решил опять посвататься. В этот раз Гончаровы не отказали, но будущая теща твердо заявила: "У меня денег на приданое нет. А без приданого Таша замуж не пойдет!.."

Александру Ничего не оставалось, как попросить отца выделить  ему часть Болдина-    Кистеневку,. Он ее заложил, чтобы отдать одиннадцать тысяч на приданое Натали.
Но и после этого капризы будущей тещи продолжались: то она спорила о месте, где должно проходить венчание, то она прислала сказать, что оно отменяется – у неё нет денег на кареты... Он всё улаживал, вручая ассигнации, чтобы потешить самолюбие властной женщины.

На мальчишнике же, устроенном  друзьями, он был подавлен, угрюм и о чем-то постоянно думал. Все же настал и этот день: 18 февраля 1831 года. Со своей ослепительной невестой он стоял,наконец, в церкви. Но  плохие приметы не заставили себя долго ждать! Во время обряда венчания погасла свеча;  при обмене кольцами именно он уронил своё.Бледнея, прошептал по-французски: «Плохие предзнаменования».

 Когда все тут закончилось, Александр повез Натали в заранее снятую квартиру у Хитрово. Да, пришлось поселиться в Москве, и теща не замедлила начать наушничать дочери и вмешиваться в их жизнь. Что ни день приезжала с инспекцией и указками. И - когда она стала учить его жену, как поступать с мужем в том или ином случае, и когда  она таскала ее по  молельным домам, и  когда  постоянно и с удовольствием ссорилась с ним сама, он терпел.

Но не выдержал, когда она стала наушничать его жене, что он плохой - срочно увез от неё Натали в Царское Село. Но и тут куда как хорошо -  часто царская чета стала встречать их на аллеях Екатерининского сада. Начались тайные хождения Николая I мимо их дома...

(Николай I плетет против поэта интриги, которые, в конце концов, приводят к последней дуэли поэта с Дантесом, ставшим тоже орудием в руках царя. Поэт после полученного ранения умирает безвременно).