Записная книжка Паниковского
Часть 18
Из архива Одесской тюрьмы.
***
Паниковский сделал выпад и схватил гуся за шею, пережимая своими сильными цепкими пальцами его горло, чтобы не дать птице возможности подать охране сигнал опасности. Гусь был увесист, и ему пришлось упасть на колени, чтобы второй рукой обхватить его тушку, придавить и сблокировать мускулистое тело и схватить за очень опасные когтистые лапы.
Он схватил только одну из ножек, и вторая стала дергаться и карябать землю и иногда самого Паниковского. Это было больно, неприятно, но не очень опасно. Гораздо хуже было бы, если гусю удалось бы перевернуться в этот момент, и тогда он мог попасть Михаилу Самуэлевичу в глаз... а то и в два. Он изо всех сил сжимал непокорную птицу в своих еще сильных, но уже старческих руках.
Паниковский замер... гусь, словно уловив его мысли, стал поворачиваться вокруг оси. Это было уже страшно.
Михаил Самуэлевич, что было сил, сжал горло птице... гусь открыл клюв и быстро мутнеющими глазами посмотрел на своего мучителя. Паниковский ответил ему холодным безжалостным взглядом наемного самурая. Гусь понял, что минуты жизни его сочтены и перестал сопротивляться. Силы покинули его. Гордая и сильная птица поняла, наконец, кто в их споре сильнее и прекратила бессмысленное сопротивление.
- Т ш ш! - успокаивал его Паниковский, чувствуя, как замирают в гусе последние проблески жизни. Все было почти кончено... он как всегда победил.
Как всегда... Паниковский позволил себе улыбнуться и тут неожиданный звук привлек его внимание... он оглянулся.
Из сарая, откуда он выманил плененного ныне гуся, переваливаясь на коротеньких розовых лапках, один за другим выбрались в рассветное утро несколько совсем маленьких желтеньких гусят. Были они похожи на ожившие толстенькие абрикосы, и было их числом пять. Нисколько не боясь, они шустро побежали к Паниковскому и начали пищать и подпрыгивать.
Умирающий гусь и Паниковский сцепившиеся в борьбе скосили на них глаза... потом посмотрели друг на друга..
Что-то случилось вдруг... что-то непонятное произошло в душе Михаила Самуэлевича. В памяти его вдруг прозвучало из далекого прошлого протяжное и призывное
- Миииииша! Ступай домой, шлимазл! Выбрось рогатку и возьми, наконец, скрипку!
Паниковский еще некоторое время поддерживал усилие в своих руках представлениями о голодных, плачущих товарище Бендере, Козлевиче и особенно Балаганове, причем Козлевич получался самым жалким и требующим помощи, но что-то сломалось в нем… он разжал пальцы.
Белый гусь упал к его ногам посреди стайки радостно зачирикавших гусят.
Паниковский встал и несколько растерянно стал вытирать руки о штанины. Гусь захрипел и попытался подняться… пошатнулся… упал… снова встал. Птенцы крутились вокруг него, словно пытаясь помочь.
Паниковский ощутил, как в уголке глаза зреет слеза и только хотел стереть ее, как именно в этот самый миг, оживший гусь зашипел и укусил его за ногу.
Паниковский зашипел от боли и, схватив лопату, ударил ею гуся по голове.
Гусь упал как подкошенный.