Человек из поезда. Часть пятая

Сергей Убрынский
 

Поднявшись  на   седьмой  этаж  и  пройдя   до  указанной  комнаты,  Адам    отметил,  что  за  всё   это  время   ему  никто  не   встретился   в  гостиничных  коридорах.  Комната,  в   которую  он  вошёл,  размером  была   немногим   больше  чем  его  номер.   В   центре  стоял  сервированный    на  две  персоны   стол,    несколько   больших  ваз   по  количеству    стен,   столько  же   картин   в  стиле   ярко     выраженного      экспрессионизма,   пожалуй,  вот    и  всё,  если  не  считать   два   больших   окна,  закрытых   тяжёлыми   шторами.
 Пока    он  осматривался,  не  понимая,  как  можно  за  этим  столом,  сидя   на  двух  стульях,  проводить  многолюдный  симпозиум,  в  комнате  появился   мужчина,  показавшийся  ему  знакомым.
   -  Простите,  мне  кажется,  сегодня   утром  на  вокзале…  -  начиная   вспоминать,  произнёс  Адам  Стейн.
 -  Нет,  это  был  не  я, - не  дожидаясь  пока  полностью  прозвучит  вопрос,  ответил  человек,   очень   похожий   на   Николоса.  Длинные   вьющиеся  волосы  обрамляли  его   бледное  лицо, на  котором  выделялись  большие  выразительные  глаза.
 -  Тот,  кто  встречал  вас   на   вокзале,  был  Николос,  моё   имя   звучит    несколько  иначе, -  Неколас.   Прошу  вас,  садитесь  за  стол.
 -  А  симпозиум?
И  снова,  не  успел   договорить,  как  тут  же  прозвучал  ответ: -  Он  пройдёт  здесь,  за  этим  столом.
  -  Но,  я  не  вижу   его     участников,   удивился    Адам  Стейн,  - А  где  же,  остальные?
 -  Они  все  здесь.
 Последовал  короткий  ответ,  совершенно    ничего   не   объясняющий   в  данной  ситуации.
   -  Я   никогда  не  жаловался  на  плохое  зрение,  однако я  никого не  вижу  здесь,  кроме   нас  двоих.
   -  Их  участие   предусмотрено   чисто  номинально,  разве  что   будут  использованы   записи   выступлений, интервью.  Тогда  как  ваше  участие, - организатор  данного  симпозиума,  если   так  можно  было  его  назвать,  сделал  паузу,  подыскивая   более  верное  слово.
   -  Скажу  так,  мы  с  вами  представляем  два    противоположных   начала,  характеризующих  наиболее  яркие  свойства   человеческой  души.  Надежду,  вопреки  всему,  -    он    сделал   движение   рукой  в  сторону  Адама.    Затем,   развёл   жест   руки,    обращённый   к  себе,  -    сомнение   во  всём,  вплоть  до   отрицания   надежды.
   -  Довольно  интересно,  что  мы  всё  же  встретились, - с  иронией  произнёс  писатель,  который  рассчитывал  на   иное   участие  и,  в   совсем    ином  симпозиуме.   -  Может,   со  стороны,   всё  это  действительно  выглядит  забавно,   все  эти   рассуждения  о  свойствах  человеческой  души, но,  нельзя  ли   разговор   направить    в  более  серьёзное  русло?  -  спросил   Адам,  принимая  приглашение   сесть  за  стол   и      присматриваясь  к    лежащим  перед  ним  блюдам.
  Неколас,    между   тем,   стал    уверять,   что   говорит   он   вполне    серьёзно,  и   что   в  самое  ближайшее  время,  постарается   в  этом  убедить  писателя. 
      -  Знаете,  о  чём  я  сейчас  думаю, сказал  своему    собеседнику  Адам  Стейн:  - Я   чувствую,   что   помимо    своей   воли,    оказался    втянутым   в  какую-то  странную  игру,   правила  которой   я  не  знаю.
    -   Позвольте,  почему  же   помимо  своей  воли?     Вы   расписались  в  получении  приглашения,  дали  письменное  согласие   принять   участие  в  обсуждении  темы.  И  потом,  вас  никто  насильно  не  сажал  в  поезд,  вы  сами  приехали.
   -   Кстати,  хорошо,  что  напомнили  про  поезд,  -  Адам  Стейн,  решил  выяснить  до  конца,  что  же   происходит  с   погодой,   то  ли  это  затянувшееся  солнечное   затмение,  то  ли  следствие   какой-то   другой  глобальной  катастрофы,  то  ли  ещё   неизвестно  что.
 Он   вкратце   рассказал,  что  произошло  сегодня   с  самого  утра  и,  указывая  рукой  в  сторону  зашторенных   окон,  выразил  сомнение,  что  плотная  завеса   тьмы  рассеялась  даже  к  этому  часу.
  Неколас   внимательно  посмотрев   на   Адама   Стейна,   произнёс:  -  То,  что  вы   считаете   мглой,  обычное  явление,   на   нашей  планете,  которая  находится   вне    пределов   солнечной  системы.
        Адам   отстранил  от  себя   начатое    блюдо,   и  укоризненно  покачал  головой,  в  ответ  на    не   очень   остроумную  шутку: - Если  разговор  и  дальше  пойдёт   так,  то,  я   даже  не  знаю,  как   бы   вам  это  сказать.  Ну,  в  общем…
   -  Продолжайте,  продолжайте. Говорите,  что  принимаете  меня  за  сумасшедшего,  или,   ещё  хуже,  за   полного  идиота,  хотя,   особой  разницы   в  этом  я  не  вижу.
   -  Может  и  не  столь  категорично,  хотя… -  Адам  Стейн    не    собирался   скрывать,    что  именно   так  он    и  подумал.
    - Не  утруждайте  себя  поиском  корректных   выражений.  Кстати,  вы   же   верите  только  доказательствам.  Смотрите!-  Неколас  указал   рукой  на  стену,   на  поверхности   которой,  как  на   экране,   стали  отчётливо   видны  люди,  медленно   идущие  по  улице.  Адам  узнавал  их,  это были  близкие,  родные   ему  лица.  В  чёрном  платке,  закрывая  глаза  рукой,  шла  его  жена,  рядом  шёл,   опустив  голову,  сын.  Несколько  мужчин  несли  на  руках  тяжёлый   с  откинутой  крышкой   гроб.  Адам   встал  из-за   стола, подошёл  ближе:    -  Что  это?     Повернулся  к  Неколасу,  который   уже   готов  был   выразить   ему  свои  соболезнования.
    -   Что  это,  похороны?  Мои  похороны?  -  не  веря  тому,  что  происходило  на  его  глазах,    произнёс    Адам,  переводя  взгляд  с  экрана  на  Неколаса    и   снова   впиваясь  глазами  в  то,  чему  не  мог  поверить.
Да   и  как   можно   было   поверить   тому,  что   он,   совершенно  здоровый  и  живой,  стоит    сейчас  перед    этой   стеной,   где  транслировалась   жуткая    картина  его  собственных  похорон.
  -  Мои  похороны…-  ещё  раз  произнёс  он  устало,  опускаясь  на  стул.
   -  Я  бы   сказал   несколько  иначе. Похороны, но  только  одного  из  ваших   отражений.  Ведь   стоя  перед  зеркалом,    вы   не    будете    отчаиваться,  если   вдруг   оно  затянется   туманной   дымкой,  или   сумерки   размоют   очертания   лица.  Жизнь   продолжается  и  после   смерти.   И,  смею  вас   заверить,   жизнь  эта,  за  чертой,  вне   времени   и  вне  пространства,   гораздо  интереснее.
    Говоря  это,     Неколас   наблюдал,  как  лицо  Адама   Стейна  постепенно  приобретало  своё,  обычное  выражение.  Он  всё  так  же,  не  отводил   глаз    от  экрана,  но  это    был     уже    не   растерянный,  испуганный  взгляд  человека   потерявшего  себя.  Напротив,  глядя   со  стороны,  как  его  провожают  в  последний   путь,   Адам  начинал   отмечать    какие-то  детали,  которые   вначале   не  бросались  в  глаза.  Ему  было  искренне  жаль   жену   и  сына   в  их  безутешном  горе.  Видя    слёзы  на  глазах  жены,  он   испытал    даже   чувство  вины,  что   мог   прежде  усомниться  в  её  любви.  Слушая  сказанные  о  нём  прощальные  речи,  отмечал,  что,  в  общем,   всё   говорилось   верно.  Его,  правда,  коробили    фразы:  -  мол,  спи  дорогой   друг,  мы   никогда  тебя  не  забудем,  ты  навсегда  останешься  в  нашей   памяти   и  ещё,  что-то,  примерно  в  этом  роде.    Он  заметил  как,    посматривая  на  часы,  его   старый   приятель   Билл, осторожно  отступил  в  сторону   и    незаметно  покинул   кладбище.   Адам  нисколько  на  него  не  обиделся.  -  Наверное,  сейчас   пойдёт   в  кафе   и,  поминая    друга,  пропустит   пару  рюмок   виски,  -  предположил   он.   Адам  и  сам  сейчас  был  бы  непротив   промочить  горло.  Но,   глядя  на   неподвижно   застывшего   Неколаса,  смотревшего  на  экран  так,  словно  хоронили   его  близкого  родственника,  решил  воздержаться. 
    Его  внимание  привлекли    несколько  незнакомых  женских   лиц,  в  глазах  которых  была,  казалось  бы,  вполне  искренняя      печаль, но,   когда,   склонив  головы,  они  стали   шептаться    между  собой,   скорбное  выражение   уступило   место  простому  любопытству.   Адам  Стейн  заметил  в   толпе  несколько  человек  из  редакции   газеты,  где  он  прежде  был  сотрудником,  отметил,  присутствие    главного  редактора.  Почти  с  каждым,   кто  сейчас   находился   на  кладбище,  был  связан   какой-то  отрезок  его  жизни.  Здесь  были  друзья  детства,  товарищи  по  институту,  коллеги.  Издатель  его  книг,  соседи  по  дому,  хорошие  знакомые. 
 Адам    Стейн  прикинул,  что  людей    собралось   достаточно  много.  В  последний   раз  он  видел  их  в  таком  количестве  на  презентации  его   новой  книги.  -  Нет,  пожалуй,  тогда   было  меньше, -  подумал  он.  Гладкий   дубовый  гроб,  в  котором  он  лежал,  напомнил   своим    коричневым  оттенком,  обложку  его  последней  книги. А  сами   эти  похороны,   по  тому,  как  они  были  организованы,   памятную  презентацию.  Уж   слишком  отчётливо  перекликались   слова,  сказанные   о  нём   там,  в   просторном  зале  библиотеки  и  здесь,  на  кладбище.  Грустное  дополнялось  смешным.  Он   смотрел   на  себя,  лежащего  в  гробу,  гладко  причёсанного,  припудренного  с  плотно  сжатыми  губами  и  всё   время   ждал,  что  вот  сейчас   возьмут  и  дрогнут    ресницы.  Увидев,  как  на  самый  кончик   носа  села  большая  муха,  Адам,  забывшись,  даже  привстал,  чтобы  отогнать  её.  И  испытал  искреннюю  благодарность  одному  из  своих   друзей,  который  сделал  это  вместо  него.
      -  Да,  такие   мгновения   и  делают  из  человека   философа,  -   задумчиво  произнёс  он.  Ещё  несколько   минут  внимательно  понаблюдал    он   за  тем,  что  происходило  на  его  глазах,  потом,  вполне  закономерно  поинтересовался   у   Неколаса: - Могу   узнать  причину   своей   смерти?
С  экрана   уже  исчезали   последние  кадры  похоронного   обряда.  Люди   постепенно  стали  расходиться,    оставляя  возле  могильного  холмика    самых   близких.
Когда  Неколас  заговорил,  появилось    новое  изображение.  Адам  Стейн   видел  теперь,  как   он  садился  в  поезд,  прощаясь   с  теми,   кто  на  этом  же  экране,  всего  лишь   мгновение  назад   стоял  возле  его  могилы.
 Лица  у  всех   были  светлые   и  радостные.  Они  что-то  говорили  ему,  махали  руками.  Он,  стоя  у  вагонного   окна,   тоже махал  им  рукой,    и  тоже,   что-то   им   говорил.  Затем  было  видно  как  поезд,  набирая  ход,  всё  дальше  и  дальше  уходил  от  станции, пока  не  скрылся  полностью  за  поворотом.    Потом  всё   исчезло,   сплошная   чёрная  полоса  скользнула  по  поверхности  стены  и  медленно  растаяла. 
-  Поезд,  в  котором  вы   были,  попал  в  полосу  сильного  землетрясения,  -  говорил  Неколас,   глядя   на  стену,   на  которой  уже  не  было  никаких  изображений.
  -  Всё  произошло   очень  быстро  и  неожиданно. Вы   так  и  не  проснулись  той  ночью.   Успели  спасти   всех,  кроме   вас.  Вот,   такая печальная история, -  развёл   он    руками  с  таким   удручённым    видом, что  это   несколько   позабавило  Адама,  настолько  искренне   воспринял  его  собеседник  то,  что  только  что,  сам  же  продемонстрировал   на  экране  стены. 
  -  Теперь,   хоть  что-то,   наконец-то    прояснилось, -  отметил  Адам, -  остаётся   только  убедиться,  что  я  действительно  на  небесах.    И,  тут  же  себя  и   поправил, -  Впрочем,  судя  по   всё   ещё   тёмным  окнам,  вернее  сказать -  в  преисподней.
Он   придвинулся  к  столу,    вооружившись  ножом  и  вилкой,  подмигнул  Неколасу: -    Скажу  так,  раз   оказался  во  власти  дьявола,    не  удивительно,  что   и   аппетит  у  меня  проснулся,  просто  дьявольский.
 Он  опустошал  одну  тарелку  за  другой, пока  не   удовлетворил   вызванный  стрессом   аппетит.  Откинувшись   на  спинку  стула,  отметил   высокое  качество  блюд.    В очередной  раз  повернулся   к  Неколасу:  -  Всё  же,  не   затем,    наверное,  я  оказался  здесь,  чтобы  только   поужинать   и   на  собственные  похороны  посмотреть?
    -  Если   иметь  в  виду  предполагаемый  симпозиум,  -  ответил  Неколас,  то  я  был  недалёк  от  истины,  когда   сказал,  что  он   проходит  здесь.  Привычное,  для  вас,  землян,  определение  стены  как   некой   преграды, здесь  не  существует. Нам  стены  помогают  видеть, преодолевать  расстояния,  приближать  то,  что  скрыто  за  гранью  горизонта. 
И,  как  иллюстрация  к  его  словам,  поверхность  стены  окрасилась   в  светлые   тона.  Когда,  эта   светлая   дымка  рассеялась,  Адам  увидел  перед  собой   ряд  расположенных  полукругом  кресел,  в  которых   сидели  люди.  Он  слышал  тех,  кто  выходил  к  трибуне  и   выступал  с   заранее  приготовленной  речью.   Внимательно  прислушивался   к  спорам,  которые  возникали  во  время  обсуждения     докладов.  Приглядываясь  к    участникам  симпозиума,   с  удивлением   заметил,  что  некоторые  из  них,   были   в   одинаковых   костюмах  и    очень   похожими   друг  на  друга.
 Те  же  вьющиеся   волосы,   обрамляющие   бледные  лица  с  большими  выразительными  глазами,  как   и  у,   сидящего  рядом  с  ним   Неколаса.
 Поняв,  о  чём    он   сейчас  подумал,  его  собеседник,    сказал:  -  Всё  правильно,  мы  совершенно  одинаковые,  и  этим  отличаемся  от   остальных.  Кстати, многие   из  участников  симпозиума,   чтобы  попасть  сюда  преодолели    путь  такой   же,   как  и  вы,  хотя,  в  отличие  от  вас,  не  все   смогли   так,   философски,   отнестись  к  перемещенью  душ    в  другую  плоскость.
   -  Вы  хотите  сказать,  что  все   эти люди,    по  существу,  мертвецы,  которых,  как  и  меня  уже  предали  земле?
  -  Да,  именно  это  я  и  имел  в  виду,  разве  вас  не  насторожило  название  темы,   когда  вы  получили   приглашение.
  -   Трансплантация   человеческих   душ  вне   времени  и    вне     пространства  -  произнёс  Адам,  вспоминая,  что  действительно,  прочитав  это,  несколько  удивился  тогда  названию   темы   симпозиума.
  -  Но  я  и  предположить  не  мог,  что  всё  это  настолько  серьёзно. 
  -  Я  же   с  самого  начала   вам   об  этом   говорил,  что  всё  это  вполне серьёзно, -  напомнил   Неколас.      И,  видя,   с  каким  вниманием   воспринимает  теперь    писатель     его  слова,  стал  объяснять  суть  происходящего:  -  Из    населения  земли   мы  выбираем   тех,    в  ком  преобладает    символ    чего-то   одного, -  имей   он,     изначально,     наиболее   полное   и   наиболее    яркое    отношенье   к  злу  или  добродетели,  -  жестокость,    милосердие, бесстрашье,  трусость.     Я  могу  до  бесконечности    это    перечислять.
  И,   не  прерываясь, продолжал  подробно  рассказывать,  как  трудно   выбирать  из  многих    одного,  с  какими  проблемами  пришлось,   столкнуться,  чтобы  создать   здесь   видимость  планеты  вполне  пригодной   для   жизни  после  смерти.    Он,    что-то  доказывал  ещё,  приводил  какие-то  примеры,   даже  прочитал  несколько  строк  из  « Фауста »,  пока  Адам  не  прервал  его. 
   -  Не  мне  решать,  насколько  правильно   был   сделан    каждый  раз     ваш   выбор.    Одно   скажу,  не  может  человек  быть  символом   отдельно  взятых  качеств.     На  то    он   и  человек,  чтобы    всё   познать  в   сравнении,    отчего-то  уйти,  к  чему-то  вернуться.  Порой   в  одной   судьбе  всё  так  переплетётся,  что    целой   жизни  не  хватит,   что бы   распутать  спутанный  клубок.
    -  На   то  и   есть   период,  после  жизни,    вступил  в  дальнейший  спор  Неколас.   -  Возможностей    гораздо  больше,  когда  находишься  вне  времени  и, вне  пространства. 
     Адам   задумался  о   чём-то,   затем,  посмотрев  на   Неколаса,   неожиданно   признался:  -  Не  могу    отстраниться    от    мысли    о    прошедших    похоронах,  всё  время   перед   глазами  скорбные,   но  живые   лица.   И,   моё    лицо,   в   гробу,  ухоженное,  словно  не  в  могилу  направляюсь,  а  на  вечеринку   с   друзьями.  В  смокинге,  в  рубашке  с   плотным   воротником.  А  этот   смокинг,  я    так    его  не   раз    и  не  надел,  до  этого,   всё  случая   не  было  подходящего,  даже  на  презентации  своей  книги,  был   в   этом  самом  костюме,  что  на  мне  сейчас. И  вот,  надо  же,   увидел  себя  в нём  в  гробу. Раньше,  когда  задавался  вопросом,  ради  чего  стоит  жить,  отвечал   по-разному,  но,  никогда,  даже  в  мыслях  не  мог  предположить,  что   стоит   выжить,  чтобы  увидеть  свои  похороны.  О  многом   начинаешь  думать    после    этого   иначе,  на  многое,  по-новому  смотреть.