Лётчик

               

                Посвящается воинам  Афганистана.

В селе знали Василия как горького пьяницу. Он уже который год работал в котельной, что отапливала школу, больницу и администрацию. К ней же прикреплены были два благоустроенных дома,  в одном из которых жил Василий с женой - Любой.


По своему обыкновению, купив бутылку водки и походную закуску, он садился где-нибудь в укромном месте и, не спеша, выполнял свой привычный моцион. Василий не любил, чтобы ему мешали: ни жена, ни соседи, ни друзья – никто в целом мире не мог нарушить его одиночество. Имея крепкий организм, он пьянел не сразу. Первый стакан предавал ему расслабление, по жилам разливалась горячая волна, он забывал нудную тяжёлую работу, горестные взгляды жены и начинал мечтать. Алкоголь по многолетней привычке добавлял дозированно, малыми порциями. Обязательно оставлял – на похмелье, прятал около дома, чтобы утром было чем похмелиться.


О чём же мечтал Василий? Родился и жил он в большом красивом городе. В молодости окончил лётное училище и стал военным лётчиком. Участвовал в воздушных учениях, опасных испытаниях самолётов, затем несколько лет летал на больших пассажирских лайнерах. Всё было у него хорошо: женился на красивой девушке Любе, которая вскоре родила ему прелестную дочку, до беспамятства любил свою работу. Как умелый лётчик был послан на войну в Афганистан. Пуля минула его, он не был сбит или ранен, без единой царапины вернулся домой. Но в душе лётчика от этой ненужной бессмысленной войны остался глубокий след. Многие его товарищи погибли. Оставшиеся в живых, получившие ранения, контузию, не признанные народом «герои» спивались или жили с надломленной душой.


Вот и у Василия -  что-то сломалось внутри, и постепенно, казалось бы, безобидная привычка – выпить после работы, превратилась в большую беду. Его отстранили от полётов, перевели на «кукурузник», и он от такого унижения, оставшись без любимого дела, запил ещё сильнее. Кончилось тем, что его больше никогда не допускали к самолётам.

  Мужественный, как бы сейчас сказали, брутальный мужчина, полный сил и амбиций, бывший всегда на хорошем счету у начальства, знающий в совершенстве самолёты, имея опыт высшего пилотажа - постепенно спивался.


В семье было принято решение – уехать подальше от города, в родное село жены, которое и, правда, радовало глаз. Тут тебе и речка, и лес, и грибы, и ягоды. Но Василий не был - ни рыбаком, ни -  охотником. Напиваясь под какой-нибудь берёзой, он глядел в небо и мечтал о самолётах. Постепенно, пока мозг не выключался совсем, он мысленно садился за штурвал самолёта и уверенно бороздил небо на скоростном лайнере. Василий всегда был однолюбом, но в памяти ещё хранились восхищённые взгляды женщин, когда он проходил в лётном кителе в кабину пилота. Предвкушая полёт, он весь сосредоточивался, его карие глаза блестели, на щеках выступал смуглый румянец, и весь его вид внушал полное доверие и надёжность.
Вскоре затуманенный мозг не удерживал больше мечту, Василий падал у самой берёзки и засыпал. Но, даже во сне, он блаженно улыбался, теша иллюзию полёта. Если это случалось зимой, бывший лётчик, привыкший контролировать опасность, спал недолго, быстро соскакивал, чтобы не замёрзнуть, и шёл домой.


Всё повторялось изо дня в день. Люба понимала, что изменить ничего нельзя, что это зелье приносит ему иллюзорное счастье. Единственное: о чём просила жена - не засыпать на улице. Она боялась, что он замёрзнет, утонет или сгорит где-нибудь в гараже. Люба не ругалась, так как это было бесполезно, но навсегда перешла в другую комнату. Придя с работы, она занималась домом, и, по обыкновению, поставив еду пьяному супругу, толкала дверь спальни, чтобы отгородиться и жить в своём маленьком мире: читала, смотрела телевизор, разговаривала по телефону с дочкой и внуками, мечтала о прежней жизни.


Люба любила мужа, понимала его, чувствовала, что творится в его душе и, зная его характер, мало надеялась на перемены  к лучшему. Трезвым она видела его утром несколько минут. Однажды, улучив момент, пока он ещё не похмелился,  подсела к нему за стол и попросила выслушать её. Она обняла его, заплакала. Василий вздрогнул и  крепко обнял жену. Он скучал по ней. Сколько раз, придя домой, пытался обнять её, но жена строго соблюдала своё правило: с пьяным никаких дел она иметь не хотела. Достаточно было двух прошлых уроков, чтобы понять, что это может привести к ещё большему омерзению, а ещё того хуже, Люба боялась, что и – к ненависти. Жить тогда с ним она не сможет, а он без неё пропадёт. Дом ещё как-то держал его на плаву в этой жизни, и Люба старалась сохранить в памяти то лучшее, что объединяло их. Она мягко освободилась от объятий и, глядя в его дорогие глаза, попросила:


- Может, попробуем вместе побороться с твоей бедой? Если хочешь, я встану на колени. Люба плакала.
- Зачем? – поднимая её, спросил Василий. Ты же знаешь, что беда моя – не водка, а небо. К самолётам меня больше не допустят, трезвому мечтать об этом глупо, (я же не идиот), а пьяному – оно как раз. Я каждый вечер «летаю» и жду этого момента. А ты говоришь…
- А как же я? – безнадёжно выдохнула Люба.
- Не знаю, дорогая, я не могу иначе… Мне пора.


Жизнь стала невыносимой, когда Василий пошёл на пенсию. Раньше он отдавал зарплату, оставив себе точно выверенную сумму на выпивку. Теперь пенсию иногда получала Люба. Случалось, не выдерживая такой жизни, она прятала от него деньги. Казалось, муж больше уже не мечтал. Он просто заглушал пустоту в душе алкоголем, шёл по улице и, глядя в небо, громко пел на всю округу:


-Призрачно всё в этом мире бушующем, есть только миг – за него и держись…
Иногда встречались сельчане, которые останавливались и с сочувствием здоровались с ним. Жаль, что пропадал такой хороший человек. Он никому не отказывал в помощи: то какой-нибудь бабушке поможет -  мелкую работу сделает, то мужчинам даст дельный технический совет. Денег никогда не брал, но от рюмки не отказывался. У хозяев, как сельские выпивохи, не рассиживался, не вёл пьяные разговоры, а молча вставал и уходил домой. Люди чувствовали, что внутри его что-то происходит, что был он когда-то человеком высокого полёта.


Вернувшись однажды домой и не найдя пенсии, Василий устроил дома большой скандал. Он требовал деньги, но, не добившись ничего,  кинулся к жене и начал с силой трясти её. Пьяный мозг ещё понимал, что он не может причинить Любе вреда, что он хочет только добиться своего. Но почему-то жена обмякла под его руками и медленно сползла на пол. Разъярённый Василий ещё не понял всей трагедии.  Он отошёл к окну, закурил, чтобы успокоиться, а потом лёг на кровать и уснул.


Проснулся он на рассвете. Увидев на полу жену, он понял, что произошло непоправимое. Василий заметался по комнате, положил Любу на кровать, начал гладить её руки, волосы, но окоченевшее тело было безответно. Он выбежал на площадку и закричал диким голосом: «Помогите!» Из соседней квартиры вышла Людмила Ивановна, маленькая седая женщина, и вошла в его дом. Она позвонила, куда нужно. Вскоре приехали родные и на другой день привезли домой  Любу. Дочь сообщила заключение врачей о том, что мать умерла от разрыва сердца.


После похорон Василий отгородился от всего мира. Он пил так, как будто нарочно хотел себя убить. Людмила Ивановна слышала через стенку дикие мужские рыдания, потом всё затихало, и вдруг начинала звучать музыка. До неё доносилась песня Высоцкого и голос Василия, который с надрывом пел вслед за певцом:
- Обложили меня, обложили!..


 До полуночи, за стеной слышался плач в голос, неожиданная пляска и песни, в которых человек в соседней комнате боролся со своим горем, но, не осилив, падал замертво на пол и забывался до утра. Эта агония продолжалась три дня. На четвёртый – Василий вышел очень рано, завёл машину и уехал в район. Вернулся к вечеру, совершенно трезвый, поужинал и лёг спать. Утром соседка робко постучала в дверь и спросила – не нужна ли помощь.
-Да нет, пожалуй, управлюсь,- ответил Василий. Людмила Ивановна удивилась его виду: он был подстрижен, гладко выбрит, гляделся подтянуто и строго.


- Видно, в районе привёл себя в божеский вид,- подумала пожилая женщина. Вскоре загудела стиральная машина, и послышался звук пылесоса. К обеду Василий  сообщил Людмиле Ивановне, что едет в город –  проведывать внуков и друзей-однополчан.


Открыв дверь, дочь обрадовалась трезвому отцу, а внуки-близнецы с восторгом повисли на дедушке. Весь следующий день Василий провёл с детьми. Утром третьего дня он встречался с однополчанами и товарищами по лётной службе. Вспоминали -  ныне здравствующих, не забыли и об ушедших лётчиках. Старый друг не выдержал:

- Командир, я не пойму: ты в отличной физической форме, но голова твоя стала совсем белая, ты должен бы радоваться, что победил свой недуг, но глаза твои полны грусти.  Может кто-то болеет? Как Люба?
          - Всё в порядке, ребята. Я твёрд, как никогда, и принял решение, которое мне далось, скажем, нелегко.
- Ну, Слава Богу, как сейчас говорят. Мы за тебя рады.
- У меня одна просьба, свозите меня завтра на аэродром,- глухо сказал Василий. Он столько лет мне снился.


- Завтра всё устроим, - пообещали друзья.
Рано утром Василий подходил к взлётной полосе. Вместе с пилотами он поднялся по трапу и вошёл в кабину самолёта. Сев в кресло, он побледнел, взглянул на ясное голубое небо и по привычке пристегнул поясной и плечевой ремень. Оценил приборы и параметры полёта. Он ничего не забыл. Взглянул на пульт: система электроснабжения, топливная, гидравлическая система, кондиционер, пожарная защита и кислородные маски – всё было в порядке. Лётчик проверил ножные педали и потянулся к рукоятке управления самолётом. В голове всё звучала далёкая песня, которую он часто пел Любе:
              - Если б ты знала, если б ты знала,
                Как тоскуют руки по штурвалу,
                Лишь одна у летчика мечта:
                Высота – высота!


Друг положил  свою ладонь на руку Василия, и тот всё понял: надо было прощаться. Он мужественно вышел из кабины, спустился по трапу и оглянулся. Крылья самолёта блестели в лучах восходящего солнца. Сердце его учащённо забилось, и он поспешно покинул поле.
 По пути домой, Василий остановился у храма в соседней деревне, что находилась в трёх верстах от их села. Дело было к вечеру, в церкви было пусто. Послушник проводил Василия к батюшке.


          - Нельзя ли мне исповедоваться? – спросил бывший лётчик.
          - А вы постились? – поинтересовался священник.
          - Да. Пост мой был несколько дней.
          - Читали ли вы молитвы?
          - Нет, святой отец , я их не знаю. Но за эти дни я столько раз обращался к небу, что думаю: если Господь есть, он меня услышал.


 Василий рассказал, что за его несчастье – быть отлучённым от неба, он заплатил слишком высокую двойную цену – он потерял ещё и жену. Её сердце больше не выдержало такого горя, которое он ей причинял.
          - Если мне доведётся с ней встретиться на том свете, я хочу, чтобы Господь нас примирил.
          - Бог с тобою, - перекрестил его батюшка. Иди с миром.
Василий вышел из церкви и посмотрел на высокую колокольню. По дороге он догнал соседку, которая возвращалась из храма. В машине он спросил её:
          - А что, Людмила Ивановна, часто ли звонят колокола в храме?
          - Нет, Василий Михайлович – только по большим праздникам.
          - Есть постоянный звонарь? – поинтересовался Василий.
          - Есть, - тихо ответила пожилая женщина, - выучился местный парень, люди и батюшка довольны.
          - И когда же следующий большой праздник?
          - Да вот как раз завтра –  «Вознесение Господне», и к заутрене, и к обедне будут звонить.
           - К заутрене – это хорошо,- улыбнулся Василий. Людмила Ивановна одобрительно взглянула на соседа.


 Утром рано, едва встало солнце, Василий привёл себя в порядок, надел парадный мундир, почистил награды и, взяв букет, вышел на улицу. Село просыпалось рано. Ещё не наступила полуденная жара, люди со своими земными заботами выходили за ворота. Июньское солнце нежными лучами окрашивало всё вокруг.


 Василий шёл по улице прямо, выдвинув вперёд подбородок, как на плацу, глаза его были устремлены вперёд, а награды сверкали в лучах восходящего солнца. Невольно он притронулся к ордену за огненные бои в Афгане, когда он свято верил, что исполняет свой воинский долг. Изумлённые люди  «стояли, как камни». Они едва смогли признать в военном лётчике их односельчанина Василия. Многие кланялись ему в пояс от такой неожиданности, другие шептали молитву.


- Куда это он? – наконец очнулись люди.
- К жене, наверное, на могилку. Говорят, пить бросил, горюет шибко по ней. И чтобы – раньше-то? Ведь какая пара-то была бы…
Василий тихо вошёл на кладбище, постоял у жены и положил к подножию цветы. Скупая слеза прокатилась по щеке. Он сжал волю в кулак и поспешил  вперёд, на звон колоколов.
Поднимаясь к колокольне, он увидел молодого парня, который – без рубахи, как птица в небе, размахивал руками и, умело перебирая верёвками, звонил в колокола.


- Колокола – это хорошо, это возвышает, - подумал Василий. Он поздоровался со звонарём, прокричал, что дарит ему именные часы за то, что постоит на колокольне. Тот улыбнулся и с ещё большим усердием стал звонить. Василий подошел к краю колокольни и взглянул в небо. На этот раз он увидел в своём воображении не только парящий в воздухе самолёт, который по привычке качнул ему серебристым крылом, но и Любу – жену свою верную.

Она стояла на облаке в белом платье, в котором выходила замуж за Василия. Выходила по большой любви, веря ему, отдавая всю свою жизнь по капле -  до конца. Он улыбнулся, прошептал мысленно: «Я – с вами», - раскинул руки, как крылья, и бросился вниз.