СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ СКАЗКА
Начало http://www.proza.ru/2013/02/17/1900
Инга проснулась от какого-то непонятного шума. Она лежала на низеньком деревянном топчане, укрытая пестрым лоскутным одеялом. Инга потянулась и радостно засмеялась. Она выбралась из-под одеяла, огляделась в поисках платья. Платье исчезло, зато на лавке у входа лежали черные сатиновые штаны на завязочках, рубашка со стоечкой из синего сатина в черную полоску. Все вроде чистое. Недолго думая, Инга натянула на себя одежду, всунула ноги в маленькие чувяки, стоявшие тут же, и выбежала из сарая. Красотища какая! Солнце еще не выкатилось из-за гор, но небо уже порозовело. Инга с наслаждением вдыхала свежий прохладный воздух, настоенный на акациевом цвету.
В воде у самого берега она увидела Пиросмани. Закатав по колено штаны, голый по пояс он вместе с пожилым бородатым мужиком пытался оттянуть здоровое бревно, которое внахлест лежало на двух других бревнах, прибившихся к берегу. Видимо, течением занесло. Тут же поодаль стояла упряжка буйволов. Наклонив к самой воде сонные морды они то ли спали, то ли спокойно дожидались, когда люди управятся с бревнами. Иногда они фыркали, шумно выдыхали воздух, вздымая фонтанчики брызг.
Пиросмани с бородатым подбадривали себя криками и ритмично тянули бревно, которое никак не хотело поддаваться. Инга с удовольствием смотрела, как напрягаются сильные мышцы на смуглой спине художника. Вот он увидел Ингу и махнул ей рукой, она засмеялась и стала спускаться к реке.
Солнце выглянуло из-за горы и тут же запуталось в могучей кроне столетней акации. На реке вспыхнули и заиграли сотни солнечных зайчиков. Усилия Пиросмани и бородатого наконец-то увенчались успехом. Бревно поддалось и соскользнуло в воду, ощутимо толкнув комлем художника. Пиросмани опрокинулся на спину, взметнув веер радужных брызг.
Инга с криком скатилась вниз и бросилась в ледяную воду.
-Нико! – она схватила его за руку, помогая подняться. – Ты в порядке? Ничего не болит?
Она торопливо ощупала его руки, грудь. Он поймал ее ладошки и легко сжал.
- Со мной ничего не случилось. Не волнуйся. Смотри, ты вся промокла. Иди на берег, - он развернул Ингу и легонько подтолкнул ее, - я сейчас помогу хорошему человеку и приду.
Инга переминалась на берегу, дрожа от холода. Пиросмани с бородатым подтащили бревно к упряжке, закрепили веревками. Обнялись на прощание, и бородатый осторожно повел упряжку рядом с берегом, придерживая плывущее бревно рогатиной.
- Твой знакомый? – спросила Инга.
- Нет, рассмеялся Пиросмани, - просто хороший человек. Почему не помочь хорошему человеку?
- Ха! Так это, оказывается, ты придумал субботники? – рассмеялась Инга, поднимаясь по узкой тропинке.
- Что такое субботник?
- Как бы тебе объяснить? Вот, к примеру, все тифлисцы взяли метелки и стали улицы подметать. Совершенно бесплатно.
- А разве так бывает?
- Бывало…
- Не понял, почему это доброе дело называют субботником?
- Ну, потому что улицы мели по субботам.
- Странно… А как назывались добрые дела в другие дни?
- Смешной ты! А куда ты дел мое платье? Продал?
- Отдал! Хорошей женщине, чтобы она его постирала к вечеру. Я эту одежду у хозяина попросил для тебя. Извини! Дочерей у него нет. Это костюм его младшего сына. Сегодня вечером ты поешь в «Эльдорадо». Хозяин очень просил!
- Не может быть! – Инга захлопала в ладоши.
- Но ты еще не все знаешь! Сегодня здесь поет и Маргарита. Я думаю, половина Тифлиса сбежится посмотреть, кто кого одолеет…
Инга обернулась и заглянула в лицо Пиросмани.
- Но я не вижу твоих слез. Почему ты не оплакиваешь судьбу обиженной мадемуазель де Севр, которой придется терпеть состязание с какой-то неизвестной девицей?
- У Смешной Птички острый язычок.
- Смешная Птичка тупо ревнует, - пробормотала Инга
Пиросмани пошел в духан за едой и вернулся с кувшином молока и караваем хлеба. Инга уже развесила мокрую одежду на ветвях акации и сидела под деревом, завернувшись в лоскутное одеяло. Только сейчас она почувствовала, как проголодалась. Свежий хлеб, еще теплый, с хрустящей корочкой, пах восхитительно.
- Ничего вкуснее не ела! – заявила Инга, набив рот хлебом. – А этот божественный нектар? Неужели это молоко? А что же тогда продают у нас в магазинах?
- Идем в город, - сказал после завтрака Нико, - я покажу тебе Тифлис. Ах, беда! Я и забыл! Ты же не можешь идти в мужской одежде.
- Еще как могу! Я не ношу платья. Я свое только для ресторана и купила. С моей работой джинсы – самая удобная одежда.
- Джирсы? – переспросил Нико.
- Джинсы. Ну, такие штаны для американских пастухов.
- Женщины носят штаны американских пастухов? – изумился Нико. – Но зачем?
Инга вздохнула:
- Ну, как тебе объяснить… Эмансипация… И все такое. Унисекс. Женщины добились равенства. Они теперь равны с мужчинами во всем. И в одежде тоже.
Инга не ожидала такой реакции на свои слова. Нико всплеснул руками, затряс головой и почти прокричал:
- Какой ужас!
Инга расстроилась:
- Ты так считаешь? Пожалуй, ты прав. Знаешь, я вот подумала сейчас… Это равенство, оно ведь и убило любовь мужчины к женщине. Ну, кто я была для Димки? Любимая? Нет! Спали вместе, а сны видели разные. Ему было удобно со мной. Понимаешь? Я была такой же удобной, как штаны американских пастухов. Да, ладно... Не будем об этом. Слушай, если я надену костюм сына твоего хозяина и вот эту шляпу, то никто никогда не догадается, что я женщина.
Нико с сомнением покачал головой. Но Смешная Птичка так забавно выглядела в мужском одеянии, так лихо засовывала руки в карманы полосатых штанов и сплевывала, что он в конце концов сдался. Так они и отправились в путь. Инга легко шагала рядом, иногда забегая вперед, чтобы заглянуть в лицо Пиросмани и подмигнуть ему.
- А куда мы идем? У нас есть цель?
- Нет, - загадочно отвечал Нико, - у нас нет цели. Но у нас есть время.
- Давай возьмем извозчика. Я уже устала, - взмолилась Инга через полчаса. Утренняя прохлада незаметно растаяла в жарких солнечных лучах, пыль клубами вилась за проезжавшими экипажами, всадниками.
- У нас есть время, но у нас нет денег, - меланхолично объявил Нико.
- У нас есть деньги! – радостно возразила Инга. – Ты забыл! Со вчерашнего дня я богатая женщина.
Она достала из кармана смятые купюры. Нико ловко выхватил их и вручил проходившему мимо пожилому крестьянину со словами:
- Держи, дорогой!
Крестьянин в заношенной мохнатой шапке, черной рубашке, подпоясанной веревкой, тащил в поводу ишака в колтунах и репьях. Ишак упирался, мотал седой мордой, хозяин ворчал, но продолжал тянуть упрямца за собой. Судя по тому, как крестьянин ошарашено уставился на пачку купюр, Инга поняла, сумма оказалось невиданно большой для этого бедняги. Он стянул шапку и поклонился, что-то быстро и непонятно бормоча. Инга еще раз обернулась, а крестьянин все стоял и кланялся им вслед.
- Ну, почему ты отдал наши деньги? – недоумевала Инга, еле поспевая за широко шагавшим Нико.
- Смешная Птичка! – Нико остановился и рассмеялся. – У тебя такое лицо! Сердитое. Не сердись! Я же мужчина. Я не беру денег у женщин. Я их зарабатываю. Давай отдохнем вон под тем деревом, если ты устала.
Они отошли в сторону, где в тени раскидистого дуба сочно зеленела трава.
- Хорошо-то как! – засмеялась Инга, падая в траву. – а цветочков сколько маленьких! Беленькие, голубенькие, розовенькие! Красотища!
Инга перекатилась на спину и закрыла глаза.
- Все! Остаюсь здесь! И никуда не пойду. Буду валяться тут до вечера.
- Хорошо, Смешная Птичка, - согласился Нико, - как скажешь.
Он уселся под деревом и задумчиво покусывал травинку.
Инге показалось, что мыслями он далеко. И она тут же догадалась, где бродят его мысли, о ком он думает. Инга погрустнела. Перевернувшись на живот, она подперла щеки ладошками и смотрела на Нико, терпеливо ожидая, когда же он заметит ее упорный взгляд. Так сладко жужжали пчелы, перелетая с цветка на цветок, так весело щебетали птицы, так радостно журчала река за дорогой, что Инга не удержалась и тихонько позвала:
- Ни-ко! Вернись ко мне! Я тебе песенку спою.
Пиросмани потянулся со вкусом и засмеялся:
- Я здесь, я с тобой, Смешная Птичка, я берегу твой покой. Ты пой!
Инга, сняла шляпу, перевернула, положила у ног Пиросмани и объяснила:
- Это для гонорара.
Она села, скрестив ножки и запела:
От дорог устанешь ты,
И впервые
Упадешь лицом в цветы
Луговые.
И качнется синева
Над тобою,
Захмелеет голова
Тишиною.
Луг так ярок и душист,
Солнце греет,
Сладкий сон тебя в тиши
Одолеет.
И никто не упрекнет
За такое.
Вновь дорога позовет, -
Даль откроет.
Может, я к тебе приду
Незаметно,
Рядом в травы упаду -
Тихим ветром.
Она замолчала. Нико одобрительно кивнул и попросил:
- Шляпу забери!
- Что же это такое? – возмутилась Инга. – Я даже цветка не заработала?
- Э! Совсем ничего не видишь! – деланно возмутился Нико.
Инга заглянула в шляпу, пожала плечами:
- Не вижу! Пусто!
- Смешная Птичка! Смотри лучше. Там, - он указал на шляпу, - мое сердце.
Инга расплылась в улыбке, бережно взяла шляпу и прижала к груди.
- Не бойся, Нико! Я его никому не отдам!
Ближе к полудню они вошли в город, долго кружили по узким грязным улочкам, и наконец вышли на просторную базарную площадь, наполненную криками животных и людей, пеструю, гомонящую. Стойкая смесь ядреных запахов свежего навоза, дыма и чада от многочисленных жаровен, где в раскаленном жиру шкворчали румяные кусочки мяса, острая вонь гниющей рыбьей требухи, застарелого пота и аромат свежего хлеба, восточных сладостей и еще Бог знает чего – вся эта адская смесь благовоний и просто вони густым смогом нависла над площадью. В какой-то момент Инге показалось, что сейчас она упадет в обморок, как нервная институтка. Зажав нос ладошкой, она нервно озиралась. Боже мой, какой ужас! И никакой тебе санэпидстанции…
Нико крепко взял ее за руку, и они протискивались, проскальзывали , пробирались в этой шумной, говорливой, остро пахнущей толпе. Инга с любопытством рассматривала людей, поражаясь разнообразию одежды и типажей. Нико чувствовал себя в этом человеческом месиве, как рыба в воде. Он улыбался, знакомым, перекидывался словами с торговцами, шутил, смеялся.
- Я всем говорю, что ты мой младший брат из деревни, - заговорщически шепнул он Инге.
- А если меня о чем-нибудь спросят, а я ни словечка не знаю по-грузински, - перепугалась Инга.
- Я сказал, что ты глухонемой от рождения, бедняжка, - подмигнул Нико.
Ингу скрутил мгновенный неудержимый смех. Зажимая рот ладошкой, она хохотала и не могла остановиться. Глядя на нее захохотал и Нико.
Они выбрались из толпы, все еще хохоча. Нико огляделся и потянул Ингу в переулок к лавкам, где торговали разными поделками. Возле одной из лавчонок стояла высокая дородная старуха в темном шерстяном платье. Она придерживала старинный одностворчатый шкаф из темного резного дерева, похожий на пенал из кухонного гарнитура. Нико быстро о чем-то с ней заговорил, размахивая руками. Инга гадала, что ему понадобилось от старухи. Неужели он собрался прикупить этот шкафчик! Старуха хлопала Нико по плечу и что-то энергично ему втолковывала.
Не понимая, о чем речь, Инга смотрела на него и удивлялась оживленному выражению его лица, любовалась его улыбкой, от которой лицо так странно хорошело. Она вдруг поймала себя на мысли, что несмотря ни на что ей нравится это приключение. И необычное путешествие по старому городу, и этот птичий базарный гомон, и раскаленные чадящие котлы с мясом, и раскаленное небо над головой, и полное абсолютное ощущение своей свободы.
Ей не надо никуда спешить, мчаться, нервничать, томиться в пробках, опаздывать и снова нервничать. Не надо суетиться, интриговать и угадывать, улыбаться тем, кому хочется заехать в ухо, думать одно, говорить другое, а делать третье, не надо притворяться. Вот здесь, на этом грязном шумном базаре, без рубля за душой, в одежде с чужого плеча, не зная, что будет с ней дальше, не зная, что она будет есть, где будет спать, Инга, словно попробовала на вкус свою свободу. Это было потрясающее ощущение. Какое же это счастье - быть собой. Смеяться, когда действительно смешно, улыбаться, когда хочется, а не по необходимости. Идти, не зная куда, следом за Нико, и чувствовать себя в этой кипящей толпе абсолютно спокойной, потому что Нико крепко держит ее за руку, и ее ладошке так уютно лежится в его сильной руке. И пока он рядом, с ней ничего не случится. Давно уже она не чувствовала себя такой защищенной. Это было удивительное ощущение. Даже острые базарные запахи перестали ее донимать. Притерпелась!
Нико, видимо, уговорил-таки старуху. Она энергично закивала. Нико снял пиджак, отдал его Инге и прошептал: « Я немного поработаю мушой – носильщиком.» Он набросил на плечи кусок мешковины. Подбежавшие торговцы приподняли шкаф и положили ему на спину, перетянули веревкой, концы которой Нико стянул у себя на груди. Склонившись в пояс, он мелкими шажками пошел по переулку, старуха молча шла рядом, поддерживая шкаф. Изредка она бросала настороженные взгляды на Ингу. Инга на каждый взгляд старухи расплывалась в блаженной улыбке. Но молчала. Наверняка Нико и старухе представил Ингу, как глухонемого братца. Приходилось соответствовать. Инга повесила пиджак Нико на плечо. Склонив голову, она незаметно терлась щекой о шершавую ткань, вдыхая запах Нико. Старуха неодобрительно косилась и поджимала губы.
Дорога пошла на подъем. Нико замедлил шаг. Он тяжело дышал, стряхивая пот, заливавший глаза. Свернули на другую улицу, совсем узкую. Теперь старуха шла впереди, но все время оборачивалась и обжигала Ингу недовольным взглядом темных черепашьих глаз в полукружьях морщинистых век. И чего она взъелась? Неужели догадалась, что Инга ряженая? Старуха остановилась у резной калитки, постучала. На стук высыпали говорливые шумные женщины разного возраста и маленький мальчик, лет десяти. Улочка сразу наполнилась их голосами. Нико внес шкаф в маленький дворик и установил его под навесом. Дворик опустел, женщины ушли в дом, только мальчик вернулся с кувшином и полотенцем.
Инга наблюдала в приоткрытую калитку, как Нико стянул рубашку, склонился, и мальчик стал поливать из кувшина его сильную смуглую шею, мускулистые руки. Солнечный луч пронизывал воду, она рассыпалась радужными брызгами. Инга глаз не могла отвести от этой картины. Ее лицо невольно расплылось в счастливой улыбке. Как вдруг кто-то захлопнул калитку перед самым ее носом. Она вздрогнула и отшатнулась.
Нико появился через несколько минут очень довольный. Мокрые волосы упали на лоб, и он все время встряхивал головой, как норовистый конь. Рукавом своей рубашки Инга промокнула влажное лицо Нико и шепотом спросила, чего так злилась старуха.
- Она догадалась, что ты не мальчик, - улыбаясь, сообщил Нико.
- И ты, конечно, огорчился, потому что старушка расстроилась? – улыбнулась в ответ Инга.
Нико помолчал, поднял указательный палец и важно проговорил:
- Я очень рад, что ты не мальчик. И я очень рад, что у нас теперь есть деньги, и мы идем кутить.
У торговца жареным мясом они купили горячей баранины с луком, свежих лепешек и вина в соседней лавке, спустились к реке, уселись на сложенные бревна и устроили пир. Наевшись, они лениво лежали на бревнах, смотрели на кучерявую вереницу облаков, что зависли над горой Святого Давида, и молчали.
Не хотелось шевелиться, не хотелось никуда идти. Вот так бы лежать, слушать, как дышит Нико, шумит река, смотреть на облака. Инга улыбнулась. Неужели она открыла формулу абсолютного счастья? Она приподнялась так, чтобы видеть лицо Нико и спросила:
- О чем ты мечтаешь?
- Мне не о чем мечтать. У меня все есть.
- А что у тебя есть? – удивилась Инга.
- Моя свобода. Мои картины. Мои друзья.
Огорченная Инга замолчала и отвернулась. А чего, собственно, она хотела? Кто она для него? Так, случайная знакомая, попутчица, которую он завтра же забудет, как только она исчезнет. Инга вздохнула и закрыла глаза. Еще не хватало расплакаться.
- Почему Смешная Птичка замолчала? Что случилось? – спросил Нико, Инга удивилась его проницательности.
- Ничего не случилось. У тебя есть свобода, картины, друзья. Но я знаю, чего у тебя нет. У тебя нет сердца.
Она выпалила эти слова и тут же пожалела о них.
Теперь уже Нико приподнялся, чтобы видеть ее лицо.
- Это правда. У меня нет сердца. Я же отдал его тебе.
Он вздохнул сокрушенно:
- Но у меня есть глухонемой братец. Очень вредный! Бедный я бедный!
Инга закусила губу, чтобы не рассмеяться.
- А я так люблю своего братца. Так люблю этого сорванца… Видишь рыбака вон на той отмели?
Инга удивленно обернулась и посмотрела на старого рыбака, возившегося с сетями.
- Вот! – сказал Нико. – Я бы тебя поцеловал. И еще раз поцеловал. И много раз поцеловал.
Но что подумает рыбак? Он подумает, что я целую мужчину! Ха!
Инга приблизила к нему разрумянившееся лицо, закрыла глаза и прошептала:
- Только один разочек. Всего один! Никто и не заметит… И, право, какое нам дело до рыбака?
Продолжение http://www.proza.ru/2013/02/24/3
Стихи "Травы луговые" Т.Ульяновой.