Потолок был белый-белый, без единого пятнышка. По кипенно белому потолку лениво ползала недавно проснувшаяся мелкая весенняя мушка.
Он пристально наблюдал за ней.
Муха протёрла лапками огромные чёрные глаза-окуляры, расправила ещё слабенькие прозрачные крылышки, старательно разогналась и вылетела в открытую форточку.
Он проводил её тоскливым взглядом.
За мутным стеклом, в потрескавшейся давно не крашеной раме блуждало ещё не совсем уверенное утреннее солнце. На крашенном деревянном полу вальяжно разлеглись бледно-жёлтые солнечные пятна.
Он тяжело вздохнул и отвёл глаза от окна.
Как бы ему хотелось вот так же, как эта муха расправить крылья, с хрустом потянуться сильным, здоровым телом и выпорхнуть из ненавистного тесного панциря на свободу. Подставить пылающее лицо первым дождевым каплям, вдохнуть полной грудью молодой переменчивый ветер. Пройтись по тихим улочкам обновлённого весеннего города, глубоко дыша пенным ароматом пышных сиреневых кудряшек, любуясь элегантными свечами цветущих каштанов и слушая Сашкину неуёмную болтовню.
Он улыбнулся. Сашка всегда много говорила, строила планы, весело и заразительно хохотала. Они были на редкость гармоничной парой – немногословный широкоплечий зеленоглазый великан Максим и Сашка… его Сашка…
- Макс, Славик пришёл.
Мама вошла в комнату с чистым полотенчиком через плечо, в клетчатом фартуке поверх ситцевого застиранного халатика. Такая родная и уютная. У Максима защемило сердце. Сколько же ей выпало испытаний - гибель отца, тоска, одиночество, а теперь вот он, её единственный сын, навсегда прикован к постели. Вон и виски совсем белые, а ведь ей только сорок восемь. Молодая ещё…
- Макс, ты слышишь? Или ты спишь? – Снова позвала мама.
Максим натужно улыбнулся.
- Нет мам, не сплю. Пусть войдёт.
- А я уже вошёл. Стану я твоего приглашения дожидаться. Смотри, какой монарх выискался! Мы – Николай второй.
В комнату, заполнив почти всё свободное пространство, ввалился здоровенный Славка Ветров – лучший друг и член альпинистской команды, в которой Максим Савельев, до случившейся с ним год назад трагедии, был капитаном и инструктором.
- Здорово братуха! – Слава схватил Максову руку и энергично встряхнул.
- Привет. – Максим поморщился. От встряски притихшее было сверло, проснулось, и вбуравилось в позвоночник. – Да отпусти ты мою руку медведь!
- Ой! Больно? – Испугался Славик, и его лицо приняло виноватое и сочувственное выражение. – Прости.
-Всё нормально. – Раздражённо сказал Максим. Он терпеть не мог, когда его жалели. – Рассказывай.
- Да что рассказывать…? – Замялся Слава.
- А вот как есть, так и рассказывай. – Потребовал Макс, сердито глядя на приятеля. – Вы были на ней?
Славик кивнул.
- И как она?
- Упиралась изо всех сил, но мы её победили. – Слава мечтательно возвёл глаза к потолку. – Макс, ты должен был её видеть. Это…это…- Он не нашёл слов и только вздохнул восторженно. - Красотища неописуемая! Мы целый месяц готовились. А на самом подступе у Андрюхи крепёж оборвался, хорошо, что Витька был рядом, подстраховал. В общем, задала она нам жару!
Максим стиснул зубы. На этот раз боль была душевной, но ощущалась почти физически. Именно из-за этой вершины, которую его… тоесть бывшая его группа покорила несколько дней назад, он, Макс Савельев вот уже год прикован к постели и не известно сможет ли когда-нибудь подняться на ноги. Именно из-за этой вершины – будь она трижды проклята! – от него ушла Сашка. Не выдержала, не смогла, сломалась. Максим не винил её. Не каждый способен жить рядом с лежачим инвалидом, выносить судно, кормить из ложечки, слушать по ночам его стоны, когда боль безжалостным сверлом вонзается в позвоночник и пробуравливает его до самого мозга.
Глазам вдруг стало горячо.
- А… она…? – Макс прикрыл глаза, загоняя обратно постыдные слёзы.
- Страдает. – Старый друг сразу понял, о ком был вопрос. – Мучается.
- Ну да, конечно. – Макс не удержался и всё же вздохнул.
- Ребята тебе привет передавали. – Ушёл от опасной темы Славик. – Грозились всем стадом завалиться в гости. Велели тёть Лене пирогов напечь. Да побольше!
- Им тоже – привет.
Они замолчали. Теперь так часто бывало. Вопрос – ответ и неловкое молчание. Да и о чём было разговаривать? О книгах, которые Максим проглатывал тоннами, чтобы хоть как-то заполнить окружающую пустоту? О походах группы, в которых он теперь не мог принимать участия? О Сашке, которая ушла от него через три месяца после свадьбы…?
Вот о ней он точно говорить не хотел, да и не мог. Слишком больно…
Они познакомились около двух лет назад.
Александра Городицина, двадцатилетняя студентка «Университета экономики и финансов» пришла в клуб «Олимп», заниматься спортивным альпинизмом и вся мужская половина команды сошла сума. Высокая, синеглазая с длинными белокурыми локонами блестящих волос и фигурой фотомодели она не оставила равнодушным ни одного, включая женатиков, члена команды. Парни наперебой предлагали новенькой чай, кофе и свои услуги, а она лишь смеялась и милостиво принимала их ухаживания. Максим только усмехался, наблюдая за ребятами и сильно сомневаясь, что хрупкая и явно изнеженная синеглазка выдержит напряжённый ритм и спартанский образ жизни, который альпинисты вели во время многодневных изнурительных тренировочных походов.
Но вопреки ожиданиям капитана, хрупкая с виду Сашка оказалась необыкновенно сильной и выносливой. В первом же походе она наотрез отказалась от помощи Витьки Звягинцева, когда тот предложил понести вместо неё тяжеленный рюкзак со снаряжением, а во время подъёмов и спусков, довольно сложных для новичка, не ныла и не просилась на отдых.
Поздно вечером, сидя у костра все с аппетитом уплетали приготовленную Сашкой вкуснейшую кашу из гречки с говяжьей тушенкой и слушали, как она играет на гитаре и поёт хорошо поставленным красивым голосом.
За довольно короткое время Александре Городициной удалось стать душой команды, её вторым лидером, идеологом и психологической поддержкой.
Их роман начался через полгода. В тот день у Макса был день рождения. Ему исполнилось двадцать пять. Четверть века, шутка ли! Ребята завалили его подарками, и только Сашка пришла со скромным букетиком незатейливых фиалок, объявив, что сделает подарок капитану немного позже.
День рождения прошёл весело – пили мало, много танцевали, смеялись, пели. Поздно вечером все разошлись и Максим с Сашкой остались одни в пустой квартире.
Она первая поцеловала его.
- Ты готов получить свой подарок? – Спросила лукаво и он поднял её на руки и отнёс на кровать в свою комнату.
Это был лучший подарок из всех, что он получил в этот день. Она была неутомима, ненасытна и изобретательна. Он упивался её гибким телом, её глубоким частым дыханием. Нежная и горячая она лежала в его руках, не двигалась, а словно перетекала из положения в положение и на гладком её лбу блестели мелкие бисеринки пота. Он стирал их сухими горячими губами, и его губы становились влажными и солёными.
Свадьбу назначили на июль. Ребята из «Олимпа» поздравляли их, шутили, что у них был один капитан, а теперь будет ещё и капитанша. Сашка смеялась, и её нежные щёки становились розовыми толи от смущения, толи от удовольствия.
В ЗАГС Сашка пришла с распущенными по плечам белокурыми локонами, в очень коротком светлом шёлковом платьице, высоко открывающем длинные, совершенные ноги. Максим с удовольствием и некоторой ревностью замечал, как оборачиваются ей вслед встречные мужчины, и это было совершенно новое ощущение, так же как и ощущение безграничной любви и вселенского счастья, переполнявшие его, выплёскивавшиеся через край, заставлявшие сердце трепетать и сладко ныть в груди.
Александра была большой оригиналкой и мечтала, чтобы их с Максом свадьба была самой необыкновенной, поэтому было решено, что сразу после Загса пойдут праздновать не в зал ресторана, а в горы и наконец, взойдут на вершину, которую пытались покорить на протяжении нескольких месяцев, но так и не смогли.
Подъём был трудным и опасным. Прячущаяся в молочных облаках гордая вершина притягивала, манила и не пускала одновременно. Не желала покоряться, забрасывала непрошеных гостей каменными глыбами, обрывала стропы, выталкивала из своего каменного тела френды и шлямбуры, ломала крюки. Предупреждала безумцев стремящихся попасть в её царство грозным гулом.
Макс шёл первым, прокладывая дорогу остальным членам команды. Следом за капитаном шла его молодая жена, ставшая женой всего несколько часов назад.
База была надёжно закреплена, френд плотно вошёл в скалу и Максим потянул страховочный трос, помогая Сашке подняться по вбитым крюкам…. Внезапно карабин скрепляющий базу с крюком, металлически лязгнул и выскочил из проушины. Стропа ослабла и Сашка, соскользнув вниз, повисла над пропастью.
- Держись! – Крикнул Максим и, пристегнув к поясу карабин самостраховки, стал спускаться вниз.
Усиливающийся с каждой минутой порывистый горный ветер болтал Сашку, словно куклу из стороны, в сторону грозя оборвать страховку и сбросить её вниз, в гулкую смертельную бездну.
Макс закрепил френд в скале, встал на выступ, проверил надёжность крепления и, поймав болтающуюся на стропе Сашку, потянул на себя…. Что произошло после, он плохо помнил. Помнил только огромные, полные ужаса синие глаза, оказавшиеся прямо перед ним, звук осыпающихся из-под бутс мелких камней, упоительное чувство полёта, когда сердце подпрыгивает вверх и становится большим, огромным, не помещаясь в груди… сокрушительный удар и темнота. Душная и ледяная она заполнила его тело, залепила рот, нос, глаза. Зазвенела, завыла сиренами скорой помощи, заскрипела больничной каталкой, закричала истошным голосом матери и утащила его в чёрное небытие.
Диагноз врачей прозвучал как смертный приговор: перелом позвоночника, паралич. На этом жизнь Максима Савельева закончилась и началась долгая, полная боли, страдания и унизительной беспомощности дорога к смерти. Он ждал смерти, призывал её, пробовал даже молиться, но смерть не спешила слиться с Максимом в любовном экстазе, желая помучить его в наказание за то, что он так презирал её, уходя в горы, в опасный и трудный подъём.
Боль, мучительная, прошивающая тысячами игл сломанный позвоночник, стала его постоянной спутницей. Он стискивал зубы так, что казалось они, хрустят и рассыпаются, зажмуривал глаза, стараясь не стонать по ночам, дать отдохнуть матери и Сашке, которые по очереди ухаживали за ним днём, но едва боль немного отпускала, забывался тяжёлым тревожным сном. И тогда воспоминания приходили к нему – безжалостные, неумолимые. Он видел болтающуюся на ослабшем тросе жену и себя на выступе скалы, слышал звук каменной осыпи, вскрикивал, просыпался в холодном поту с бешено колотящимся сердцем.
Через три месяца Сашка ушла. Собрала вещи, сказала спокойно: «Прости, больше не могу» и ушла, тихо прикрыв за собой дверь их спальни. Мягкий щелчок закрывшейся двери бомбой взорвал мозг, словно Сашка не дверь за собой закрыла, а захлопнула над Максом крышку гроба…
- Максим. – Голос мамы вернул Максима в комнату. Он вздрогнул и обвёл недоумевающим взглядом окружающие предметы. – Там Филя пришла. С ней какой-то мужик. Бородатый.
- Ну, я, пожалуй, пойду. – Засуетился Славка и поднялся со стула. – Не буду мешать.
- Ты и не мешаешь. – Уверил его Максим. – Оставайся. Мама пирогов напекла, сейчас чай будем пить.
- Ты извини Макс, дел ещё полно. Пойду я.
Славка торопливо двинулся к выходу и в дверях столкнулся с Филей – «метр с кепкой», тёмный короткий ёжик блестящих волос, пухлые губы, толстенные линзы нелепых старушечьих очков и большие очень тёмные глаза, казавшиеся из-за линз ещё больше. Никакой косметики и украшений.
С Филиппой Димитровой Максим Савельев дружил всю свою сознательную жизнь. Их нежная дружба началась ещё в детском саду, когда четырёхлетний крепыш Макс оторвал голову любимой кукле Филиппы, а маленькая, черноглазая Филиппа за это расквасила ему нос.
Отец Филиппы был обрусевшим болгарином. Они с её матерью поженились, когда обоим перевалило далеко за тридцать и уже не надеялись родить ребёнка. Поэтому когда жена неожиданно забеременела, Филин отец был на седьмом небе от счастья. Он мечтал о сыне. И имя было выбрано для будущего наследника – Филипп. Когда же вместо долгожданного сына родилась девочка, родители, недолго думая, назвали её Филиппой. Для близких и друзей она была Филей.
- Привет Филь. – Пробурчал Славка, протискиваясь мимо девушки в узкий проём двери. – И… пока.
Филиппа пристально посмотрела ему в лицо - Славка отвёл глаза - и молча, посторонилась, пропуская в прихожую.
- Привет Макс! – Поздоровалась она, входя в комнату, и её чёрные глаза за толстыми линзами радостно заблестели. – Как дела?
- Дела у прокурора, а у меня так, делишки. – Пошутил Максим. – Привет очкарик!
Очки были частью самой Филиппы. С тех пор, как она научилась читать, наверное, лет в пять, Филя ни на минуту не расставалась с книгой. Она читала всегда и везде – во время еды, в постели, в транспорте и даже в туалете. Из-за постоянного чтения её зрение упало и ей прописали очки. С годами линзы становились всё толще, а зрение Филиппы всё хуже, но она, словно наркоман от дозы, уже не могла отказаться от чтения. Маленькая чёрненькая невзрачная, вечно пялящаяся в книгу Филиппа была «синим чулком», отличницей, зубрилой, «ботом лакированным» и полиглотом. После университета поступила в аспирантуру и с блеском её окончила. Работала над кандидатской диссертацией по теме «Конгнитивно-содержательная интерпретация семантики внезапности в единицах языка и речи». Максим даже выговорить не мог то, о чём писала в своих трудах его подруга. Помимо русского Филя свободно владела пятью языками: болгарским, английским, немецким, французским, итальянским, и с маниакальным упорством подбиралась к японскому.
- Познакомься Максим - это Егор Степанович. – Представила Филя вошедшего вслед за ней в комнату крупного, плечистого бородача в коричневом костюме с залоснившимися рукавами и мятой голубой рубашке.
- Очень приятно. – Буркнул Максим, злясь на Филю.
Снова - здорово! Вот ведь сколько раз он говорил ей, чтобы перестала таскать к нему всяких шарлатанов от медицины. Даже в «Склифе», в Москве ему не смогли помочь, сказали, что травма слишком серьёзная, задет спинной мозг, надежды, что Макс когда-нибудь снова станет ходить – никакой. Но Филя упорно разыскивала всё новых и новых ведунов, колдунов, костоправов, знахарей и не желала слушать никаких логических доводов. Её упрямству мог позавидовать даже пресловутый синайский осёл.
- Ну, я вас оставлю на минуточку. – Произнесла Филиппа, делая вид, что не замечает сердитых взглядов, которые бросал в её сторону Максим.
Выйдя из комнаты, она плотно прикрыла за собой дверь, и Максим остался один на один с бородатым костоправом.
- Ну-с, молодой человек, - Егор Степанович потёр огромные обветренные ладони и, вытащив из кармана пиджака нелепые старомодные круглые очочки, в проволочной оправе водрузил их на свой массивный нос. – Давайте посмотрим, что тут у вас?
- Не стоит, как вас там…? – Огрызнулся Максим.
- Егор Степанович. – Невозмутимо напомнил здоровяк, ничуть не обидевшись на небрежное «как вас там».
- Егор Степанович. – Послушно повторил Максим. – Мне уже никто и ничто не поможет.
- Вот как? – Удивился мужик. – А вот ваша подружка думает иначе.
- Филя - оптимистка. – Улыбнулся молодой человек. – Она всегда надеется на лучшее, но мы-то с вами знаем, что чудеса случаются только в сказках.
- И всё же раз уж я здесь, позвольте мне посмотреть. – Настаивал бородач и Макс нехотя согласился.
Здоровяк профессиональным движением перевернул парня на живот и стал аккуратно, стараясь не причинить боли, ощупывать его позвоночник. Когда его ловкие, крепкие пальцы сдавили место перелома, Максим вскрикнул от боли.
- Ну, чтож, здесь всё ясно. – Пробормотал Егор Степанович, переворачивая Максима на спину.
- Что вам ясно? – Язвительно поинтересовался Максим. – Что я навсегда останусь лежать тут бревном? Вот уж открытие! Мне это и без вас было известно.
- Мне ясно, что раз ты ещё ощущаешь боль в повреждённом месте, хотя прошло уже довольно много времени, значит необратимых процессов в позвоночнике пока нет. Мозг не потерял чувствительность, а это в свою очередь означает, что не всё потеряно и если ты станешь выполнять все мои предписания – пить лекарства, делать специальные упражнения, то через некоторое время сможешь двигаться самостоятельно. Но в одном ты прав - чудес ждать не нужно. Лечение будет долгим и очень болезненным и, разумеется - никаких гарантий.
- Вы серьёзно думаете, что сможете мне помочь? – Недоверчиво спросил Максим, и у него даже горло перехватило от волнения.
Если бы…! Если бы он смог хотя бы сидеть, не ощущая ежеминутно, ежесекундно острой, дёргающей боли в спине, то вернулся бы к любимой работе. Он вновь стал бы проектировать дома. Ведь всего год назад он, Максим Савельев был высококлассным, подающим большие надежды архитектором. В архитектурном бюро, где работал, считался лучшим специалистом, сделал неплохую карьеру, став за короткое время начальником отдела и мечтал, что в скором будущем откроет собственную фирму. Деньги были уже отложены, и он обязательно осуществил бы свою мечту, если бы… Треклятое «если бы»!
- Я же говорю, что не могу дать никаких гарантий, но думаю – твой случай не так уж безнадёжен. Итак, если ты готов, я напишу какие травы нужно купить и как приготовить микстуры и мази. А так же покажу упражнения для укрепления спинных мышц. Как только мышечный корсет будет восстановлен, начнём разрабатывать позвоночник, вернём ему подвижность.
Максим как заворожённый слушал Егора Степановича, и впервые за этот год в его душе зародилась надежда. Слабая, призрачная, но всё-же надежда.
В комнату с большим блюдом в руках вошла Филя. На блюде золотистой горкой лежали исходя горячим сытным духом пирожки.
- Сейчас будем чай пить! – Объявила она и поставила блюдо на столик возле Максимовой кровати. – Присаживайтесь Егор Степанович.
- Нет-нет. – Отказался целитель и поднялся со стула. – Как-нибудь в другой раз.
- Я вас провожу. – Предложила Филиппа.
- Не беспокойтесь. – Отказался бородач. – Мне ещё нужно сказать несколько слов Елене Дмитриевне, она меня и проводит.
Он вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.
- Где ты откопала этот экземпляр? – Шёпотом поинтересовался у Фили Максим, опасаясь, что «экземпляр» может подслушивать за закрытой дверью.
- Какая тебе разница! – Так же шёпотом огрызнулась Филя. – Где надо там и откопала. И вообще, чего мы шепчем?
Максим глазами показал на закрытую дверь. Филиппа проследила за его взглядом, и презрительно фыркнув, громко предложила:
- Давай чай пить, подозрительный ты наш. Тёть Лена моих любимых пирожков напекла. С капустой.
- А с яблоками нету? – Жалобно спросил Макс и покосился на блюдо с пирожками, словно пытаясь на глазок определить, есть ли там его любимые, с яблоками.
- Ну, конечно же, есть! Разве твоя мама могла забыть о своём ненаглядном сыночке? – Ворчала Филиппа, аккуратно приподнимая спину Макса и подсовывая под неё дополнительную подушку.
Когда за ним ухаживала Сашка, в её синих глазах было столько жалости, столько немой скорби, что Максим готов был рыдать от унижения и беспомощности. Филя делала это как-то легко, весело, непринуждённо и он принимал её помощь так же легко и непринуждённо, как нечто само собой разумеющееся.
– На, держи свой яблочный.
Она сунула ему в руку румяный пирожок, налила в большую кружку с надписью «Я люблю кофе» ароматного горячего чаю, бухнула в него четыре ложки сахару и принялась размешивать, слегка дуя при этом в кружку – чтобы чай немного остыл.
Максим внимательно наблюдал за ней. В толстых линзах очков плескались солнечные блики.
- Филь, сними очки. – Попросил он неожиданно для самого себя.
- Зачем? – Удивилась она.
- Ну, надо. Сними.
Она медленно сняла очки и подслеповато сощурилась. Без очков она выглядела беззащитной и совсем юной – гладкая чистая кожа, тонкие чёрные брови, длинные пушистые ресницы, аккуратный носик .
А она симпатичная, вдруг подумал Максим и спросил:
- Филь, а ты чего замуж не выйдешь?
- Зачем? – Спросила она равнодушно и, смутившись под его изучающим взглядом, быстро нацепила очки – спряталась за толстенными линзами.
- Ну как? – Растерялся Максим. – Разве ты не хочешь иметь семью, детей?
- Детей хочу. - Призналась Филиппа. - А мужа – нет.
Она осторожно поставила перед ним на поднос кружку с чаем.
- А чем тебе муж-то не угодил? – Удивился он, и с наслаждением сделал большой глоток.
Она несколько мгновений смотрела на него – не то вопросительно, не то с укором и вдруг улыбнувшись, сказала:
- Боюсь, что попадётся такой олух как ты, мучайся с ним потом всю жизнь. А чего это тебе вздумалось меня замуж выпроваживать?
- Да так, вдруг подумалось. – Максим вздохнул. - Филь, а ты смогла бы бросить мужа, если бы с ним случилось… несчастье?
- Ну, тебя же я не бросила. – Серьёзно ответила она.
- Я это другое. Я не муж. – Резонно заметил он.
- Это точно. – Засмеялась Филиппа. – Ты не муж, ты…дурак какой-то! Чего это тебя понесло незнамо куда? Пей свой чай, а то пироги сейчас совсем остынут.
Лечение длилось уже несколько месяцев. По нескольку раз в день Макс, преодолевая слабость в отвыкшем от физических нагрузок теле, делал упражнения для укрепления мышечного спинного корсета. Послушно глотал противную на вкус микстуру, приготовленную «целителем и костоправом» Егором Степановичем и, скрежеща зубами, терпел, пока этот самый костоправ, намазав ему на спину, мерзко воняющую мазь, мягкими сильными ладонями разминал его заходившийся болью позвоночник.
К концу второго месяца боль стала утихать. Максим уже не стонал по ночам, и мог подолгу сидеть в кровати, опираясь спиной на подушки. Егор Степанович оказался мастером на все руки и изладил для своего подопечного кульман, который крепился к боковинам кровати так, что Максим мог заниматься черчением в полусидящем положении.
Ещё через какое-то время он уже мог передвигаться по квартире при помощи специальных «ходунков», а в середине осени вернулся на работу в своё бюро, где его встретили с распростёртыми объятиями и моментально восстановили в должности начальника отдела.
Мама повеселела, посвежела и как буд-то помолодела. Выбралась из своего застиранного домашнего халатика, принарядилась в блузку и юбку, начала пользоваться косметикой. Максим радовался, глядя на неё.
Ребята из «Олимпа» приходили, радовались за своего капитана, подбадривали: «Ничего-ничего командир! Мы с тобой ещё не одну вершину на колени поставим!».
Лучший друг Славка Ветров, ставший капитаном вместо Макса, появлялся редко. В последнее время в собственной его фирме возникли какие-то проблемы, дела не клеились. Славка стал нервным, дёрганным. Он прибегал, пожимал окрепшую Максову руку, говорил какую-нибудь банальность типа «Ты совсем уже молодцом. Выглядишь здорово», и, высидев положенные «по протоколу» десять минут, убегал, сославшись на неотложные дела.
Если Славке случалось прийти, когда у Макса была Филя, протокольные десять минут сокращались до пяти, а Филиппа буркнув что-то вроде – пойду, помогу тёть Лене на кухне – поспешно покидала комнату.
Макса удивляли отношения сложившиеся в последнее время между его старыми друзьями. Славка и Филя дружили ещё со школьной скамьи и всегда очень тепло относились друг к другу. Что произошло между ними? Почему они избегают смотреть друг другу в глаза? Макс попытался расспросить об этом Филиппу, но та пробормотала нечто неопределённое и быстренько сменила тему разговора. Решив, что друзья просто из-за чего-то повздорили, Макс оставил всё как есть, резонно рассудив, что со временем всё само собой устаканится.
Воскресенье ноября выдалось тёплым и солнечным. Лето упорно не желало покидать город. Экспрессивная осень расписала город яркими смелыми мазками. Листья на деревьях покрылись пурпуром, золотом и тёмной медью, но покидать «насиженные» места не спешили, нехотя отрывались от веток, и, кружась в медленном вальсе, плавно опускались на землю.
Максим, стараясь не делать резких движений, натягивал тонкий джемпер. Настроение было превосходным. Ещё бы ему таким не быть! Вчера вечером позвонила Сашка. Поздравляла с выздоровлением, интересовалась его работой, а потом вдруг предложила встретиться в парке. Разумеется, он с радостью принял её предложение. Конечно, они встретятся, немного погуляют, подышат пряным осенним воздухом, сходят в кафе. А потом он проводит её домой и напросится на чашку кофе, и поднимется в её однокомнатную квартиру, и там, улучив момент, он поцелует её, а потом….
Максим мечтательно вздохнул и, взяв с полки флакон с туалетной водой, от души побрызгался. Сашка очень любила запах этой воды.
В комнату в нарядном вечернем платье, с какой-то сложной причёской, очень шедшей ей, вошла Елена Дмитриевна. Макс оглянулся на мать и замер.
- Какая ты красивая, ма! – Отмерев через несколько секунд, восхитился он.
- Спасибо. – Улыбнулась мама.
- А в честь чего вечернее платье?
- Егор Степанович пригласил меня в театр. – Смущённо сообщила Елена Дмитриевна, и щёки её зарделись.
Максим улыбнулся. Он давно заметил, что между матерью и бородатым целителем что-то происходит. Ну, чтож, он вовсе не против. Степаныч мировой мужик и мама заслужила немного счастья.
- А ты, куда собрался? – Поинтересовалась в свою очередь Елена Дмитриевна.
- Пойду немного погуляю. – Неопределённо ответил Максим и взялся за трость – ходить без трости было ещё тяжело.
- С Филиппой? – Улыбнулась мама. – Передай ей, что …
- Нет мам, не с ней. – Максим отвернулся, стараясь не смотреть в глаза матери. Она пристально посмотрела на него.
– Макс тебе не следует ходить одному. Мало ли что…
- Я пойду не один. – Нетерпеливо перебил её он.
- А с кем?
- С Сашкой. – Сказал он тихо и наконец, решился посмотреть на мать.
- С кем? – Так же тихо переспросила она и посмотрела так, словно сомневалась в его рассудке.
- Мам давай не будем! – Начал раздражаться Максим. – Я сам могу решить…
Прервав его тираду, у входной двери раздался звонок.
- Пойду, открою. – Холодно сказала мама и вышла в прихожую.
- Здрасте тёть Лен!
Раздался из прихожей бодрый голосок, и в комнату сияя улыбкой, влетела Филя.
- Привет инвалид!
- Здорово пигалица. – Улыбнулся он.
– Куда это ты лыжи навострил при полном параде? - Поинтересовалась она. – Никак на свидание намылился?
- Угадала. – Признался он. – Точно, на свидание.
- И кто же эта несчастная? – Засмеялась Филиппа.
- Эта несчастная – Сашка Городицина. – Засмеялся в ответ Макс. – Так сказать - бедная Саша.
Лицо Филиппы вдруг резко изменилось, улыбка медленно сползла с лица. Она посмотрела на него сквозь толстые линзы очков с ужасом и жалостью.
- Чего ты на меня так пялишься?! – Взорвался Максим. – Да! Я иду на свидание со своей бывшей женой и что из того?!
- Не ходи к ней Макс. – Жалобно попросила Филя и опустила глаза. – Не нужно тебе с ней встречаться.
- Это ещё почему? – Удивился он и вдруг заорал. – Да что вы все лезете в мою жизнь?! Какое вам дело до того, с кем я встречаюсь?!
- Ты же ничего не знаешь! – В тон ему заорала Филиппа. – Она хищница, она использует людей, а когда они перестают быть ей полезными – бросает!
- Заткнись! – Снова заорал он, теряя остатки выдержки. – Если она ушла тогда, это ещё не значит…
- Значит! – Перебила его она. – Это всё значит! Ты думаешь, что она ушла потому, что не смогла смириться с твоей немощностью? Чёрта с два! Она ушла потому, что ты больше не мог работать и зарабатывать деньги. И знаешь, я тебе больше скажу - твоя любимая Сашенька ушла не просто от тебя, она ушла к твоему ненаглядному дружку Славику Ветрову!
- Что?! – Максим широко открытыми глазами уставился на Филю. – Что ты сказала?!
- То, что слышал. – Она вдруг обмякла, словно из неё выпустили воздух, и тяжело опустилась на стул. – Она от тебя переехала жить к Славке, а сейчас, когда у этого дурака начались проблемы на фирме, вспомнила о тебе. Ну, как же! Ведь ты теперь снова работаешь и зарабатываешь хорошо.
- И ты знала об этом с самого начала? – Максим растерянно посмотрела на Филю.
Она зачем-то сняла очки, повертела их в руках и снова надев, кивнула.
- И поэтому ты перестала общаться со Славкой?
Она снова кивнула.
- Значит, ты знала и ничего мне не сказала!
Он отвернулся к окну так резко, что уже забытая было боль, обрадовано вцепилась острыми зубами в позвоночник и стала грызть его, и выдёргивать тонкие ниточки нервов. Максим застонал и едва не упав, схватился обеими руками за подоконник. Филиппа вскочила, явно намереваясь броситься к нему, поддержать, помочь дойти до кровати…
- Не подходи ко мне. – Сквозь стиснутые зубы прошипел Максим. – Не смей ко мне приближаться! Я думал ты мне друг, а ты…. Уходи. Не хочу тебя больше видеть.
- Макс я…- Залепетала Филя.
- Убирайся! – Заорал он.
Она опустила голову и медленно поплелась к двери, но на пороге вдруг остановилась, словно на что-то решившись широким размашистым шагом пересекла комнату и, подойдя к Максу, повернула его к себе лицом.
- Хорошо. – Сказала она, глядя ему прямо в зрачки. – Я уйду. Но прежде, я скажу. Я не рассказала про твою разлюбезную Сашеньку и друга Славочку потому, что меня попросила об этом твоя мама. Она боялась, что это сломит тебя окончательно. Я оберегала тебя потому, что ты мой друг, и ещё…. – Она набрала в лёгкие воздуху и выпалила. - Потому, что всю жизнь тебя, дурака такого, люблю!
- Меня?! – Опешил Максим.
- Тебя, тебя душечка. Тебя толстокожая ты скотина! Тебя идиот несчастный! Но ты разве когда-нибудь воспринимал меня иначе как «своего в доску парня»? Тебе же красавиц Барби подавай! Чтобы глаза синие, волосы белые до попы, ноги от ушей. Чтобы по горам лазать, песни у костра под гитару…. А у меня рост метр сорок семь и очки, и по горам я не лазаю потому, что с детства высоты боюсь. И петь я не умею… – И вопреки своему же собственному заявлению, она фальшиво запела. – Ми-и-ла-а-я моя со-олнышко лесно-ое….
- Филь, перестань. – Попросил Максим, и она перестала петь, несколько раз глубоко вдохнула и с тоской посмотрела в окно на опускающееся за горизонт багрово-красное солнце, в лучах которого переливался кроваво-золотой листопад.
- Что перестать? – Спросила тихо. – Петь? Или любить тебя перестать? – И тут же пообещала. – Перестану. Вот сегодня же приду домой и перестану.
- Филя… - Он попытался взять её за руку.
- Да пошёл ты…! – Она отдёрнула руку и пулей вылетела из комнаты.
Максим услышал, как она громко протопала через прихожую и так бабахнула входной дверью, что на пол с тихим шорохом посыпалась штукатурка.
Ну, дела! Значит, Филя любит его? «Всю жизнь»? А он-то хорош – привет очкарик, здорово пигалица! А она…. Ну и что ему теперь делать с этой её любовью?
Макс глубоко вздохнул, словно из воды вынырнул. Их двадцатилетняя дружба была такой тесной, что Максим решительно не знал, куда в этой тесноте можно приткнуть внезапно проявившуюся Филину любовь.
Ну, вот что теперь делать?
Он был в полной растерянности и лишь в одном был уверен совершенно точно: он не может позволить Филиппе Димитровой навсегда уйти из его жизни. Без неё он не справится, не сможет ничем заполнить огромную зияющую тоскливую брешь.
В дверной проём заглянула мама.
- Что случилось Максим? Почему Филя выскочила от тебя буд-то ошпаренная?
Он посмотрел на мать и вздохнул.
- Потому, что ваш сын Елена Дмитриевна полный кретин. А ещё дурак, идиот и толстокожая скотина.
- Это точно. – Подтвердила мама. – И к тому же ещё слепец и тупица.
Максим изумлённо уставился на мать…
Свёрток был крошечный, тёплый и пах хорошо – молоком и детским кремом. Над мягкой байкой в трогательных голубых цветочках, торчало слегка одутловатое младенческое личико. Максим с нежной гордостью разглядывал его. Вдруг личико сморщилось, скривило крошечные губы и издало обиженный басовитый рёв.
- Кушать хочет. - Сказала жена за Максимовой спиной и прижалась к ней лицом.
Максим сквозь пиджак почувствовал её горячее дыхание, повернулся и чмокнул жену в спутанную, ещё не расчёсанную после ночи макушку, наклонился и поцеловал в лоб, потом в нос, добрался до пухлых розовых губ.
- Ты на работу опоздаешь. – Сказала жена и отодвинула от себя его лицо.
- Ну и пусть. – Возразил он. – Я сам себе хозяин, хочу и опаздываю.
- Если ты станешь опаздывать, - назидательно сказала жена. – Твои подчинённые последуют твоему примеру. Начальник должен….
Максим тихонько засмеялся и прикрыл ей ладошкой рот.
- Знаю, знаю. Я всё понял. Сейчас испарюсь.
Из детской кроватки вновь раздался требовательный рёв.
- Дай мне его. – Попросил Максим.
Она с сомнением посмотрела на него.
- Тебе же нельзя поднимать больше двух килограммов, а в нём добрых шесть кило.
- Ничего. – Он улыбнулся. – Своя ноша не тянет.
Жена достала из кроватки сына и осторожно положила его мужу на руки. Малыш немедленно завозился, завертел чёрной головёнкой и, причмокивая губами, стал искать на отцовской рубашке материнскую грудь. От этого шевеления в спине проснулся буравчик и медленно раскручиваясь, стал вонзаться в позвоночник. Максим невольно охнул.
- Я же говорила! – Возмутилась жена. – Никогда меня не слушаешь! Дай его сюда.
Она отобрала у мужа ребёнка. Расстегнула пуговки на фланелевой пижамной рубахе, достала крепенькую, плотно налитую молоком грудь и быстро сунула её в открытый для плача ротик сына. Сын немедленно вцепился в грудь, засопел, зачмокал и блаженно прикрыл глаза.
- Как я его понимаю. – Сказал Максим и многозначительно посмотрел на жену.
- Хватит болтать! – Покраснела она толи от смущения, толи от счастья. – Поезжай уже.
- Всё, меня уже нет. – Максим выскочил в прихожую.
- Не забудь, что сегодня придут гости. – Крикнула она ему вдогонку.
- Да помню я. – Он, пыхтя, натягивал пальто.
- И постарайся не опаздывать.
- Не опоздаю.
- Знаю я тебя. – Сказала она совсем близко. – Как усядешься за свои чертежи, так обо всём забудешь, а гости будут голодные сидеть, дожидаючись хозяина. – Да! И хлеба купи. Вдруг тёть Лена с Егором Степанычем тоже приедут, а хлеба мало.
- Куплю. – Пообещал он, потянулся к ней, крепко, по-хозяйски поцеловал в губы, выскочил за дверь и, не дожидаясь лифта, стал спускаться по лестнице.
Новенькая «Хонда» бодро просигналила, радуясь появлению хозяина, и приветливо моргнула глазами-фарами.
- Здравствуй моя хорошая. Как ты тут без меня ночевала? – Сказал Максим «Хонде», усаживаясь в обитый кожей салон. – Соскучилась?
Он включил радиоприёмник и настроил его на свою любимую волну.
- …Мы продолжаем наш концерт «По заявкам» - Бодро сообщил из приёмника ди-джей. – И сейчас у нас новый звонок. Здравствуйте! Как вас зовут?
- Меня зовут Филиппа Савельева. – Сказал приёмник голосом его жены. – Сегодня у моего мужа Максима день рождения. Я хочу поздравить его, пожелать здоровья, сказать, что я и наш сын Родион очень его любим и попросить вас передать для него песню в исполнении его любимой певицы Аллы Пугачёвой. Спасибо.
- Мы присоединяемся к поздравлению Филиппы – снова затараторил ведущий, когда звонок прервался, - и предаём для Максима песню в исполнении Аллы Борисовны.
В приёмнике заиграла музыка и любимый всей страной голос запел: « Не отрекаются любя, ведь жизнь кончается не завтра…»
Максим задумчиво улыбнулся, завёл двигатель и, подпевая любимой певице: «Я переста-ану ждать тебя-а, а ты придё-ошь совсем внеза-апно-о…», выехал со стоянки.
;
;
;
;
;