guest voice

откуда им вообще знать, как целуют. в низ живота приземляются песочные часы и я жмусь всем телом в надежде унаследовать его холод. это не помогает в окружающих синих тенях и так холода слишком много тени ветвей пляшут вокруг наших собственных косых и слившихся в одну четвероногую а ветер по-прежнему продувает меня насквозь, наполняя беспокойством, лишает рассудка и зубы не разжимаются, кожа из-под них скользит со скрипом, как резина, come on jacob, come on john. на дереве висит четыре висельника, я зажмуриваюсь, увлекаемый его ледяной кистью в переулок на окраине, оборачиваюсь - на дереве ни души, только тени пляшут поверх теней, мне лихорадочно жарко и холодно, ветрено мокро, я готов на многое, куда большее количество подвигов чем те, под которые уже зарезервирован. глаза у райдера ледяные потусторонние демонические и мои часы песочные на паузе тормозят в маленькой круглосуточной стекляшке чтобы я успел залить внутрь еще поллитра пойла, еще немного безразличия чтобы от боли не дергаться и не вспоминать всякие видео из личных архивов от которых раз за разом безуспешно убегаешь в вывернутые руки и зажатую пальцами пасть. в наших сходственных косых здесь какое то шумное публичное место с блаженным недостатком освещения и меховыми женскими плечами мне во всем этом так безразлично что и вход и выход и его прикосновения остаются гдето вне как будто стеклянный экзоскелет который мне одолжило секьюрити. еще пятьдесят еще сто а здесь та же самая ледяная брусчатка меня преследуют видения расчленяемых человеческих тел и я признаюсь в осколочно грубых непонятных выражениях несколько раз чтобы он так или иначе уж точно не понял в следующем эпизоде мы цепляемся друг за друга и за столб в огромной космической и ледяной ночи оранжевый свет фонарей отнимает у ночи темноту делая ее синей как вся моя кожа и я снимаю куртку я снимаю футболку мне до дрожи холодно электрически когда он беззастенчиво вгрызается мне в трапецию это еще что одевайся обратно мне надоело натирать о штаны свой стояк но я умалчиваю об этом в очередной раз так же как райдер о десятках своих безымянных ночных приключений по крайней мере восемь из десяти он проводит там где я больше всего боюсь судорожная готовность развести разбирательство и спать в одиночестве совсем не получается я просто беру еще пачку в круглосуточной забегаловке в добавку к очередной банке и отвлекаюсь на выпадающие из зубов сигареты это очень мило достаточно мило чтобы уже наконец взять такси в котором нельзя демонстрировать что между нами стоит в двух экземплярах потому что посреди дороги высадит и не почешется даже и иди потом через февральское голое поле райдер любит идти через темное февральское поле а я люблю слишком сильно потому что к концу пути всегда оказываюсь совершенно мертв так что даже говорить неохота ведь мертвые не говорят особенно когда едут в такси он стискивает мои пальцы так и эдак в темноте и дыхания нет никакого о уж я то себе великолепно представляю как влез бы в петлю перед камерой и соскользнул с табурета и дергался бы в ней минут десять потому что неважно откачает он меня или нет главное что в этом есть необходимость и хоть экспериментом ты это назови хоть прихотью здесь нет балкона чтобы ловить меня со спины ремнем за шею и затягивать медленно и хладнокровно перед глазами тогда неумолимо разрастался огненный восход проникая во все слои синего а потом мы трахались конечно нездоровый фанатизм вынуждает меня кусать его за пальцы он их отбирает долго мучительно ай больно это дровишки наши сообщнические таксист слишком стар чтобы предполагать что-либо вообще но это на мой взгляд а я мог много чего упустить за собственным гулом и жужжанием в груди и спине за тонированными окнами проносится в спешке вся сознательная жизнь я нахожу его предплечье и глажу сквозь митенку мне нравятся шрамы рельефные розовые очертания всех потерь и мой собственный в который зашиты на лбу нервные окончания как кнопка в ад если на нем заснуть как кнопка в рай если его лижет энди мне нравятся вены я хотел бы когда нибудь оказаться в нем так глубоко чтобы увидеть его вены вскрытыми багровые русла бесценного потока и как их шьют я хотел бы присутствовать в каждом моменте который он видел я хотел бы запечатлеться на пленках вместо него  а вместо этого могу только исподтишка жаться в такси еще утром этот человек который я он бросался предметами чтобы только не выйти из примерочной там эта телка если выйти из примерочной все видит и меня в шортах от татушки увидела бы от которых взгляд его раскалился и стал тяжелым и колющим будто мушка лазерного прицела на груди не знаешь от этого куда себя деть и некуда себя деть так что все снаряды изготовленные на каждую виктимную младшеклассницу больно попадают в одну и ту же цель для служения которой я родился и воскрес ткань простыни или кожа собственного предплечья противно скрипят под зубами выскальзывают когда он засаживает мне под желудок там не во что развернуть легкие чтобы дышать потому что все уже занято и видео перед глазами киношно вздрагивает раз два белая стена за спинкой кровати покрывается концентрическими разводами будто срез древесного ствола ствола моя похотливая глотка рычит требует ствола пока я сам растворяюсь под этим автоматным стираюсь в кровавый порошок в ожидании того разряда который насквозь прошьет и все внутри окончательно перевернет особенно часы издающие тяжелое марево узколобое одурение когда паранойя наслаивается на похоть и я перестаю походить на себя райдер делает все уверенно как хирург даже против истерики даже если это похоже на потрошение или падение в раскаленную пропасть где воздуха нет воздух слишком горяч чтобы падать быстро в нем медленно тонешь погружаешься в варенье и нет под рукой шанса спастись самое судорожно сладкое применение всему и конвульсиям которое предоставляет хребет когда я тону уже слишком глубоко исчерпываю лимит расшибаю о спинку лоб и захлебываюсь в лунном свете на те пару минут что он пристраивает мое тело находит куда его припрятать в какие судороги прикопать и полоски горизонтальные вертикальные ты уверен я точно во всем уверен