Каждое лето и зиму наш дивизион, впрочем, как и остальные в бригаде, три недели отбывал в лагерях. Ездили мы постоянно в одно и то же место к озеру Виштитис на литовской стороне.
Технари, как и положено, днем «крутили» комплексы с учебной ракетой, поднимали, грузили ее на пусковую установку, крепили, и так далее. Мне же за неимением особых обязанностей, кроме отдыха, приходилось «нелегко». Но однажды мое благодушие нарушилось небольшим инцидентом, запомнившимся на всю жизнь. Случился он зимой.
Каждую неделю весь состав дивизиона по очереди возили в гарнизонную баню и в связи с этим меняли постельное и нательное белье.
В один из таких дней дежурным по взводу был назначен сын киргиз-кайсацких степей. Командир взвода попросил меня присмотреть, приказать он не мог, ввиду чужой юрисдикции, за сменой белья.
Проблема не стоила выеденного яйца. Сдал 20 комплектов, получил столько же. Считать до двадцати учили, как я понимал, и в казахской школе. Потому с легким сердцем пошел гулять по территории лагеря, убивая время.
Возвращаюсь спустя час-два и вижу – мой дежурный размазывает слезы по щекам и ноет: Старшина обманул на три комплекта белья! Чувствуя некую ответственность за оболтуса, не знающего счета, начинаю искать выход из создавшегося положения.
Своровать белье в такой же палатке у соседей я посчитал не этичным. Чем мужики виноваты? Ничем! Думаю дальше. Прикидываю, что белье повезут в город завтра, и всю ночь оно будет лежать в прицепе рядом с палаткой 8Ю11, где каждый вечер демонстрируют очередной затасканный фильм. В любом случае там соберется весь дивизион кроме дневальных.
Итак, решаюсь. Когда с экрана зазвучали голоса актеров я через тент влезаю в прицеп и жду ночи. Что такое прицеп? Тентованный кузов, по периметру протянут трос, пропущенный через кольца на равных расстояниях и сцепленный замком.
Залезть-то я залез, слабины троса хватило. Но по окончании фильма старшина еще раз проверил натяжение троса, подтянул его для надежности, и был таков. Сижу, жду, пока все стихнет, и вдруг с ужасом чувствую желание сходить по-большому.
К этому времени в темноте нашарил три комплекта, свернул их в компактный клубочек и протолкнул наружу. Попробовал сам пролезть в промежуток между кольцами, куда там. Ноги помещаются, а тело – никак.
Организм тем временем требует разгрузки, ему плевать на мои эмоции и переживания по поводу закрытой мышеловки. Нечего делать. Разгребаю место и сажусь в уголочке, наплевав на все условности. Удовольствие от облегчения трудноописуемо. Такого не случалось со мной ни до, ни после.
Прикрыв добро все теми же простынями, я снова задумался над тем как выбираться из кузова. На мне зимняя танкистская куртка и в ней никак не вылезть. Снять ее, значит ободрать себя возможно до крови, что там гимнастерка!
Обошел кузов по периметру, и еще раз удостоверился, что везде одинаковые щели. А время идет, уже глубоко за полночь. Снова думаю. Ноги в валенках влезают, застегнут на все пуговки. Сажусь над спасительной щелью, опускаю ноги, и начинаю ввинчивать себя в нее.
Тогда не думал, а сейчас представил такую картину. Утром приходит старшина, а я вишу в дыре ни вперед, ни назад. Картина! А тогда я извивался как уж на сковородке, и каждый пройденный сантиметр приближал меня к свободе.
Сколько было во мне килограммов в то время, не представляю. Но моего веса хватило продраться в щель между кузовом и тросом.
Подобрав белье, с легким сердцем я спустился в овраг, и окольными путями прокрался к палатке.
Утром живо представил лицо старшины во время сдачи, и обнаружения вместо трех комплектов белья кучки переработанного обеда.