По проспекту постоянно проносятся машины, не замечая, как красиво горят оранжевые фонари вдоль дороги. Если в этом городе и есть место для ароматной булочной, то непременно на этой улице с низенькими вычурными домиками и аккуратными деревцами по краям тротуаров, где так красиво по вечерам горят оранжевые фонари, которые никто не видит. Отчаяние на многое открывает глаза. Бессильно возводя глаза к небу, замечаешь россыпь звезд и потрясающе яркую луну, чувствуя, что это все сегодня светит для тебя одного. Нервно оглядываясь по сторонам, натыкаешься на красивые лица, красивые витрины, красивые ограды, архитектурные произведения искусства - оно поражает тебя до глубины души, до асфиксии. Зачем тебе это сейчас? Красота не нужна, она только мешает, перебивает ощущение горечи, не дает вволю посмаковать свою печаль. Красота лезет из всех щелей. Ты вдыхаешь ее, задыхаясь от слишком сильного напора кислорода в твою глотку. Это всего лишь фонари - сказал бы ты, не будь ты на краю отчаяния. Это всего лишь луна, она всегда была там. Она будет там и завтра. Ты падаешь на колени, ползешь по грязному тротуару. Люди не замечают тебя, пробегают мимо, даже не взглянув на красивые оранжевые фонари. Пожилая женщина в сером пальто брезгливо морщится, обходя тебя издалека, как прокаженного. Ты прижимаешься спиной к пыльным воротам и дрожишь. Ты оголенный нерв, ты искрящийся провод, черная дыра, всасывающая в себя весь мир. Маленькая кудрявая собака вылезает из-под ворот и садится рядом с тобой. Грязная и лохматая, она пытается быть незаметной, как любое живое существо, извергнутое из общего потока, приговоренное к банальной смерти в неприметном углу. Эта собака здесь только для тебя, как эти фонари, как луна со звездами. Ты смотришь на нее, дрожащую, обреченно наблюдающую за проезжающими машинами, и рыдания разрывают тебя изнутри.
- Собака, - говоришь ты охрипшим неузнаваемым голосом, а она виляет куском шерсти, заменяющим ей хвост. Слезы заливают твое лицо, мутный оранжевый свет прорывается сквозь соленую воду. Ты понимаешь, что при любом раскладе у тебя не могло быть сосиски для нее.
- Собака, - повторяешь ты, и она поворачивается, как будто ее всю жизнь только так и звали. Твоя подергивающаяся от бесконечных всхлипов рука тянется к свалявшейся шерсти, собака пятится. - Не уходи.
Она смотрит на тебя, как умеют только несчастные животные, ее взгляд говорит: "Оставь это, я все равно умру. Может завтра, а может сегодня".
Твое сердце разрывается от боли, ты не можешь принять в себя столько. Вас никто не видит. Мимо ворот идут люди, оранжевый свет лижет их лица. Их равнодушные силуэты на фоне вычурных домиков представляют удивительно красивое зрелище. Ты хочешь вытолкнуть себя из этого момента, хочешь вскочить и убежать куда-нибудь, где темно и тихо.
- Я каждый день буду носить с собой сосиски, - ты касаешься пальцами ее лапы, и она настороженно замирает. Ты продолжаешь плакать, а она продолжает разглядывать проезжающие машины. Для вас светят оранжевые фонари и непередаваемо яркая луна. Весь мир в этот вечер удивительно красивый.
Ты чувствуешь, что тебя парализовало холодом. Пальцы уже едва отзываются на призыв пошевелиться. Скоро ты проголодаешься, устанешь мерзнуть и уйдешь домой.
Завтра ее здесь уже не будет. Не будет ее и в последующие дни. Каждый божий день, когда ты будешь приходить. А для всего остального мира ее здесь никогда и не было.