Сразу скажу, что рассказ многим придется не по вкусу. Многие сочтут его неподобающим, я думаю. Но как уж есть.
Бизнес – тяжелая для понимания вещь. Сейчас все настолько неустойчиво, что привыкать к чему-либо было бы крайне глупо. Например, моя любимая пекарня мсье По закрылась на прошлой неделе. У него не было отбоя от покупателей, но его закрыли из-за антисанитарии. Кто бы мог подумать? С каждым днем закрывается все больше лавок, салонов, банков и прочих заведений. Время бежит быстро, на дворе уже 1910 год. Однако, один бизнес все процветает и даже не думает исчезать с лица земли. Он был, есть и будет. Проституция. Пройдитесь по закоулкам Парижа, и вы увидите их. Блаженных собственной страстью девиц, кажущихся такими непорочными на первый взгляд. Они тщательно скрываются и чаще всего показывают свое лицо лишь в сумерках.
Меня зовут Жан де Ливр. Мне 40 лет. Я – поэт от случая к случаю. По крайней мере, так считает общество. Поверьте, мне есть что сказать этому миру. По крайней мере, было. Кормлю себя тем, что у меня есть швейная мастерская на 35 душ женщин. Все чудесные мастерицы и я стараюсь как можно больше платить им. Им ведь детей кормить, пока их мужья шастают по проституткам, спуская все деньги. О, да. Я хорошо знаю эту кухню. Вы не подумайте, нет. Я не из их числа. Впрочем, вы ведь не поверите мне до тех пор, пока я не расскажу вам свою историю.
Мой отец – граф де Ливр. Наш род был славен, был в почете. Де Ливры были знатны еще при Людовике XIV. И вот теперь представьте: мой отец омрачил все это одним лишь поступком. Он всего лишь женился на моей матери. Я понимаю, вы не улавливаете смысла, но это пока что. Дело в том, что моя мать была также из довольно таки знатного рода, но он разорился. Именно поэтому ей пришлось зарабатывать на жизнь проституцией, ведь дома ее ждала больная и старая мать. От нее все отвернулись. Но однажды отец, будучи еще молодым и жаждущим плоти, встретил ее в одном из публичных домов и влюбился с первого взгляда. Да уж, такие себе персонажи романа Гюго. Боже, сколько тогда было шума! Граф де Ливр женится на проститутке! Родители папы не давали им благословения, но все разрешилось легко и просто. Одной жаркой июльской ночью мой дед не потушил сигару и лег спать. Вы, конечно, догадываетесь о том, что произошло потом. Родители отца умерли, и он женился на Жозефине. Культурное общество морщило носы, но ведь это чета де Ливр. Людям пришлось смериться. Через некоторое время у пары родила прелестная дочка по имени Катарина. Ею все умилялись, и, кажется, женихи у нее появились с пятилетнего возраста. Через три года после ее рождения на свет появился я. Жан де Ливр, продолжатель рода.
Моя мать не забыла, чем занималась до замужества. У нее были подруги из самых разных публичных домов. Жозефина брала меня, Катарину и ходила к ним в гости. Наша семья помогала девушкам легкого поведения материально, продуктами, одеждой. Мама учила нас быть благодарными. Я научился, а вот моя сестра – нет. Все это было ей ненавистно с детства. Кажется, будто она с молоком впитала злость и горе матери, а я – благородство и щедрость. Звучит немного эгоистично, но так и есть. Зачем таить правду?
В возрасте двадцати лет я женился на прелестной семнадцатилетней девушке по имени Люсиль. Нашим первенцем оказалась девочка с румяными как роза щечками. Мы назвали ее Розеттой. Но вы помните, что я говорил про бизнес в самом начале? У меня не было постоянного заработка. Кажется, что все мои идеи должны были потерпеть фиаско. Единственной копейкой в доме были мои стихи. Но я ведь не известный писатель, нет. Так что зарабатывать этим удавалось не часто. Жена все больше раздражалась, но чаще всего не из-за моей работы. Ее бесила моя привычка. Я ведь всю свою жизнь так и помогал девушкам из публичных домов. Даже когда у меня не было денег, я приходил к ним. Тайно, разумеется. Мы просто разговаривали и пили чай. Мне от них не нужно было ровным счетом ничего. Я был их другом. Человеком из внешнего мира, которому они могли рассказать свои истории, мысли, чувства. Я же, благодаря им, вдохновлялся. Однако, моя супруга не желала это понимать. Она думала, что я ей изменяю, и не желала слушать мои объяснения. Так мы прожили шесть лет. Из милого проблеска света она стала угрюмой и злой. Пару раз даже ударила Розетту. Да она за ней и не следила практически. Как-то раз Роз играла с ножом, пока мать пошла к соседке. Дочка так сильно полоснула себе по ручке ножом, что остался шрам. Когда же малышке исполнилось шесть лет, она подала на развод. Мои утверждения суду, что Люсиль – безответственная мать, не приняли во внимание, ведь жена рассказала о моих частых захаживаниях в бордели. Девочка осталась с матерью, которая исчезла под покровом ночи. Я их искал по всей стране, но все было тщетно. Кто-то из знакомых сказал, что они перебрались в Марсель, но и там я их не нашел. Моя сестра обвиняла во всем меня. Хоть она и жила на другом конце города, но слухи о разводе дошли и до нее. Она не поддерживала меня в моей «благотворительности». На какой-то момент я даже подумал, что она меня презирает. «Да Люсиль святая! Столько лет рядом с таким оболтусом как ты. Давно пора было! Тоже мне , святой. Точно в нашу дуреху – мать!»
Через год я открыл швейную мастерскую, которая, как видите, процветает. Поэзия отошла на второй план и осталась лишь моим хобби, хотя я неплохо печатался, и меня знали в определенных литературных кругах. В то же время мне написала моя бывшая жена. В письме речь шла о смерти нашей дочери. Я был безутешен и выплескивал горе в стихах. Но время быстротечно, время лечит.
Три месяца назад я зашел в бордель на Монмартре. Я уже неделю не навещал мою хорошую подругу Жизель. Когда я вошел внутрь, там явно было оживление. Жизель сказала, что у них новенькая. Тогда я увидел ее впервые. Прекрасна и светла. Она была будто благословением этому миру. Ее звали Элинор и в тот момент все переменилось. Тогда я понял, что именно почувствовал мой отец, когда встретил маму. Но я – не он. Желание видеть ее возле себя останавливал тот факт, что я угроблю свою репутацию. Нет, я вовсе не боялся ее потерять. Просто мое имя уже было опорочено. С большим трудом, но я смог восстановиться в обществе. А теперь? Если бы я женился на ней (и то, не факт), то потерял бы бизнес. Я бы не смог сделать Элинор честной женщиной. На что бы мы жили? Опять кормились бы стихами? Нет, слишком большая роскошь.
День за днем после работе я заходил к девушкам. Жизель заметила мое поведение и не упускала шанса подшутить на эту тему. Мы с Элинор разговаривали в перерывах между клиентами, а это случалось редко. Она пользовалась популярностью. Но однажды она призналась мне в любви. Это был один из лучших моментов в моей жизни. В воздухе витало что-то особенное, но я никак не мог понять что. Смесь любви, угрозы и горя. Элинор повела меня в свою комнату. Когда она снимала свои браслеты, подаренные благодарными клиентами, я заметил на ее левой руке нечто странное. Приглядевшись, я осознал, что это ничто иное, как шрам. Все стало на свои места. Время отмоталось назад, и я узнал в этой девушке свою шестилетнюю дочурку Розетту. Меня будто пронзила молния, и я вылетел восточным ветром из борделя.
Я не появлялся у них больше месяца. Я не мог смотреть в глаза Элинор. А хотите знать, где я сейчас нахожусь? Я на похоронах. На похоронах собственной дочери. Ее убил псих, который пришел к ней сразу же после меня. Говорят, что она была уже не первой его жертвой. Я даже вспомнил, что столкнулся с ним в дверях. Если бы я остался, если бы смотрел в другую сторону, когда она снимала браслеты, то ничего бы этого не случилось. Она была бы жива. И чем я теперь могу помочь ей? Стихами?
Моя милая Розетта,
Ты теперь лежишь в земле.
Мой любимый лучик света
Стал лишь дочерью во мгле.
Позже Жозефина рассказала мне историю Элинор. Историю, о которой сама девушка не упоминала при мне. Моя бывшая супруга погнала ее на это поприще в пятнадцать. В пятнадцать! Люсиль стала не нужна мужчинам со своим склочным характером. Не вышла замуж, а сама ведь делать ничего толком и не могла. Вот и срывалась на дочери. Про Марсель все лгали по ее просьбе. Они все время были в Париже, но Люсиль тщательно скрывалась. Они кочевничали с одного места на другое. А конкретно Розетта – из одного борделя в другой.
Теперь все мои стихи пронизаны болью утраты. Но вместе с тем, они стали нужны издательствам, я известен, меня цитируют и все говорят: «Нет ничего прекрасней этих стихов. Ах, это истинная любовь!»
Охают и ахают, мне все это мерзко. «Нет ничего прекрасней…» Есть. Вернее, было.