ЧГ - "Часовой границы", вид пограничного наряда.
Изначально о наряде "Часовой границы" был написан следующий стиш:
У скалы, между озером и болотом,
Где когда-то гремели бои
Погранцов с белофинским оплотом
Оставляли следы мы свои.
Здесь ночами в зимнюю стужу
Зарываясь с собаками в снег
Под сияньем Севера службу
Мы запомнили на свой век.
И морозы (бывало под сорок)
И рыдающий плач россомах
И (признаюсь!..) катание с горок
Чтоб тепло сохранилось в ногах.
А чудес сколько там повидали!
Не поверит, кто не был там -
Даже псы нервно хвост поджимали
И подскуливали богам...
По ночам ожидая проверку
(Эх поспать бы к берёзе кланясь!)
Постоянную делали сверку
Вызывая дежурку на связь
С нетерпением ждали лета
Ждали света белых ночей
Когда кончится каторга эта
И закроют «ЧГ» поскорей!..
...Через двадцать лет мы там были...
- И болото не то, и скала
Всё как-будто вокруг подменили
Не подмененной память была...
Но взъерошенная память решила - этого мало и заставила увековечить наш ЧГ в прозе. Что я и попробовал сделать...
Место действия - Краснознамённый Северо-Западный Пограничный Округ (Северная Карелия), Ребольский пограничный отряд, участок КПП "Люття". Время действия - прошлый век, восьмидесятые. Имена и фамилии некоторых действующих лиц (включая клички некоторых собак) изменены.
ЧГ — это ведь не просто наряд. Это определённое место несения службы, географическая точка с окрестностями. Можно сказать, годами и поколениями фазанов и муравьёв (т.е. пограничников весеннего и осеннего призывов), намоленное и выстраданное место. Поэтому мой нехитрый сказ будет некоей сборной солянкой из собственных воспоминаний и рассказов иных погранцов.
«У скалы между озером и болотом...»
В мою пору ЧГ находился километрах в трёх от Лютти (позывной «Разлиновка»), почти под носом у фиников. За живописной скалой.На самом деле это был скалистый холм, поросший сосняком. Сказывали, что когда финны строили дорогу, то, дабы не петлять вокруг холма и не лезть в гору, они поступили умно — забурили шурфы, залили их водой и оставили на волю северным морозам. Результат — скальную породу холма разнесло на отдельные глыбы, аккурат по линии шурфов. Получилась отвесная каменная стена. Так оно было или нет, но шрамы (вертикальные желоба) от шурфов до сию пору урашают эту скалу.
У нашего ЧГ были свои фланги относительно автодороги — направо пойдёшь через железную дорогу в болото упрёшся, налево - до озера кондыляй. Вот и вся чг-шная служба — пришёл с темнотой, натянул через автодорогу «Кристалл» (порой собственного производства с самодельными бубенцами) и шлепай по 5-7 часов к ряду по маршруту озеро-автодорога-железка-болото и обратно.Туда-сюда, туда-сюда. Пока не рассветёт. «Кристалл», правда, не всегда применялся на этой службе. Кристалл — это если объяснять по простому — нить электрической цепи, при разрыве которой на пульте загорается лампочка и даётся звуковой сигнал. Не ходили в этот наряд только в период белых ночей. В особо длинные зимние ночи служба неслась в две смены. В дневное время ЧГ пустовал.
Топали до места несения службы всегда пешком. Топали не по тайге, а по асфальтовой, финнами построенной, дороге. Что было приятно. Хотя в осенний чернотроп, даже по асфальту, надо было видеть эту картину «хождения в ЧГ». Впереди собака, что в кромешной тьме ведёт на поводке своего инструктора или вожатого, сзади которого, уцепившись за его ремень, плетётся ещё один погранец. Конечно же фас-фонарь у наряда имелся, но светить им запрещалось. Только в особенных (понятно каких) случаях или, как говорили, «в случае крайней необходимости». Никто до сих пор не возьмёт в толк смысл существования того наряда. Когда молодые (в том числе и я) задавались вопросом «А к чему этот наряд?», ответ был кратким: «Для проверки».
«Ну для проверки, так для проверки. Будем бдить проверку» - язвила в голове молодого пограничная мысль.
Впервые в ЧГ я попал в предзимье, когда почерневшую от осени Карелию могло в один миг засыпать снегопадами. Было нас в наряде как обычно трое — бздунишка Рольда, инструктор Парфентич и я, молодой, всего с месяц после учебки прослуживший вояка. Парфентьич был уже «квартира» и каждый день ждал на «Боевом» командировки в отряд, т.е. на дембель.
Пришли в ЧГ. Парфентич обстоятельно всё обсказал-показал. Несколько раз прошлёпали туда-обратно по маршруту. «Побдили», заскобарившись в кустах у обочины дороги, три или четыре раза (каждые полчаса) вышли на связь с Разлиновкой. В очередной раз двинулись в сторону болота.
«Ну всё хорош, отдыхаем!» - устало сказал Парфентьич. Рольда как по команде тут же упала на землю и свернулась колечком. Следом в той же манере поступил мой старшой. Я стою в недоумении и не знаю чего делать.
- Чего стоишь? Отдыхай — наслужишься ещё. Полчасика у нас есть — покемарим чуток. До проверки успеем вздрючиться, не бзди.
- Да я и не бздю никого — ответил молодой боец и враз вырубился на сухой болотной кочке.
Сквозь сон я ещё слышал как Парфентич что-то бубнил в рацию...
Очнулся я от назойливого вызова рации. У меня дыханье спёрло — во попали!Ха! Это сначала проснулся слух, но когда проснулся и открылся глаз... Я понял что уже никогда не вспомню как дышать надо — нас всех троих накрыло одеялом снега, Рольда храпит на всю Карелию, Парфентьич что-то намурлыкивает в дембельском сне, рация орёт благим матом, снег лепит и спросонья внезапный холод во всем теле, что зуб на зуб не попадает. А ведь светает и мы уж должны быть дома, на Лютте, докладывать что «За время несения службы...».
- Ппп- аррр — фенть- фентьич - ич, вставай! - толкаю я дембеля.
- Чего орёшь! - открыл глаза инструктор и тут же и его уст вырвались звуки, не присущие не только для русского, но и для всех языков планеты.
...Таких марш-бросков по пересечёнке у меня и у дембеля не было никогда. Коротким путём по азимуту через болото, через железнодорожную насыпь, через тот холм, у которого со стороны дороги вырубили скалу и наконец по асфальту. Впереди, как чапаевский конь, летит Парфентьич, я следом, сзади еле поспевает Рольда. По времени прибытия на Люттю мы опоздали минут на тридцать-сорок. А там уже чуть ли не засобирались высылать поисковую группу — мы дважды прощемили выход на связь.
Всё обошлось. Пока мы летели по Карелии как боевые верблюды по пустыне, Парфентич на одном дыхании выложил мне всю легенду нашего опоздания и невыхода на связь.
Рольда, кажется была согласна с тем, что она якобы накосячила — вздрючила наряд, увела нас в сторону от ЧГ (как раз туда где мы наследили, когда драпали из ЧГ домой).
«Проверка»
"По ночам ожидая проверку
(Эх поспать бы к берёзе кланясь!)
Постоянную делали сверку
Вызывая дежурку на связь"...
В том наряде, проверка нас, слава Богу, волшебным образом миновала. Но проверки ЧГ были постоянны и вот где-то через недельку после того «славного и доблестного бдения» на границе будит меня среди ночи дежурный. Прапорщик Коля Комаров, по прозвищу Этсамое.
- Вставай, этсамое.
- Куда вставай, тарищ прапорщик?
- В наряд, этсамое.
- В какой наряд? У меня сейчас нет наряда!
- Ну так опти нах, в проверку, этсамое!
Выхожу из кубрика, а дядюшка Ксент (капитан Ксенофонтов, царствие ему небесное!) ждёт меня в связистской комнате и глаз не сводит со связиста.
- Так, - не отводя глаз от объекта наблюдения, командует Ксент, - здесь берёшь тристадевяносто вторую рацию, фас-фонарь, в ружпарке СПШ и строишься на приказ.
- Есть товарищ капитан!
В дежурке на выдачу приказа нас уже ожидал начальник Лютти майор Алышев.
- Дверь не закрывать! - скомандовал Ксент связисту.
Получив приказ на проверку ЧГ выдвинулись в сторону границы по знакомому уже маршруту. Метров через сто пути команда шёпотом:
- Сто-оо-ять!
Я встал как вкопанный.
- Ну что ты как на плацу шаг чеканишь. Не на параде. Замуштравали вас в учебке строевой подготовкой. В проверку надо выдвигаться тихо, как кошка к мышке.Сменить шаг!
- Есть! - ответил я и постарался сменить походку.
Ещё через сто метров таже команда шёпотом:
- Сто-оо-ять!..
Стою.
- Ты что издеваешься, всю проверку спалишь!
- Не понял тарищ капитан...
- Ты никогда не замечал, что твои новые сапоги скрипят на всю Карелию?
- Никак нет, не замечал тарищ капитан...
- Эээх, погранцыы... В следующий раз в проверку старые сапоги ищи, разношенные, - произнёс Ксенофонтов, пристально глядя почему-то чуть выше моих глаз, - фуражку переверни!
- Зачем?..
- Кокарда твоя при луне светит хлеще фонаря. Всю проверку спалишь.
Ну перевернул я фуражку и двинулся дальше, стараясь найти такую походку, чтоб сапоги не скрипели. Но при этом начал отставать от капитана.
- Ты что там спишь на ходу? - оборачивается Ксенофонтов.
- Никак нет! … Вы же сами сказали — крадись как кошка к мышке, каблуками не стучать, сапогами не скрипеть, кокардой не светить...
- Да шут с твоей кокардой и сапогами — наряд всё равно знает, что мы на проверку вышли. Уж сидят ждут нас. Пошли живо, что-то я мёрзнуть начинаю.
И тут зашипела, заскрипела, заурчала, забулькала старенькая Р-392.
Ксент, в один "кошачий" прыжок оказавшись возле меня, стал прослушивать эфир.
- Ничего лишнего... - огорчённо сказал кэп, - на связи-до связи, 022...
(022 - стало быть у наряда в ЧГ всё нормально. Это официалньно принятый "шифр").
Когда подошли к ЧГ ребята действительно забдили нас классическим образом, будто высчитывали каждый наш шаг. Пропуск-отзыв — всё как положено. Кэп посмеялся ещё о чём-то с пацанами и мы пошли назад.
На обратной дороге дядюшка Ксент шёл весьма задумчивым.
- И как эти арКтисты каждый раз умудряются узнавать, что к ним проверка идёт?...
- Не знаю тарищ капитан...
- А я тебя не спрашиваю. Я сам думаю, - произнёс Ксент и продолжил думать молча.
Тут уж и я начал думать.
Вспомнил парфентьевское «Не бзди, полчасика у нас есть, чтоб покемарить...», вспомнил как Ксент перед выходом глаз со связиста не сводил и на приказе, казалось, не начальника слушал, а обоими ушами связистскую прослушивал — кабы там не передали информацию о проверке.
- Ну да ладно, - продолжил вслух размышления капитан, - с «закатом» мы их накрыли. Но теперь-то никаких предупреждений от связиста и всё равно ни одного залёта у ЧГ на проверке... арКтисты...
Эта страшная военная тайна долго не давала мне заснуть после проверочного наряда.
Попозже мне расскрыли эту тайну, которую я со временем передал своим фазанятам.
«Закат» - это слово произносил связист ежели выходила проверка. Понятное дело — слово лишнее и однажды, прослушав эфир, начальник КПП Алышев всё понял.
Но, как говорится, всё гениальное просто!
Позывной у «Разлиновки» на радиосвязи — «девяносто второй». Связываться с «Разлиновкой» необходимо было каждые полчаса. Т.е времени достаточно, чтобы узнав о проверке быть во всеоружии бдительным и встретить как положено — хоть пять минут, но в запасе время было всегда.
Итак:
- Девяносто второй, прошу на связь!
- Девяносто второй на связи!
Можно перевести дух и расслабиться...
- Девяносто второй, прошу на связь!
- На связи девяносто второй!
Опп-па! Вот и проверочка идёт!
Спустя двадцать с лишним лет, будучи в Костомукше, в гостях у дядюшки Ксента «за рюмкой чая» раскрыл я ему эту «страшную военную тайну». Сергей Михалыч от души улыбнулся и произнёс:
- АрКтисты!....
«Мистики границы»
«...а чудес сколько там повидали —
не поверит кто не был там!
Даже псы нервно хвост поджимали
И подскуливали богам»
Вообще-то мистики хватало не только в ЧГ. Карелия сама по себе страна мистическая и, думаю, любая застава может также похвастать не одним мистическим случаем.
В один из ясных морозных вечеров января, когда хочешь-не хочешь, но валенки скрипят по дороге так что за версту слышно, и когда каждый пук раздаётся громким эхом ядерного взрыва, что в соседних Калевалах услышат и скажут - ну вот, ребольцы гороху объелись... в один из таких вечеров вышел с Лютти в ЧГ доблестный пограничный наряд.
Идут, ночными окрестностями красоты неописуемой любуются. Ночь ясная, лунная — небесный фонарь освещает Карелию своим холодным мистическим светом. Звёзды... ох эти звёзды низкого северного неба! - казалось подпрыгни и ухватишь одну из них.
С калевальской северной стороны бледно-зелёной занавесочкой забрезжило северное сияние. Наряд остановился, в сотый раз разинув рот на это чудо природы.
Скиппи, пограничная псина термоядерной помеси овчарки с лайкой, широко и громко зевнув, тут же завалился в сугроб. Видимо с мыслью «Чего рот разевать, лучше пощемлю минутку-другую». Ну действительно, насмотрелась псина долгими зимними ночами и на Луну и на Сияние. А вот человеки, ну до чего ж любопытный, любознательный и бестолковый народ — ну сколько ж раз можно разинув рот одно и то же кино смотреть?
Но кино, что начал показывать широкоформатный экран Севера, стало разворачивать своё действие во всей красе.
Бледно-зелёная вдали занавесочка стала увеличиваться в размерах и будто бы надвигаться в сторону погранцов.
Через минуту-другую это уже была не занавесочка, а огромная ширма из Большого театра, что стала переливаться не токмо зелёным, а многими цветами.Казалось сделай шаг вперёд и ты сам на сцене этого действа.
- Эх жаль, фотика нет... - промолвил один из погранцов.
- «Открылась бездна звезд полна, звездам числа нет, бездне — дна...» - зачитал стиш Ломоносова второй пограничник...
«О-ооо... как всё запущено-то — подумал Скиппи, - романтики, блин, будто первый раз эту хрень видят». Но псина глаз приоткрыл — всё ж пограничная собака, бдить надо что к чему. Но, приоткрыв глаз, Скиппи тут же вскочил, уселся гордой осанкой, будто он волк Акела перед собранием братьев по крови, и уставился на северную сторону.
А там происходило завораживающее действо. Младший наряда продолжал словно шаман камлать стихи, за которыми как за шаманскими заклинаниями повторялась мистическая картина:
Но где ж, натура, твой закон?
С полночных стран встает заря!
Не солнце ль ставит там свой трон?
Не льдисты ль мещут огнь моря?
Се хладный пламень нас покрыл!
Се в ночь на землю день вступил!
Скиппи не отрывая глаз от северного сияния начал подскуливать и перебирать лапами... И как тут не заскулить, когда Сияние из огромной плоской полыхающей ширмы перешло в формат 3D и превратилось в объёмную, вселенских масштабов огненную пасть, что нависла наверное над всей северной Карелией...
Что зыблет ясный ночью луч?
Что тонкий пламень в твердь разит?
Как молния без грозных туч
Стремится от земли в зенит?
Как может быть, чтоб мерзлый пар
Среди зимы рождал пожар?
Там спорит жирна мгла с водой;
Иль солнечны лучи блестят,
Склонясь сквозь воздух к нам густой;
Иль тучных гор верьхи горят;
Иль в море дуть престал зефир,
И гладки волны бьют в эфир.
Сомнений полон наш ответ
О том, что окрест ближних мест.
Скажите ж, коль пространен свет?
И что малейших дале звезд?
Несведом тварей вам конец?
Скажите ж, коль велик Творец?
Сияние внезапно погасло, как будто кто-то нажал кнопку "ВЫКЛ.", но все трое ещё несколько минут как пришитые не могли сдвинуться с места.
- Время! - вдруг очнулся от сказки старший наряда, и пограничники двинулись далее.
Сначала, как заворожённые, шли молча, но потом старшой каким-то странным шёпотом нарушил тишину:
- Мдааа... вторая зима службы, но такого я ещё не видел, бывало северное сияние, но чтоб такой пожарище полыхал...
- А я вот всегда мечтал увидеть такое зрелище. А то всё как-то бледненько было, хиленько. Грешным делом думал Ломоносов пи..-..дит стихами. А ведь и впрямь чудо, хоть наукой всё уже объяснено.
- Ну и что там говорит наука? - спросил СПН у младшого.
Скиппи скульнул, задрав голову на чтеца стихов, и тот начал что-то приглушённым голосом втирать про солнечный ветер, магнитные поля и прочую лобуду космических масштабов.
За этими разговорами уж почти дошли до поворота перед скалой как вдруг Скиппи вскочил на задние лапы и натянул поводок. Такую стойку пёс принимал реагируя чутьём, ухом или глазом на человека. Погранцы устремили свой взор вперёд и ошалели — им навстречу со стороны Финляндии по дороге шли люди.
- Упали! К бою! - скомандовал дрожащим от волнения голосом старшой.
Оба погранца и собака брёвнами свалились наземь. Через секунду тишина морозной ночи нарушилась громким щелчком затворой рамы...
- Серёга, - прошептал младшой наряда, - а там уже нет никого... Чего делать -то будем?
- Блин... Глюки коллективными бывают?
- Нет.
- Тогда вызывай тревожку, а я с собакой на след пойду!
Не успел СПН приподнять задницу, как младшой говорит: «Серёга, они здесь...»
Тот глядь вперёд — а там тож человек поднялся. Опять упал к бою старший наряда. И опять впереди никого. Тут послышался чей-то сап. Ну пограничный пёс! Мать твою, спать собрался! Тут без пяти минут война с Финляндией!
- Смотри-ка Серый... видишь там слева от них сосна стоит?
- Ну...
- Дык её там сроду не было!
- Точняяяяяк....
- Теперь смотри - рядом с нами сосна справа ну точь-в-точь как в зеркальном отражении...
- Ну да — она всю жизнь тут стояла...
- Ну теперь кумекаешь что к чему?
- Ты ж говорил глюки коллективными не бывают.
- Зато миражи вполне возможны... Здесь железорудные породы неглубоко пролегают, может аномалия какая...
- Чё делать-то?
- Давай проползём чуток и посмотрим.
Проползли пацаны несколько метров и впереди стоящая сосна, которой быть не должно, исчезла. Поднялись — и более впереди себя никого не увидели...
- Ну ладно мираж... аномалия и всё такое. А чего ж собака как на человека подскочила? - задался вопросом СПН.
- Об этом наука умалчивает, - ответил младшой...
...Одним из мистических мест на участке Лютти было озеро Тёмное. Находилось оно недалече от ЧГ, можно сказать «впритык», рядом с малым озером без названия, у которого заканчивался «фланг» чг-шной службы. По сему отрывать его от ЧГ с точки зрения географии не буду. Любопытства ради и дабы убить время, хаживали наряды на то озеро (токмо не по ночной мгле конечно, а по рассветам).
Особенным чудом озера был следующий факт. И наряды не раз его проверяли.
Придёшь в одно прекрасное утро на озеро, глядь — а уровень воды убежал куда-то, изменилась береговая линия. Через день-другой озеро опять поднялось. Понятно было б если дожди затяжные (или пусть даже кратковременные). Но ведь и по сухой погоде уровень озера менялся постоянно...
Любил в тех чг-шных местах окрест Тёмного побраконьерничать, порыбачить, поохотится с силками на всякую дичь лесную самый молодой в то время прапорщик Лёша Рядов. АрКтист (как говаривал капитан Ксенофонтов) был тот ещё. Не знаю уж выдумка или нет, но сказывали такую историю. Пошёл однажды Лёша на Тёмное, поставил сети на ночь. Утречком на мотоциклет и на проверочку. Вернулся бледный и без улова...
- Лёша, чегой-то пустой вернулся, да бледный? Чего случилось-то? - спрашивает нашего рыбачка один из коллег-прапоров.
- Д-дда ты пппосмотри нна сеть-то, ппаасматри, - Лёша, бывало, заикался от волнения.
Вытащили из вещмешка сеть. Начали расправлять-раскладывать.
- Тттам, ппохоже Ллох... Лллоохнесс живёт какой-то.
- Матерь Божья! Эт чего ж деется-то?Дык это не Лохнесс, а подводная лодка твою сеть протаранила.
Дырень в сети была будьте любезны! - такая «пробоина», что стадо быков через неё пройдёт. Причём подрезана сетка и сверху и снизу была аккуратным образом...
- Ты глянь — ведь как ножом подрезали!
- Дди-диверсааанты?! Ой, мля-ааа.... Ккколя, я тебе нн-ничего не показывал — ты ничего не знаешь!
- Ну а чём разговор? Понятное дело. Упекут в психушку обоих.
Так и осталась эта загадка страшной тайной Тёмного озера...
Ну если б не крепкие пограничные нервы, в психушку можно было б отправлять через одного из тех, кто бывал в окресностях нашего ЧГ. Выдержка, правда не всегда выдерживала. Сколько ж раз там передёргивались затворные рамы, сколь раз приходилось нарядам рассказывать неправдоподобные, казалось бы, истории, писать рапорты о том, почему патрон в патронник загонялся...
И местная заповедная живность частенько теребила нервишки пограничникам, будто играла с ними по приказу лешего и бывали случаи совсем необъяснимые. Но пока о живности...
Пошли как-то зимой в ЧГ с моим дедом Иванычем. Был он вожатый собаки. Псина была егонная, собственная, из дому привезённая. Но чего греха таить в пограничном деле не особо толковая, за что пинков от хозяина этот собакен (забыл уж как звать) огребал постоянно. Уезжая на дембель Иваныч даже отказался тащить псину домой и запер бедолагу в отрядной приежке.
Ну походили с Иванычем туда-сюда несколько раз. Присели. Иваныч закурил в рукавичку. Вдруг — вжить! - что-то с лёгким присвистом пронеслось над нашими головами.
- Ё-оо... - Иваныч чуть папироску не проглотил, - эт чё было-то?
- Не знаю, - отвечаю я. А у самого голова от страха в бушлат провалилась.
Далее последовал пинок в задницу лежащей собаки.
- Я тя, сука, спрашиваю, эт чего было, сторож херов! - обрушил Иваныч свой гнев на собаку.
Псу ничего не оставалось делать как поджать хвост и опустить глаза.
Сидим дальше. И снова над головами с ветерком слегка слышное — вжить!
- Да дашь ты покурить спокойно или нет, чудище, мля, карельское! - вскочил Иваныч схватившись за автомат.
- Угу! - прозвучало раскатисто в ответ.
- Ни фуя себе... оно ещё разговаривает.
- Угу! - вновь раскатилось с эхом по ночной тайге.
Тут я уже катался по снегу с гомерическим хохотом, повторяя - угу!угу!
- Иваныч! Это ж филин! Успокойся!
- Угу! - басом ответил Иваныч и закурил вторую, - развели заповедник!
- Угу! - уже откуда-то издалече ответил филин.
Иваныч (время подошло) вышел на связь с Разлиновкой.
- Ноль двадцать два — доложил он на Люттю (всё значит спокойно).
- Угу! - прозвучал в ответ голос связиста.
- Вишь, ещё один из зоопарка сбежал. Пойдём погреемся что ль? - Иваныч затушил папироску и закопал её в снег.
- Как погреемся?
- Пошли увидишь.
Подошли к железной дороге. Уж точно не помню, но метров пяти высотой была у железки насыпь.
- Бегом вперёд! - скомандовал Иваныч и начал быстро-быстро взбираться на верх.
Я за ним.
- А теперь вниз, ии-иих! - Иваныч упал на пятую точку и поехал вниз.
- Вперёд! - и всё повторилось снова.
Через три-четыре ходки я не только согрелся, но и вспотел.
- Ну как?
- Здоровска Иваныч! - сняв с намыленной головы ушанку ответил я, и тут же услышал странный звук, будто где-то вдалеке ребёнок плачет.
- Ты слышь Иваныч, чего это? - от волнения аж в горле пересохло.
Пёс Иваныча, что как малой щенок, крутя хвостом от радости, носился с нами в горку да обратно, поджал свой пропеллер так, что он у него к пузу прилип.
Иваныч снял шапку и стал прислушиваться... Собака, задрожав всем телом стала жаться к хозяину в ноги...
Крики плачущего ребёнка усилились и были уже где-то рядом.
- Вот она... смерть пограничника.... - прошептал СПН.
- Чегооо? - ошалело спросил я Иваныча и как-то инстиктивно скинул из-за спины на изготовку автомат.
Голос рыдающего ребёнка разносился теперь по всей тайге. Собаку трясло как отбойный молоток.
- Саня, будь готов ко всему, бди по всем сторонам... - указательный палец Иваныча коснулся затвора.
И действительно понять с какой стороны орёт «ребёнок» было не понятно. Но ревел он так, что всё нутро выворачивало.
- Давненько не было, - сплюнув сказал Иваныч, - вернулась падла...
- Да кто это?
- Росомаха, ети её в хвост...
… Так я узнал, что по соседству с ЧГ обитает филин и страшная и ужасная росомаха. О коварстве этой зверюги много баек по границе ходит. И как эта стервоза размером со среднюю собаку может оленя задрать и на дерево затащить и как она на заставах склады продовольственные опустошает не хуже медведя-шатуна. В общем много чего понарасказывали об этой животинке, которая якобы живёт в районе Тёмного озера, но периодически уходит бродить по тайге и всё же всегда возвращается к своему дому.
Научное название этой зверюги на латыни — Gulo, что в переводе означает «обжора». Прозвище что и говорить — не в бровь, а в глаз. «Медведь — не медведь, собака — не собака» - пытались описать это животное и те кто встречался с росомахой, и те кто её никогда не видел, а лишь передавал из уст в уста байки об этом звере семейства куньих.
Поскольку росомахи щенятся зимой, в феврале, могу предположить, что действительно у Тёмного было логово росомахи-самки. Ведь самцы в семейном деле участия не принимают, а охотничий ореал, индивидуальный участок этого постоянно кочующего зверя состовляет до 2000 квадратных километров (!).
Стало быть наша росомаха была самкой с потомством, поскольку долгое время не уходила далеко от окрестностей ЧГ, доставляя своим детским рыданьем беспокойство нарядам и в особенности собакам. Единственным псом, которому были пофиг все выкрутасы местной заповедной фауны был конечно безбашенный Скиппи (видимо от того, что в его жилах текла не только кровь овчарки, но и охотничьей лайки). На самом деле его настоящая официальная кличка — Джек. А Скиппи — прозвище, данное по имени кенгуру из старого детского сериала за то что любил и умел Джек оччень высоко прыгать. А кроме того любил он и «дурочку» в наряде включать и сбивать спонтолыку пограничников. Но бывало брался за службу всурьёз, с кропотливостью учёного криминалиста. В общем с характером был этот собачий метис. И вот однажды в ЧГ забеспокоился Скиппи.
- Ну что, что тебе надобно морда? - спрашивает вожатый собаку, - не пойму чего он хочет...
- Может проверка?
- Да нет, судя по связи всё нормально, да и на человека Скиппи в стойку встанет, ежели учует кого.
- Ага! он однажды учуял — мираж...
И тут Скиппи, который видимо устал что-то своё объяснять вожатому, будто по прозвучащей подсказке вскочил в стойку.
- Твою мать! Сразу сказать не мог! - крикнул на собаку вожатый и пустил пса на длинном поводке.
Скиппи рванул будто в его жилах текла кровь беговой хаски. Резко остановившись у скалы пёс вновь сделал стойку.
- Ойляля... - шёпотом сказал вожатый и медленно, осторожно, какой-то украдкой, стал манипулировать автоматом, тихонько сняв предохранитель и, сдерживая от громкого звука, аккуратно перевёл затворную раму.
Скиппи продолжал держать стойку и громко и прерывисто дышал во всю свою собачью пасть. Никакого лая...
А наверху скалы как-то пригнувшись-согнувшись-изогнувшись что-то коварно шипело.
- Фонарь! - скомандовал уже готовый к выстрелу СПН.
В шипящее тёмное пятно ударил свет фас-фонаря и это живое пятно в ответ блеснуло зелёными огоньками глаз. На краю скалы стояла готовая к прыжку рысь!
Снизу к прыжку так же приготовился и наш Скиппи. Не знаю, что было бы отстегни ему поводок и дай команду — сцепились бы звери меж собой где-то в воздухе.
Минуты две продолжалось это психологическое противостояние. Однако рысь не выдержала, фыркнула и ушла восвояси...
«Ну вот, ещё и рысь в ЧГ объявилась» - сделало вывод начальство, читая рапорт об очередном патроне с насечкой.
Филин, росомаха, рысь — это ещё неполный список зверья, что превращало ЧГ в дикий уголок дедушки Дурова.
Как-то весеней порой, уж снег сошёл, в выходной день — автодорога была закрытой, собрался в сторону Тёмного озера (то бишь в окресности ЧГ) уже упомянутый прапорщик Лёша Рядов. То ли порыбалить, то ли силки ставить. То ли на мопеде, то ли на мотоциклетке, в общем на колёсах, а не на своих двоих.
Проходит какое-то время — в дежурку доклад от колуна на вышке, что чешет, мол, со стороны границы человек какой-то, бежит быстрее лошади.
Оказалось — охотничек наш бежит, аж пятки сверкают. Залетает на Люттю не живой не мёртвый.
- Ты этсамое, чего рыбалку-то бросил? - спрашивает дежурный.
- Да ттам, ттааам...
- Чё ттааамм-ттаам, этсамое? Лохнез вылез?
- Ммм... ммммедведь там!
- А мотоциклет где?
- Ккакой мотоциклет?
- Ты ж на Темное на мотоциклете поехал. Мотоциклет где?
- Ннне знаю... Ттттам оставил...
- Ну вот этсамое... теперь у нас в ЧГ ещё и медведь на мотоциклете разъезжать будет!
И мситический мотоциклет таки в ЧГ появился...
Дело было осенью. Чернотроп, да в пасмурную погоду такой, что дальше собственного носа не видать ничего. В такие чг-шные ночи бдительность пограничника переходит в иное, нечеловеческое измерение.
Помятуя о диком и непуганном зверье, с которым неровён час столкнешься лоб в лоб, о неприкаянных душах красных погранцов и лесных братьев-белофинских егерей, что дрались за эту территорию в годы установления советской власти (да и ВОВ прошлась здесь своим «ребольским фронтом»); вспоминая в такие ночи о карельских ведьмах, таёжных оборотнях и колдунах, о которых пели не только древние руны, но и местные карелы и бывалые погранцы-сказочники... сознание иль подсознание напрягало мозг и душу пограничника так, что каждый шорох заставлял быть на чеку.И первобытный животный инстинкт самосохранения начинал руководить иной, не уставной, а природной бдительностью всего твоего существа.
Нет, подобное состояние в человеках не было постоянно присущим в чёрные чг-шные ночи... Казалось, что оно периодически вызывалось какой-то неведомой энергетикой местности. И испытать эту мистическую энергетику, хоть однажды, но доводилось, наверное, каждой пограничной душе, которой приходилось нести здесь ночную службу.
Прошлёпав в чёрном безмолвии по маршруту автодорога-железка-болото и обратно по известной схеме хождения собака-инструктор за собачий хвост-младший наряда за ремень инструктора, наряд присел с краю от берёзово-осиновых зарослей возле дорожной обочины. Низкие тучи, что нависли над нарядом, периодически побрызгивали противным мелким дождичком. Надо сказать что ночь по тому времени года была относительно тёплой — одеяло, сотканное небом из чёрных туч, не давало проникнуть к земле космическому холоду. Откуда не возьмись подул свежий лёгкий ветерок и морось прекратилась. Душа стала погружаться в какую-то волшебную сонную негу и я скинув колпак плаща и фуражку решил отдать свою засыпающую голову на отрезвление налетевшему ветерку.
За спиной на этом не по осеннему теплом ветру о чем-то по-девичьи заговорщически зашептались осинки с берёзками. Этот тёплый ветер, словно рукой любимой девушки, ласкал вспотевшую шею.
Я прикрыл глаза (всё одно в чернотропе не видать не зги, только на слух да нюх собачий полагайся) и отдался размышлениям — то ли юношеским фантазиям, то ли заочному сочинительству «конспекта на родину».
Через минуту-другую — нежный поцелуй в шею.
Что это? - одновременно и в сладкой неге и в животном страхе очнулось сознание. Призрак Айно решил со мной в любовь поиграть?
Поцелуй был затяжным и я не открывая глаз протянул руку за голову. Коснувшись собственной шеи я содрал с неё присосвашийся мокрый осиновый лист.
«Тааак, - сказало Сознание, - «Калевалу» больше перед сном не читать!».
В этот момент в закрытые глаза ударили проблески света.
В ту же секунду проскочила мысль: «Проверка! Фонарём осветили! Хотя какая проверка? Я ж не сплю и всё слышу! Каждый шорох, каждый трепет последнего осинового листа слышу!»
Открыл глаза — тьма кромешная, лишь безликие очертания ближних деревьев, да абрис холма, что возвышался над Тёмным озером.
- Эт чего было? Ты чё-нить заметил? - спрашиваю напарника.
- Да я чуть не закемарил, как будто меня отключил кто-то, а тут светом да по глазам блеснуло что-то.
- Что-то... кто-то... а ведь «глюки коллективными не бывают», - вспомнил я чг-шное правило и задрав голову посмотрел на небо.
А там была своя погода, не в пример той, что у нас внизу на земле.
Тучи стали выше и неслись по небу наперегонки друг с другом.
Сзади нас на долю секунды появлялась луна и подсвечивала этот небесный марш-бросок своим тускловатым, но как всегда ледянящим светом.
- А, ну так это луна, верняк, блеснула! - сделал умозаключение напарник.
- Ага луна... мы ж к ней задницами сидим, а светом нас спереди ошарашило!
Решили продолжить «хождение по мукам». Озеро-автодорога-железка-болото-железка-автодорога-озеро. Туда-сюда. Небесный ветер, что командовал маршем чёрных туч добрался и до земной поверхности. Там, наверху он периодически вырывал из облачного плена лунный свет и озарял округу. Взобравшись в очередной раз на насыпь железной дороги, я помотрел на вековой лес, что рос за болотом. Чудовищно-завораживающая картинка! - ближние к болоту ели и сосны раскачивались в такт свистящему ветру. Будто полчище чудищ из воинства ведьмы Лоухи стояло перед нами в леденяще-мистическом свете. На болоте бандерлогами бегали, тряслись и замирали тени от кустов, высоких кочек со стланником и одиноких худых сосёнок. Жуть...
Где ты теплый, ласкливый ветерок, который недавно как добрый волшебник окунул пограничную душу в сладкую сказочную негу?
Всё это светопредставление кончилось внезапно, словно по команде.
Ветер успокоился, тучи остановились. Местная Карелия опять погрузилась в безмолвие чернотропа. Но спектакль этот остановился словно на полуслове своего режиссера и небо разделилось на две части - со стороны тыла висели чёрные тучи, что загородили собой лунный свет, а со стороны границы небо стало открытым и лишь подмигивало мелкими глазками мерцающих звёзд.
Уставши шлёпать «тудема-сюдема» мы завалились в кустах у автодороги. Связались с Люттей, сказали обыденное «022» и упялились лёжа на земле в разверзнутое, но тёмное без луны небо.
- Ты это видишь?! - вдруг вскочил напарник.
- Вижу, - ответил я, спокойно и безучастно провожая глазами проплывающие по небу со стороны границы два светящихся шара.
Летели они равномерно, невысоко, с одинаковой скоростью, но один чуть в стороне и впереди другого (словно ведущий и ведомый) метрах в двадцати от земли. Были правильной круглой формы и светились каким-то внутренним светом. Размером шарики были чуть меньше детского мяча.
- Надо ж сообщить!
- А мы уже сообщили только что - «022». Значит всё у нас в порядке. В психушку что-то не хочется... Ну сообщи на «Разлиновку» для смеху — может ПВО поднимут.
Вызвали на связь «Разлиновку», сообщили что мол со стороны границы в тыл трам-пам-пам два неопознаных летательных объекта....
- Вы чё там, обкурились что ли? - заливаясь от смеха спросил связист.
- Глюки коллективными не бывают, - услышал он в ответ.
- Вас понял, до связи! - ответил связист.
Мы продолжили своё бдение упялившись в черное небо.
Оппоньки! - назад летят наши шарики-фонарики, в том же боевом порядке.
Ну это уже слишком! - мы за рацию!
- Ребят, идите на хер с вашими шутками, дайте пощемить спокойно! - занервничал связист, - мы с дежурным уж ПВО вздрючили — нет у них ничего на радарах, говорят - пейте там у себя на границе, да закусывать не забывайте!
Ну несём службу дальше. И вдруг со стороны Чухляшки, с того берега Тёмного озера, а берег тот холмист, да выше деревьев того холма... Засветился свет фары. И всё ближе, ближе. Свет всё ярче, ярче... Будто по-над лесом (а судя по расстоянию ещё на территории финнов), в воздухе, мотоциклет на нас надвигается. Но — ни звуку, ни шороху. Слышно только прерывистое дыхание погранцов и пульс сердца по жилам.
«А вот и медведь на мотоцикле!» - подумалось остолбеневшему погранцу.
Чем ближе надвигалась загадочная фара мотоцикла, тем шире и ярче становился исходящий пучок света — всё материально, всё по законам физики.
Вот-вот этот «небесный мотоцикл» должен был пересечь линию ГГ, проскочить лес под собой и оказаться над озером. Тогда уж этот летящий субъект покажет себя. Тогда уж (коль ПВО у нас ничего не зрит) действуем что называется по обстановке.
Автоматы обоих погранцов были готовы к бою, только передёрни затвор и...
аккурат перед озером «небесный мотоцикл», а вернее его фара стала делать разворот над краем леса и исчезла...
Но росомахи, рыси и медведи, мистические шарики-фонарики, летающие мотоциклы — всё это ничто, по сравнению с тем, что однажды пришлось испытать человеческому духу...
Вновь зима, мороз трескучий, светит ясная луна, слева-спарва лес дремучий, чудесами жизнь полна...
Луна в ту зимнюю ночь светила настолько ярко, что можно было в ЧГ и книжку прихватить почитать. Но как известно, этот сателлит сам по себе не светит, а лишь отражает в ночи солнечный свет. Но редкий случай — видеть именно такое отражение! Луна была полной и крупной. Девушку с коромыслом на диске нашего спутника можно было рассматривать во всей красе без телескопа. Но трескучий мороз делал своё дело. Вскоре у Луны появился мистический нимб, а по научному гало. С древних времён это оптическое явление считалось дурным знамением. Эта лунная корона, что поначалу, казалось была сплетена из тончайших серебрянных нитей, постепенно становилась всё богаче и богаче, словно кто-то начал украшать её оправу в бриллианты...
Невозможно было оторвать глаза от этой небесной картины. Но и внизу, пока ещё не испортилась погода (а явление гало всегда это предвещает) ночная живопись была изумительной. От влажного воздуха в смеси с наступившими трескучими морозами кристаллы инея, что одели всю карельскую натуру в ослепительно-яркие при луне колюче-игольчатые наряды, были настолько крупны, что казались вовсе и не инеем, а драгоценными камнями.
Бархатом мельчайших кипельно белых блестящих бусинок были покрыты меховые воротники наших бушлатов, наши ресницы и брови, вокруг кокард на шапках были свои нимбы, не хуже лунных. Собачью же морду я и не берусь описывать — маска Баскервилей здесь просто отдыхала.
В такую морозяку тяжело и дышать и двигаться, а дремота так и наровит усыпить пограничника.
И наряд двигался таки по исхоженному в ЧГ маршруту медленно, но верно. В каком-то сомнамбулическом состоянии духа и тела с периодическими остановками-передышками.
И вот в одной из таких остановок, совершая перекур с дремотой, мы с инструктором Митричем заметили странное поведение Рольды. Собака то навостряла слухом уши, то корчила рожи морщиня свою морду, то делала шаг вперёд, то шаг назад, иль подавала корпусом влево-вправо, но при этом оставалась всегда рядом...
- Росомаха? - спросил я Митрича.
- Да шут её знает... что-то не так...
И тут издалека послышался хруст шагов.
- Проверка. Прощемили, млять... - шепотом сказал Митрич и громко крикнул, - стой, пропуск!
- Пропуск, опуск, опуск... - отозвалось так-же громко эхом в стороне Тёмного озера.
- Н-не понял... - сказал Митрич, махая головой в сторону собаки. Рольда, устремив свой взгляд в сторону Тёмного, вся дрожа медленно пятилась к нам задом.
Скрип шагов по морозному снегу тем временем усиливался и приближался.
- Пропуск, мля! - уже со злостью крикнул Митрич.
Ответа вновь не последовало. И кто-то неведомый был совсем рядом.Мы машинально скинули автоматы, перевели предохранители в боевое положение... Рольда сидела у нас в ногах и дрожала всем своим существом.
Казалось, что шаги остановились метрах в десяти от нас.
Описать состояние человеческого духа на тот момент мне и сейчас не представляется возможным...
При таком сильнейшем лунном освещении можно было б вышивать среди ночи. А тут и не видать того кто к нам идет. Шаги возобновились. Рольда приподняла задницу и перебирая лапами стала медленно поворачиваться не отрывая глаз от неведомого и невидимого, что казалось ходило уже вокруг нас на расстоянии не более полутора-двух метров. Слышен был не только скрип шагов по снегу, но и наша дрожь зубная...
Минут десять этот кто-то ходил вокруг нас не оставляя следов. Всё это время мы готовые к стрельбе крутились также как и Рольда.
Какой там мороз — жар обуял пограничников и мы стали обливаться горячим потом...
Скрип следов неожиданно притих. С полчаса мы стояли как вкопанные и двинуться с места смогли лишь после того, как заметили, что Рольда как ни в чём не бывало (будто придя в себя) подошла к нам и виляя хвостом стала ласкаться в ноги.
Оставшееся в ЧГ время мы с Митричем не обмолвились ни единым словом. И разговорились только когда уже дома, на Лютте, в столовке начали хмырится жареной картохой. Выяснилось, что у обоих в те минуты возникла мысль стрелять вверх, но руки не подчинялись этой мысли. А тело и разум после этого вообще будто связали неведомой силой....
А чужих следов на снегу мы кстати так и не обнаружили.
«Йесс!.. Попался, голубчик!»
На исходе весны, когда уж растаял весь снег, но озёра в окружении зелёномошников и вечнозелёных брусничников ещё покрыты рыхлым, почерневшим льдом (а вернее сказать ледяной кашей).., когда вечерняя зорька, уходя вместе с солнцем в закат, тут же на рассвете целуется с зорькой утренней.., поёт в пересвист с пернатой зарянкой пограничная душа, радуясь приходу белых ночей, а стало быть и окончанию чг-шных нарядов.
Та, ещё не белая, но короткая серая сумеречная ночь была заключительной для ЧГ.
Последняя смена была наслаждением...
Каждая молекула воздуха была пропитана по-северному особым духом. Весенние дембеля разъехались по домам, но будто на смену им с югов летели последние «партии» журавлей и наполняли небо своим щемящим сердце «курлы!». Словно отбивая дробь морзянки долбил сосну большой пёстрый дятел и в такт этому барабанщику постреливал последний, шибко похудевший лёд, растрескиваясь на поверхности ближнего озера. Пограничный наряд, следуя привычному маршруту, задержался на болоте, чтобы полакомиться оттаявшей клюквой. Удивительный вкус был по весне у прошлогодней ягоды — сладкий с лёгкой кислинкой. Поедая одну за другой эти сморщеные, но сочные внутри красные бусины, постепенно начинаешь испытывать какой-то вкусовой оргазм, что дополняет ещё одной радостью жизни уставшее от долгой зимы человеческое существо.
Но вот под ногами лёгкой дымкой начал зарождаться вечерний низинный туман.Пограничники вернулись к автодороге и уселись на камнях, наслаждаясь закатным состоянием природы, её звуками, запахами, красками... На проблесках уходящих в закат золотистых лучей солнца и от удовольствия жизнью глаза прищуривались и неземная нега обнимала человеческую плоть и душу...
Р-392 прервала своим рыком эту идилию.
Обычно наряд сам выходит на связь, а тут «Разлиновка» собственной персоной пиликает. Что-то не так...
- Гостей встречайте! - открытым текстом пробулькала рация.
- Славян Славяныч, не понял... - переспросил я дежурного связиста.
- Двое в штатском в сторону границы. Будьте внимательны, до связи...
Погранцы переглянулись — такого ещё не было. Стало быть это не проверка в гости выдвинулась, коль связист вот так в открытую упредил. А что же тогда? - вот загадка.
Наряд выдвинулся к скале, за которой начиналась длинная дуга дорожного поворота. Солнце уже село, но ночь была почти белой. Можно сказать она была серой, сумеречной. Это давало великолепную возможность бдить дорогу через глаза бинокля. Ага, а вот и гости. Двое. Действительно в штатском. Так-таак... и это штатское — спортивные костюмы. Ну всё — по местам!
- Саня, узрел кто это? - спросил меня старший наряда.
- Серый, я эту походку за версту признаю. Деревянный к нам пожаловал. А второй человек — похоже баба его.
- О-ооо, радость-то какая. Ну ща встретим хлебом-солью, готовься тарищ капитан. Ну всё молчим...
И мы затаились в ожидании встречи.
Наблюдать как подходил, крадучись, к ЧГ капитан «Деревянный» было особым удовольствием — я чуть не выдал себя, но смех всё же сдержал и когда это "дерево" оказалось между мной и старшим наряда, грозно выкрикнул:
- Стой, пропуск!
Кэп вздрогнул от неожиданности и слегка нагнувшись стал шарить глазами по кустам.
- Пропуск!
- О, Санёк, эт ты что ль сёдни в наряде? - вызывающе фамильярно вопросил Деревянный.
- Пропуск! - раздался грозный ответ, - Серёга, их двое было.Второго нет!
- Где второй? - вопросил старший наряда.
- А свернул на железную дорогу и пошёл в сторону границы, - нахально, аж пританцовывая ответил кэп.
- Саня, держи его, я с собакой на задержание! - крикнул Серёга и ломанулся из своей засидки в сторону железки.
- Ну а ты чё будешь делать? - вопросил меня Деревянный.
Думаю этого прозвища достаточно, чтобы не размениваться на описание того, какие взаимоотношения были у этого офицера с личным составом, как он неровно дышал на срочников и как каждый из нас мечтал ответить ему при случае такой взаимной любовью, да в такой засос, чтоб на всю жизнь гематома памяти осталась.
- Ну так чё будешь делать? Пропуск я тебе всё равно не скажу! - Дерево продолжал шарить глазами по придорожным кустам.
Что делать? - а вот что! Передёргиваю затвор и выхожу из кустов по-киношному держа кэпа «на мушке».
- На землю!
- Да ты что, ты что... - замямлил Деревянный.
- На землю, мля!
Кэп попятился.
- Лицом на землю! Или первый вверх — второй на поражение при попыт...
Не успел я договорить, как "Дерево" всей кроной своего ума обрушилось на землю. Врубаю рацию и выхожу на связь.
- Тревожную группу на выезд! При попытке перехода государственной границы нарядом обнаружены два человека. Один задержан, второй уходит в сторону границы по железной дороге. Старший наряда с собакой ведёт преследование нарушителя.
Тревожную группу на выезд!
- И йе-ссс! - радостно воскликнул связист, - попался голубчик!
Если б я курил, то наверняка бы не успел выкурить сигарету — так быстро примчалась тревожка. Ребята с радостными лицами вываливались из шишиги и известным жестом локтя показывали мне - «Й-есс!!!».
Пока я докладывал обстановочку, начальник КПП, лично прибывший с тревожной группой заправлял портупею — видать выскочил он в тревожку в чем спал и одевался уже в машине. Тут подоспел и Серёга с задержанной женой Деревянного. Спортивный костюмчик на ней был «перешит по новой моде» зубами нашего собачьего кутюрье.
- Продолжайте нести службу! - недовольно приказал начальник, - позже будем разбираться.
Задержанных погрузили в машину и тревожка улетела досыпать прерванное время сна.
Тем временем сумеречная ночь заканчивалась, а вместе с ней заканчивалась и последняя чг-шная смена...
Я схватил попавшуюся на глаза прошлогоднюю ягодку брусники и сказал напарнику в предвкушении сладости с кислинкой:
- А чё Серёг, тут первым погранцом не отделаешься — по «Сторожу» давать надо!
- Ага, раскатал губёнки... - кабы звездюлей нам не отделали!
- Тьфу! - выплюнул я горько-пригорькую бруснику.
Так оно и вышло...
"Прощальная смена..."
В те первые апрельские дни весенняя капель радостно звенела о неминуемом приближении дембеля. Уходящая зима оставила за собой столько снега, что казалось таять ему — не растаять до самого дня пограничника. С особым весенним шармом выглядела в те дни пограничная жизнь. Среди кипельно-белого океана снегов пограничная дорога Костомукша-Кухмо с высоты нашей вышки выглядела чёрной, только что вскрывшейся ото льда речкой. Уже несколько дней стояла солнечная погода с небольшим, но плюсом по цельсию и от дорожного асфальта исходила стелящимся туманом лёгкая испарина. Чуть ли не двухметровые сугробы по обочинам дороги подтаивали, заполняя чёрную асфальтовую «речку» талой водой. По низинам дороги образовывались лужи-озёрца, а по верхам на пригорках ловили весенний кайф повылезавшие из таёжных сугробов лесные куры разных мастей — то рябчики вылезут, то куропатки с тетёрками приземляться, а то и его величество глухарь появится.
Вот и колун на вышке разомлел, рассупонился на все пуговицы, снял зимнюю ушанку и прислонившись спиной к будке, подставил лицо солнцу. «Весна... дембель» - шептали его уста, глаза сладостно прищурились в истоме весеннего счастья... Лёгкий ветерок едва заметно, словно детскую люльку, покачивал пограничную вышку и будто пытался убаюкивать часового. Но тот хоть и прищурил глаза, но всё же бдил обстановочку. Вон внизу, на питомнике, инструктора уже в одних вшивниках загарают... в курилке народ в одном ПШ млеет и уже никто не накидывает на себя ни бушлатик, ни шинельку... радостный хрюк вдруг понёсся со стороны подхоза. Что там такое? - развернулся часовой. А там подхозник гоняется за племенным чёрным хряком Изей, который почуяв весну как-то умудрился сбежать из своих зимних апартаментов на улицу. А вот и наш рыжий ПАЗик на горизонте появился. Часовой зашел в будку вышки и сообщил дежурному: «Автобус со стороны тыла». Через пару минут автобус ввалился в открытые ворота, притормозил и из него высыпались офицерские детишки с жёнами. Тот час белой молью пропархал поварёнок в сторону гаража — видать опять водила из города очередной заказик приволок. Подобно финской дороге начал потихоньку чернеть и плац «Лютти» - с десяток свободных от сна и службы погранцов долбили лёд и смёрзшийся снег и вылизывали плац до асфальта.
С высоты пограничной вышки вся эта жизнь напоминает оттаявший на солнцепёке муравейник — кругом ещё снег, а на нём в своей суете уже копашаться мураши.
Но вся эта идилия, словно мираж, разом закончится при заходе солнца. Весеннее тепло сменится ночным и зимним холодом.
Кстати о муравьях — прибыло их с учебки в канун весны великое множество.Они то в основном составе и высыпали чистить плац. И вот после колунской службы предстояло мне с тремя молодыми мурашами идти в ночное ЧГ. Это был какой-то нонсенс. Четыре человека в ЧГ, но без собаки. Видимо решил мне начальник «Лютти» наряду со старшим пограннаряда вменить и службу пограничного пса...
К вечеру солнечная погодка подыспортилась — набежал западный пасмур, небо накрыло плотным облачным пледом.
«Это хорошо, - подумал я, помятуя о ночном наряде, - не так ночью холодно будет...».
Как сейчас помню — выходить в наряд нам предстояло в 22-00, возвращаться на Люттю в пять утра. Семь часов службы к ряду, без второй смены ЧГ.
Несмотря на относительно тёплый вечер (плюс два градуса по Цельсию) в 21-55 выстроился мой наряд на приказ в зимнем варианте — валенки в калошах, бушлат, ватные штаны...
- Это что такое, этсамое?! - возмутился дежурный «Лютти» прапорщик Комаров.
- Что такое? - переспросил я его.
- Это что за наряд, этсамое?!
- Пограничный наряд «Часовой границы».
- Ты этсамое неумничай нах... Эт ёпти я спрашиву что за форма одежды этсамое нах...
- А какая этсамое, - начинаю нервничать я, - должна-на быть форама одежды? Номер раз — трусы противогаз?
- Ты этсамое на градусник посмотри нна. Плюс два этсамое. Одеваем сапоги и шинели нна.
- Николай Иваныч! Ты не первый год в Карелии — знаешь чем эти плюс два через пару часов обернуться могут!
- А меня это не трясёт, этсамое! Шинелки и сапоги нна! Шагом марш!
- Пошли... - сказал я своему наряду и поглядев на бойцов увидел в их глазах некое исступление.
- Значится так... не торопясь ищем сапоги и старые шинели да побольше, вшивники и носки потолще, ноги обёртываем в газеты. В общем спасаемся как можем, чем теплее укутаемся, тем лучше.
- Так не положено вроде вшивники...
- Ты мне скажи, что у тебя их ещё и нет?!
- Нет... - опустил глаза муравьёнок.
- Ну нет, так будет.
- Нашёл я бедолаге что-то из своих запасов. Вот только самому себе старых сапог большого размера не нашлось...
С этими переодеваниями где-то минут 20-30 времени оттянули. Выстроились на приказ.
- Одну минуту, - сказал я дежурному, когда тот открыв рот хотел было зачитать приказ.
- Что этсамое?
- Сапоги почистить надо! Неположено в нечищенных...
- Так точно этсамое.
Мы вышли на крыльцо-курилку читстить сапоги.
- Чистить не надо а лишь намазать пожирнее от воды...
Довольный Комаров наконец-то отдал приказ на охрану ГГ. Я как СПН коротко ответил «Есть» и не повторяя текст приказа увёл наряд.
Прапорщик Этсамое вышел на крыльцо и закурив провожал нас своим взглядом пока мы не скрылись за воротами....
Идти по «асфальтовой речке» аки по суху не получилось. И не смотря на жирно смазанные сапоги и всяческие акробатические трюки сапоги свои мы слегка подмочили. Топтать чг-ную тропу тоже было занятием не из приятных. Снег на тропе хоть и был уплотнён, но под каблуками сапог проваливался как под конскими копытами. Конечно шаркать в валенках в калошах было бы удобнее.
Через пару часов службы небо над нами стало проясняться. Небесное одеяло, что защищало нас от холода исчезло. Замерцали звёздочки...Стало заметно холодать...
- Готовьтесь ребятки! - сказал я наряду, - сейчас будем замерзать...
- Да вроде терпимо, - сказал один из младших.
Краем глаза я заметил зелёный проблеск на северной стороне неба.
- Ща те будет терпимо, - ответил я молодому мурашу, - смотри на север.
Через минуту опять тусклый зелёный проблеск, за ним ещё один — будто кто-то настраивает аппаратуру, чтобы включить северное сияние. Ну вот и она — привычная зелёная занавесочка стабильно заиграла своими переливами над северной стороной.
- Ну что, будем ждать когда замёрзнем? - спросил я наряд.
- А че делать-то?
- Двигаться! - и я повёл ребят к ж\д насыпи играть в наши пограничные горки. Спускаться на пятой точке, правда уж, не получалось, поэтому бегом и вверх и вниз. Три-четыре забега и по маршруту чг. У автодороги перекур-остановка — травим байки. За разговорами тоже и время летит и холод не особо ощущаешь. Мураши про гражданку, я про службу, в том числе и истории про ЧГ, что уже описал выше. Начинаем замерзать — снова на насыпь... Тем временем снег под ногами перестал проваливаться и разбитый ранее сапогами он превратился в какую-то каменистую тропу...Топать по этим каблыжкам стало нелегко... Да и мёрзнуть стало уж совсем невыносимо.
- А-а, дембель всё равно неизбежен! Всё баста, пошли домой! - сказал я ребятам.
- Дык время то ещё?.. - вопросил младшой.
- Это мой приказ, моя проблема, пошли... не спеша.
Ну ежели в ЧГ мы шли по лужам и ручьям, то на Люттю возвращались по абсолютно ледяной дороге — тут особо и не разбежишься.
В итоге прибыли мы минут на сорок раньше положенного срока. Уличный термометр, что находился на крыльце доложил мне что температурка за прошедшие шесть с хвостиком часов с плюс двух опустилась … до минус двадцати (!).
Изумлённый Этсамое встал из-за стола дежурного, что бы выслушать доклад. Но я с нарядом, не чуя ног, прошёл молча мимо него прямо в сушилку.
- А этсамое... - разинул рот дежурный.
- За время несения службы минус двадцать! - ответил я и швырнул в его сторону задубевший сапог.
Комар молча уселся за стол дежурного. А мы первым делом скинули с себя промёрзшие одежды и уж потом разрядили БК и сдали оружие. Нахмырились от пуза и спать.
Дембель мой случился через месяц с небольшим, но в ЧГ меня больше не ставили... Эта смена оказалась прощальной...
"Память..."
...Через двадцать лет мы там были...
- И болото не то, и скала
Всё как-будто вокруг подменили
Не подмененной память была...
Спасибо интернету. В 2008-2009 годах, когда он появился в моём распоряжении, взялся я искать своих ребят по «Лютте» в социальных сетях. И вот чудо! - они таки медленно, но верно стали находится.
Помню первые радостные сообщения — почти шоковые с обоих сторон. И не мудрено, ведь без малого двадцать лет пролетело. Что ж, нашлись — надо встречаться. И не поодиночке, конечно. Где? - да что за вопрос! - конечно там, где судьба свела — на границе. Когда? - ну дык, ё... конечно 28 мая!
Ну слово, за слово... понеслась идея по головушкам и уж с марта-месяца каждый из нас как до приказа на ДМБ считал дни до поездки. Правда не все с ходу возжелавшие в итоге поехали в Костомукшу: из человек пятнадцати набралось нас пятеро. Ну да и ладноть — кому искренне это надо было, тот и поехал. Пропускаю историю про организацию поездки и прочую лобудень с оформлениями...
Ехали на двух машинах. Мама дорогая, Карелия родная! - практически не останавливаясь и не закрывая рот — столько эмоций, воспоминаний (аж глотки в пути осипли). «Минуты молчания» стали более частыми, когда ландшафт местности стал до боли знакомым (до боли воспоминающимся...), когда указатели населённых пунктов мелкими ударами поддых перекрывали дыхание, когда выходя из машин «поморосить» в полную грудь набирали карельского воздуха, «вкус» и дух которого не изменился за прошедшие два десятилетия... Периодически можно было заметить как невольно то у одного, то у другого погранца скупо подмакивало на глазах...
М-да, что-то я от ЧГ отвлёкся. Та поездка в Костомукшу — отдельная песня. А что касается границы... 28-го, кажется это был уже второй (иль третий?) день нашего пребывания в Костомукше, двинули мы в сторону границы.
Через открытые окна машины на малом ходу пытались узреть «место встречи поезда» (это ещё не доезжая системы — стоял в наши времена на этом месте над ж/д небольшой мостик для осмотра, там же встречающий поезд наряд наблюдения и сопровождения занимал свои позиции в голове и хвосте состава). Ничего. Вообще ничего... нашего...
Тыловой (шлагбаум и погранпост) — не узнать...("осовременился")
Надев фургоны, подваливаем к будке, в которой щемят контрабасы:
- Братишки, с праздником!
- С каким?...
Просто шок, выпадаешь в полный осадок...
- С днём пограничника...
- А-ааа... ну мы-то вроде фээсбэшники. У нас эта... 20 декабря праздник. Куда путь держите?
- Читай, там всё написано — кинул я в окошко будки пачку надлежащих документов.
Проверив бумаги и оглядев наши машины и их содержимое, контрабас открыл палку и отправился щемить дальше.
Настроение у всех упало в ноль...
Сгоняли на «Отборный» (древний «Физмат») на стрельбище, почти заросшее молодым осинником и березняком... На родной комплекс «Лютти» нас местный тузик загодя велел не пускать (вопреки разрешениям из Петрозаводска). Тормознули возле ворот, поглядели на то, что виднелось из-за забора, вздохнули и покатили собственно на границу к самому пункту автомобильного пропуска, пытаясь узреть по дороге участок нашего ЧГ...
- Ё-ооо! Это что такое?! Это наша скала?!
- Да ну на фиг, не может быть!
- Ну а что ещё тут может быть?
Тормозим.
- Куда скалу дели, суки! - звучит эхом на всю Карелию.
- Млять, пародия какая-то... Она ж при нас раза в три была шире и выше!
- Как в землю вросла...
- Эт чё такое-то?
- Да нет, ну точно наша скала — вон и следы от шурфов до сих пор видны...
- А чего-ж она так скукожилась?
- ???
- Давай вперёд по-тихоньку, может тропу чегешную узрим...
- О-о-о, всё, стой — вон озеро слева, трррр!
Вываливаемся. Тропа, конечно мхом поросла, но маршрут из памяти не выкинешь — дотопали до железки, поднялись на насыпь.
- Чё-та и насыпь какая-то не та... Помнишь как на неё корабкались когда грелись, а обратно на жопе — вжить!
- Помню, как же не помнить...
- О, смотри — эт чё, наше болото, где мы клюкву хавали?
- Офигеть... И до леса рукой подать... А вроде большое болото было.
- Теперь кустарником поросло, не одной кочки не видать...
- Пошли-ка на наше место, где щемили иной раз, покуривали... - вмажем по соточке...
Возвращаемся к автодороге.
- Во! Где-то на этом месте мы с Митричем замерли и онемели, когда невидимка вокруг нас ходила!
- А росомаху помнишь, стерва, млять, все нервы наизнанку выворачивала!
- Ну дык!
- А...
Ну и так далее...
Остановились недалеко от обочины, раскрыли пакетик с джентельменским набором, вмазали, потрындели и к машинам.
А обернувшись на прощанье, вдруг увидели в кустах перед дорогой аншлаг с надписью:
«ЗАПОВЕДНИК»...