О статье Михаила Смирнова "Мифы нового времени и тысячелетнее государство" в Литературной газете № 7 от 20.02.2013.
Наука ли история?
Смена парадигмы социального развития всегда приводит к переоценке прошлых ценностей. Новое общество, в лице своих новоявленных властителей, начинает приводить своё прошлое, настоящее и даже будущее в соответствии с собственными представлениями, вытекающими из их материальных интересов. Настоящее объясняется как незыблемое, нерушимое, естественное состояние, которое только и представляет собой «истину в последней инстанции». Именно таким, по мнению власть имущих, и должно составлять общественное устройство (с его конституцией, правовой и экономической системами, формами собственности и т.п.). Если и можно что-то подправить – то только с целью улучшения этого устройства. Что оказывается, в конечном счёте, ничем иным, как обновлённой системой узурпации власти и обогащения.
Будущее тоже не вызывает у властителей настоящего каких-то особых вопросов. Оно неразрывно связано с настоящим, ну, если только, чуть-чуть улучшенным, подновлённым, подправленным. Главное – чтобы собственность передавалась по наследству, а возможность пользоваться заполученным ранее богатством была незыблемой.
Но вот, что делать с прошлым? Это самый трудный вопрос для любой власти, требующий не просто констатации общеизвестных фактов, а особой интерпретации этих фактов, чтобы объяснение об его (прошлом социальном устройстве) уничтожении не вызывало ненужных переживания и ностальгии. Народ должен относиться с пониманием к смене парадигмы общественного развития, воспринимать её как должное и необходимое.
В одних случаях прошлое представляется собой как кошмар, освободившись от которого общество удовлетворённо вздыхает и идёт дальше, набирая социальный потенциал. В других – судорожно цепляется за прошлое, исходит ностальгией и требует его возврата. Выражение: «человечество расстаётся с прошлым смеясь», - не всегда, как оказалось, соответствует действительности.
Вот и сегодня в России вопрос об отношении к прошлому встаёт всё острее, ибо само это прошлое слишком памятно, слишком отлично от того, что возникло на его руинах. Социальный опыт, полученный людьми в прошлом, не даёт покоя, вызывает ностальгию, показывает и оттеняет мерзости настоящего.
Прошлое, таким образом, становится заложником настоящего, которое словами, видеорядом, текстами своих новоявленных властителей и их прихлебателей навязывается народу. История превращается в политику, обращённую в прошлое, интерпретация которого становится насущно необходимой для удержания власти, одним из компонентов большой политической игры.
Но возникновение и существование писаной истории заложило фундамент под сложившееся представление о том, как должны излагаться факты прошлого, появились исторические школы, изучение прошлого вошло прочно в общеобразовательный процесс.
Но, несмотря на всё это, постоянно идут споры о том, каким должно быть изложение прошлого, что такое история вообще и, самое главное, как её надо ПРАВИЛЬНО понимать и изучать.
На этот счёт существуют различные точки зрения. Мы же возьмём одну из них и на её примере рассмотрим данные проблемы.
В Литературной газете опубликована статья «действительного члена Русского исторического общества» Михаила Смирнова «Мифы нового времени и тысячелетнее государство» (ЛГ, № 7 за 2013 год). Эта статья не вызвала бы у меня какого-то отклика, если бы, во-первых, не была напечатана в авторитетной газете, уже этим своим свойством способная влиять на умы и сознание многочисленных читателей. Во-вторых, если бы она не была предварена подзаголовком: «Теория и жизнь», претендуя, таким образом, на теоретическую основательность и фундаментальность. Автор статьи, следовательно, берёт на себя смелость теоретического обоснования исторического знания, донесения до нас некоего философского смысла истории.
Посмотрим, что у него получилось. Уже само начало статьи вызывает удивление: «Понятие «российской истории»,... является фигурой умолчания. Вопрос о содержании этого понятия, то есть вопрос об определении того, что такое «российская история», уже около двадцати лет … обходится стороной, отодвигается на периферию внимания и мышления». И это при том, что существуют десятки учебников и учебных пособий по истории России, что существуют великолепные издания наших великих, без преувеличения сказать, историков (Карамзина, Ключевского, Костомарова, Соловьева и др.).
Обилие исторической литературы и разнобой в понимании сути исторического развития, и привёл, в конечном счёте, к тому, что власти озаботились «единой и непротиворечивой точкой зрения на историю России», о необходимости которой выступил сам В.Путин. Так что, никакой «фигурой умолчания» российская история не является. Это абсолютно голословное утверждение.
Зачем оно автору? Как станет ясно ниже, оно нужно ему для высказывания своей, особой точки зрения на историю России. А причина появления этой точки зрения также будет изложена позднее.
Но вернёмся к теоретическим рассуждениям автора о сути истории. Автор пишет: «Факт становится историческим только, когда он рассказан. Вне рассказа о нём факт как история или её элемент не существует». Это абсолютно неверный и непозволительный теоретический посыл, свидетельствующий о непонимании автором самого понятия «история». Для него всё, о чём он не прочитал, или не услышал, историей не является: « Факт становится историческим только, когда он рассказан. Вне рассказа о нём факт как история или её элемент не существует. Отсюда, кстати, следует, что «история» всегда чья-то, потому что у рассказа всегда есть тот, кто его рассказал».
Михаил Смирнов перепутал понятие «история как глобальный процесс развития объективной реальности, развёртывающийся во времени и пространстве», с понятием «история, рассказ, который кто-то рассказал». В последнем случае речь идёт не об истории, как феномене человеческого развития или науке, изучающей это развитие, а просто о бытописании, изложении неких событий, которые кому-то захотелось изложить. Это абсолютно недопустимое смешение, примитивизация понятия "история", низведение его до уровня "одна бабушка сказала". Но автор придаёт этому выражению принципиальное значение, тем самым, и ошибаясь принципиально.
На самом деле, понятие «история» с научной точки зрения означает, во первых, в широком смысле слова, вообще процесс движения материального мира с момента его возникновения, развитие объективной реальности. Любое событие в этом мире можно отнести к событию истории, независимо от того, знаем мы о нём, или нет (это уже наши проблемы, проблемы исследователей, а не проблемы самого события). Мы можем говорить об истории вселенной, истории человечества, истории промышленности и т.п. Изучение любого объекта может превратиться в историю этого объекта. И чем больше в процессе познания объективного мира мы узнаём об этом мире, тем богаче для нас представляется его история.
Людей же всегда больше всего интересовала история развития общества, как особой формы движения материи (социальной). Интересовала история развития человеческих сообществ (наций, классов, государств, различных общественных институтов и т.п.). И интерес этот всегда был связан, прежде всего, с непосредственным бытием общества, с его бытием в настоящий момент. Прошлое, становясь таковым, настоятельно требовало объяснения в настоящем, что обусловлено особыми свойствами, присущими обществу (а именно, подчинение одних людей другим и необходимость обоснования этого).
Но есть и более узкое понимание «истории», как системы знания о глобальной истории, как некая форма общественного сознания, которая отражает исторический процесс развития объективной реальности.
Любое научное знание имеет значение только для человеческого сообщества. Самой окружающей нас материи абсолютно наплевать на свою же историю. Субъективное отражение реальности в сознании человека, её осмысление и понимание, есть свойство человеческого разума, уникальное природное свойство, присущее только человеческому роду.
Развитие человеческого общества привело к появлению научного (объективного) знания об окружающей действительности, в том числе и о собственной истории. Появилась наука «история» (как теоретическое воспроизведение развивающего общества во всех его связях и взаимоотношениях).
Итак, коротко говоря, история есть движение объекта, развёртывание его во времени и пространстве, с одной стороны, и система знания об этом объекте, с другой стороны.
И чем больше мы узнаём об изучаемом объекте (независимо от того, что это за объект, им может быть фактически всё, что угодно), тем полнее наше знание о нём, тем глубже мы знаем его историю.
Все эти рассуждения касаются и человеческого общества. Чем больше событий и фактов о жизни людей в прошлом мы узнаём, тем глубже наше познание об изучаемом времени. Но это не означает, что от того, что мы не знаем о каком-то факте или событии, этого события не существовало. Вот почему так важны археологические исследования, позволяющие раскрывать нам тайны прошлых веков. Более того, иногда именно незнание исторических фактов мешает нам адекватно объяснить причины того или иного исторического события. Вот почему в угоду своим интересам многие властители скрывали и скрывают исторические факты (или их фальсифицируют). Скрыв факт прошлого, можно совсем иначе объяснить настоящее (неразрывно связанное с прошлым и вытекающее из него).
Так что «теоретические начала» нашего автора не выдерживают никакой критики. В угоду своей концепции он попросту создаёт и свою собственную концепцию понимания истории, которая не может быть признана научной. Автор стоит полностью на субъективной идеалистической позиции, когда пишет, что знание о событиях прошлого «нам даётся только с субъективных позиций историка. Поэтому я бы сказал, что истории как чего-то объективного, не зависящего от историка не существует». Для него, сколько историков, столько и историй.
Всё больше российских историков в угоду политической конъюнктуре фальсифицируют исторические события, придают им своё субъективное видение, превращают историю в политику, "опрокинутую в прошлое". К сожалению, так было всегда, в той или иной степени.
Дальше, больше. Автор формулирует следующую идею:
«Но история – это ещё и конструктивный миф, который является продуктом сотворчества народа или членов общества. Это важнейшая функция истории – быть конструктивным мифом, объединяющим членов сообщества в отношении понимания своего прошлого. Это самая динамичная функция истории. История как миф
должна меняться каждые 30–50 лет, с каждым новым поколением. И это не произвол, а объективное требование: у каждого нового поколения должна быть своя история, хотя бы уже потому, что его история на одно поколение длиннее, чем у предыдущего».
Казалось бы, по-своему верное положение, почему бы и не прислушаться? На самом деле это очень неверное, политизированное, «за уши притянутое» положение, которое не помогает сделать историю как науку более глубокой, более осмысленной, а, напротив, делает познание конъюнктурным, конформистским, субъективным. Любой творец этого «исторического мифа» будет делать это лишь со своих субъективных позиций, навязывать обществу лишь свои субъективные взгляды. А как это делается, мы все хорошо знаем. Сколько мемуаров и событий прошлого изложено таким образом? Гигантское количество, сквозь которое очень трудно пробраться к подлинной истории. Но автор предлагает нам менять этот «исторический миф» каждые 30 – 50 лет. Представляете, что будет лет, так через 200 – 300 (о большем я уж и не говорю). Практически, эта идея обрекает человечество на полное забвение своего исторического прошлого, на полное его незнание.
Надо сказать, что автор является «действительным членом русского исторического общества». Просто удивительно, как такое может быть, чтобы антиисторические идеи бытовали в таком сообществе?
Подлинная история (как знание) должна максимально объективно освещать события прошлого, не искажая ни единого факта, имевшего места быть. Другое дело, что учесть и познать ВСЕ факты истории сложно (если вообще возможно). Но это уже проблемы исследователей, а не самой истории.
Итак, подведя такую «теоретическую базу», автор начинает рассуждать о судьбе российской государственности. Он объясняет нам, что «государство с именем Россия появились сравнительно недавно, причём не посредством политического учреждения, а почти исключительно методом переименования». Далее, посредством словесной эквилибристики и сомнительной логики он пытается доказать, что многие историки «не могут дать нам сегодня ясного понимания того, что такое Россия».
Манипулируя рассмотрением различных юридических документов, связанных с образованием государственности в России, автор подводит нас к мысли о том, что настоящую Россию мы забыли, русская история находится в забвении и пора самим русским её рассказать: «Нужно поднять на новом уровне вопрос о единстве русской истории, как истории Руси–России, рассказанной самими русскими», такими словами заканчивает статью автор. И именно эти слова окончательно дают нам ответ, для чего предприняты все эти так называемые «теоретические рассуждения» об отсутствии объективности в истории, об историческом мифе и т.д.
Автор жаждет новой истории, исторического мифа с национальным русским духом, который, как ему кажется, способен сформировать ту самую «русскую идею», о которой так печётся в последнее время Литературная газета.
То есть мы видим продолжение всё той же националистической (а по сути, великодержавной русской) линии, которую продвигают русские националисты в СМИ.__ Как же на самом деле следует рассматривать данную проблему (изложение истории России)? Об этом будет написано в следующей статье («Непротиворечивая русская история»).