Конец рыбалке

Павел Белик
                Конец рыбалке

     Расскажу я Вам, как один, казалось бы незначительный случай в корне изменил жизнь молодого человека, немногим за тридцать.

     Познакомился я с ним ещё когда он был заядлым рыбаком – любителем. Все озёра и речки в округе знал, где в какое время года, и какую рыбу поймать можно.
   Ловил много, нас угощал. Ну и я, конечно, чем мог: то машину ему помогу поправить, то в квартире что. Помню детскую кроватку мастерили его сыну с нуля, все досочки  обстрогали, все планочки, привинтили, не хуже фабричной получилась. 
    Особо не дружили, но соседями были хорошими.
 
    Однако на рыбалку  сумел меня вытащить.
 Хотя всё закончилось грандиозной пьянкой под пару окуней, другой раз зимой, но тогда ещё хуже  – потерял я дорогую зимнюю шапку, жена ругалась, вспомнить страшно. Машина завязла в глине со снегом и льдом, я толкал, вспотел, шапку то сниму, то одену, так и потерял, да и рыбы  не поймали вовсе, со мной ему не везло.
 
   Ну так вот, все речки в округе изучил и забрался как то в соседнюю область, а там озеро огромное, километров сто, но необычное, не такое как все, в виде кальмара со щупальцами, если сверху смотреть. В середине озеро, а вокруг протоки, протоки, разливы и берега - лес сосновый – красотища, а, главное рыбы много.
   По озеру кораблик ходит. С одной протоки из города выйдет, пока всё объедет, вернётся лишь к ночи. Два раза в неделю  прибрежные деревни объезжал – хлеб развозил, вроде автолавки, но по воде. Машине по суше невозможно, проток много,  дорогу  не наладить, а корабликом хорошо. Вот это озеро мой сосед и облюбовал. Рыбы, говорил, много, вся есть: угорь, налим, ну и, конечно щука, окунь, а, главное, лещ!

    Лещ для него – основная раба, не как кулинарный изыск, а как спорт, леща ловить особый талант требуется.

   - Леща,– говорит, – прикормить надо, перловка, пшено разваренное или просто кусочки булки. Лещ хороший, крупный днём в камышах, туда крючок не каждый забросит. Надо облюбовать небольшой пятачок, где камышей поменьше, что бы не зацепиться, и точно в это место бросить подкормку. Это леща не пугает, его пугает, если притопал к воде, как слон и орёшь как с мегафона. Лещ тишину любит. Покричал, поругался – с рыбалкой в этом месте можешь завязывать – не клюнет, ты тихо подходи и точно, где прикормил, бросай. Теперь терпение и внимание. Следи, когда поплавок первый раз вздрогнет, но не утонет, а слегка приподнимется - это лещ нашёл твой крючок и поддел его носом, приподнимая со дна, но в рот не взял – приглядывается.
  Жди.
  Вот поплавок приподнялся повыше, не спеши, это очередная уловка – он взял крючок в рот и сразу же выплюнул – тактика.
  А ты жди.
  И вот поплавок медленно приподнялся и лег – подсекай, но не сильно, помни – снасти тонкие, лесочка еле заметная, другую нельзя, не клюнет. Почувствовал тяжесть рыбы? Не тяни сразу, дай ей успокоиться, он несколько раз дёрнет, пытаясь избавиться от крючка, ослабь натяг и как только почувствуешь, что сопротивление убавилось, приподними его морду над водой, он хватанёт воздух и на какое-то время оцепенеет. Тащи его к берегу, быстро тащи, пока не очухался, и в подсачник. Вот здесь он уже даст жару, так будет трепыхаться, только держись! Но из подсачника куда? Если не успел, не удержишь, леску порвёт. Мощная рыба, особенно если килограмма за два будет.
  Вот таких ловить люблю, они особенного золотистого цвета и на вкус особенные.
 Наловишь так с десяток и в садок, что у самого берега – пусть плавают, а потом, как в магазин – запустил руку, поймал и на сковороду.

   Он и один ездил на это озеро, и семьёй. Каждые выходные там. Рыбы привозил много. Судаки, окуни под килограмм, несколько раз угря привозил, угощал. Хорошая рыба, ничего не скажешь, вкусная, особенно если закоптить.
 
  А как то гляжу из окна – стоит его машина, хотя выходные в разгаре, помнится даже дня три получалось – праздник какой –то был, майские, что ли. Очень удивился, но его не встретил, а через неделю опять машина на стоянке – вторые выходные не на рыбалке. Странно как-то. Ну да ладно, его дело, мало ли что. 
 
   На неделе встречаю: то, да сё, мол, как дела? Обычное, что при встрече с соседом и сказал, но ненароком, вскользь добавил:
 - Чего рыбалку пропускаешь? Мы уже и по рыбке свеженькой соскучиться успели.

   Ох и глянул он на меня – мурашки по спине. Во, думаю, зацепил что-то важное, уж ни рыбы ли пожалел. Не похоже. Но повторять не стал, а он и отвечать не собирался.

   Вечером звонок в дверь. Заходит. В руках коньяк.
  - С разговором я. Примешь?
Чего не принять? Коньяк дело благородное, да и собеседник он не из последних, случаев-то на рыбалках полно.
  - Заходи! Конечно! Поболтаем.

  Опять сначала то, да сё. Как жена? Как дети? Но вижу, мучает его что –то:

   - Давай, говорю, рассказывай всё, как есть, хватит «вокруг, да около».

    Он и начал:
  - Да, собственно рассказывать, вроде и нечего, так ерунда какая то, но вот на рыбалку я больше не поеду никогда, это точно.

   Лихое начало, молчу, стараюсь не сбить с темы, хотя ошарашен дальше некуда.  А он молчит.
  - А что так? - вставляю всё токи.

  - Не могу. Отрыбачился. Ну да чего там. Слушай.
  Поймал я тогда штук восемь прекрасных лещей, каждый за два кг. Удовольствие получил, ещё и приятеля встретил старого, мы иногда на этом озере вместе ловим, жена со мной, ребятишки, даже кот с нами, праздник, одним словом, и только.
  Собрираю удочки, обедать скоро. Лещи в садке, жена кричит, неси, мол, парочку, чистить пора.
   Чистит она, я же добиваю рыбу огромным охотничьих ножом с костяной рукояткой и вынимаю внутренности.
 
  Вот и теперь, всё, как всегда, достал леща, ударил рукояткой по голове, выпустил кишки, вынул жабры, бросил на траву, достал второго, ударил также рукояткой ножа, распорол брюхо, достал внутренности и чувствую, на руке  шевелится что-то.
 
  В одной руке лещ, в другой внутренности, а там что-то шевелится,  бросил я леща на траву, а сам кончиком ножа раздвигаю, что на руке, ищу, что там живое?
  А там, поверишь, сердце!
   Его маленькое сердце размером с вишенку и цвета такого же. Бьется себе ритмично, как ни в чём не бывало. Я глянул на леща, а он глазами вращает, на меня пытается посмотреть, губами шевелит и почудилось, что  говорит что то, а говорит: «Что же ты наделал, приятель?»

   Дурно мне стало, ноги ослабли  и сел я рядом с этим лещом, смотрю на него, глаз отвести не в силах и вижу затуманивается он и вовсе пропал  – а это слёзы мои заслонили всё. Плачу и не могу понять, почему. Сотни лещей так выпотрошил, привыкнуть должен, а тут слезы сами текут.
  И вдруг как накатило что-то непонятное, всё стало безмерно родным и зыбким, красивым и проходящим.

   Вспомнился вчерашний чужой кот, что приходил рыбы просить, а мы прогнали. Своего кормили, а свой и так объелся. И чего прогнали? Вспомнился дед, что несколько лет с нами рыбачил, а этой зимой умер, говорят.  Представил, что не увижу этого деда никогда больше, хотя кто он мне? Ну и что, что не увижу, но забрало по-настоящему. Так безмерно жаль, что деда не увижу, что лёг на траву и разревелся в голос.
   Жена подошла. Что, случилось, спрашивает.
   Не скоро смог объяснить, поняла, наверное.
  А  на неделе и в церковь потянуло, хотя  не верующий, но мать говорила, что крестили в детстве. Не помню.   
 
  Батюшка объяснил, что коснулась меня некая искра божья, что счастливый я оказывается очень, так вышло, что жить теперь по-другому буду, а как по-другому не сказал. Но я и сам понимаю немного «как». Вот на рыбалку не поеду точно. 
  Представляешь? Ну ладно лещ! А я теперь вспоминаю, как червей на крючок насаживал и от этого так больно и стыдно, передать не могу.
 
  Нельзя убивать никого, даже червя нельзя. Вот так вот получается.
 
    Допили мы коньяк. Длинный разговор получился. Не только про леща говорили, хотя и по него много, говорили что не зря он, этот лещ, жизнь свою прожил, что все мы друг другу на нашей земле чем –то обязаны, хотя бы там, что родились.  А ведь могли и не родиться.  Рассказал он, что не двое детей у них быть должно, а гораздо больше, и это тоже не правильно, но стало понятно лишь теперь, может и не поздно.
 
   А я сидел и видел, что он на самом деле счастливый, что он теперь видит и понимает что-то, что недоступно очень многим, да и мне, пожалуй, тоже. Что видит он гораздо дальше, чем раньше, и что жизнь его постепенно меняется в корне, и совершенно точно – в лучшую сторону.

    Для него, и для всех живущих на нашей земле, в лучшую сторону меняется его отдельная маленькая жизнь превращаясь в очень, очень большую.