- Нет, что ни говори, а это правильно, что мы окончили эти курсы. - Матвей стряхнул пепел в ведро, стоявшее на полу в углу нерабочего тамбура, - Искусственное осеменение сельскохозяйственных животных – большой шаг в развитии животноводства. Так?
- Так, - ответил Семен.
- Хранение спермы в жидком азоте – это несомненный прогресс. Верно? – Матвей говорил так, словно Семен собирался отрицать эти непреложные истины
- Верно, - мотнул головой Семен. Он и не собирался спорить с Матвеем.
- И, что немаловажно, эти курсы – большой плюс именно для нас в плане карьерного роста, - Матвей пустил насыщенное, красивое колечко дыма, - кем мы были до курсов? Главными зоотехниками своих совхозов. А сейчас? Мне жена написала, что назначение нас зоотехниками-инспекторами сельхоз управления – вопрос времени. Здорово?
- Здорово, - согласился Семен.
И Матвей Шуркин, и Семен Перегримов, и еще с полсотни зоотехников со всей страны в течение трех месяцев в подмосковном Подольске изучали передовые методы искусственного осеменения коров, овец и прочей сельскохозяйственной живности. Учеба окончена. Зоотехники, научившиеся, как правильно осеменять коров по-новому, разъезжались по своим хозяйствам.
Матвей и Семен, сдружившиеся за время учебы, решили ехать домой вместе, тем более, что приехали они на учебу из соседних районов Курганской области.
Уезжали они с Казанского вокзала. Новогодний ажиотаж прошел, и вагон был почти пуст. Билеты им, тем не менее, дали в разные купе. Накануне они хорошо отметили окончание учебы. Так хорошо, что даже и сейчас, в пять вечера, в голове слегка шумело. Ждали, когда поезд тронется, чтобы посетить туалет, а затем оккупировать вагон-ресторан, чтобы продолжить начатую вчера попойку.
- А там, глядишь, и главными зоотехниками сельхоз управления станем. Сечешь? – Матвей продолжал рисовать радужные перспективы своего и Семена будущего.
- Секу.
- А из управления можно перескочить в райком партии. Для начала инструктором каким-нибудь, а потом, глядишь, и секретарем! Ты член партии?
- Кандидат.
- Правильно. Я уже третий год, как вступил. Без партии карьеры не сделаешь. Так?
- Так.
Семен слушал рассеянно, отвечал односложно. Во-первых: голова побаливала, и трескотня Матвея несколько раздражала. Во-вторых: внимание его привлекла парочка на перроне. Молодую, офигенно красивую девушку провожал высокий, симпатичный - отрицать это было бы глупо – мужчина, как минимум лет на пятнадцать старше девушки. Они стояли почти напротив тамбура, где курили Матвей и Семен, и, не обращая внимания на малочисленных пассажиров, упоенно целовались.
- Смотри, - толкнул Семен Матвея.
- Чего? – не понял тот, поскольку стоял он к окну спиной и страстной сцены прощания видеть не мог.
- Прощаются. Муж жену провожает.
Матвей обернулся. С минуту смотрел.
- Не.
- Чего «не»?
- Не муж с женой они.
- С чего ты взял?
- Ну, во-первых: он старше ее. Гораздо старше. Она ему чуть ли не в дочки годится.
- Ну, ты уж скажешь. А во-вторых?
- А во-вторых: муж жену так не целует. Жена ему и дома надоела бы уже со своими поцелуями. Скажешь, нет?
Семен задумался. Вспомнил свою Зинаиду. Когда он ее последний раз целовал? Вот именно. Когда она к нему лезла, чмокал мимоходом, и вся недолга. Сначала да, не могли отлипнуть друг от друга, а потом свыклись как-то. А тут вон что творится. Никакого стыда у людей нет! В деревне такого не увидишь. Жен своих никто прилюдно не целует. А любовниц… Откуда они в деревне, где все всех знают. Если кто и сбегает налево, то хорошо, если это будет тайной неделю. А так на другой день уже шушукаются, да хихикают. Тут доярку-то шутейно по заднице шлепнешь, такая волна по деревне пойдет: хоть святых выноси! А тут целует, лапает за всякие места и даже не краснеет. Семен даже неприязнь какую-то испытал к мужику.
- Любовники это, - подытожил Матвей, - причем недавно. Ладно, хрен с ними, - он отвернулся от окна, - давай попросим проводника, пусть он нас в одно купе заселит. Все веселей будет.
- Давай, - согласился Семен, не отрывая глаз от красавицы.
Та что-то говорила. Видно было, как губы ее шевелились, да пар изо рта легким облачком поднимался вверх и неуловимо таял в морозном воздухе.
Поезд, наконец, тронулся, и влюбленные отлипли друг от друга. Девушка заскочила в вагон, а кавалер ее некоторое время шел за вагоном, махая рукой. Поезд набирал ход, и провожатый вскоре потерялся из вида.
- Ну, что? – Матвей дернул Семена за рукав, - пошли к проводнику.
- Погоди, - через стеклянную дверь тамбура Семен наблюдал за девушкой. Та медленно шла по коридору, разыскивая свое место. Остановилась. Вошла в купе Семена.
- Погоди, - повторил Семен, - я сейчас.
Он оставил недоумевающего товарища в тамбуре, а сам устремился в свое купе.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - девушка уже успела снять пальто и пыталась пристроить чемодан на верхнюю полку.
- Позвольте, я помогу, - Семен ловко подхватил ее чемодан и закинул его наверх.
В этот момент вагон качнуло на стрелке, и Семен, не удержав равновесия, повалился прямо на девушку. Он ощутил ее тугую грудь и уловил идущий от нее волшебный аромат, незнакомых духов.
- Ой! Извините! Я не хотел, - он покраснел и отстранился.
- Ничего. Спасибо за помощь.
Сели. Здесь вблизи она была еще красивее. Огромные серые глаза лучились загадочным блеском. Зацелованные губы припухли и влажно блестели. Семен не мог оторвать взгляда от этих манящих губ. Он сглотнул слюну.
- В командировку? – спросил, наконец, он.
- Домой.
- Далеко, если не секрет?
- В Свердловск.
- Мне чуть дальше. В Курган.
Помолчали. Вагон мягко покачивался, уютно постукивая на стыках. Огни за окном мелькали все реже и реже. Москва кончилась, катили по Подмосковью.
- Здесь в отпуске были?
- На стажировке.
- На стажировке? – переспросил Семен
- В Останкино.
- Это на телевидении, что ли?
- Да.
- Ух, ты! Здорово! Якубовича, наверное, видели?
- Видела.
- Ой! Извините! Меня Семеном зовут, - представился Семен.
- Очень приятно. Людмила, - девушка улыбнулась, - а вы, я так понимаю, тоже домой?
- Да. Здесь тоже на учебе был. Это…, - Семен почему-то постеснялся сказать, что учился коров осеменять, - новую технику осваивал. А как вы догадались, что я тоже домой еду?
- По выговору. У вас диалект уральский. Москвичи так не говорят. А что за технику вы осваивали?
- А, так, всякую, - не рассказывать же ей про маноцервикальный и ректоцервикальный методы осеменения коров, - давайте лучше про телевидение. Это интереснее.
Людмила поправила волосы, и Семен заметил на пальце обручальное кольцо. «Оп-па! Девушка-то замужем. Домой едет. Значит провожал ее не муж, а какой-то хмырь московский. Прав оказался Матвей»
Вдруг отъехала дверь, и в проеме нарисовался Матвей собственной персоной.
- Здрасте!
- Вот. Это Матвей. Вместе учились. Технику, в общем, - Семен незаметно подмигнул, - а это Людмила. В Свердловск едет. Землячка почти.
- Ага. Здрасте, - еще раз зачем-то поздоровался Матвей, сел рядом с Семеном и уставился на Людмилу.
Помолчали.
- Извините, - Людмила вопросительно подняла бровь, - мне бы переодеться.
- А, да, простите.
Матвей с Семеном, толкаясь, вышли в коридор, подались в тамбур.
Закурили.
- Ну, ты чего пропал-то? К проводнику пойдем, или как?
- Ты знаешь, не пойдем. Я в своем купе поеду.
- Понятно, - усмехнулся Матвей, - зря только.
- Что «зря»?
- Не даст она тебе.
- Почему?
- Ты унюхал, как она пахнет?
- Ну.
- А от нас за версту навозом прет.
- Да ну!? – Семен прижал руку к носу и понюхал, - и ничего не прет!
- Я в переносном, дурила! – засмеялся Матвей, - ты посмотри, кто она и кто мы. Артистка, наверное.
- Ты угадал почти, - Семен бросил окурок в ведро, - она на телевидении работает. Здесь стажировку проходила. Говорит, Якубовича видела.
- Ну, вот! А я что говорю. Эта фифа не про нас. Нам только доярок в соломе валять. Вот когда продвинешься в секретари райкома, тогда и артисточек будешь в баню водить, и тереть им там… спинку! Ха-ха-ха! Потерпи до дома, - просмеявшись, посоветовал он, - для жены энергию побереги. А пока пойдем в ресторан, посидим напоследок.
В ресторане сидели до закрытия. Болтали ни о чем, маленькими рюмками пили коньяк.
«Почему, почему кто-то может таких баб обнимать, спать с ними? – Семен с неприязнью вспомнил москвича, сцену прощания, - почему ему можно, а мне нельзя? Пусть дрючит своих москвичек, а своих уральских мы сами будем…»
С каждой выпитой рюмкой Семен наливался злобой и решительностью. Пусть только она попробует ему не дать! Он почему-то не допускал мысли, что в купе кто-то подсядет и помешает. Нет. Этой ночью в купе никого лишнего не будет. Он…он …покажет ей, кто такой сибиряк.! Он ей – не московский дрищ!
В купе был полумрак. Семен сел на свою незастеленную лавку, на столик поставил прихваченную из ресторана бутылку коньяка и взятые напрокат стаканы.
Встал. С трудом развернул матрац, кинул подушку и простынь. Сел.
- Спите?
Силуэт Людмилы угадывался под одеялом. Она ничего не ответила. Семен разлил коньяк по стаканам, граммов по сто.
- Выпьем?
- Давайте спать. Поздно уже.
Людмила приподнялась на локтях, приспособив подушку под спину.
- Выпьем? – упрямо повторил Семен.
- Не хочу.
- Брезгуешь? Навозом пахнет? Да? – распалялся Семен
- О чем вы? Каким навозом? – неподдельно изумилась Людмила.
Семен не ответил. Выпил, поморщился. Вдруг встал и со своей полки пересел к Людмиле. Та хотела отпихнуть его. Не получилось.
- Не дергайся, - Семен выпил и вторую порцию, предназначенную Людмиле. Крякнул.
Близость ее возбудила Семена до ломоты в паху. Отбросив сомнения, он навалился на нее, зашарил руками по телу. Одной рукой мял груди, другую пытался засунуть под простыню. Людмила сжалась, сцепила руки на груди. Семен напрягался, и так пытался, и этак, но протиснуться туда, к ее трусам не получалось. Пыхтел, как паровоз, Людмила же отбивалась молча, не кричала, не звала на помощь.
Минут десять безуспешной борьбы, и Семен сдался. Шумно дыша широко раскрытым ртом, он пересел на свою полку.
Людмила, казалось, нисколько не устала. Дыхание ее было ровным и глубоким. Она поправила футболку, изжульканную Семеном и, глядя на него, спокойно сказала:
- Не надо. Не делайте этого. Прошу Вас. Вам завтра будет стыдно.
Семен промолчал, набулькал еще коньяка, выпил и снова пошел на приступ.
И опять десять минут безуспешной борьбы. Людмила не давалась, а Семен, как ни пытался, добраться до ее тела не мог. Так продолжалось часа три: Семен наваливался на Людмилу, мял ее, тискал, не добившись результата, отдыхал. Выпивал порцию коньяка и снова набрасывался на Людмилу.
«Почему она не кричит? – пьяными мозгами думал он, - почему не зовет на помощь?»
Дошло!
«Она боится огласки!»
- Недотрогу из себя корчишь? Ломаешься? Верную жену изображаешь? А кто тебя в Москве провожал? С кем на перроне целовалась? А муж-то, небось, завтра встречать будет. С цветами. Интересно, шапка на рога налезет или нет.
Людмила молчала.
- Сколько поезд в Свердловске стоит? Минут сорок? Выйду я покурить да и спрошу у тебя: который муж-то твой Людочка? Этот, который встречает, или тот, что в Москве провожал, который там обнимал тебя, целовал? А?
Людмила вдруг откинула одеяло, ловко стянула трусы.
- На! Давай!
Семен в первую секунду опешил, но потом быстро спустил штаны и навалился на Людмилу. Вот оно! Наконец! Но когда нужно было начинать процесс, Семен с ужасом обнаружил, что не в состоянии это сделать. Его «дружок» полночи торчавший, как солдат на посту и гудевший, как телеграфный столб, сдулся, повис и болтался словно мокрый чулок на бельевой веревке.
«Ну, давай, родной, - мысленно умолял «дружка» Семен – вставай!»
Но тот на мольбы не откликался. Наоборот: все уменьшался и уменьшался.
От стыда и позора Семен не знал, куда деваться. Он по инерции помял ее грудь, прислушиваясь к своим ощущениям. Бесполезно. Полный нуль. Аут. Кровь прилила к лицу, сердце стучало где-то в горле. Такого позора он еще не испытывал.
- Ну, ты что? Долго мне ждать? – спросила Людмила, и голос ее прозвучал, как показалось Семену, с некоторой ехидцей.
- Погоди пока. Покурю схожу, - нашелся Семен.
Сполз с Людмилы, быстро натянул штаны и выскользнул из купе.
До утра стоял в тамбуре, курил одну за другой. Почему так случилось? Почему? Вот опозорился, так опозорился! Воровато оглядывался, засовывал руку в штаны, и тискал «дружка», пытаясь поднять его. Но все было бесполезно: тот словно умер.
И только когда утром первые пассажиры потянулись в туалет, Семен осторожно втиснулся в купе. Людмила спала, или делала вид, что спала. Стараясь не шуметь, Семен, не раздеваясь, юркнул под свое одеяло, укрывшись с головой.
То ли спал, то ли не спал, но день пролетел быстро. Из-под одеяла иногда слышал звуки: Людмила не то завтракала, не то обедала, распространяя по купе запах колбасы, шуршала газетой.
Раза два заходил Матвей, пытался будить, но Семен делал вид, что спит, глаз не открывал и вполне натурально всхрапывал.
Хотелось есть, хотелось пить, хотелось в туалет, но Семен терпел. Боялся вылезти из-под одеяла и встретиться с Людмилой глазами.
В Свердловск прибыли по расписанию, около семи вечера. Опять через одеяло, Семен слышал, как Людмила собиралась. Вроде бы дверь скрипнула. С минуту прислушивался. Высунул голову.
Людмила полностью одетая стояла в проходе и насмешливо смотрела на Семена.
- Импотент, вставай, - слова эти хлестнули Семена, как пощечины. Он снова нырнул под одеяло, - проводи меня, с мужем познакомлю.
Семен заткнул уши, но все равно все слышал.
- Ты еще и трус к тому же. Сегодня к жене полезешь, меня вспомни, импотент. Ты эту ночь до смерти помнить будешь.
Семен вылез из-под одеяла только когда услышал, что поезд набирает ход. Влил в себя остатки коньяка и устремился в туалет.
В тамбуре поджидал Матвей. Курил. Был он свеж и бодр в отличие опухшего Семена.
- Ну, как ночь прошла? - спросил он, когда Семен вышел из туалета, после посещения которого он стал более-менее похож на человека.
- Осеменил естественным путем, - сказал вроде гордо, но глаза отвел в сторону.
- Врешь!
- А чего мне врать?
- Неужели дала?
- Поломалась для порядка, а потом выпила, упала на спинку, и ножки циркулем.
- Ну, и как?
- Чего как?
- Ну, вообще.
- Ты знаешь, что у доярки, что у этой телезвезды между ног все одинаковое.
Семен заплевал окурок и пошел в купе.
* * *
Расстались тепло, обещали переписываться. Первым покинул поезд Матвей, а через час и Семен сошел на своей станции.
Было рано. В пустом зале ожидания шаги отдавали гулким эхом. До центральной усадьбы родного колхоза от станции километра четыре. Первый автобус пойдет через час.
«Пешком дойду», - решил Семен и, подхватив чемодан, скорым шагом, чесанул в сторону дома.
Прогулка по морозу взбодрила, выветрила остатки алкоголя. С бьющимся сердцем постучал в дверь. И хоть верил жене, и повода она не давала, но… двухмесячная разлука. А Зинаида его «это дело» очень любила, и о дне приезда он не сообщил. Но обошлось без сюрпризов.
Дверь открыла жена. В полушубке, наброшенном на ночную сорочку. Взвизгнула и повисла на шее, обдав запахом горячего женского тела, парного молока и еще чего-то такого, родного, волнующего.
Зинаида ловко расстегнула на нем дубленку, помогла разуться и, лукаво улыбнувшись, потянула в спальню:
- Соскучилась по тебе. Никаких сил женских нет.
- Погоди, Зина, - опешил от такого натиска Семен, - я голодный, как собака. В поезде-то, знаешь, какая кормежка.
- Хорошо, - легко согласилась Зина, - сейчас покормлю.
Семен долго плескался в закутке: и голову помыл, и побрился, и зубы почистил. Потом так же долго кушал, не спеша, тщательно пережевывая каждый кусок. Потом попросил заварить свежего чаю. Когда сытно рыгнув, вылез из-за стола, часы показывали начало восьмого.
- Ты знаешь, я, наверное, в контору пойду, а это, - кисло улыбнувшись, он кивнул в сторону спальни (ему и хотелось, но, почему-то боялся), - мы вечером наверстаем.
- Ладно, - не стала спорить Зина, но в глазах ее мелькнуло если не подозрение, то какая-то озабоченность.
День прошел в беготне и хлопотах. Сначала отчитался за командировку. Затем имел часовую беседу с председателем колхоза. Тот долго и дотошно выспрашивал Семена о новом методе искусственного осеменения сельскохозяйственных животных, о глубокой заморозке семени в жидком азоте.
- Да, - под конец сказал он, - это перспективное направление. Надо сделать сюда упор.
Семен уже собирался домой, когда его пригласили к телефону. Звонили из райкома. Разговаривал второй секретарь.
- Есть решение, товарищ Перегримов, на базе вашего колхоза организовать районные курсы осеменаторов. Преподавать будете вы. Справитесь?
- Думаю, да.
- Хорошо. С помещением определитесь с председателем. Методической литературы у нас, к сожалению, нет.
- У меня конспекты подробные, - перебил его Семен, - извините.
- Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить специалистов?
- Около месяца. Причем упор нужно сделать на практические занятия.
- Хорошо. Действуйте. Я забегаю вперед, но… среди руководства райкома есть мнение, чтобы по окончании этих курсов назначить вас главным зоотехником сельхозуправления. Это вам, так сказать, будет стимулом.
Домой пришел поздно. Стол был накрыт, как на праздник. Теща с тестем сидели на диване, распаренные, красные – после бани.
Зина выскочила из кухни.
- Иди в баню. А то мы заждались уже. Без тебя не начинаем.
Помылся Семен быстро, даже париться не стал: не любил, когда его ждали.
- Ну, рассказывай, чему там тебя учили, - тесть, опрокинув в себя рюмку водки, захрустел огурцом, - у нас тут слух идет, что быков всех скоро под нож пустят. Правда это, или как?
- Правда, - Семен подцепил на вилку пельмень, - сперма будет храниться в жидком азоте. И храниться она может десятки лет.
- Да ну!
- Да. Быка уже съели давно, а спермой его все еще коров осеменяют.
- Дела-а! – протянул тесть, наливая по второй.
- Скоро, наверное, и баб будут осеменять, - встряла теща, - возьмут сперму, к примеру, у Лещенко или Кобзона, и родит наша колхозница певца.
- Не, баб не будут, - возразил тесть, - бабе процесс важен.
- Будут, - не унималась теща, - сколько баб бездетных ходит? А все почему? Мужики пошли квелые, сперма у них дохлая.
Это был камень в огород зятя. Жил Семен с Зиной уже седьмой год, а детей у них не было. И теща винила в этом исключительно Семена, поскольку Зиночка ее, еще будучи школьницей, залетела и сделала аборт. Скандал был грандиозный, но все постепенно утихло. Так что забеременеть она могла в принципе. Было бы от кого. На этой почве у Семена с тещей была стойкая взаимная неприязнь.
Наконец, водка была выпита, пельмени съедены, тесть и теща откланялись, слава Богу.
Зинаида весь вечер прижимавшаяся к мужу и сгоравшая от нетерпения, быстро распахнула постель.
И тут случилось то же самое, что и ночью в купе… Семен не смог. Он вдруг «увидел» Людмилу, а в голове прозвучали ее слова: «Сегодня к жене полезешь, меня вспомнишь. Импотент!»
Обескураженный Семен отвалился от жены.
- Что случилось? – Зина поцеловала мужа, - ну, давай же.
Но «давать» Семену было нечем.
- Ты, знаешь, Зиночка, - замямлил он, - два месяца воздержания, потом поезд, потом весь день на ногах. Устал я. Давай отложим до завтра.
- Не беспокойся, милый, я тебе помогу.
Зина взяла «инициативу» в свои руки. Но и ее усилия были тщетны. Реанимировать «дружка» она не смогла. Семен безучастно, словно со стороны, наблюдал за ее потугами. Вспомнил анекдот: «Мама, - спрашивает Вовочка, - а что, папка ночью обкакался?» «С чего ты взял?» «Да ты ему говорила: «Долго мне еще твое говно мять?»
Услышав этот анекдот первый раз, Семен хохотал до коликов. Сейчас ему было не до смеха. Действительно – говно!
- Не надо, Зина, - он оттолкнул руку жены, тискавшую его «дружка».
Получилось грубо. Зина этого не заслуживала. Её-то какая здесь вина? Никакой. Но чего уж теперь.
Семен встал, ушел на кухню. Долго курил, пуская дым в поддувало. В спальне всхлипывала Зина.
Пришел, лег рядом. Погладил ее по голове.
- Извини, Зина. Я, правда, очень устал. Давай завтра.
Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю Семен так и не смог. Он не высыпался, мучил себя и Зину, но у него ничего не получалось. Каждый раз перед глазами возникала Людмила, звучало ее презрительное: «Импотент!»
На работе доярки, видя его осунувшегося, с покрасневшими глазами, похохатывали:
- Смотри-ка. Как стахановец шпарит. Заездил Зинку, аж сам с лица спал.
Семен лишь криво усмехался: «Если бы. Вашими устами бы да мед пить!»
Масла в огонь подлила теща. Как-то вечером, когда Семен пришел с работы, та, притащившаяся к доченьке, ехидно прищурилась:
- Чё? Все коров осеменяшь? Лучше бы жену свою осеменил. Патент!
- Чего? – не понял Семен
- Не «патент» мама, а импотент, - со злостью в голосе поправила ее Зинаида.
- Один хрен.
- Да пошли вы все! – Семен резко развернулся и вылетел из дома, оглушительно хлопнув дверью.
Мела метель. Семен брел по улице, не разбирая дороги. Что делать? Как жить дальше? Терпенье у Зинаиды не беспредельно. В конце концов она его бросит. При ее то любви к «этому делу». И пойдет по деревне слушок: Семен – импотент. И будут на него мужики смотреть с насмешкой а бабы с презрением. Позор! Позор! Какой же ты мужик после этого? Слизняк! Баба! Вдруг опять «выплыла» Людмила: «Ты эту ночь до смерти будешь помнить!»
«До смерти! До смерти!» - стучало в голове. Семен усмехнулся. Он понял, куда ему надо идти.
Нашли его утром. Перспективный специалист, без пяти минут главный зоотехник сельхозуправления, кандидат в члены партии Семен Перегримов повесился в пункте искусственного осеменения. И если вся деревня терялась в догадках, то Зинаида да мать ее, похоже, знали истинную причины такого поступка Семена.