- А нам с тобой спешить некуда, ведь ты меня про деревню нашу, Погорелова, спросить хотел, да про усадьбу барскую, - Марфа так смотрит в глаза, словно, что-то особенное в них разглядеть хочет.
Виталий в ответ лишь головой кивает, а сказать ничего не может, нет у него сил, губы разомкнуть.
И слушает он рассказ Марфы. И с первых же произнесённых ею слов, словно вслед за голосом её идёт и всё, о чём она говорит, видит.
- Там, в усадьбе той, балы часто устраивались. Приезжали из соседних губерний богатые помещики, отставные генералы, в общем, всё знатные и влиятельные люди. У многих вблизи свои поместья были.
Однажды появился молодой корнет, Тихон Колюжный. Рода он был не знатного. Отец его хоть и очень богатый, но всего лишь купец, без каких либо титулов дворянских. Говорили тогда, что он никаких денег не пожалеет лишь бы сына женить на родовитой княгине. А у барона дочь, как раз на выданье. Чем не пара молодому красивому корнету. Только барон и слышать об этом не хочет. Как это, - возмущается он, мы потомки австрийских герцогов, нам за верную службу в России, самой императрицей Елизаветой Петровной высокий титул был дан и вдруг, какой-то Колюжный, без роду без племени.
И запретил с той поры близко подпускать к усадьбе этого корнета.
Голос Марфы, по мере того, как продолжался рассказ, становился тише, а сама она постепенно теряя черты старого лица, всё отчётливее виделась и молодой и красивой. И, порой, казалось, что не к нему, не к Виталию, обращается сейчас эта красавица, а к кому-то другому. Повернулся, так и есть, стоит позади него молодой корнет и смотрит на девушку. И не поймёт Виталий, то ли он здесь лишний, в этом рассказе, то ли, то, что видится ему, не имеет никакого отношения к реальности, протяни руку и пройдёт она через пустоту. Так и есть, хотел дотронуться до плеча, дыхание затаил, и, - никаких ощущений в руке. Видит только, как бегут навстречу друг другу тот корнет и дочь барона фон Штемберга. Чтобы легче им было встречаться, молодая баронесса брала платье и платок у своей служанки, которую звали Марфой, и под видом её, шла с кошёлкой к опушке леса, где ждал её любимый. Недолго продолжались эти тайные встречи. То ли сказал о них кто барону, то ли сам выследил, только, как раз в тот миг, когда Тихон обнимал свою возлюбленную, ударом хлыста оставил барон на его спине красную полосу. Приказал слугам спустить на корнета цепных псов. Вот тут-то чудо и произошло, о котором потом не только в селе, но и во всей округе говорили. Встала девушка на пути у собак в глаза им взглянула. И огромные эти псы, которые волков терзали и на медведя ходили, застыли перед ней как вкопанные, жалобно, как щенки заскулили и легли на траву.
Проклял её отец, выгнал из дома, наследства лишил. Напоследок сказал: - раз сама ты это платье на себя надела, да отца своего не слушала, оставаться тебе по жизни Марфой безродной.
А без приданного и титула, хоть и красивая была необыкновенно, да только для купца Колюжного это ничего не значило. Нашёл он всё-таки невесту сыну, правда, не из богатой семьи, но зато с титулом дворянским. Приказал сыну, любовь прежнюю из головы выбросить и, чтобы собирался с ним в гости, где предстоит ему познакомиться с будущей женой. А когда сын отказался выполнить волю отца, открыл перед ним дверь и сказал: - вот тебе бог, а вот порог, коль не слушаешь отца, не будет тебе моего благословения.
Сошлись пути дороги по жизни с той поры Марфы и Тихона. И была та дорога большой, а жизнь у них лихой и лютой. У Тихона топор за поясом да сабля в руке, у Марфы другое оружие, что бьёт вернее, красота её. К тому же, с той поры, как удалось ей собак свирепых усмирить, поняла, какой силой владеет. Раньше, до поры до времени, сила та в ней дремала, не было нужды ей просыпаться и проявиться во всей полноте, а теперь вот и проявилась. Любовь её пробудила.
Уже привычно воспринимает Виталий мелькающие перед его глазами картины из жизни Марфы и Тихона. Иногда видит и себя как бы со стороны, как сидит за столом и смотрит, то ли на окно, поддёрнутое ночными сумерками, то ли на чёрную кошку, которая неизвестно как, оказалась вдруг на месте горбатой старухи. Встряхнул Виталий головой, чтобы наваждение это прогнать, смотрит, а на этот раз перед ним просёлочная дорога, по которой люди идут, женщины с узелками в руках, мужики в лаптях перетянутых бечевой. Встали на обочину, головы склонили, ещё издали увидев коней запряжённых в тройку. Барин их из соседнего села возвращается. Вдруг на всём скаку остановились кони, словно на стену наткнулись, застыли перед женщиной, что появилась неожиданно. Дёргает кучер за повод, бьёт нещадно коней кнутом, а они, как стояли, так и стоят не шелохнувшись. Кричит он на женщину: - Отойди, сгинь нечистая сила! А она, ни с места, стоит, улыбается, цветок к губам подносит, зубками его покусывает и ничего кучеру не говорит, за спину его смотрит. Вылезает из коляски тучный мужчина, облачённый в генеральский мундир, поблёскивают пуговицы золотые в ряд, эполеты топорщатся на плечах, сбоку сабля в дорогих ножнах. Вышел, без всякой боязни. А чего ему здесь боятся? Всё вокруг ему принадлежит, и дорога эта, и всё что по краям дороги, и люди, что стоят, в молчаливом почтении, склонив головы. Вышел барин к женщине, подходит, смотрит во все глаза на небывалую красоту её, усы начинает подкручивать, да только так и замер, когда почувствовал, как сзади, в спину его, ткнулось остриё клинка, и голос, от которого мороз по телу прошёл: - Ты, барин, постой здесь немного, шум не поднимай, живым останешься.
Саблю его с пояса, этот лиходей сдёрнул, кучера с облучка скинул, свистнул так, что ветер листвой зашелестел, вскочил в коляску, следом за ним та женщина и, только их и видели.
Рассеялись видения, что до этого мелькали перед Виталием, теперь только Марфу и видит, и голос её слышит, как ведёт она неторопливый свой рассказ.
Слушает и одного только понять не может. Если Тихон Колюжный ещё в начале 19 века, разбоем промышлял, то, сколько же ему лет было, к тому времени, когда, по вполне достоверным сведеньям, был он уничтожен в конце двадцатых годов уже другого века. Что-то здесь не то получается, если отбросить в сторону все небылицы, о чарах колдовских. Прямо так и хотел спросить Марфу. Только, не успел и рта раскрыть, как ещё более непонятная вещь, с ним произошла. Лежит он в постели, рядом с ним, спит Люба. Не в доме у Марфы, не в её постели, а здесь, в своей квартире.
Коснулся её плеча, ничего понять не может. Ведь только что сидел в доме старой горбунье, рассказ её слышал, и вдруг…
- Люба, а Марфа где? Куда она делась? И как мы здесь, дома у себя оказались? - тормошит он жену.
Люба, проснувшись, в свою очередь понять не может, о чём спрашивает её Виталий.
- Имей совесть, ведь ещё ночь, а ты меня будишь, давай спать.
И, повернувшись на другой бок, подложив руки под щёку, снова засыпает.
Утром, не может она понять, то ли Виталий продолжает её разыгрывать, то ли действительно с ума сошёл. Прямо так и сказала. Только ясней от этого не стало. Получается, из того, что утром говорит ему Люба, что Марфу они так и не дождались. Видимо, действительно, куда-то уехала, хотя верилось в это с трудом, потому что никуда она прежде не выезжала.
Николай, вытащив из рытвины машину, заехал за ними и они, ещё до того как наступила ночь, вернулись домой.
- Ты ещё предлагал ему подняться и чай выпить, неужели и это не помнишь? - недоверчиво спрашивает Люба. Не знает, как воспринимать, вопросы Виталия, то ли как затянувшуюся глупую шутку, то ли, действительно, как потерю им памяти на какое-то время. Но, так не бывает, чтобы не просто, что-то не помнить, а городить всякую чушь, будто она спала в постели Марфы, а он в это время ел блины, которых и в помине не было, и слушал рассказ о каком-то Тихоне Колюжном. В конце концов, сошлись на том, что Виталию всё это приснилось и сон этот его необычный, вытеснил у него из памяти, то, что было на самом деле.