СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ СКАЗКА
Начало http://www.proza.ru/2013/02/17/1900
Только ближе к полуночи Инга с трудом освободилась от почитателей ее пения. Ей пришлось пообещать хозяину сада выступить в Муштаиде еще пять раз. Инга наняла извозчика и поехала искать Пиросмани. Вновь она ехала по Михайловскому проспекту, но теперь в обратную сторону, через весь город, заглядывая во все встречавшиеся по пути духаны. Число духанов росло, а надежда найти Нико таяла. Инга устала и совсем уже отчаялась. Да и извозчик стал ворчать, что лошадь пора кормить. И только обещание заплатить двойную цену, успокоило его.
В очередной духан Инга зашла уже по инерции. Зал, едва освещенный керосиновыми лампами, прикрученными из экономии, был пуст. Хозяин дремал за стойкой. Увидев Ингу, он замахал руками и закричал, что у него приличное заведение и работы для нее нет. Но Инга даже не успела оскорбиться. Сразу у входа на свежепобеленной стене она увидела печального жирафа.
- Бог мой! – воскликнула она. – Это же он! Глазастик! Старый знакомый! Бродяга! Как же ты удрал от меня?
Улыбаясь, она подошла к картине, прижалась горячей щекой к прохладному полотну. И провела ладошкой по длинной изящной шее жирафа.
- Это же клеенка! – удивленно воскликнула она, оборачиваясь к духанщику. - Он нарисован на клеенке.
- Ну, да! – улыбнулся польщенный духанщик. – Наш Нико рисует свои картины на клеенке. Но его кистью водит ангел.
Инга улыбнулась:
- Как хорошо вы сказали. Как точно! Ты удивительный жираф! Ты необыкновенный жираф! – Инга осторожно обвела пальчиком грустные глаза жирафа. - И очень похож на своего хозяина. Как же я люблю тебя, глазастик!
Восхищенный ее речью духанщик усадил Ингу за стол, принес ей бокал своего лучшего вина. Он же и подсказал, что Пиросмани снимает комнату в «Эльдорадо», что в пригороде Ортачала.
…Комната – это, конечно, было слишком громко сказано, с чисто кавказской щедростью. «Комнатой» оказался сарайчик на самом берегу Куры. Пиросмани сидел на земле, в тени раскидистой акации. Рядом стояли кувшин вина и кружка. Что-то творилось в его душе. Что-то не очень понятное ему самому. Все тревоги и печали последних дней, ревность и злость – все ушло, отступило. Сегодня на Кирочной, когда он увидел сияющую Маргариту и не почувствовал в сердце привычной ноющей боли, он сам удивился своему спокойствию и понял, как устал. Душою устал. Странное чувство освобождения владело им сейчас. Словно он выздоравливал после долгой и тяжелой болезни. И это было хорошее чувство, новое. Он представил Маргариту в коротеньком белом платьице, ее стройные полные ножки, ее прелестные рыжие волосы . Специально представил ее в самом соблазнительном виде, и его сердце не дрогнуло. Ну, если и дрогнуло, то самую малость.
Он усмехнулся и налил вина в кружку. Сладкий виноградный запах поплыл в воздухе, смешиваясь со сладким запахом цветущей акации. Хорошо-то как! Словно распахнулись двери темницы, и он вырвался на свет. Кружилась голова то ли от вина, то ли от хмельного воздуха, то ли от осознания своей свободы. Нет, никогда больше не позволит он своему сердцу так терзаться из-за женщины. Никогда! Из-за нее, из-за Маргариты, он перестал радоваться небу и звездам, он забросил друзей.
Он – только подумать! – забыл, как поет душа. А ведь она пела каждый раз, когда он брался за кисть. Никто не слышал этой беззвучной песни, кроме него самого. И никогда, никому, даже самым близким друзьям, он не рассказывал об этой песне. Но она звучала! Словно кто-то невидимый подносил к губам дудук, и невыносимой красоты мелодия струилась, изливалась, заполняла собой все. И все вокруг: небо, солнце, горы, даже камни на берегу Куры, деревья и цветы, птицы и животные, люди и даже звезды - все вокруг откликалось своей песней, своей мелодией. Он слышал каждую мелодию в этой удивительной непостижимой симфонии, созданной, должно быть, самим Богом. Иногда мелодия была светлой, радостной, как солнечные блики на речных волнах. И он всем сердцем отзывался на эту радость, и она неведомо как лучилась на его полотнах.
Окружающий мир непрестанно звучал, как могучий тысячеголосый хор, и малейшая фальшь, малейший сбой отдавались в его душе болью. Стройная симфония божественного оркестра превращалась в бессмысленный хаотичный набор звуков. Эта ужасная какофония несовершенного мира, разрывала его душу, убивала ее. Даже друзьям он не мог объяснить, что он чувствует. Пока еще он не встретил человека, которому мог бы доверить терзавшую его боль. Иногда ему хотелось взять фонарь, как это сделал когда-то чудаковатый греческий философ, бежать по улице белым днем с зажженным фонарем и кричать: «Ищу человека!» Порой тоска по человеку становилось непереносимой. «Эй, Нико! – недоумевали друзья, рассматривая очередную картину. – Почему у твоей коровы человечьи глаза? Она вот-вот заплачет! Корова не человек. Она не может плакать» «Это плачет моя душа», - объяснял он друзьям. «Не горюй, Нико! Выпей вина, дорогой! И твоя грусть не устоит, твоя грусть убежит из твоей души». Они искренне желали ему добра, его друзья, а он не хотел их огорчать. Он пил вместе с друзьями вино, пел песни, чтобы заглушить и не слышать печальную песнь своей души. И ждал. Ждал человека. Почему он решил, что Маргарита поймет его душу? Сердце подвело. Сердце обмануло его. Но теперь он свободен. Наконец-то свободен. Он потерял Маргариту. Но у него остались его картины, его друзья. Вот что ему нужно в жизни, вот, что важно. Его картины - это его свобода. Ни одна женщина в мире не стоит свободы. Ни одна! Больше он не подпустит ни одну женщину так опасно близко к своему сердцу.
Нико сделал глоток вина, наслаждаясь его терпкой сладостью, закрыл глаза и неожиданно для себя увидел Смешную Птичку. Какой маленькой и беззащитной она выглядела на сцене. Он тогда даже отвернулся, не мог смотреть на нее, ему казалось, что сейчас случится что-то ужасное: она растеряется, не сможет петь, публика освищет ее. Он ожидал провала. А случилось чудо. Ее задорная мордашка, когда она танцевала свой странный танец, эти неожиданные движения, когда она так лихо постукивала сложенными руками по плечам, потом по стройным ножкам и снова по плечам - рассмешили его. Он улыбался и даже прихлопывал ладонью по столу в такт ее смешным движениям. Нико почувствовал, как увлажнились его глаза и с силой вытер рукавом набежавшие слезы. Что это с ним происходит? Вино слишком размягчило его сердце. Или все-таки дело не в вине?
Он помнил свое удивление, когда услышал ее голос. Он не ожидал, что в этой хрупкой девочке столько страсти. Низкий, с чуть заметной хрипотцой, ее голос взволновал его необычайно. Она раскинула руки, словно собиралась взлететь, и ритмично покачивала ими, как крыльями. Этим простым, но необыкновенно трогательным движением она будто помогала себе петь. Маленькая Смешная Птичка пела для него. Он это сразу понял, потому что чувствовал ее умоляющий взгляд. О чем она просила его? Или ему показалось? А впрочем, какая разница? Ведь он дал себе слово - не пускать женщин в свое сердце. Но Смешная Птичка - это совсем другое. Совсем другое дело. О ней приятно думать здесь, под акацией, и запивать эти думы вином. Хорошо, что он уехал, не дождавшись ее. Зачем? Зачем все эти метания сердца, если он уже решил? А его слово - тверже камня. Только почему же так ноет там, где стучит, стучит беспокойное сердце?
Нико снова налил вина, но вино не смогло потушить разгоравшееся в его сердце ноющее чувство вины. Как же он мог бросить эту бедную девушку? Да, она странная, мысли в ее голове путаются, а он оставил ее одну, без помощи. Что с ней будет? Она погибнет в этом чужом для нее городе. Ты, осел, Нико! Бесчувственный камень вместо сердца у тебя, Нико! Ты сейчас встанешь и пойдешь ее искать, иначе не будет тебе покоя. Нико вздохнул, открыл глаза и увидел чей-то неясный силуэт у сарая.
- Кто здесь? – спросил он, уже зная ответ, потому что сердце его дрогнуло и забилось радостно, вопреки всем наказам и обещаниям никогда… и никого…. и ни с кем…
- Это я, Смешная Птичка.
И Нико не увидел, а услышал, что она улыбается. Он по-детски обрадовался, и удивился этой своей радости. И пристыдил себя, а сердце все равно радовалось. Нашлась! И ничего с ней не случилось.
- Чшш! Тихо! Не шуми! – проговорил он, тщательно скрывая свою радость, и даже приложил палец к губам.
Инга сняла туфли и босиком подошла к художнику. Села рядом, повозилась, устраиваясь поудобней, и прошептала:
- Я тоже участвую в вечеринке. Налейте и мне. А почему - тихо?
Пиросмани отдал ей кружку, наполнив вином, а сам сделал глоток из кувшина.
- Слышишь? - тихо спросил Пиросмани.
- Слышу! – отозвалась Инга после паузы.
- Что слышишь?
- Музыку! Река поет, деревья поют, трава поет. Вот виолончель вступила – это река. А звонкие колокольчики – это звезды. Все поют! Мышки-кошки-ежики тоже поют! Все поют!
- Смешная Птичка тоже слышит музыку? – до глубины души поразился Нико.
- Конечно!- возмутилась Инга. - Я же не глухая! Я сейчас тоже спою.
Она откашлялась, взмахнула кружкой и тихонько, почти шепотом запела:
И стало нам так ясно, так ясно, так ясно,
Что на дворе ненастно, как на сердце у нас,
Что жизнь была напрасна, что жизнь была прекрасна,
Что все мы будем счастливы когда-нибудь, Бог даст.
И только ты молчала, молчала молчала
И головой качала любви печальной в такт,
А после говорила: «Поставьте все сначала,
Мы все начнем сначала, любимый мой, итак!»
Инга замолчала и громко вздохнула.
- Мы все начнем сначала, - эхом повторил Пиросмани. - Красивая песня. Правильная песня.
- Нико, почему вы сбежали? Чего вы испугались?
Пиросмани улыбнулся в усы, радуясь, что она не видит его улыбки.
- Смешная Птичка оказалась певчей. Она слишком близко подобралась к моему сердцу.
Инга стиснула ладошками загоревшиеся щеки.
- Так я и знала, что вы предпочтете слушать мышек-кошек-ежиков, а не меня. Нико, а звезды о чем поют?
- О любви. Все поют о любви.
Обнаженной рукой Инга чувствовала колючую шершавость его пиджака и тепло плеча. Давно ей уже не было так хорошо и так спокойно.
- А знаете, я все-таки нашла вашего жирафа. И пока вы слушали звезды, я поболтала с ним. Это лучший в мире жираф. И он сказал мне одну умную вещь.
- Я и не знал, что написал говорящего жирафа. И что же он сказал Смешной Птичке?
- Что сказал? Он сказал, что Пиросмани – гениальный художник, но ни черта не понимает…. В жирафах и в девушках.
Молчание. Инга почувствовала, как на глазах закипают слезы. Чушь какая! Она не будет плакать. Ни за что!
-Так я и знала, что вы промолчите, - сказала она нарочито веселым голосом, скрывая досаду, - Ладно! Проехали!
Помолчали. Инга подтолкнула Нико коробку с деньгами.
- Я заработала кучу денег! - похвасталась она. - Мы пойдем завтра покупать цветы для вашей Маргариты. Миллион роз! А если не хватит, у меня есть золотое колечко. Его можно продать.
- Отдай деньги бедным. Я не беру в долг. Тем более у женщин. Зачем ты приехала?
Инга горько усмехнулась. На глаза снова навернулись слезы. Она незаметно смахнула их. И чего это она себе тут навоображала? Будто он думает о ней? Дурында! Не о ней он думает, а о красотке Маргарите. Нико думает о Маргарите. Димка думает об Алине. И никто, никто в целом свете ни в той жизни, ни в этой не думает о ней. Она вздохнула и пробормотала:
-Мы же заключили союз. Мы теперь партнеры. А у партнеров все на равных. И деньги тоже.
- Смешная Птичка, разве я могу брать твои деньги? Я же перестану себя уважать.
- Надо же! – разозлилась Инга. – Я не верю своим ушам. Кто же отказывается от денег? Вы что? Никогда не слышали поговорку: дают – бери, а бьют – беги? Какая разница, чьи это деньги? Считайте, что я вам их дарю.
- Смешная Птичка, тебе лучше уехать. Мне надо побыть одному.
Ингу охватило отчаяние:
- Не прогоняйте меня, пожалуйста! Черт с ними, с деньгами! Не хотите – не надо. Я больше слова про них не скажу. Я ведь хотела как лучше. Я не хотела вас обидеть. Простите! Мне некуда идти. Позвольте мне остаться!
- Хорошо! – быстро согласился Пиросмани и улыбнулся в усы. – оставайся.
Продолжение http://www.proza.ru/2013/02/22/44
Стихи Александра Величанского.
Репродукция картины Пиросмани "Жираф"
"Жизнь Пиросмани" Э.Кузнецов http://niko-pirosmani.ru/life.php