Путник. действие шестое

   
АВТОР:    Когда-то,     будучи    в    степи  безликой,   мой    Путник   произнёс:  -   Чтоб  верный  путь  найти,  ты  должен  ошибиться…   


                Действие  шестое.

Рассвет сменяется закатом. Всё,   как положено – живи, ликуй. Когда смешно – то смейся от души, а если грусть сковала сердце льдом, согреть его не сможет даже солнце.

        Шумит базар на сотни голосов.  Тот продает,  этот – покупает. Чуть в стороне,     осёл,   навьюченный   икает. Приметил ветку с сочною листвой,  к ней потянулся – и, не с места, пока  не  съел её.

 - Ишь, ненасытный,  -  на него хозяин замахнулся, - давай,  иди…
Толкает  в бок   упрямого   осла.  Зевак вокруг шумливая толпа с улыбками  за  ними наблюдает. Хозяина всё  это раздражает: - Чего уставились, не видели   осла?

 - Ты о себе  или о нем? – спросил юнец безусый и грубой этой шуткой вызвал смех стоящих рядом  с  ним,   таких же ротозеев, как и он.
 - Да что с вас взять,  коль сами вы ослы, -  махнул на них рукой старик и под прерывистый ослиный крик и смех толпы,  сильнее стал толкать упрямого ленивца.
   Не  будь,  возможно, этой сцены, иначе всё   случилось   в этот день. Возможно…    Но, что случилось, то случилось.

 -   Базар, осел, ветвь дерева,  юнец, старик, и, наконец,  толпа.  Вот,  шесть слагаемых   пока,   развязки    нашего рассказа.   Мы к ним еще добавим несколько  других, но  – позже.

    А дальше было так…  Юнец, которого   никто   не пристыдил, за то, что  он избрал   объектом  своих   шуток  седого старика,  решил сострить ещё   острее.
 - Вы только посмотрите все на них, - толпу он призывал.  – Смотрите, как лицом они похожи, ну,  словно близнецы.
 - Ты на себя,  вначале посмотри, - не выдержал рассерженный старик.   Я видел разные носы, но твой, клянусь своим ослом, длиннее самых длинных, во сто  крат.
И тут, не смеха плеск, как раньше, а диким хохотом  толпа   взорвалась, увидев, как  юнец  пытался  нос  прикрыть ладонью.

     Обычное лицо предметом стало шуток.  Разглядывали в фас и в профиль,  вплотную, снизу, издали  и  сбоку. И здесь, и там слышны слова: - Ты посмотри  вначале  на себя.

      Шумит   базар  на  сотни  голосов, накал  страстей всё  яростей и круче.            -  Нашел,  где встать, а ну, посторонись, - толкнул один другого.  Вцепились. Слово за слово  и,  -  понеслись,   друг   другу,  говоря  такое,   что дело чуть до  драки не дошло.  Причина – не понравилось лицо.
Так,  препираясь меж собой,  ругаясь, оскорбляя, споря,  толпа    шумела  словно  море.  Привыкшие ещё  совсем недавно жить по четким правилам  восхода и заката, они теперь лицо  своё   пытались скрыть  от  слишком пристального взгляда.

 В конце концов,  базарная толпа отправилась туда,  где продавались зеркала. Обрадовался, было, продавец: - Плати и забирай, сторгуемся в цене.
 Но, не затем все  ринулись к прилавку, не покупать -  смотреть они пришли.
 
 - Здесь у меня не выставочный зал, - кричал  на  них  хозяин  лавки.
 На  него внимания  никто   не обращал.  Вытягивали  шеи, приседали, смотрели на  себя  со  всех  сторон   и,  недовольно все качали головой.
Один  морщинил нос и  хмурил  брови,   не  нравились  другому  собственные  уши,  которые  скрывала  раньше  маска.  Разглядывали  с  чувством  раздраженья   седые  волосы, залысины, глубокие морщины – приметы старости  и близкого конца. Вдруг   крикнул  кто-то: - Бейте зеркала!
 Лишь было б сказано – и,  захрустели  под   ногами стекла.

        Сценарий, что написан от руки,  существенный имеет недостаток  в сравнении с тем, что существует вечно. Что здесь случайность,  там  - закономерность.  А может быть, совсем наоборот?  Кто знает?

 - Я, – Путник отвечает, и он действительно   уверен, что  он   знает.  Уверенность, непоколебимая  уверенность в себе, вот что его повсюду выделяет  и,  как  всегда,  в  итоге, обрекает на одиночество в толпе.

       Но вернемся к месту действия, где мы оставили толпу, которая    в неистовом порыве  всё  продолжала   разрушать,  в чем видела намек на отраженье.
- Постойте, - пытался Путник их остановить, - причём  здесь  зеркала , зачем на   них   обиду  вымещать,  у  каждого  из  вас  своё  лицо.
 
 - Зачем  такие  лица нам? – толпа  его  в  ответ   кричала. И в шуме этом яростном и злом,  вдруг визгом тонким прозвучало: - Верни нам маски.
 
Так бывает, когда волна  ударится о берег, а вслед  за  ней  другая набегает.  И гул  такой, что ничего  другого  и  не  слышно   в   пространстве   между небом и землей. Вдруг вскрикнет чайка и  перекроет волн бушующий  набат.  На миг короткий, а потом -  и грозный плеск волны, и чайки крик тоскливый,  сольются    воедино,   с  новой силой.   И также  голос   тот:  - Верни нам маски!   Сначала   одиноко прозвучал, но тут  же,  был подхвачен   всеми и гулким эхом   множил    крик  толпы: - Маски  нам верни.  Маски,   маски   нам  верни…

 - Одумайтесь, ведь это – дар судьбы, - взывал к ним Путник.
 - Хороший дар – морщинистая кожа.
 - Зачем нам этот дар,   болезненная   впалость   щек,  -  срывался  на  крик,  чей-то  голос.
 - Волос  седеющих последний клок, - тряс   головой старик.   Всё, насмотрелись, с  нас  довольно, хватит!   -  Верни  мне  маску.
 - И мне, мою.
 - И мне.
 - И мне.
 И снова  вместе все: - Верни нам маски… Маски… Маски…
 - Не в силах я вернуть вам прошлое, - им Путник говорил.
 - Верни нам наше, - требовали люди: - Маски, Маски, Маски…
 - Я вам помочь хотел, - пытался Путник их перекричать.
 - Верни нам маски, - продолжала требовать толпа.
 - Вы – люди, неужели вам дороже   холодная  окаменелость    щёк?
 - Чем эта кожа на лице? - наседал  на   Путника   ещё    один  старик. -  Мне моя маска,  в сотни раз дороже.

Со всех сторон звучало:- Маски, Маски, Маски…
- Вы, люди, оставайтесь же людьми…
Он  не  успел  договорить,  как  тут  же,   стоящий  рядом  с  ним   мужчина,   размахнулся  и  ударил    его   по   лицу.

       Путник  покачнулся от удара, но устоял и,  вытирая   кров   с  лица,  сказал:  -  Я   сделал   всё, что мог,  помог    разрушить  стены, которые разъединяли   вас,  и   указал  дорогу.  Я  был  готов   вести вас за собой, но не безликою,   покорною толпой, а как людей, свои имеющие лица. Вас убедить, чтоб  сбросить  эти  маски мне было нелегко, но я не отступил. Так неужели, отступлю теперь?  Вы требуете   вернуть  вам  маски, чтоб  снова быть   как все. Решение  простое. А я зову вас к трудному пути, где каждый выберет  свою дорогу.
 - Вот  и  иди по ней,  и не мешай нам жить, как мы того хотим,  –  огрызнулся человек,    готовый   снова  наброситься  на    Путника  с  кулаками. Это был тот самый стражник,  который встретился первым Путнику, когда он вошел в город.  Он смотрел с нескрываемым презрением  на столпившихся вокруг  людей, которые  ещё  недавно разрушали стены,  а теперь готовы были низвергнуть своего вчерашнего  кумира.  Он знал, что этим всё и  кончиться,  когда,   под  шум толпы,  был  вынужден,   снять  маску.   Но  он не выбросил её, как это сделали другие, она и сейчас висела у него на поясе.  Он верил, что придет время, и он снова её  наденет. А эти люди, они  ещё поплатятся  за то, что дали увлечь себя  призывом о свободе.  Сейчас, используя их недовольство, стражник умело  направлял его против Путника, которого   люто ненавидел. Это из-за него, лишился он  власти над людьми, той  власти, которой  наделила  его Стена, назначив стражником.
Теперь, чувствуя, что пробил час его возмездия, он бросал обвинения Путнику, призывая в  свидетели,  толпу.

 – Скажите, - обращался  он  к ней, -  разве  не жили мы  спокойно и без забот, пока он  не явился в город?  Кто смуту внес в сердца и в мысли наши, разве не он? И что теперь?  Развалины вокруг, а в душах   лишь  растерянность  и  злоба  на всех, на каждого и на себя.  Вот, что он нам принес, - стражник протянул   руку в сторону развалин.  -  И это всё,  взамен тому, что каждый   в   нашем  городе  имел.
 - Скажи, ответь народу, - кричал он, поворачиваясь к Путнику, - ты этого хотел?
 - Когда от  имени народа  в  его  защиту  произносят  речь, мне хочется  народ  предостеречь, - сказал Путник.   – Умейте отличать слова от крика обвинений.  Он,   - указал  Путник на стражника, - спросил, хотел я этого? Отвечаю – да,   я   хотел, чтоб под обломками Стены, остались бы  забытыми навеки и призрачный покой, которым дорожили вы, и та черта, которая определяла, что можно, что нельзя  и,  видимость  порядка.
Он  говорил, глядя  в  устремленные  к  нему  глаза. – Припомните,  как жили вы.  Улыбки  по частям и разрешение на слезы, путь – только возле стен,  опущенные вниз глаза, покой  всеобщий, гробовая тишина.
 - Довольно, надоели нам   твои нравоученья,  -  схватил его за плечо стражник и грубо  толкнув, - подумаешь, какой пророк явился, учить нас вздумал, как нам жить.   Еще несколько человек из числа бывших стражников   кинулись к Путнику, не давая ему сказать  в ответ  ни  слова.

Где-то в этой толпе были  сейчас   и те,  кто разделял убеждения Путника, сочувствовал ему, а в тот, памятный день,  одними  из первых сбросили  маски. Теперь они молчали, опустив глаза.  Был среди них и Маляр.
 - Что я могу? – задавал он себе вопрос  и  тут же, в  глубине  души  своей  услышал,   однажды  сказанные Путником  слова:  - Возвысь  свой голос для начала… Маляр понимал, что совершает в очередной раз предательство по отношению к  этому  человеку, но не то, чтобы, что-то  сказать,   встать рядом, поднять лицо и встретиться с ним взглядом,  не мог…
 Чувство страха было сильнее. И когда стражники, избивая Путника, поволокли его к вершине холма, где прежде находился Дворец  Двух  Масок, Маляр ещё ниже опустил голову и, стараясь избежать  встречных взглядов, вышел из толпы.
 
    Путник, всё  лицо которого было в кровоподтеках и ссадинах, лежал теперь  возле   большого    гладкого камня,  который раньше находился в основании дворцовой башни.
Голосом  Стены, который  слышать мог только   он, камень произнес,  обращаясь   к  нему:  - И что в итоге? Снова заблудился? Признаюсь, было интересно наблюдать, как ты слова  впустую тратишь, пытаясь объяснить, как следует  им  жить. И вот теперь,  лежишь передо мной, отвергнутый   людьми.
 
Путник с трудом раскрыл глаза, нестерпимая боль пронзила  его   тело.
 Он   попытался    приподняться,   но  не  мог   этого   сделать.
 - Посмотри, остался кто-нибудь с тобой? - вновь донесся до него приглушенный   голос    камня.  -  Ты им дорогу   указал, они же выбрали привычную  свою  тропу.
 -  Я звал   их   вверх идти, - еле слышно ответил Путник, - а вверх идти всегда труднее.
 - Ты рассуждаешь так  же, как Сократ, когда  его на суд призвали. И чем всё кончилось – его не оправдали.

 - А кто судил?
 - Оставь … Какая разница, кто занимает   в судейских креслах  место?  Главное, что в этот миг от них твоя судьба  дальнейшая  зависит.   Взять  и  отдать её перечеркнуть,  и  не использовать последний  шанс  отпущенный  тебе?  Разумным ты считаешь это?

 - Мне говорить с тобою тяжело, -  еле  шевеля  разбитыми   опухшими   губами,  произнёс  Путник.
 
 - Верней   было  бы  тебе сказать, что нелегко  со мною говорить, когда в душе ты признаешь, что я права. Не так ли?

 - Мне трудно говорить,  но промолчать еще труднее…  Ты, не права, Стена.

 - Подумай  о себе. Ты видишь, крест   тебе   готовят для распятья. Всё  как тогда…  Он  тоже  мог бы жизнь себе продлить и смерти   избежать мучительной, когда бы ни упорствовал так слепо.  И,   перед кем… Я слышала   его   слова, когда с Пилатом  он  наедине  остался. Так  нет же, как и ты,  он возомнил, что  участь  у  него  - людей спасти. Вот этих самых, которые прекрасно знают, что творят. Так стоят ли они  того, чтоб  жизнь свою за них отдать?  Слукавь, схитри, хотя бы так, – для  вида … Одно лишь слово,  и   будешь ты спасен.  Будь   как   и все.
 
 - Нет… Если суждено погибнуть, я готов… Но со своим лицом.
 - Кому ты там его покажешь, свое  лицо?  Здесь, на  земле, хотя бы   и под маской, ты можешь сохранить его, а там… Подумай, ещё  есть время.
 - Нет, не проси, не умоляй, не требуй.
 - И что мне до тебя.   Казалось, радоваться  надо,  видя, как на   смерть тебя ведут.  Ведь это ты разрушил  мои  стены. Торжествовал,   ногами   попирая камни. А я,  как   одолжения прошу, чтоб мой обидчик спас себя от смерти.
 - Не надо, не лукавь, Стена, мы знаем оба,   речь о   другом  совсем… Ты хочешь, чтобы  подчинялось твоей воле  всё и во  всём,  всегда. А я хочу, чтоб каждый был свободен   и перед выбором  и   в   выборе  своём.

 - Что касается тебя, ты выбор сделал. Впервые я в сомнении, хоть  и  говорят, мол, нет души у камня, но что-то   всё  же,  есть внутри  меня, что заставляет,  пред  тобой  склониться.   Скажи, чем, в этот миг,  могу тебе я пригодиться?

 - Слишком многое   не попрошу   я  у  тебя...  Встать  помоги.

И в ту же минуту,  он  ощутил тепло, идущее от камня, опираясь на него, как на подставленное  плечо,   поднялся  Путник.  Люди вокруг с таким упоением были заняты  сооружением   для него костра и, сколачивая  крест  из  грубых  досок, что даже не обратили внимания, что   он   нашел в себе силы  встать в полный рост. Покачиваясь  от слабости в истерзанном теле, он,  размыкая   разбитые в кровь губы,  сказал,  обращаясь  к  людям:  - Безликая толпа, я, может быть, последние слова бросаю в души ваши,  как сеятель бросает зерна на  почву каменистую,  надежду  сохранив, что всходы прорастут. Как если бы в огонь пылающий, я бросил  капли   живительной  влаги.  Как если бы…  Он еще продолжал говорить, но голоса его уже не было слышно  из-за сильного ветра, неожиданно налетевшего со всех сторон  на город. Поднимая густую пыль, которая обжигала лица,  ветер обрушился на всё, что стояло у него на пути. Не успел стихнуть этот порыв, как поднялся новый, ещё более сильный и разметал собранный для костра хворост.
 
• Ещё один неудержимый напор,  от которого клонились к земле стволы деревьев, словно ветер собирался соорудить из них  гигантские луки.  Некоторые из деревьев, не выдержав натиска,  ломались, и тогда невидимая мощная рука подбрасывала их вверх,  тут же ловила на лету и   кидала, как копья, в намеченные цели. Люди падали на землю, ища у неё  укрытия. Крики и стоны вплетались в шум урагана. Ветер сбивал с ног бегущих людей,  бил наотмашь упругой ладонью по лицам, срывая  маски с тех, кто успел их надеть.  Когда  ветер начал постепенно стихать,  его тут же  сменил бушующий плотный ливень, капли которого взрыхляли землю и неслись по ней  в неудержимом потоке.
И только там, где стоял Путник,  образовался светлый круг, пронизанный яркими бликами солнечных лучей защищавших его от дождя и ветра.
Черные густые локоны четко обрамляли бледное лицо, на котором ещё недавно лежала тень  страдания и боли. Теперь оно дышало спокойствием и излучало какой-то особый неземной свет.

            Долго еще бушевала непогода над городом, а когда перестал лить дождь и полностью стих ветер, спрятавшиеся по домам жители  увидели Путника, медленно идущего  по направлению к городским воротам. Он уходил, молча, и в полном одиночестве, так же, как и пришел в этот город из безлюдной степи.