''Нибелунген'' - 12
РАЗВЕДКА. ФРОЛОВ
***
Дождь усилился. Фролов выглянул за угол и тут же отпрянул. По улице, тихо разговаривая, шли два немца. Идущий впереди высокий, сутулый немец с поднятым воротником и винтовкой болтающейся поперек груди спросил что-то у второго пониже ростом и с такой же старой винтовкой через плечо.
‘’Вот черт!’’ - подумал Фролов.
Позади в развалинах ждали Дорохов с Вересовым, а он до сих пор не решил, как им вернуться в штаб. Пленный был тяжело ранен и если они немедленно же не доставят его - придется идти за новым.
Он еще раз выглянул и тут же спрятался. Немцы собирались, по всей видимости, пройти мимо него, а он не хотел себя обнаруживать.
Они не были похожи ни на вермахт, ни на СС. Два немца пожилого возраста, почти старики… несуразно одетые и держащие винтовки, словно никогда раньше не держали в руках оружие. Он расслышал их имена – Иоганн и Эбер, или Вебер. Спокойно брели они по заваленной обломками середине улицы, засунув руки в карманы, точно находились не в осажденном городе, а на прогулке в довоенном парке.
У него вспотели ладони. Дорохов с Вересовым ждали, и ему совсем не хотелось сейчас открывать стрельбу по этим немцам, чтобы потом придумывать, как уйти от погони.
Им повезло в том, что пленный, судя по форме, офицер из полка ‘’Данмарк’’ дивизии СС ‘’Нордланд’’ достался им совсем просто – он попал под артналет и был тяжело ранен. Не повезло им в том, что теперь пришлось тащить его на себе. К тому же он был очень тяжело ранен и мог не дотянуть до штаба.
Он подался назад и выставил автомат в сторону перекрестка. Судя по их виду, это были фольксштурм, старики из народного, так сказать, ополчения. Пусть идут, как идут и он их не тронет.
Высокий о чем-то рассказывал, а толстяк нашел пустую консервную банку, и теперь поддавал ею, как футбольным мячом.
ВОТ ОНИ ПОКАЗАЛИСЬ ИЗ-ЗА ПОВОРОТА… ВОТ ПРОШЛИ ДАЛЬШЕ, НЕ ГЛЯДЯ ПО СТОРОНАМ, И БЕСЕДУЯ О ЧЕМ-ТО СВОЕМ… ФАШИСТСКОМ… СТАРИКОВСКОМ…
Он почти уже обрадовался, что все так благополучно закончилось, как вдруг толстяк оставил свой спорт и решил закурить. Взяв у высокого спички, он отвернулся от ветра, раскуривая.
Прикуривая, немец поднял глаза и встретился взглядом с Фроловым. Высокий продолжал идти вперед, не замечая его отсутствия, а толстяк замер, забыв о горящей спичке, и не пытаясь потянуться за оружием.
Фролов неподвижно глядел ему в глаза, и его бросило в жар. Дуло автомата смотрело в живот немцу, но разведчик не выстрелил. Он мог это сделать в любой миг,… оба они представляли отличную мишень, и вряд ли его остановила мысль, что придется искать другую дорогу для возвращения,… так же как его сейчас совсем не заботила мысль, донесут ли они раненого живым. Нет,… просто было что-то в этом взгляде нечто, не относящееся ни к войне, ни к образу коварного и злобного врага. Глаза человека из далекого прошлого… когда, давая прикурить случайному прохожему, внезапно сталкиваешься с ним взглядом, и, чуть смутившись от этого, отворачиваешься.
Здесь нельзя было отворачиваться, и он как будто увидел в этот миг, кто этот старик.
Случайный взгляд - это как внезапно раскрывшаяся дверь в чужую комнату, как штора, отброшенная порывом ветра, за которой видишь сцены, совсем не предназначенные для посторонних глаз.
Толстяк вспомнил о сигарете,… прикурил и медленно отвернулся.
Фролов все так же держал нервный палец на спусковом крючке, но не стрелял. Толстяк, не ускоряя шага и держа растопыренные руки на отлете, пошел за своим напарником. Высокий что-то спросил, не останавливаясь, и он ответил. Они еще больше сгорбились и пошли дальше все так же, не ускоряя шага, но было видно их возросшее напряжение.
Фролов смотрел им вслед, зная, что даже на этом расстоянии он срежет их одной очередью.
Вот они подошли к перекрестку и скрылись за поворотом.
Фролов вытер взмокшее лицо ладонью и пошел к своим, предупредить, что надо искать другой путь.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
/справка/
***
Решено было принести Берлин в жертву. Начались приготовления к переходу правительства в новую столицу – Берхтесгаден.
20 апреля был день рождения фюрера.
В календарях 1945 года этот день был отмечен крупными красными буквами, но германские города, еще не занятые неприятелем, уже не имели окон, чтобы вывесить из них красные флаги.
Тем не менее, в Канцелярии состоялся прием.
К Гитлеру привели группу берлинских мальчиков, отличившихся во время бомбардировки. Потом Геринг, Дёнитц, Борман, Кейтель, Йодль, несколько офицеров и несколько чиновников выстроились в ряд. Гитлер прошел перед ними, пожимая им руки.
Когда это невеселое празднество закончилось, Гитлер приказал прочесть рапорт о военных событиях. Рапорт был длинный и нерадостный. Затем Гитлер говорил с глазу на глаз с Герингом.
Когда Кейтель подошел к ним, фюрер сказал ему:
«Райхсмаршал выражает желание отправиться в Берхтесгаден; я не вижу к этому препятствий».
«В этот момент, – говорит Кейтель, – было ровно семь часов вечера. Мы едва имели время спуститься в бомбоубежище. Американская авиация помогла отметить день рождения фюрера».