В одном заброшенном чулане, среди разнообразия вещей хранившихся там, находилась одна заброшенная скрипка. Она была красива видом, стариной модели, создана из дорогого и прочного материала и покрыта бытовой пылью, которая скрывала блеск её лакового покрытия. У неё не было даже футляра, оберегающего от механических повреждений, пыли и грязи.
Всем в округе было известно о ней, и что она являлась по своему происхождению музыкальным инструментом. По всем правилам, любой музыкальный инструмент должен обладать своим неповторимым голосом, играя определённую и незаменимую роль в музыке. Многие любопытные, слышавшие об этом, но не разбиравшиеся в музыке, не имевшие представления о пении скрипки и кто такие смычковые вообще, приходили к ней в гости, желая услышать её «неслыханный», судя по всему, драгоценный голос. Но так и не услышали её истинного прекрасного и неповторимого пения.
Сначала скрипка молчала, а никому и в голову не приходило разобраться в причине её молчания. Им не было дела до того, что рядом с ней в это время не было ни смычка, созданного лично для неё, ни умелого музыканта, в чьих руках полилась бы настоящая музыка от героини моего рассказа. Даже если в это время нашёлся бы сам «Паганини», который решился бы сыграть с этой скрипкой хоть пару пьес, не имея для игры на ней и не нашедши нигде подходящего смычка, не смог бы реализовать её возможности в полной мере. Играя только щипком, он бы открыл только каплю в океане музыкальных способностей данного инструмента, ограничив тем самым его существование. Скорее всего, не имея возможности главного применения скрипки, виртуоз, ушёл бы, оставив инструмент в прежнем молчании. А если бы нашёлся нужный смычёк, за отсутствием настоящего музыканта-скрипоча, в чьих-либо других руках она производила бы истерику, шум, гам, что угодно, но не то, к чему она призвана, для чего была создана, либо продолжала молчать, находясь вместе со своим смычком в абсолютном покое.
Многие посетители скрипки, посмотрев на неё и не услышав ничего, – что обмануло их ожидания, уходили не возвращаясь. Но потом нашлось много упрямого нетерпеливого, глупого народа, наполненного решимостью добиться от своей знакомой – музыки. Всякими средствами разнообразные эксцентричные персоны, составляющие этот народ, пытались выдавить из неё хоть какие-то звуки. Для этого одни из них имитировали на этой загадочной» скрипки игру на гитаре, другие – спутали её с барабаном, кто – на что был искусен. Но от такого обращения с ней выходили такие же звуки, играющие таким же образом на их нервах и чувствах.
У другой скрипки от такого обращения давно бы оборвались струны, сломался корпус, и она уже никогда бы не зазвучала так, как могла звучать изначально. Но эта скрипка была необыкновенная. Она, не смотря ни на что, сохранилась такой, какой её сотворил мастер. Разве что струны были немного расстроены. Но ведь самое главное, что они оставались целы, их не нужно было заменять другими, а всего лишь восстановить, настроить в нужном порядке.
В конце концов все оставили «странный» и непонятный для них инструмент, признав несчастную скрипку кто – никчёмной, бракованной, а её мастера бездарным, кто – гордой и не послушной, своевольной, капризной, кто замкнутой, не в меру скромной, закомплексованной и забитой, но все единодушно – б е с п о л е з н о й.
Но не смотря ни на что, «незнакомка» до сих пор ждёт своего заветного часа, когда её разнотонные струны зазвучат в гармоничной единой мелодии, заставляя слушателей невольно подчиняться её волшебному голосу: танцевать, мечтать, грустить, веселиться и петь, вторя её пению, заражаясь теми чувствами, эмоциями и идеями, какие изливает она. «Непокорная молчунья» ожидает пробуждения, обновления жизни, правильного применения и обращения, когда новое время стряхнёт с неё всякую пыль, отполирует до блеска, настроит струны и наложит печать благословения избранного пути. Тогда оживут шедевры одного из видов красоты и искусства.
Но где же её смычёк? Кто-то говорил, что видел его в руках какого-то безумного пастуха, пасшего этим смычком свиней. А кто-то утверждал, что один пьяный кочегар вместо кочерги размешивал им раскаленные угли. Иные доказывали, что одна полуслепая учительница заменяет им указку, не замечая между ними разницу. Были и многие другие подобные и нелепые сведения. Какие из них истинные до сих пор не известно. Понятно только одно, что то самый смычёк не используется в данный момент по назначению. Может кто-то спросит: «А есть ли он вообще? Был ли?» в таком случае я могу заверить, что смычёк, во-первых, был создан одновременно с этой скрипкой и именно для неё, но по воле судьбы был утерян, а скрипка попала в этот чулан; во-вторых, этот смычёк изготовлен, так же, как и вышеупомянутая обитательница чулана из очень прочного материала. Стало быть, сломаться он не мог в любом случае, лежит ли он без дела или служит для какого-то несвойственного ему употребления.
Так что же будет дальше с предметом моего рассказа? Конец истории можно предугадать. Что происходит с невостребованными вещами обычно? А, в самом деле, нужна ли эта скрипка кому-нибудь вообще? Ведь в современном обществе предпочтение отдаётся дешёвым погремушкам и некачественным барабанам; в моде не соловьиное пение, а крики петухов; и в цене не свобода совести, а золотые цепи. Но может, всё-таки кто-то, ценящий истинную красоту и искусство, и предпримет благородные действия во спасение прекрасного (впрочем, конечно, если этот герой забредёт каким-то образом в среду обитания данной скромной леди и случайно заметит её). Тогда сюжет моего повествования примет иной оборот и, возможно, закончится благополучно, как, впрочем, и подобает сказкам. А пока: в одном заброшенном чулане, средь разнообразия вещей хранимых в нём, лежит под пыльною вуалью молчаливая забытая скрипка, ожидающая и смерти, и бессмертия, и безликости своего существования, если ей, конечно, будет суждено остаться в живых.
2001г.