Люба вышла замуж лет двадцати. Времена были голодные. На свадьбу надела парадное платье, сшитое из отреза ситчика, которым её премировали за достижение высоких надоев. Муж её, Иван, был колхозный механизатор. Парень не очень красивый, но крепкий, ладный и по хозяйству спорый.
Через год у них родился Петя. Да больше Господь детей не дал. Уж как она любила своего сыночка. Самый вкусный кусок - ему, самую справную одёжку - сыночке. А уж если узнает, что деревенские шалуны в драке надавали тумаков, бежала разъярённой тигрицей к родителям мальчишек с требованием наказать.
Если кто на её Петеньку жаловался, мол, воровал яблоки в чужом саду или кринки побил, что на заборе сушились, то на всё у Любы был один ответ: "За своими лучше смотрите".
Муж Иван такую женину любовь к сыну не одобрял: "Балуешь мальца. До добра не доведёт". Но Люба только отмахивалась: мол, много ты понимаешь в материнской любви.
Иван старался с детства приучить сына к сельскому труду. Будил рано на сенокос, учил насаживать и отбивать косу, к плотницкому мастерству прилаживал, а уж про трактор и говорить не приходилось – во всём наставлял. Да только были у него частенько с Любой из-за этого скандалы. Всё ругалась жена: "Совсем мальца замучил, дитё он ещё". И частенько забирала его то с сенокоса, то из гаража, вкусно накормить да наглядеться на радость свою.
Понемногу стал Петенька матери перечить да слова бранные говорить. Она его прогладит, а он голову в сторону отклоняет: "Отстань, прилипала!" Мать огорчалась да прощала сыну по малолетству.
Петенька под маминым крылом совсем разошёлся, да однажды отца в сердцах непечатно обругал, когда тот настаивал на том, что на сенокос пора. Получил Петя тогда от отца тумака крепкой мужицкой рукой. С Любой сделалась истерика и причитания: "Изверг, убивец!" И много ещё обидного она своему супругу Ивану наговорила.
Плюнул Иван на глупость бабью, которую пересилить не мог, да и запил. Отстранился в себе от семьи, жил точно по привычке.
Сын тем временем окончил школу и пошёл по стопам отца в ремесленное училище на механизатора. Потом в армию его забрали. Вернулся в колхоз, да недолго дома пробыл. Как ни рыдала мать, а уехал он в город к своему армейскому другу. Там устроился на завод, женился. Стал попивать да на жену руку поднимать. Та терпеть не стала, ушла. Хорошо, что детей не нажили в этом коротком браке.
Каждый месяц Люба возила сыну в город сумки с деревенской провизией. Надрывалась одна, держала корову, бычков на откорм, поросят. Огород был у неё большой. От мужа толку было мало, совсем спился Иван от своего одиночества при живой жене. Один сын перед глазами у неё и был. А Иван - так, с боку припёка.
Сын встречал мать неласково, улыбался криво, всё принимал как должное, да ещё с разбором. Мать примечала, что частенько был с похмелья. А про то, что уже пять работ сменил и отовсюду за пьянку увольняли, того вообще не знала. Сельчане доносили до неё слухи, что сын-то совсем алкоголиком стал, но она отмахивалась, не хотела верить. А иной раз говорила, что та стерва виновата, её драгоценного сына бросила, шалава. Вот и подкосился бедный Петенька.
Тут случилась у Любы беда. Иван пьяный на тракторе въехал в канаву и разбился насмерть. Сельчан пришло много на похороны, слова хорошие говорили. Сын тоже приехал, смотрел хмуро и с дня похорон ушёл в двухнедельный запой. Потом уехал в город, да через месяц вернулся. Сказал обрадованной матери: "Буду, мать, с тобой жить. Помогать чем могу". Счастью матери не было предела. Но в первую же неделю Петя оброс дружками, местными алкоголиками. Пенсию у матери стал отнимать да тут же с дружками и пропивать. Стали замечать у Любы синяки. Отговаривалась: "Да, в подполье полезла, упала неловко".
Однажды Люба не пришла в магазин за хлебом. Обычно всегда во вторник бывала, когда хлеб привозили. Почуяв неладное, послали к ней домой ходатаев. Нашли в избе замёрзшую насмерть.
Как потом установила экспертиза и опрос свидетелей, в субботу устроил Петя пьянку дома, а Люба и скажи слово поперёк. Сильно её сын избил, до беспамятства, да с дружками ушёл по гостям горькую пить. А был январь на дворе, морозы, некому было печь истопить. Сын до вторника так и не появился, а мать без сознания лежала, да так и замёрзла.
С тех пор как услышу о материнской любви безотчётной и женщину прославляющей, всё Любу вспоминаю.