«Тут взгляд мой упал на окно, и я увидел страшного Горчу, который опирался на окровавленный кол и, не отрываясь, смотрел на меня глазами гиены… Тысячи безумных и ужасных образов, кривляющихся личин преследовали меня. Сперва Георгий и брат его Петр неслись по краям дороги и пытались перерезать мне путь. Это им не удавалось, и я уже готов был возрадоваться, как вдруг, обернувшись, увидел
старика Горчу, который, опираясь на свой кол, делал прыжки, подобно тирольцам, что у себя в горах таким путем переносятся через пропасти. Горча тоже остался позади. Тогда его невестка, тащившая за собой своих детей, швырнула ему одного из мальчиков, а он поймал его на острие кола. Действуя колом, как пращой, он изо всех сил кинул ребенка мне вслед. Я уклонился от удара, но гаденыш вцепился - не хуже настоящего бульдога - в шею моего коня, и я с трудом оторвал его…»
- Отдай мое сердце!!! – заорали бы в эту секунду дурным голосом, если бы кто-то читал в пионерлагере ночью вслух этот великолепный финал «Семьи вурдалака» пера Алексея Константиновича Толстого (Между прочим - флигель-адъютанта Александра II, графа, умеренного славянофила, поэта и, в общем-то, неплохого писателя).
Чего графа, в прозе сперва потянуло на вурдалаков и упырей – непонятно.
Сразу оговорюсь, что позже он с этой увлекательной дороги свернет и напишет историческую повесть – нынче сказали бы, несколько гламурную – «Князь серебряный» и свой поэтический шедевр «Средь шумного бала, случайно…» Между прочим, о своей невесте, которую, как положено у Толстых, звали Софья Андреевна.
Но сперва он увлекся – в литературном смысле – именно вурдалаками.
В начале сороковых годов пушкинского века он выдает, одну за другой, две книги из тревожной и захватывающей жизни нежити – «Семья вурдалака» и «Упырь», аналогов которой в русской литературе пушкинского времени просто нет. Ах да, великий Гоголь с «Вием»! Конечно. Но у Гоголя, мне кажется, все-таки скорее народные сказки, как и «Страшные сказки» Афанасьева. Ни грамма сумрачной романтики.
А надо вам сказать, в обоих повестях по части этой самой сумрачной романтики граф Толстой зажигает!
Конечно, можно опираться и на мировую культуру, говоря, что все наши будущие страшилки выросли из По или там Стокера. Ради бога, не возражаю! Но все эти самые Дракулы и Маски Красной смерти они все какие-то западные, ходульные.
Толстой же, хоть и размещает своих вурдалаков под Яссами, пишет с какой-то нашей широкой роскошью…
Случайный путешественник маркиз д’Юрфе останавливается в какой-то сербской деревушке в семье старика с рычащим гортанным именем Горча, где живут еще два стариковских сына Георгий и Петр, красавица невестка Зденка и веселые симпатичные внуки. Горча уходит мстить поганому псу Алибеку и наказывает:
«- Ждите меня десять дней, а коли на десятый день не вернусь, закажите вы обедню за упокой моей души - значит, убили меня. Но ежели, - прибавил тут старый Горча, приняв вид самый строгий, - ежели (да не попустит этого бог) я вернусь поздней, ради вашего спасения, не впускайте вы меня в дом. Ежели будет так, приказываю вам - забудьте, что я вам был отец, и вбейте мне осиновый кол в спину, что бы я
ни говорил, что бы ни делал, - значит, я теперь проклятый вурдалак и пришел сосать вашу кровь!»
И, негодяй, возвращается с пулей в сердце!
И понеслось: выпивает кровь у внучат, те у мамы, мама у папы… В общем, через какое-то время проезжавший через ту же деревеньку наш бедный маркиз оказывается уже среди десятков вурдалаков, и по полной программе убеждается, что «что со слов очевидцев даже говорят, будто в Боснии и Герцеговине население целых деревень превращалось в вурдалаков.»
Тогда-то и происходит знаменитая сцена с метанием внуков кольями, чтобы они выпили кровь у ошалевшего от ужаса д’Юрфе.
Но это я вам коротенько пересказал. А в детстве пробирался сквозь строки Толстого (откуда же Стокера-то было взять при советской власти?) и пионерская моя шевелюрка ходила волнами:
«- Мертвец! - обратился тогда Георгий к старику. - Что ты сделал с моим
старшим? Отдай мне сына, мертвец!
…Старик смотрел на него злым взглядом и не двигался.
- Кол! Где кол? - крикнул Георгий. - Кто его спрятал, тот и в ответе за все горе, что нас ждет!
В тот же миг мы услышали веселый звонкий смех меньшого мальчика, и он тут же появился верхом на огромном колу, который волочил за собой, слабеньким детским голоском испуская тот воинственный клич, с каким сербы
бросаются на неприятеля.
Глаза у Георгия так и вспыхнули. Он вырвал у мальчика кол и ринулся на отца. Тот дико завыл и побежал в сторону леса с такой быстротой, которая для его возраста казалась сверхъестественной».
Но там и про любовь было:
«- Погоди, погоди, милый! Ты дороже мне души моей, спасения моего! Погоди, погоди! Твоя кровь - моя!
И меня сразу же коснулось холодное дыхание, и Зденка сзади меня прыгнула на лошадь.
- Сердце мое, милый мой! - говорила она. - Вижу одного тебя, одного тебя хочу..!
И, обвивая руками, она пыталась опрокинуть меня назад и укусить за горло»…
Это вам не Дракула – жалкий вампир-одиночка с мотором.
Критики могут и мне перекусить яремную вену и напиться моей крови, но я уверен, что из Толстого с его упырями и вурдалаками выросли многие наши герои книг. У Стругацких в «Понедельнике…»:
«- Если увидите, что вурдалак Альфред пьет чай, немедленно прекратите! Поступали сигналы – не чай он там пьет!
…Тут меня схватили за штанину, и пропитой голос произнес:
- А ну, урки, с кем на троих?
Мне удалось вырваться. Трое вурдалаков в соседнем вольере жадно смотрели на меня, прижав сизые морды к металлической сетке, через которую был пропущен ток в двести вольт.
- Руку отдавил, дылда очкастая! - сказал один.
- А ты не хватай, - сказал я. - Осины захотел?»
А уж о фильме «Ночной дозор» и говорить нечего. Наша, отечественная нечисть без дурацких превращений в летучих мышей и обратно. И кровь пьет культурно, свеженькую, из холодильника. И как причмокивают! Совсем, как душка Телятьев и бригадирша Сугробина из толстовского «Упыря»: «Вы спрашиваете, каким образом узнавать упырей? Заметьте только, как они, встречаясь друг с другом, щелкают языком. Это по-настоящему не щелканье, а звук, похожий на тот, который производят губами, когда сосут апельсин. Это их условный знак, и так они друг друга узнают и приветствуют».
У наших советских и нынешних писателей тоже было пионерское детство и не было графа Дракулы.
Любопытно только, что современные вурдалаки появляются все больше в книгах смешных и пародийных, в иронической фэнтэзи. Впрочем, когда я стал сейчас перечитывать Толстого, мне показалось, что и он писал пародию на западных писателей-инферналов. Этих товарищей он знал хорошо: полжизни прожил в Германии, которую считал своею второй родиной. А, если верить портретам, в годы создания вурдалакских эпопей Толстой был улыбчивым, розовощеким молодым человеком, ни грамма мрачности. Так что Граф знал, как похихихать над сумрачными романтиками. Ведь, к счастью, его талант проявился не только в Горче с окровавленным колом и упыре-Телятьеве. Посмеяться он умел: стихи и баллады Козьмы Пруткова его пера дело. А уж роскошную «Историю государства Российского…» знают миллионы:
«Послушайте, ребята,
Что вам расскажет дед.
Земля наша богата,
Порядка в ней лишь нет.
A эту правду, детки,
За тысячу уж лет
Смекнули наши предки:
Порядка-де, вишь, нет…»
Он оставил прекрасные стихи, ставшие романсами.
«Совершенно удивительный был человек (и поэт, конечно!)» - написал о нем Бунин.
…Граф Алексей Константинович Толстой умер в 1875 году, случайно отравившись морфином, который вынужден был принимать, мучимый астмой.