Глава X. Цена свободы
Обстановка пока еще не успела накалится до предела, за которым должен был последовать неминуемый взрыв, однако события с минуты на минуту могли спровоцировать его. Но пистолет в руке Толмача не дрогнул, хотя он до последнего момента не решался прибегать к крайним мерам.
- Убери руки от радиостанции – зловеще проговорил Виктор, целясь в голову лейтенанта – Убери по хорошему!
Офицер, который командовал отрядом охраны в аэропорту, замер как восковая статуя, держа на
виду раскрытые ладони. Гарнитура радиостанции выпала из его рук и болталась на тонком проводе, скрипя чьим-то искаженным помехами голосом.
По счастливому стечению обстоятельств, единственный передатчик находился как раз в машине ретдингеров, где Толмач все это время и просидел в компании лейтенанта и двух его подчиненных. На первый взгляд он казался мирно дремлющим в кресле, однако на самом деле Виктор не расслаблялся ни на секунду. Он подозревал что-то неладное и неосознанное ощущение опасности порождало где-то на уровне его подсознания смутное чувство беспокойства. Он напряженно вслушивался в однообразное шипение несущей частоты и ждал. Ждал сообщения от Столяра, доклада офицера основной группы охраны, находившейся в самолете, ждал хоть какой-нибудь весточки, которая избавила бы его от постоянного грызущего чувства тревоги. Но когда эфир наконец ожил, первые же слова передачи словно обухом ударили по голове и все присутствующие на какое то время невольно оцепенели, не веря своим ушам. Задание провалено, бомба уничтожена, экипаж самолета – всего лишь два человека, которые заперлись в кабине - полностью контролируют ситуацию! Но это были еще не самые шокирующие новости. Глава погиб! Подобного не случалось еще ни разу за всю историю существования общины. Были перестрелки, кровавые преступления, даже покушения на первых лиц. Но никогда еще глава поселка не погибал насильственной смертью, причем таким грубым и жестоким способом, словно какой-нибудь безродный бродяга. Рубец теперь точно спустит со всех своих подчиненных три шкуры и особенно достанется тем, кто непосредственно отвечал за проведение операции. Без суда, изгнания или даже расстрелов наверняка не обойдется.
Треск помех не мог скрыть панических интонаций голоса говорящего, который орал благим матом, в бессильной злобе призывая немедленно расправиться со всеми заложниками. Но Виктор был начеку и едва лейтенант сделал движение чтобы выйти из машины, как холодная сталь пистолета коснулась его виска.
Толмач краем глаза покосился на охранников, сидящих на заднем сиденье «тигра». Они суетливо достали свое оружие и сейчас усиленно пытались вызвать на его лице хоть какие-то признаки страха, тыкая в него стволами.
- Давай Гривень, стреляй – с улыбкой сказал он одному из них – Ты забыл, как я привез твоему больному сыну лекарство? Как я ездил за ним к алхимикам прямо через горячие земли, жег бензин, рисковал жизнью. Забыл?! Давай пристрели же меня! Если мы готовы теперь друг друга поубивать неизвестно ради чего – я готов стать первой жертвой!
Гривень насупился и пистолет в его руке медленно опустился.
- Лейтенант, я не буду в них стрелять! – хмуро заявил он, сверля своего командира недовольным взглядом исподлобья – Что же это делается?! Мы с ними всю жизнь прожили бок о бок, а теперь друг друга как собак паршивых положим? Это уже слишком! Можешь меня судить, но я не буду.
Его товарищ недоуменно оглянулся на него, потом нерешительно посмотрел на своего командира и тоже опустил пистолет. Лицо лейтенанта стало мрачнее тучи.
- С тобой мы позже поговорим, Гривень! – процедил он сквозь зубы.
- А говори! – внезапно вспылил тот – Думаешь боюсь я тебя? А вот хрен! Хочешь поговорить, поговорим, говорун! Давай баш на баш как мужик с мужиком! Вы все тут мастера языком чесать - чуть что так сразу угрожать начинаете! Да в гробу я видал вашу охрану!
Он внезапно вылез из машины, оглушительно хлопнув дверью, в сердцах плюнул на бетонные плиты и пошел куда то прочь от ангара. Лейтенант проводил его холодным взглядом.
- Ну так что? – по прежнему широко улыбаясь обратился к нему Толмач – Ты готов умереть ради Главы? Если готов, тогда давай поиграем! Нас теперь почти равное количество.
Сцена развернувшаяся на площадке перед ангаром больше всего напоминала противостояние двух враждующих кланов и оттого казалась до жути нереальной и дикой, как будто почти дюжина взрослых мужиков решили от скуки поиграть в войнушку. Но увы все происходило всерьез. Четверо бойцов оцепили полукольцом группу плотно прижавшихся друг к другу охранников. Удивленные испуганные и растерянные – люди Главы неподвижно замерли под прицелом ретдингеров, в свою очередь держа неожиданных противников на мушке. Теперь выбор у банды в черных куртках был невелик – вступить в почти безнадежную схватку с прекрасно обученными и хорошо вооруженными врагами или остаться в живых, наплевав на приказы начальства. Они колебались и за какие то короткие мгновения вокруг повисла концентрированная смесь напряженного тревожного ожидания. Люди Главы несомненно боялись стрелять первыми, да и ретдингеры тоже не собирались открывать огонь без крайней необходимости. Обе стороны осознавали всю опасность момента и никто из них не хотел проливать кровь в бессмысленной взаимной резне. Однако каждый отчетливо понимал и то, что если у кого-нибудь вдруг сдадут нервы, ситуация неизбежно станет развиваться по наихудшему сценарию.
- Давай успокоимся и не будем делать глупостей! - лейтенант проглотил тяжелый ком в горле и медленно обвел взглядом две зловеще замерших друг напротив друга группы людей. Он явно оценивал свои шансы выйти из схватки победителем - Ты на чьей стороне?
Толмач решительно покачал головой:
- Уж точно не на вашей. Мне не по пути с теми, кто собирается перебить ни в чем не повинных
людей. Надеюсь таких упертых баранов как ты окажется меньшинство!
- И ты готов пойти против воли Главы? – лейтенант покосился на Виктора остро блеснувшим глазом.
- Пятое правило ретдингера - не наводи оружие на человека, если не собираешься в него стрелять! – многозначительным тоном пояснил Толмач - Если ты отдашь приказ, погибнут и твои люди, и мои, и ты сам заодно. Решай! Только сперва я свяжусь с лагерем французов и узнаю обстановку. Если ваши головорезы напали на них – не обессудь, дружище - мы будем разговаривать уже совсем по другому!
Виктор выждал красноречивую паузу взял гарнитуру радиостанции и переключил частоту.
Господи, хоть бы все обошлось – мелькнула отчаянная мысль. Конечно сам Толмач скорее всего останется жив, броня «тигра» убережет его от пуль, но бойцы вряд ли успеют перебить
всех охранников без потерь.
На счастье Егоза Немец и Кабан ответили почти сразу. У французов пока было тихо и никаких признаков опасности поблизости не наблюдалось. Толмач вздохнул с облегчением, взглянул на лейтенанта пронзительным укоризненным взглядом и спрятал пистолет обратно в кобуру. Тогда он еще не знал, что слышал своих бойцов в последний раз.
Толмач коротко свистнул, ретдингеры опустили стволы автоматов, но расходиться не стали, по-прежнему напряженно наблюдая за каждым движением охранников.
- Можете уходить – сухо сказал он лейтенанту – И запомните – любая попытка нападения на французов будет расцениваться как агрессия против моих людей. Соответственно я приму необходимые меры – он подчеркнул особой интонацией слово «меры» - В ангар даже не суйтесь, вам теперь там делать нечего. Дождетесь своих снаружи, а потом вызывайте транспорт и валите обратно в общину. Свободен!
Лейтенант угрюмо покосился на Толмача и молча вылез из машины, кивком головы подзывая своих людей. Они двинулись вслед за ним к краю бетонной площадки, настороженно косясь на ретдингеров через плечо.
Конечно офицер взвесил все шансы и признал что явно остается в проигрыше. Особенно сидя с пистолетом у виска. Но что будет, когда самолет приземлится и остальные охранники выберутся из «воздушной тюрьмы»? Страх перед жестоким наказанием от рук Рубца вполне может склонить чашу весов в обратную сторону и тогда они попытаются уничтожить всех заложников и ретдингеров заодно, невзирая на потери. Правда назревающий раскол в рядах охранников наводил на мысль, что довольно значительная их часть не поддержит своих товарищей и ограничится как минимум нейтралитетом.
Пока все шло более менее гладко, настораживало только отсутствие в аэропорту самого Рубца. Он то ли уехал в общину, то ли взял на себя командование отрядом, который должен был уничтожить французов. И неизвестно какой вариант был бы хуже. Если бы он остался в аэропорту, здесь точно уже началась бы стрельба, а если он сейчас во главе карательного отряда – французам точно придет конец. И трое его бойцов, отправленных на помощь, вряд ли сумеют переломить ситуацию. В этот момент Толмач впервые пожалел о том, что под его командованием так мало людей. Но не так важно количество, как умение грамотно распорядиться тем что есть.
Он приоткрыл дверь и крикнул:
- Лом, сгоняй в ангар, вытряхни оттуда всех охранников и приведи Костю с Валерием сюда! Когда вернешься – садись в «багги» и забирай себе Костю! Кум и Воробей вы садитесь в броню! Лис ты остаешься со мной!
Вот так то лучше. Теперь у него есть целых три подвижные огневые точки. Три пулемета в том
числе один крупнокалиберный в башне БРДМ. Очень хороший расклад, если не сказать отличный, даже не беря во внимание превосходство в численности вероятного противника. Но нужно было сделать еще кое что…
Толмач покрутил настройку рации, поймал частоту общины и начал вызывать Рубца. Идея возникла совершенно внезапно и Виктор вцепился в неё обеими руками, хоть она и казалась ему очень призрачной. Возможно удастся уговорить начальника охраны пусть даже сделать это будет очень непросто.
- Чего тебе, Толмач? – в голосе Рубца сквозило откровенное недовольство, как будто его посмели оторвать от более важных дел.
Виктор чуть помедлил с ответом, подбирая нужные слова. Но долго размышлять он не стал. Рубец не тот человек с кем следовало мямлить. Нужно было действовать так же как и он сам –
рубить с плеча.
- Убери своих людей из аэропорта и из лагеря французов! Ты уже знаешь - Глава мертв и незачем даром кровь проливать. Подумай сам – нам сейчас только грызни между собой не хватает. Надо решать проблемы, а не заниматься бессмысленными убийствами.
Какое то время ответом ему был лишь шорох помех.
- Ты там совсем охамел! – прокричал динамик, надрываясь до визга – Ты какого хрена в мои дела лезешь?
- Убери людей, иначе мне придется их разоружить силой! Ты меня знаешь, я шутить не привык!
- Это я тебя сейчас разоружу! Езжай в общину, нам надо поговорить.
- Поговорить.. как же! – хмыкнул Толмач и нажал тангенту – Говорить мы с тобой будем по другому, если ты не уберешь своих людей! Чего ты в этих французов вцепился? Они виноваты в том что Глава погиб? Он сам всю эту кашу заварил, а мы с тобой теперь должны расхлебывать? Нет уж, дружище, мне мои люди дороги, но и убивать невинных я тебе не позволю. Убери своих и делай дальше что хочешь, мне наплевать. Но к французам не суйся, они улетят вместе со Столяром. Подумай головой и прикинь что тебе даст их смерть! Ничего она тебе не даст, Главу уже не вернешь, а посягать на твою власть никто и не станет. Подумай, друг, хорошенько подумай. Я тоже кусаться умею и даже побольнее чем ты!
Толмач закончил свою пламенную речь и выдохнул. Ну вот и все – он сделал все что мог.
На сей раз пауза растянулась чуть дольше. Виктор не мог видеть, что делал Рубец, но предполагал, что он сейчас в бешенстве. Сидит и кусает губы, не зная что ответить. Хоть бы у него хватило благоразумия не начинать гражданскую войну, от которой пострадают в первую очередь те, кто ни в чем виноват не был. Однако надежды оказались тщетными.
- Данным мне правом я конфискую все имущество твоей базы, а тебя и твоих людей объявляю изгоями! Пока только на словах. Немедленно езжайте обратно в общину, иначе я вынесу приговор! Это все, разговор окончен!
Толмач сжал гарнитуру радиостанции так что металл казалось готов был смяться как бумага в его могучей ладони. Рубикон перейден! Единственная сила, которая могла одним только словом остановить разгорающийся конфликт оказалась непроходимо тупой и неспособной мыслить дальше данного ей приказа. Ну что-ж, значит пришла пора положить конец произволу.
Порыв ветра внезапно принес откуда то сверху глухой свистящий гул. Сперва чуть слышный и невнятный, он с каждой секундой нарастал, становился все отчетливее и глубже, словно сами небеса оживали, готовясь обрушить на землю бушующую ярость неведомой стихии. Люди невольно задрали головы с удивлением и тревогой вглядываясь в бледно-серое полотно неба.
- Они летят! – крикнул Воробей, указывая рукой куда то на юго-запад. Толмач высунулся наружу и разглядел крошечную фигурку самолета, похожую на белую чайку, неподвижно раскинувшую длинные крылья.
* * *
- Хватит спать, лежебока. Вставай! – веселый девичий голос прозвенел над ним как утренняя соловьиная песня и Марк с улыбкой раскрыл глаза, сладко потягиваясь после спокойного сна. Девушка уже суетилась по комнате, выставляла на стол столовые приборы, готовясь к завтраку. Вчера они гуляли почти до самой темноты, пока Эмилия не решила вернуться домой, боясь что отец начнет ругать её за долгое отсутствие. Но Этьенна на месте не было, он устроил собрание на первом этаже. Когда он вернулся в их комнату, то застал дочь и Марка играющими в шашки. Такой веселой он не видел её уже давно, с того самого рокового дня. Пусть веселится – подумал он, чувствуя как слегка отлегло от сердца – теперь она по крайней мере больше не кричит и не плачет по ночам.
Несмотря на постоянное предчувствие угрозы, коммуна жила почти обычной жизнью. Люди уже устали бояться, устали еженощно просыпаться от легкого шороха и тревожно вглядываться во тьму покрасневшими от бессонницы глазами. Некоторые временами впадали в состояние обреченной отрешенности, часами неподвижно глядя в одну точку, но большинство продолжали заниматься своими повседневными делами и старались не думать о том, что будет завтра, хотя временами казалось будто под искусственной маской невозмутимого спокойствия скрывается тревога и страх.
Этьенн после разговора с Толмачем все таки принял кое какие меры предосторожности. В зарослях кустарника вокруг дворца притаились несколько капканов, терпеливо расставив острые зубья в ожидании жертвы. Часовые, особенно те что заступали на вахту ночью, несли дежурство вооруженные до зубов и довольно неплохо экипированные. Несколько мужчин обшарили окрестные здания, в поисках всего что могло бы пригодиться в качестве защитного снаряжения или послужить материалом для баррикад. Все мужское население от мала до велика и даже некоторые женщины не расставались с оружием и старались без крайней необходимости не покидать дворец.
Марк не стал рассказывать им о том, что они с Лисом видели во время разведки. Многие люди и без того были измучены и подавлены, не хватало им еще узнать, что не так далеко расположилась банда зверей в человеческом обличье.
После завтрака Этьенн дал Марку глотнуть красного вина и заставил запить его каким-то горьким на вкус и пахнущим хвоей отваром, объяснив что юноше придется какое то время принимать это зелье, иначе радиация еще долго не покинет его организм. Потом он заявил, что с сегодняшнего дня Марк принимается в коммуну на правах полноценного члена и может получить оружие у оружейника. Он крепко пожал руку юноши и пригласил его следовать за собой. Выходя из комнаты, Марк оглянулся на Эмилию и девушка, улыбаясь, показала ему поднятый кверху большой палец.
Надо сказать арсенал коммуны оказался весьма небогатым. То ли у мирных рыболовов никогда
не водилось много оружия, то ли люди Главы позаимствовали все самое ценное себе. Несколько потертых двуствольных обрезов, пара дробовиков, полусамодельные арбалеты и какие-то совсем уж кустарного вида самострелы, похожие на обрезки ржавых труб с деревянными прикладами – вот и все что у них имелось. Марк выбрал себе помповый дробовик, показавшийся ему не таким древним как остальные, сыпанул в карманы горсть патронов и пошел вслед за Этьенном в вестибюль. Запыленное и заваленное кусками потолочной плитки обширное помещение оказалось полным народа. Здесь собралось всё мужское население коммуны, способное держать в руках оружие. Двенадцать человек в повседневной крестьянской одежде – ватниках, куртках из грубой кожи, войлочных пальто, шерстяных брюках, шапках и мешковатых тулупах. Лишь у некоторых имелась защита от пуль и осколков в виде стальных накладок, прочных кожаных вставок или полосок китового уса, пришитых к одежде, а у одного Марк заметил старинные пластмассовые наколенники велосипедиста. Лучше всех подготовились только двое бойцов, которые за последние сутки успели соорудить себе грубые металлические нагрудники с резиновой прокладкой из автомобильных шин, закрывающие верхнюю часть туловища. Кроме всего прочего у каждого имелось холодное оружие – легкие топорики, дротики, метательные и боевые ножи.
Все они хоть и выглядели со стороны не очень воинственно, отважный и отчаянный блеск в глазах придавал им суровый и решительный вид. Люди готовы были драться с остервенением затравленного зверя, до последнего вздоха защищая все то, что было дороже их собственной жизни.
Этьенн поднялся на несколько ступенек вверх по лестнице, немного помолчал, как будто набираясь смелости и окидывая сумрачным взглядом свое невеликое войско, потом заговорил и звук его глуховатого голоса звучал в почти полной тишине твердо но тяжело, будто каждое слово весило не меньше тонны:
- Я не буду лишний раз напоминать вам, насколько непростое наше положение. Скажу прямо –шансы отбить нападение очень малы, но каждый из нас должен сделать все что в его силах. Противник превосходит нас числом и боеприпасов у нас недостаточно, чтобы держать долгую оборону… – в его горле запершило, Этьенн прокашлялся и продолжил – Поэтому стрелять вы должны наверняка…
Он не успел договорить. Из полутьмы бокового коридора послышался топот чьих то ног.
- Этьенн! – часовой, который нес дежурство на крыше, внезапно влетел в зал, запыхавшийся и взволнованный – К нам едут трое!
Его голос прогрохотал как удар грома и всколыхнул толпу мужчин волной тревожного удивления. Они готовы были встретить врага, но до последнего не хотели верить, что этот момент все таки настанет.
«Свершилось! – с замиранием сердца подумал Этьенн – Неужели они уже здесь?!» Он на миг почувствовал как липкая холодная волна обволакивает его внутренности, постепенно сжимая их ледяными тисками.
- Кто они? – выдавил он.
- Не знаю, но на охранников не похожи.
- Все по местам! - скомандовал Этьенн, грозно клацнув затвором длинноствольного «Фала» и двинулся к ближайшему окну, полузакрытому самодельной ставней. Разношерстное воинство мгновенно пришло в движение, быстро занимая позиции у окон по всему периметру просторного зала.
Но тревога к счастью оказалась ложной.
По длинному пустырю в сторону дворца быстро двигался маленький, но хорошо вооруженный отряд. Впереди на большом ревущем мощным двигателем квадроцикле ехали двое бойцов, облаченных в серые бронежилеты с широкими воротниками и каски, затянутые маскировочной
тканью. Еще один двигался следом, оседлав до боли знакомый шкуровский драндулет, тот самый который спас Марка той памятной ночью. Крепкий парень лет тридцати, сидящий на квадроцикле позади водителя, держал в высоко поднятой руке белую тряпицу – древний символ мира.
- Это люди Толмача! Не стреляйте! – радостно заорал Марк и французы заметно расслабились, хотя никто не отошел от окон, продолжая внимательно наблюдать за нежданными гостями.
Отряд остановился буквально в метре от ведущей ко входу лестницы, водитель квадроцикла снял защитные очки и весело спросил на ломаном французском:
- Спасательную бригаду вызывали?
Французы открыли наспех сколоченные двери и ретдингеры завели транспорт прямо внутрь дворца. Едва они вошли под высокие своды вестибюля, толпа мужчин оживленно и радостно загудела, кто-то даже начал насвистывать какую-то веселую песенку и к грозным бойцам Толмача со всех сторон потянулись в дружеском рукопожатии крепкие и жилистые ладони.
Ретдингеры на сей раз экипировались явно с расчетом на ведение долгого и жестокого боя.
Каждый боец тащил на себе целый арсенал. Помимо их личного оружия у них были с собой по запасному автомату, карманы разгрузок трещали по швам от гранат и запасных магазинов, и в довершение всего у того, кто вел квадроцикл, висел на спине РПГ и сумка с несколькими выстрелами к нему.
Очевидно он и был старшим их боевой тройки. Ретдингер вышел на середину зала и поднял обе руки вверх, привлекая внимание:
- Все слушайте меня. Чуть больше часа назад из общины вышел большой отряд охраны – человек тридцать не меньше. Им приказано разгромить ваш лагерь в случае если Столяр не выполнит условия сделки. Очень скоро они будут здесь и наша задача – нанести им как можно больший урон! Им известно что мы пришли к вам на помощь и некоторые из них наверняка откажутся атаковать своих соплеменников. Так что если уничтожить хотя бы треть отряда – остальные обратятся в бегство! – Он посмотрел на двух своих товарищей – Немец, ты идешь на крышу. Кабан – дуй к противоположным окнам на второй этаж.
Боец с СВД и железной коробкой переносной радиостанции на спине коротко кивнул и метнулся по лестнице наверх. Тот, кого старший назвал Кабаном, щелкнул предохранителем
«Штейр-Ауга» и помчался вслед за товарищем.
- А вы, друзья рассредоточтесь по одному на каждое окно – Егоза перевел взгляд на замершую в ожидании толпу французов – Действуйте по схеме: пока один перезаряжается, другой ведет огонь. Особо патроны не жгите. Если не уверены, что выстрел достигнет цели – лучше не стрелять вообще. Да, и женщин с детьми предупредите, чтоб в окнах не маячили и вообще не высовывались. Пусть соберутся где-нибудь в помещении с глухими стенами и накроются тюфяками на всякий случай.
Французы с готовностью разбежались по своим местам, устраиваясь возле окон. У них наконец появилась надежда на победу, еще сильнее раздувая яростное пламя в глазах и не прошло и минуты как первый этаж старинного здания превратился в крепость, ощетинившуюся дулами винтовок, автоматов и ружей.
- Я с тобой! – Марк подскочил к Егозе, когда тот направился к ближайшему ко входу окну.
- Толмач сказал за тобой приглядывать – сообщил боец – Ты особо не геройствуй и под пули не лезь, договорились?
Марк быстро кивнул и накинул на голову рваный капюшон.
- Может без стрельбы обойдется – в его голосе звучала отчаянная надежда - Есть какие-нибудь новости из аэропорта?
- Самолет взлетел – коротко ответил Егоза, вынимая из сумки заряды к РПГ и раскладывая их на полу – Больше мне ничего не известно. Остается только ждать.
В рации старшего, настроенной на общую частоту ретдингеров, прошелестел быстрый разговор между Толмачем и Немцем. Командир запросил обстановку и наблюдатель сообщил ему, что поблизости пока никого не видно. В аэропорту, по словам Толмача тоже пока все было в порядке. Однако отделаться от мерзкого тревожного чувства люди так и не смогли и тишина вокруг напоминала им затишье перед бурей.
Неспешно потекли ленивые минуты, наполненные тяжелым и зловещим молчанием. Но ожидание было недолгим, хоть и моментами казалось, что время тянется бесконечно. В гробовой настороженной тишине снова послышалось тихое шипение рации.
- Егоза, это Немец. Вижу их на семь часов на юго-западе.
Палачи пришли вершить суд. Лицо Марка превратилось в восковую маску и все внутри сжалось от предчувствия неминуемой беды. Это чувство длилось всего лишь один обжигающе краткий миг, но тем не менее по его телу мгновенно пробежала волна легкой дрожи.
Карательный отряд обнаружился почти там же где Эмилия нашла лежащего без сознания Марка. Чуть в стороне от промоины на маленькой площади с квадратной чашей фонтана и остатками скамеек стояло, судя по названию, здание бывшей гостиницы. Белая облицовочная плитка во многих местах отвалилась от фасада, и под ней зияли красно-бурые как засохшая кровь раны изъеденной временем кирпичной кладки.
«Крепость», под завязку набитая охранниками, остановилась на площади и наружу показались
с десяток темных фигур в грубой мешковатой одежде из сукна и шерсти. Почти на всех поверх курток были надеты самодельные бронежилеты из тонких металлических пластин, упакованных в прочное кожаное покрытие, и кольчужной сетки, защищающей руки от плеча до локтя. Пулю такая защита конечно не удержала бы, а вот рикошеты осколки и мелкую дробь – запросто.
Все десять охранников, которых Немец про себя назвал «передовой группой» быстро рассредоточились по площади, укрывшись за стенами развалин а еще двое исчезли в соседнем с гостиницей здании. Наверное на крышу поднимутся – подумал Немец – Будут наблюдать.
- Прибарахлились, сволочи – пробормотал Егоза, выслушав доклад снайпера – Почти все сплошняком с автоматами и в брониках. Небось, весь спецсклад распотрошили.
- Они собираются напасть? – Марк попытался придать своему голосу как можно более спокойный оттенок, чтобы не выдавать охватившей его тревоги. Но старший группы не ответил.
- Внимание всем! – громко произнес он – Отряд прибыл и находится метрах в двухстах от нас за соседней улицей. Без моей команды никому не стрелять!
Привычная жизнь окончательно растаяла словно замок из песка под волнами бушующего прибоя.
Разве могут люди, зная что по другую сторону баррикад находятся те, с кем они всю жизнь прожили под одной крышей, хладнокровно убивать друг друга по чьей то бесчеловечной прихоти? Разве может один только жестокий приказ заставить человека превратиться в бездушную машину убийства? Это было слишком дико и абсурдно чтобы стать частью реальности. Марк думал так ровно до того самого момента когда загрохотали первые выстрелы и пули продырявили гнилое дерево оконных ставень.
Он чувствовал сейчас наверное то же самое, что ощущает человек, шагнувший в бездну. Но не только он переступил роковую черту, отделяющую его от пропасти, а вся его община, все кого он знал, все те, к кому он испытывал почти родственные чувства – все они сейчас стремительно летели в бездонный омут насилия. Безумие, поразившее совсем недавно коммуну Этьенна, докатилось и сюда, как проклятие, следующее по пятам за несчастными рыбаками. Но это безумие было еще страшнее, потому что те, кто шли сейчас в атаку, пытались уничтожить ни в чем не повинных людей совершенно осознанно с яростью и остервенением дикого зверя.
Ретдингеры не открывали огонь до последнего. Снайпер на крыше наблюдал как передовой отряд охранников, словно подчиняясь безмолвному приказу, пришел в движение. Крохотные фигурки людей в лохмотьях маскхалатов побежали по улице, выходящей на торец дворцового фасада, другие исчезли в развалинах соседних зданий. Палец Немца дрожал на спусковом крючке. Но он не стрелял. Не стрелял до тех пор пока в сердце еще жила надежда. Она погибла мгновенно, едва раздались первые выстрелы и пули смертоносным градом забарабанили по древнему камню дворцовых стен, пробивая ставни и с визгом уходя в рикошеты. И тогда снайпер бесстрастно поймал в прицел пучок пламени, коротко вспыхивающий в ближайших кустах, и нажал на спуск.
Чувства ушли на второй план, забились куда то в самый глухой угол сознания. Остались только боевые рефлексы. Отследить угрозу-ликвидировать врага-сменить позицию. Это была война, и она диктовала свои правила, и среди них не было места жалости и благородству.
Сверху уже дважды хлестко, как плеть, ударил выстрел СВД, однако Егоза не отдавал приказ
французам открывать огонь. Сквозь щели в неплотно подогнанных кусках древесины стрелки не видели цели, замечали только легкие облачка порохового дыма и вспышки выстрелов. Противники засели в зданиях напротив, прятались за окнами, а за углом улицы притаилась штурмовая группа, готовая зайти обороняющимся в тыл со стороны огромного пустыря, который тянулся позади дворца до самого озера. И только когда свинцовый шквал накрыл крышу, грозя смести оттуда снайпера, старший группы наконец коротко и яростно крикнул:
- Огонь!
Оглушительный грохот выстрелов наполнил каменную утробу старинного здания. Французы открыли беспорядочную стрельбу и даже Марк несколько раз наугад бухнул из дробовика по развороченным оконным проемам. Неизвестно понес ли враг какой либо урон, но плотность огня со стороны охранников заметно ослабела. Егоза всадил несколько прицельных очередей в зияющее чернотой окно, где мелькали короткие вспышки выстрелов и в этот момент рация снова ожила голосом снайпера.
- Егоза, пулемет! Ложись… – отчаянный крик Немца оборвался на полуслове. Старший мгновенно спрятался за толстым простенком, а Марк упал на заваленный обломками пол. Они успели укрыться всего лишь на какие то доли секунды раньше, чем свинцовой ураган обрушился на их позиции. По толстым стенам дворца словно прошелся огромной кувалдой невидимый великан. Издырявленные остатки оконных ставень брызнули во все стороны фонтанами щепок, тяжелые пули били в прочную старинную кладку с такой силой, что по ней пробегала ощутимая дрожь. Крупнокалиберное чудище на крыше «крепости» гремело отрывистым и частым стуком, без устали изрыгая четырнадцатимиллиметровые куски свинца и эхо разносило над руинами резкие звуки очередей, словно отголосок далекой грозы.
Француз возле соседнего окна внезапно отлетел почти к самой стене и Марк не сразу сумел разглядеть что у него начисто срезало голову. Бедняга будто проглотил гранату, которая взорвалась у него внутри, разорвав череп на мелкие ошметки. Брызги кровавой кашицы попали на куртку Марка и он почувствовал как склизкий ком тошноты мгновенно рванулся вверх по пищеводу к самому горлу.
- En bas! Au-dessous de la t;te!!! – кажется это кричал Егоза.
Марк еще сильнее вжался в груды обломков на полу и скорее почувствовал чем услышал как
прямо над его головой просвистел смертоносный град, выбив из противоположной стены целые фонтаны каменной пыли.
Господи, нас всех тут перебьют как цыплят! Мысли метались словно перепуганные звери в клетке.
Что-то мелькнуло вдруг возле самых его глаз. Он приоткрыл припорошенные пылью веки и увидел как Егоза ползет по полу к выходу в вестибюль, волоча за ремень заряженный РПГ.
- Сумку подбери! – он обернулся к юноше и тот прочел слова по его губам, потому что в ушах стоял только однообразный звон. Марк оглянулся, схватил сумку с выстрелами к гранатомету и неуклюже пополз следом за бойцом.
Добраться до вестибюля было делом нескольких секунд. Как только прочная стена заслонила их от шальных пуль, они что есть духу понеслись по лестнице на второй этаж, выскочили в коридор и тут же упали на пол, уклоняясь от вереницы фонтанчиков каменной крошки, которые пробежали по потолку, обрушивая вниз остатки изящных лепных узоров.
На мгновение мелькнули чьи то глаза, полные ужаса и дикого почти животного стремления выжить любой ценой. Вооруженная женщина побежала в соседнюю комнату прямо через коридор. Короткий визг свинца, хлюпающий мясистый звук и тело, перебитое пулей почти напополам, уродливо изогнувшись, рухнуло на окровавленный пол. Марк затрясся, чувствуя как внутри оживает горячий вулкан, мерзко скручивая внутренности в тугую спираль. Но Егоза не позволил ему выбывать из боя. Легкая оплеуха немного развеяла липкую пелену в сознании и Марк бросился вслед за бойцом.
Пулемет работал с двухсот метров, для такого мощного оружия - практически в упор. Но неопытный стрелок почти даром жег патроны, долбя массивную древнюю кладку и разнося края оконных проемов. Для защитников дворца, прижавшихся к толстым простенкам между окнами, кусочки свинца размером в несколько сантиметров не представляли никакой опасности – мастера прошлого строили дома на совесть. Еще немного и стволы сожжет – подумал Егоза, вихрем проносясь по коридору к дальнему концу здания, где находился подъем на крышу.
Повсюду в клубах известковой пыли свистела сама смерть, прошивая горячий воздух и выгрызая куски каменной плоти здания. Казалось еще немного и свинцовый таран, продолбит
все стены насквозь, превратит их в кусок швейцарского сыра.
Но настоящий ад встретил их тогда когда они поднялись на самый верх по ржавой приставной лестнице. Здесь уже ничто не могло остановить буйство раскаленного металла. Очереди быстро сносили остатки кровли и они с треском и грохотом рушились вниз обломками прогнивших перекрытий и кусками разбитой вдребезги черепицы.
Марк оступился обо что-то твердое и грохнулся, ударившись коленом об выпирающий кусок дерева. Но в этот момент он не почувствовал ничего, даже боли в ушибленном колене. Он не слышал грома очередей, визга рикошетов и свиста пуль. Для него весь мир сжался до размеров крыши – два десятка метров сплошных руин, пронзенных потоками невидимой смерти - и единственной мыслью, которая металась в его пылающем мозгу, был немой крик – Боже спаси и сохрани!!! Боже! Боже!!!!
Неистовый вихрь разрушения проглотил без следа одинокий выстрел снайперской винтовки.
Но вслед за ним совершенно внезапно свирепствующий вокруг свинцовый шторм мгновенно сменился звенящей тишиной. Соломинка переломила хребет слону. И только Егоза краем сознания понял, что выстрел снайпера достиг своей цели. У него было всего несколько секунд чтобы уничтожить пулемет, иначе…
Марк остановился как вкопанный и отскочил в сторону, прижимаясь к остаткам печной трубы, когда Егоза внезапно присел на одно колено и вскинул на плечо толстую трубу гранатомета. Глухо ухнул выстрел, окутав стрелка клубами порохового дыма, и реактивная граната, заостренная как наконечник копья с шипением и свистом рванулась к цели, волоча за собой дымный шлейф. А потом он увидел как по телу Егозы наискось пробежала вереница кровавых фонтанчиков. Энергия удара летящего с огромной скоростью свинца толкнула бойца назад и уже мертвое тело, взмахнув руками, шлепнулось прямо возле Марка. На залитом кровью лице ретдингера застыла широкая радостная улыбка. Он успел. И разрыв в двухстах метрах впереди тряхнул тяжелую тушу «крепости», превратив грозное стальное чудовище на её макушке в дымящуюся искореженную груду металла.
Оцепенение длилось не больше секунды. Охранники в окнах соседних зданий снова открыли огонь и пули застучали по каменной твердыне дворца, высекая искры из древней кладки. Марк пригнулся, прячась за трупом ретдингера. Почему Немец не стреляет? Он огляделся и не сразу сумел разглядеть снайпера среди завалов рухнувших остатков кровли. Наполовину погребенный под кучами обломков, он неподвижно распластался у изглоданного пулями парапета крыши. Марк не видел ран на его теле, но понял что боец уже никогда не сможет подняться. Он успел сделать последний выстрел прежде, чем его сердце перестало биться. И хотя враг в бессильной злобе еще плевался огнем, было уже ясно кому сегодня достанется окончательная победа. Погибшие ретдингеры могли спать спокойно.
Стрельба со стороны охранников вдруг стала стихать и Марк решился приподнять голову над остатками парапета. Темные фигурки людей бежали через площадь к «крепости». Они отступали, трусливо поджав хвост словно побитые собаки. Марк не знал что Главы больше нет в живых, не знал что там в далеком аэропорту Толмач безуспешно выкрикивает в эфир позывные, пытаясь связаться с Егозой, который лежал сейчас рядом и кровь быстро пропитывала ткань его бронежилета. Но он знал что сделает прямо сейчас. Змея уползала в свое логово, однако в любой момент могла снова пустить в ход ядовитые зубы.
Он подобрал валяющийся возле трупа Егозы гранатомет, вынул из сумки заряд и длинный стержень на хвосте гранаты утонул в жерле пусковой трубы.
«Крепость» ожила, выбросив из выхлопных труб струйки черного дыма.
Куда же вы? Мы еще не закончили! Вопреки библейской заповеди, он не желал прощать их,
пусть они и не ведали что творят. Он знал, что там, куда сейчас смотрел прицел гранатомета,
могли находится люди, знакомые ему с самого детства. Сашон, Левак… все те, с кем он когда то играл в войнушку на заднем дворе и строил на деревьях шалаши. Но сейчас он думал о них не как о старых приятелях беззаботного детства. Время давно уничтожило тех наивных и счастливых мальчуганов, какими они когда то были. Остались только убийцы, которые пришли сюда чтобы безжалостно уничтожить приютивших его людей - Эмилию, Этьенна и его самого. Жизнь началась с чистого листа, недаром он сейчас чувствовал внутри почти абсолютную пустоту. Он колебался всего лишь короткий миг.
Марк поймал на прицел отъезжающую «крепость» и палец надавил на спуск.
Первая граната, подняв фонтан черной земли, разорвалась возле задних колес старого автобуса. Стрелок промахнулся, но повредить ходовую часть все же сумел и бронированная махина
остановилась, не проехав и нескольких метров.
Он не чувствовал ненависти к этим заблудшим душам. В груди пылал какой-то ожесточенный азарт, как будто не люди были сейчас перед ним, скрытые под слоем металла, а дикий зверь,
которого Марк так давно и безуспешно выслеживал.
Второй выстрел ударил в броню «крепости», пронзая её насквозь острым рылом и разорвался внутри, выбросив из всех отверстий корпуса жадные языки огня. Стальная коробка мгновенно превратилась в огромную печь где в тесном пространстве на миг разверзлась сама преисподняя, ввергая грешников в геенну огненную.
На расстоянии не слышны были истошные крики горящих заживо охранников, которые выпрыгивали из раскрытых дверей, карабкались наружу из люков, катались по земле, ползли
куда-то, охваченные пламенем и клубы жирного дыма поднимались к серому небу.
Марк с мрачным удовлетворением наблюдал за их агонией. Если есть в этом никчемном мире хоть какая-то справедливость, зло не должно оставаться безнаказанным. Так уж вышло, что именно ему выпала нелегкая роль палача. Но он готов был исполнить её до конца. Готов был, вопреки громким стенаниям сердца.
Последние ниточки связывающие его с домом рвались одна за другой.
Остался всего один заряд.
Марк вложил его в трубу РПГ недрогнувшей рукой и килограммы плотно спрессованной смерти понеслись туда где корчились в последних муках обгоревшие тела врагов.
Это все что он мог для них сделать.
Пальцы разжались, роняя на груды обломков дымящийся гранатомет. Он отвернулся от густого полотнища черного дыма и зашагал по разрушенный крыше к спуску вниз.
Под сводами дворца гремел сонм голосов - кто ликовал, а кто плакал разобрать было уже невозможно, все сливалось в одну общую волну, гудящую словно облако рассерженных пчел.
Они победили. Но было ли это победой для него самого? Он не знал, да и не хотел сейчас думать ни о чем.
Он сел на широкую ступеньку парадной лестницы, обхватил голову руками и смотрел в никуда неподвижным рыбьим взглядом. Кто-то вдруг обнял его сзади за плечи и он почувствовал щекой мягкий шелк волос. Глаза Эмилии искрились радостью. Она присела перед ним, взяла его за руку, что-то весело щебеча, но он не слышал её голоса.
- Марк, Марк, не молчи! Они разбиты! Все кончилось, слышишь? Что с тобой?
Он умолкла, сосредоточенно вглядываясь в его глаза и радость сменилась на её лице выражением тревоги. Взгляд Марка оставался все тем же пустым. Он смотрел на Эмилию, и одновременно куда то сквозь неё.
- Я их убил – произнес он совершенно бесцветным голосом.
- Кого?
- Я убил их всех… Всех до одного. Поджарил как свиней.
В эти секунды Марк не был похож на себя самого, будто говорил не он, а кто-то чужой и холодный, поселившийся внутри, и по коже Эмилии мгновенно побежали мурашки. Она провела по его щеке кончиками пальцев.
- Ты не мог сделать иначе! Если бы ты их не убил, они убили бы нас! Ты снова спас меня и папу и всех…!
- Нет! – глаза Марка внезапно полыхнули диким огнем и он встряхнул Эмилию за плечи – Нет, слышишь?! Перестань считать меня героем! Никакой я не герой, я чертов самовлюбленный подонок! Равнодушие – оно хуже чем ненависть! Знаешь почему я оказался тогда в тюрьме? Думаешь я пришел вас спасать? Нет. Нет! Все из тех чертовых патронов! Я вообще ничего не собирался делать, то была просто случайность! Случайность!!! Слышишь?!
Несколько мгновений его пылающий взгляд впивался прямо в её круглые испуганные глаза.
А потом пальцы, стискивающие плечи девушки словно тиски, медленно разжались и он опустил голову.
- Зачем ты так говоришь? – произнесла она чуть слышно. Голос Эмилии задрожал.
Она замолчала, словно у неё перехватило дыхание. Молчал и Марк, вцепившись скрюченными пальцами обеих рук в складки капюшона.
Когда Эмилия заговорила снова, он почувствовал вдруг как с каждым сказанным ею словом
растворяется беспросветный мрак внутри него, будто кто-то наконец открыл дверь в давно заброшенную и покрытую мертвым саваном паутины комнату, впустив туда яркий лучик света.
– Может ты и не хотел, но ты пришел. Ты не отдал им меня и не важно почему ты там оказался. Иногда такие случайности меняют всю нашу жизнь! Когда делаешь людям добро становится уже не важно каким ты был раньше. Главное то, какой ты есть сейчас и каким можешь стать. Милый…
Она коснулась его подбородка, мягко заставляя его поднять голову, а потом вдруг её глаза оказались совсем близко. Так близко, что Марк не видел уже ничего кроме теплой бездонной синевы, в которую погружался словно в ласковые воды океана. Он опустил веки и почувствовал губами нежное и жаркое прикосновение её губ.
* * *
Рубец был в бешенстве. Пожелтевший пластик обшивки треснул и посыпался на пол, когда он что есть силы грохнул кулаком по стене.
- Почему группа Волка молчит?!! – заорал он на съежившегося радиста, обернув к нему красное от ярости лицо – Свяжись с ними немедленно!
- Я пытаюсь, но они ушли с частоты! Послушайте сами! Они пропали! – растерянно промямлил радист, протягивая Рубцу наушник, но тот только сердито отмахнулся, рывком распахнул дверь
и вышел в коридор, пиная ногами обломки пластика, обвалившегося с потолка.
Он двинулся в противоположный конец длинного здания «резиденции» мимо мрачных полутемных помещений, наполненных затхлыми запахами гнили и кучами развалившейся мебели, которую еще не успели сжечь.
Какие еще сюрпризы преподнесет этот чертов день? Утром из аэропорта сообщили что Главу сбросил вниз один из членов экипажа, а двадцать охранников заперты в самолете и не могут пробиться в кабину пилотов, да и вообще никак не способны повлиять на ситуацию. Те бараны, которые остались в аэропорту не сумели даже уничтожить двух заложников! Что может быть проще чем пустить по пуле в лоб каждому? Но и с этим заданием двенадцать идиотов не смогли справиться. Он готов был испепелить, уничтожить, стереть их в порошок! Помниться в прошлый раз за разгильдяйство Рубец заставил одного недоумка бегать вокруг всего периметра, пустив вслед за ним стаю голодных собак. В этот раз нужно придумать забаву повеселее, как никак выдался особый случай! И как только его командиры могли так бездарно действовать? Кретины! И еще этот Толмач! Какого хрена какой-то разведчик лезет в его дела? Кажется, ретдингеры слишком уверовали в свою неприкосновенность. Пора показать этим высокомерным уродам кто здесь хозяин!
После множества тщетных попыток придумать способ как лично проконтролировать выполнение операции, Рубец плюнул, послал все к чертям и решил остаться в общине, полностью положившись на смекалку и решительность командиров групп, как делал уже не раз. Волка, который был его правой рукой, Рубец отослал к лагерю французов еще до того как ему сообщили о гибели Главы, а в аэропорту и вовсе пока нечего было делать. Но теперь он трижды пожалел, что не остался в ангаре и не поехал к французам. Какого черта Волк ушел с частоты? Что у них там произошло?
И кроме всего прочего была еще одна проблема, которую нужно было решать незамедлительно.
Ни в коем случае нельзя было допустить чтобы слухи о гибели Главы начали расползаться раньше времени. Не хватало еще бунтующего стада на улицах в самый неподходящий момент, когда в общине оставалась всего пара десятков охранников, а вокруг творится черт знает что. Пока держишь народ в узде, они не смеют поднимать головы, разве что шепчутся по углам, да жалуются друг другу на жизнь. Все таки язык силы – единственный доступный и понятный язык для всех без исключения и если кто-нибудь почувствует слабину, это может закончиться очень и очень плохо. Нужно найти Шмеля – единственного оставшегося в общине офицера. Куда он то запропастился? В последнее время чертово насекомое стало часто куда-то пропадать. Надо бы не забыть устроить ему допрос с пристрастием, когда неразбериха закончится.
Шмель обнаружился в комнате для совещаний. Сидел на допотопном стуле с самодельной спинкой, деловито дымя вонючей папиросой и небрежно положив ноги прямо на длинный стол. Едва Рубец ворвался в комнату, как тут же застыл прямо на пороге и ошеломленно уставился на живописную картину. Сперва он не поверил своим глазам.
Шмель был здесь не один. Напротив него за столом сидели четверо его подчиненных, гоняя по кругу здоровенный косяк и с блаженными улыбками на устах выдыхая в воздух густые струйки дыма. В том что они курят траву, Рубец не сомневался едва его чуткий нюх уловил характерный запах смеси, именуемой в народе «отбойником». А когда расширенные от удивления глаза разглядели на столе изрядно початую бутыль какой то сивухи в окружении разнокалиберных стаканов, его щека задергалась в нервном тике. Вместо того чтобы помогать, эти дуболомы спокойно сидят и расслабляются, как будто бы ничего не произошло! Какого дьявола?!! Он впервые видел такое наплевательское отношение к службе у своих подчиненных
и поэтому сперва не в силах был что-либо произнести.
Все пятеро между тем совершенно спокойно обернулись в его сторону и посмотрели на Рубца мутными от курева и алкоголя глазами. Они не двинулись с места, не вскочили, не попытались убрать бутыль со стола и спрятать косяк, просто сидели и смотрели на него так, как будто он посмел потревожить их во время заслуженного отдыха. Всякое отсутствие страха повергло Рубца в еще большее изумление. Он даже не обратил внимание на то как смотрел на него Шмель. В холодном пристальном взгляде офицера сквозило что-то, от чего любой в этот момент насторожился бы, как от предчувствия близкой угрозы. Немая сцена длилась довольно долго.
- Вы чего… охренели??! – задыхаясь от злобы процедил Рубец сквозь свирепо ощеренные желтые зубы – А ну встать!! Я приказываю…
Он осекся на полуслове, едва взглянул на Шмеля. И не потому что тот откровенно улыбался, глядя прямо в его бешеные глаза. Черная бездна смерти смотрела на Рубца из дула пистолета, неведомо каким образом очутившегося в руке офицера. А потом ударил резкий хлопок выстрела.
В грудь словно ткнули тупой раскаленной добела железной палкой. Боль мгновенно пронзила все тело вплоть до мельчайших нервов и сконцентрировалась в одном пылающем комке где то посередине туловища. Падения на пол он уже не почувствовал, просто сразу ощутил себя лежащим на выщербленном бетоне и почему то не мог двинуть головой, продолжая смотреть в потолок безумными глазами. Мыслей не было. Вся ярость, недоумение, мгновенный ужас – все исчезло как дорожная пыль, сдутая ветром. Была только боль, сковывающая грудь раскаленной дланью, так что каждый вдох буквально разрывал легкие тысячами острых лезвий. Кто-то склонился над ним и сквозь липкий туман перед глазами он не сразу разглядел ухмыляющееся лицо Шмеля.
- Не ожидал? – офицер сплюнул тягучую слюну прямо на грудь Рубца. В голосе предателя звучало почти искреннее сострадание – Конечно не ожидал! Разве мог ты подумать, что враг совсем близко, а не где то там среди народа! Думал ты всему и всем тут хозяин? Строил из себя небожителя, упивался своей властью, да так что даже забыл оглядываться за спину. Пока ты разгуливал по общине как хренов работорговец, я выходил на нужных людей, налаживал связи, вербовал сторонников. Ты ослеп, глупец! Ты забыл что у Шмеля есть жало и в один прекрасный момент он может очень больно укусить! На что ты рассчитывал, старый осел? Что спокойно перебьешь всех несогласных и станешь новым лидером? Это так в твоем стиле - оплатить победу кровью, не считаясь с ценой!
Шмель на секунду прервал брезгливый монолог и смотрел на свою жертву так, будто старался еще глубже проникнуть в её наполненную болью душу и вырвать из неё все самые сокровенные тайны. Рубец словно выброшенная на берег рыба с клокочущим хрипом ловил воздух, захлебываясь кровью, которая лениво сочилась у него изо рта.
- Я ведь все про вас с Главой знаю. Вы херовы людоеды! Похищали людей из мелких общин чтобы тайком устраивать пиры! Вы и французов хотели сожрать, так ведь? Хотели, ведь, хотели, можешь не признаваться! Вы уже не люди. Вы мутанты! – Шмель наклонился еще ближе к Рубцу, заглядывая в его глаза, полные боли отчаяния и гнева и говорил, чуть растягивая слова – Тебе страшно? Ты боишься! Боишься сдохнуть! А?
- Чего тебе… нужно? Ты лжешь… я не… - Рубец с трудом различил свой собственный шепот, который едва пробивался сквозь дикий пульсирующий гул в ушах.
- От тебя мне уже ничего не нужно – произносили губы на дергающемся и плывущем куда то
лице Шмеля - Я хотел тоже самое сделать с Главой, если бы чужаки меня не опередили. Но
прежде чем ты сдохнешь, ты увидишь кое-что интересное. Сейчас я свяжусь со своими друзьями и очень скоро они будут в поселке!
Он вынул пистолет Рубца из кобуры, сделал знак своим подчиненным и они один за другим вышли из комнаты, награждая своего бывшего начальника презрительными и глумливыми взглядами.
- Я оставлю тебя здесь! – произнес Шмель прежде чем выйти вслед за всеми – Полежи, подумай о жизни. Очень скоро у тебя будет бездна времени для размышлений. Говорят души людей существуют вечно. Так что можешь сказать мне спасибо – я подарил тебе бессмертие!
Шмель расхохотался собственной остроте, а потом исчез, оставив Рубца барахтаться в бездонном омуте боли и отголоски презрительного смеха еще долго отдавались эхом в его затуманенном сознании.
* * *
Толмач распахнул верхний люк в крыше «тигра» высунулся наружу и в лицо ему рванулся теплый ветер, пропахший терпким запахом пыли и выхлопных газов. Машины, выстроившись клином, ехали вслед за гигантской птицей, которая стремительно мчалась по взлетной полосе в ста метрах впереди, распространяя вокруг волны тяжкого грохота.
Едва самолет коснулся бетона колесами шасси, Столяр вышел на связь с Толмачем и объявил, что охранники не собираются просто так сдаваться. Почувствовав под брюхом крылатой тюрьмы твердую землю, они засуетились в грузовом отсеке, вытаскивая из ящиков оружие и явно готовясь к схватке. Виктор и без того понимал - первый бескровный поединок в аэропорту закончился победой ретдингеров и лейтенант горел желанием взять реванш. Теперь к нему прибыло подкрепление. Конечно от этого шансы Толмача выиграть нисколько не уменьшались. Если охранники не начнут палить по машинам из гранатометов, пары очередей КПВТ хватит чтобы навсегда остудить их пыл. Но Виктор не хотел превращать самолет в кусок бесполезного нашпигованного пулями хлама, а иначе выкурить охранников у него не получилось бы. Нужно было придумать другой вариант на крайний случай, если переговоры зайдут в тупик. После грубого отказа Рубца пойти на уступки, Толмач вполне резонно сомневался в успехе дипломатического подхода. С этими черными дьяволами нужно действовать жестко, иного языка они не понимают.
Многотонная туша самолета с виду неторопливо плыла по взлетной полосе, все замедляя ход и
машины быстро нагоняли «Мечту». Из черных сопел реактивных двигателей струились дрожащие потоки раскаленного марева, упругой волной сметая с полосы вековую пыль. Пилоты врубили реверс и колеса шасси с визгом вгрызлись в бетон, окутываясь редким шлейфом дыма.
- Толмач, будь осторожнее – зашипел в динамике радиостанции голос Столяра – Они там совсем взбесились. Грозят взорвать дверь в кабину и вытащить нас отсюда. Им нужны заложники!
- Хрен им, а не заложники! – прокричал в гарнитуру сидящий за рулем Валерий – Попробуй выбить стекло и спуститься. Мы тебя прикроем!
- Я останусь в кабине. Вы справитесь, я верю! Только давайте поаккуратнее, самолет не повредите!
- Слава, тебе жить надоело что-ли?! – бледное лицо Валерия мгновенно покраснело от прилива крови – Уходи оттуда!
- Нет, друг. Капитан покидает судно в последнюю очередь. Если самолет взорвут – домой мы точно не вернемся. Я в вас верю мужики! Не подведите.
Забравшийся в салон Толмач взял у Валерия гарнитуру:
- Все от охранников зависит. Если по хорошему договоримся – отпущу их ко всем чертям. Если нет – запасайся гаечными ключами, будешь снова свою консервную банку чинить! Лом – не дожидаясь ответа Столяра, Толмач вызвал едущий следом «багги» – давай вперед! Займешь позицию прямо у двери на грузовую палубу. Воробей – ты встань с другой стороны самолета так чтобы простреливалось все поле до самого ангара. Никого из охранников близко не подпускай. Разрешаю даже предупредительный в воздух, но на поражение без команды не стрелять!
Последние метры бетонной полосы легли под грузное брюхо самолета и громадное тело «Мечты» неподвижно замерло, испуская мощными турбинами быстро затихающий свист. Ретдингеры выполнили команду Толмача быстро и четко. «Багги» нырнул под крыло самолета и остановился у боковой двери на грузовую палубу, «бардак» вырулил на промежуток между взлетными полосами и развернул дуло пулемета в сторону ангаров. Теперь лейтенант со своими шестерками был отрезан от товарищей в самолете. Толмач не заметил, спешит ли он сейчас к месту событий или решил остаться у ангара – это было уже не важно. Виктор снова вызвал кабину:
- Столяр как обстановка?
- Они выдвинули ультиматум – отозвался пилот – Требуют чтобы мы сложили оружие и вышли, иначе они взорвут самолет вместе с нами…
- Постой. Они знают, что мы на вашей стороне?
- Похоже что нет.
Глаза Толмача возбужденно заблестели. Вот оно решение проблемы! Он выскочил из «тигра», на ходу отдав приказ Лису держать под прицелом дверь в грузовой отсек.
В тишине не нарушаемой больше свистом турбин что-то громко взвизгнуло и на глазах удивленного Толмача тонкая щель пролегла по корпусу самолета, становясь все шире и шире, и вот уже вся его заострённая куполообразная оконечность медленно отделилась от фюзеляжа.
Нос самолета начал запрокидываться вверх, раскрываясь подобно жадной акульей пасти.
Виктор застыл в нерешительности, не зная как ему реагировать на столь неожиданную перемену. Дверь в грузовой отсек отъехала в сторону и на бетон спрыгнули двое охранников. Все что успел сделать Толмач - почти машинально поднять вверх сжатую в кулак руку, приказывая Лису не открывать огонь. Дальнейшие события уже не дали ему времени на размышления.
Быть может охранники и не собирались стрелять по кабине, скорее всего они хотели заставить пилота немедленно сдаться. Но их неосторожное движение сыграло с ними плохую шутку.
Они почти одновременно вскинули автоматы и в следующее мгновение пулемет на крыше «багги» коротко рыкнул, опрокидывая обоих на землю. Один видимо умер сразу, упал мешком и больше не шевелился, а второй медленно и тяжело пополз под брюхо самолета, оставляя на бетоне кровавый след. Он не стонал и по видимому даже не успел ощутить боль от мгновенного шока, лишь последний животный инстинкт самосохранения заставлял его двигаться, как будто так он надеялся скрыться от неотвратимо надвигающейся смерти. Толмач застыл столбом, словно прикованный наблюдая за предсмертной агонией раненого. Замешательство едва не стоило Виктору жизни.
Прежде чем он успел уйти с линии огня, из темного нутра самолета ударили короткой очередью. Пули с визгом высекли искры, врезавшись в броню «тигра» и неведомая сила отбросила Виктора назад, на закрытую дверь машины. Он ударился шлемом об твердый металл, мгновенная вспышка огня ослепила его и перед глазами все на миг заволоклось непроницаемо темной пеленой. Боль он почувствовал не сразу - она была тупой, как будто два огромных шурупа неторопливо вкручивали в его плоть и душная волна, бушующая где то в груди не давала ему сделать вдох.
А дальше произошло то, чего он больше всего опасался. Над его головой загремел пулемет, сотрясая мелкой дрожью стальную тушу «тигра» и Толмач увидел как огненная струя исчезла в утробе самолета. Нет! Нет! Отставить! Прекратить, черт возьми!
Он изогнулся как червь, судорожно вцепляясь пальцами в землю. Несмотря на боль он отчаянно пытался поймать хоть глоток воздуха, протолкнуть его внутрь к горящим легким, чтобы закричать, но не мог и мучительно растянувшиеся мгновения казались кошмарной пыткой.
А пулемет все плевался свинцом и на корпусе самолета одна за другой возникали черные точки - крошечные как маковые зернышки. Виктор что есть духу начал лупить кулаком по броне, разбивая в кровь костяшки пальцев.
- Не стрелять, не стрелять!!!!! – воздух наконец натужно ворвался в его легкие, исторгая из них мучительный крик.
Он не видел жив ли еще Столяр, не видел стрелял ли кто-нибудь в ответ изнутри самолета, но понимал только одно – нельзя дать ситуации выйти из под контроля иначе здесь произойдет кровавая бойня.
Пулемет затих прежде чем последние звуки его истошного крика вылетели из разгорячённой глотки. Тишина запульсировала в такт горячим волнам боли.
- Командир живой!
Дверь за его спиной открылась и чьи то руки вцепились в камуфляж, втаскивая Виктора на водительское сиденье «тигра».
Он закряхтел, чувствуя как невидимые шурупы еще сильнее начали вворачиваться в его грудь, но боль не резала острым кинжалом, а ныла, монотонно долбясь в грудную клетку.
Если попало в легкие, значит должна быть кровь во рту. Крови нет, значит органы не пробиты – сознание заработало, едва Виктор оказался в относительной безопасности. Черные пятна перед глазами быстро рассасывались и воздух мелкими глотками пробивался вниз, туда где бушевал пожар.
- Лис паси дверь! – прошелестел в радиостанции голос Лома – Что с командиром?
- Нормально все – Валерий взял гарнитуру, быстро осмотрев грудную пластину бронежилета, в которой чернели две маленьких дырки – Шок у него. Сейчас пройдет.
- Вот суки… Подловили… - Толмач дышал тяжело, словно только что пробежал марафонскую дистанцию. На его губах дрожала лихорадочная улыбка человека, только что побывавшего на краю могилы – Это командир ихний… Валить его надо…
Мимо с рыком пронесся «багги». Видимо Лом решил зайти охранникам в лоб, с той стороны где нос самолета все выше задирался в небо, открывая взорам ребристую утробу.
- Огонь не открывать! – крикнул Толмач в гарнитуру рации и голос его сорвался в сухой надрывный хрип – Они выйдут… сами.
Он снял шлем и судорожно затеребил ворот бронежилета, как будто стараясь избавиться от стискивающего горло тесного обруча. Воздух казался ему невыносимо душным и хотелось снять с себя одежду, подставив пылающую грудь прохладному ветру.
Толмач чуть расслабил ремешки, соединяющие на боках переднюю и заднюю половины бронежилета, глубоко вздохнул и выглянул в окно. Снаружи не было заметно никакого движения. Что происходило у пилотов он не знал – «тигр» стоял слишком близко к самолету, округлый борт которого высоко поднимался над бетоном взлетной полосы, почти полностью заслоняя стекла кабины от взгляда снизу.
- Ты как, командир? – сочувственно поинтересовался Лис. Он быстро осмотрел нагрудную пластину бронежилета и глаза тревожно расширились – Ого! Насквозь пробило?
- Почти – произнес Толмач спертым голосом - Полсантиметра титана – спасибо ему. Иначе б не выжил. Я в порядке – он нетерпеливо отмахнулся, когда Лис начал шуршать оберточной бумагой, выискивая что-то в аптечке – Надо с охраной разобраться, а потом уже лечиться будем.
- Почему они молчат? – Валерий напряженно всматривался внутрь самолета, пытаясь разглядеть что-то через дверь грузовой палубы – Где их требования?
- Растерялись наверное – предположил Лис – Скорее всего сейчас они пытаются связаться с Рубцом.
– У переносной радиостанции мощности не хватит. До общины сигнал не дойдет – заявил Толмач – Надо подождать. Не будем лезть на рожон. Сейчас они пораскинут мозгами и пришлют к нам кого-нибудь для переговоров. Умирать зазря никто из них не собирается.
Как же он хотел поверить сейчас в свои собственные слова! Как человек деятельный, он больше всего на свете не любил беспомощного ожидания, особенно когда на карту поставлено так много. Надо набраться терпения, пострелять мы всегда успеем.
Прошло не больше двух минут, прежде чем в двери грузового люка появился человек, держащий в поднятой руке белую тряпку. Толмач узнал его сразу. Это был офицер охраны, один из тех кому поручено было осуществить сброс бомбы. Он неуклюже спрыгнул на бетон, бросил быстрый взгляд на трупы товарищей и медленно двинулся к командирской машине ретдингеров. Парламентёр казался почти спокойным, только едва заметные проблески затаенного страха вспыхивали в его мрачном настороженном взгляде.
- Нам нужно связаться с Рубцом! – крикнул он, останавливаясь метрах в десяти от «тигра» - И я хочу узнать, почему вы нас обстреляли!
На сей раз Толмач решил не подставляться под пули. Он вылез из салона со стороны Валерия и встал за капотом автомобиля, так что наружу была видна только верхняя часть туловища и закрытая забралом шлема голова. Всем остальным Виктор приказал покинуть машину на всякий случай. Он не успел спросить Столяра есть ли у охранников в самолете гранатометы и рисковать не хотел.
- Рубцу на вас уже наплевать! – Виктор решил пустить в ход последнее средство – ложь. Раз они не смогли связаться с общиной, не грех воспользоваться единственной лазейкой – Вы провалили задание и допустили смерть Главы. Он приказал мне расстрелять вас! – Толмач специально сделал паузу, чтобы полюбоваться произведенным эффектом - Но мне не нужна ваша смерть. Сложите оружие и все останутся живы.
Судя по лицу парламентера он был изумлен, растерян и напуган. Наверное такого он никак не ожидал услышать. Охранник даже раскрыл рот от удивления и нижняя губа его мелко затряслась. А ведь ты боишься за свою шкуру, сучёнок – подумал Виктор – И командир твой в самолете наверняка сейчас сидит и трясется как осиновый лист.
- За что? – ошарашенно проговорил парламентер и невольно опустил руки – Мы не виноваты! Мы сделали все что могли!
- Знаю. Я вас судить не собираюсь. Мне нужны гарантии что вы не будете стрелять в моих людей и отпустите пилотов. Сложите оружие и можете уходить.
Парламентер молчал, вероятно обдумывая услышанное. Тревога постепенно исчезала с его лица, уступая место прежнему угрюмому выражению. Ну давай же соглашайся, дурень! Ты уже почти проглотил наживку, которая одновременно есть твой единственный шанс выжить.
- Мне нужна связь с общиной – повторил парламентер, упрямо покачав головой – Я должен обо всем доложить Рубцу.
Толмач мысленно воздел руки к небу. Господи, ну что за непробиваемое баранье упрямство! А Рубец все таки умный мужик, знал кого брать к себе в услужение. Из них получились преданные рабы!
- Наблюдаю движение внутри отсека – прошипела радиостанция голосом Лома.
Толмач открыл дверь и потянулся к гарнитуре, но в этот момент сквозь шорох помех пробился другой голос. Незнакомый, чуть слышный и казавшийся испуганным несмотря на громкий треск разрядов.
- Всем кто меня слышит – повторяю. Рубец убит! Рубец убит!
Толмач мгновенно побледнел и замер на месте, словно раздумывая показалось ему или нет.
- Это мятеж… Они собираются согнать людей на площадь…!!!
Неизвестный не успел договорить. Раздался глухой стук и передача прервалась, прежде чем рука Толмача коснулась гарнитуры радиостанции. Он с полминуты пытался поймать еще хоть что-нибудь на этой частоте, тщетно взывая к пустому эфиру. Но не услышал больше ничего кроме бесконечного шипения мертвого фона. Виктор обернулся и посмотрел на своих бойцов с безмолвным вопросом.
- Мы слышали – ответил за всех Валерий – Вовремя же кто-то его пришил.
- Что там случилось? – с тревогой в голосе крикнул парламентер. На расстоянии он мог услышать только шум помех и не понял содержания передачи.
Толмач ответил не сразу. Он смотрел на радиостанцию неподвижными глазами, будто ждал что вот-вот оттуда снова послышится тот же перепуганный голос. Мятеж? Какой еще мятеж? Он предполагал что после гибели Главы может начаться смута, но не так же быстро! Толмач подавил в зародыше желание немедленно уехать прочь из аэропорта. Сперва надо разобраться с охранниками, а потом уже на всех парах рвать в общину, где остались семьи его бойцов.
- Ваш командир мертв! – Виктор уже без опаски открыл дверь и вышел из «тигра». Поднял забрало шлема и посмотрел прямо в ошеломленные глаза парламентера - Вам теперь нечего
бояться. Сдавайте оружие и уходите.
Белая тряпица выпала из руки охранника.
- Но как… как?! Кто?! – пробормотал он.
- Я не знаю. Рубец убит – это все что мне успели передать. Если не веришь можешь сам вызвать общину.
Охранник после недолгих колебаний забрался в «тигр», а Толмач закричал в сторону самолета:
- Балахинин! Я знаю, что ты меня слышишь. Рубец убит, в общине мятеж! Если тебе на твоих родственников плевать сиди себе дальше, а мы уезжаем в поселок! Вылезай, черт лысый, не заставляй меня силой тебя оттуда выковыривать! Я не шучу, твой человек подтвердит мои слова! Мы вас подкинем до поселка так и быть!
Виктор замолк, потирая горло. Прокашлялся и сплюнул на бетон окрашенную кровью слюну. В груди снова заполыхала давящая боль.
Изнутри самолета не донеслось ни единого звука. Ну ничего, совсем скоро охранники вылезут оттуда. Если конечно хоть у кого-нибудь из них осталась голова на плечах.
Парламентер пытался связаться с начальством не меньше пяти минут, но ответом ему был все тот же бесконечный шум и завывание пустого эфира. Лис бросил пулемет, забрался обратно в салон и напряженно следил за тщетными попытками охранника. Он был взволнован и встревожен не меньше чем сам парламентер.
- Командир надо возвращаться домой! – глаза Лиса сверкнули отчаянной решимостью – У меня жена там и мелкие…
- Да знаю я! Знаю! – шрам на лице Виктора налился кровью и Толмач буквально вытолкнул охранника из машины – Беги к своим, скажи чтобы немедленно выходили! Мы едем в общину. Все! Быстрее давай, олух!
Парламентер затрусил обратно к самолету. Толмач провожал его взглядом а его разгоряченное воображение рисовало перед ним самые невероятные картины всевозможных опасностей. Виктор знал - у Главы были тайные агенты, чьими руками убирались с доски ненужные ему фигуры. Об их существовании не было известно никому кроме нескольких доверенных лиц, и вполне возможно кто-нибудь из этих серых кардиналов решил захватить власть, нанеся удар именно тогда, когда все кто мог дать ему отпор бессмысленно грызлись друг с другом.
Толмач отозвал обратно Воробья и Лома, приказав всем собраться возле командирской машины. Он выложил им все как есть без прикрас. Практически никакой информации о том что твориться в общине не было, но каждый понимал насколько серьезной может оказаться обстановка, когда власть как таковая перестала существовать. Последний кто мог бы удержать ситуацию в своих руках был мертв, а крошечный отряд Толмача вряд ли сумел бы навести порядок среди сотен человек, раздираемых противоречивыми стремлениями. С одной стороны люди не могли не понимать, что анархия подобно неподъемной ноше окончательно переломит общине хребет, а с другой многим из них хотелось наконец вдохнуть полной грудью воздух свободы. Задавленные жестокими законами и долгие годы тащившие на себе ярмо ненавистной власти, они наверняка лелеяли мечту однажды стать по настоящему свободными. Свободными от страха, от тяжелого труда, от нищеты и произвола. Но увы для многих не существовало грани между свободой и вседозволенностью. И кто-то из них сейчас оказался в роли кормчего! К чему это могло привести? Нетрудно было догадаться.
Сейчас как никогда Виктору требовалось как можно больше надежных людей. Он готов был даже воспользоваться помощью охранников, хотя совсем недавно пылал жгучим желанием перебить их всех до одного. Он приказал Лису немедленно вызвать группу Егозы и пока тот пытался связаться с лагерем французов, лейтенант и семеро его людей подоспели к месту событий. Они приехали на грузовике Столяра, остановились в считанных метрах от разверстого, похожего на туннель жерла грузовой палубы самолета и офицер выбрался из кабины. Выглядел он так как будто только что своими руками передушил с десяток врагов и вышел из боя без единой царапины. Герой ни дать ни взять. Но едва лейтенант услышал от Толмача неожиданную новость, самодовольная мина мгновенно сползла с его посеревшего лица.
Разумеется сперва он не поверил ни единому слову, но тревожное выражение на лицах ретдингеров поставило его в тупик. Он быстро скрылся внутри самолета и не прошло и минуты как охранники, держа оружие в высоко поднятых руках и поддерживая раненых один за другим начали вылезать наружу. Перед лицом неведомой опасности, угрожающей их родным и близким, люди мгновенно позабыли все распри.
* * *
Старый титановый шлем – затертый, покрытый отметинами десятков и сотен сражений покатился по бетону, сдирая с круглых боков остатки краски. Толмач хотел было наподдать его ногой, но вовремя остановился и тяжело опустился рядом с верным молчаливым другом прямо на холодный шершавый бетон. Взял шлем в руки, бережно и даже ласково провел ладонью по шероховатой в царапинах и вмятинах поверхности металла.
Если бы не множество наблюдающих за ним глаз, он бы наверное запрокинул лицо к небу и завыл, как волк на луну, протяжно и тоскливо исторгая небесам печальную песню израненной души. Он сжал руку в кулак, а вместе с ней собрал и всю свою волю. Нельзя показывать слабость перед своими подчиненными и особенно перед людьми с которыми только что было заключено негласное перемирие.
Лимит несчастий на сегодняшний день еще не был исчерпан и Виктор понял это тогда, когда Лис все таки сумел связаться с группой Егозы. Кабан остался единственным кому удалось выжить из всей тройки. Французы отделались двумя убитыми и несколькими ранеными, зато карательный отряд был уничтожен полностью! Но это нисколько не утешало Толмача. Его отряд таял на глазах и никто и ничто уже не могло заменить погибших бойцов.
К моменту когда Лис принял сообщение Кабана, десяток покинувших самолет охранников уже сложили оружие и стояли в стороне, взволнованно переговариваясь о чем то своем.
Поначалу они не поняли что произошло, когда Лис и Воробей, пылающие ненавистью, безмолвно и решительно двинулись в их сторону и в руках бойцов зловеще сверкала холодная сталь. Они жаждали мести. И пусть убийцы их товарищей уже были мертвы, ярость по прежнему бурлила в крови и неистово искала выхода наружу. Люди в черных куртках были тут, совсем рядом, в считанных метрах и по лицам некоторых охранников заметно было что только общая беда не позволяет им снова сцепиться с ретдингерами. Кто-то боялся, кто-то наоборот откровенно скалился в ответ на потоки брани и угрожающие крики бойцов.
Ситуация с каждой секундой все накалялась и в неразберихе драгоценные минуты утекали одна
за другой.
Пока Валерий и Костя едва сдерживали озлобленных бойцов, Кум в оцепенении сидел на крыше «бардака» возле башни, обхватив голову руками. Один только Лом не отходил от пулемета, терпеливо ожидая когда остальные охранники во главе с Балахининым покинут самолет. Они до сих пор не желали сдаваться несмотря на то, что больше половины их товарищей добровольно сложили оружие.
Пора прекращать цирк – подумал Толмач, вставая на ноги. Каждая минута промедления могла стоить жизни кому-нибудь из родственников в далеком поселке и Виктор хотел сейчас только одного - раз и навсегда положить всему этому конец.
Ему не без труда удалось успокоить бойцов, которые уже всерьез собирались устроить охранникам показательный расстрел, поставив к стенке лейтенанта и командующего группой
Балахинина.
Отголосок прежней яростной волны снова всколыхнулся внутри, заставив пальцы рук дрожать мелкой дрожью и Толмач внезапно вспомнил – ему нужно сделать еще кое что…
- Ждите здесь! – коротко бросил Виктор через плечо и внезапно пошел к самолету. Пошел один, даже не пытаясь вынуть из кобуры пистолет.
В другой обстановке он не раз обругал бы себя за такой опрометчивый поступок, но сейчас он не хотел тратить времени на пустое ожидание. Отчаянный и безотчетный порыв неудержимо толкал его вперед. Если его убьют – значит такова судьба. Он не сомневался - в случае его смерти бойцы выполнят свой долг. И Виктор шел, невзирая на предостерегающие крики ретдингеров за спиной и не глядя на дула автоматов, направленные на него из утробы грузового отсека.
Непривычная и удивительная легкость царила внутри него, как будто все что наполняло душу буквально секунду назад – вся ярость, тревога, и ненависть - исчезли без следа, а из всех ощущений осталось только ощущение твердого бетона под ногами, который отзывался в тишине глухим стуком под подошвами его берцев. Но даже и оно быстро исчезало, как будто Виктор уже не двигал ногами, а какая-то неведомая сила несла его вперед, как вьюжный ветер несет невесомые хлопья снега. Он не боялся смерти, не боялся пуль и бессильной злобы загнанного в угол врага. Не боялся потому что именно в этот момент он стал выше их грязных никчемных душ, прячущихся за мертвой сталью.
Вот они. Трусливо выглядывают из за ящиков – жалкая кучка фанатиков, преданных шавок, которых заставили умирать за бессмысленные и никому не нужные принципы своих хозяев.
Толмач шел прямо на врага, не скрываясь, во весь рост, широко расправив могучие плечи. И шавки с щитом и мечом на рукавах взирали на него словно загипнотизированные, оцепенев от
того, каким нечеловечески спокойным был его пустой безучастный взгляд. Они не стреляли, только смотрели как он шел на них, как будто целиком отлитый из стали и переставший быть обычным человеком. Наверное стрелять в него сейчас было уже бесполезно, как казалось им, потому что пули бессильно отскочили бы от его неуязвимой плоти.
Он остановился в нескольких метрах от замерших охранников и поискал глазами того за кем пришел сюда. Мясистое лицо Балахинина выглядело растерянным, как будто он узрел нечто такое во что не желал верить до самого последнего и где то глубоко в темной бездне его глаз скрывался страх.
Толмач шагнул ему навстречу. Кулак Виктора молниеносно врезался в его физиономию, отбрасывая офицера на стену отсека. Автомат Балахинина загремел об титановый пол и глаза его вмиг сверкнули дикой злобой одновременно с острой сталью в его руке.
Он был глуп. Он пытался сопротивляться неизбежному, находясь во власти тьмы, поселившейся внутри него.
Толмач отбил его выпад и ударил коротко, резко, изо всех сил. Нож улетел следом за автоматом и вместе с хрипом врага кулак обрушился на него снова и снова, разбивая в кровь лицо.
Офицер рухнул на пол, сплевывая вязкие кровавые сгустки.
Толмач поднял его и одним рывком вышвырнул из двери отсека прямо на бетон взлетной полосы. А потом спрыгнул следом. Щелкнул замок кобуры…
Балахинин с трудом встал на ноги и шатаясь, сделал шаг назад. Ушибленная рука его болталась плетью вдоль тела. Он уставился на ствол пистолета в руке Толмача и раздвинул в страшной ухмылке разбитые губы.
- Ну давай стреляй!!! Чего ты ждешь? Стреляй!! - в истерике заорал он хриплым срывающимся голосом.
Офицер вдруг запрокинул к небу окровавленное лицо и захохотал диким безумным смехом.
Не захохотал даже – зарычал, завыл, зарыдал так что перепуганное эхо отозвалось невнятно где
то под широкими крыльями самолета.
- Уходи! – голос Толмача был таким убийственно спокойным, что пробирал до дрожи.
Балахинин продолжал скалится остатками сломанных зубов. Посмотрел на своих людей, как будто хотел найти у них поддержку. Они стояли возле грузовика и лишь немногие оглянулись на своего командира. В их взглядах не было никакого сожаления, одно лишь холодное любопытство. А потом он медленно заковылял прочь.
Прежде чем навсегда скрыться из глаз, он остановился у края взлетной полосы бросил на Толмача уничтожающий взгляд через плечо и красноречиво провел ребром ладони по горлу, вложив в этот жест как можно больше ненависти и угрозы. Виктор ответил на безмолвный
намек только пренебрежительной усмешкой.
Подошедший Лом посмотрел вслед маленькой черной фигурке, медленно плетущейся через заросли кустарника в сторону разрушенных зданий аэропорта.
- Зачем ты его отпустил? – он протянул Виктору бинт, чтобы тот замотал разбитые в кровь руки.
- Я не палач. Пустошь ему судья. Он и так обречен.
Лом почесал бритую макушку и вздохнул:
- Сомневаюсь. Такое говно обычно не тонет.
* * *
Серые островки растрескавшегося асфальта – последние остатки дороги, еще не поглощенные сплошным ковром луговых трав, тянулись по едва заметной насыпи на юг и внимательный взгляд легко прослеживал тонкую темную ниточку, ползущую вдаль по плоским холмам.
Пустошь расстилалась вокруг насколько хватал глаз – бескрайнее волнистое покрывало с редкой щетиной рощиц - края её терялись в бесплотной синеватой мгле далекого горизонта.
День сегодня выдался на редкость погожим, непривычно яркое солнце светило так, что нельзя было взглянуть на него не щурясь и обычно неприглядно-блеклая равнина наливалась свежими весенними красками. В такие дни верилось – однажды небо наконец скинет с себя ненавистное серое покрывало и снова как и раньше засияет ослепительной синевой. Легкие дыхания ветерка беззвучно шевелили листву редких деревьев и даже веселый щебет птиц вплетался в торжественное безмолвие так легко и естественно что почти не нарушал сонной тишины. Уродливые остатки строений и рыжие груды мертвого металла в траве нисколько не портили безмятежной картины и никому не хотелось верить что такой ясный спокойный день мог принести беду.
Толмач неспроста приказал колонне остановиться именно здесь. Поднимавшийся впереди бугор скрывал машины от посторонних глаз, а слева в десятке метров от бывшей дороги возвышались искалеченные временем стены одинокого здания. Крышу его давно сорвало бурей и верхний ярус четырехэтажной постройки частично обрушился, отчего сооружение издалека напоминало причудливый каменный останец, изъеденный отверстиями окон.
Воробей выбрался наружу через узкий люк «бардака» и побежал ко входу в здание. Возможно какие то детали обстановки удастся выяснить прежде чем группа доберется до ворот. Неизвестно что сейчас происходило в поселке и лезть туда очертя голову Виктор не хотел, несмотря на то что и его и всех ретдингеров буквально пожирало изнутри невыносимое щемящее чувство тревоги.
Все двадцать пять охранников, включая легко раненых, без колебаний присоединились к отряду Толмача и он даже распорядился вернуть им оружие. Он не взял с собой только лейтенанта. Кому то нужно было похоронить погибших и преданный своему долгу офицер как нельзя лучше подошел для роли могильщика. Кроме лейтенанта в аэропорту остались только Коломин, Валерий и Костя. Столяр, несмотря на протесты своих подчиненных, решил присоединиться к отряду и Толмач в общем не возражал. Лишний ствол не помешает, особенно сейчас.
Наклонная стальная балка вела наверх на неровный гребень стены, за которую все еще цеплялись остатки крыши. Тонкий металлический каркас, составлявший её основу, ныне почти полностью рухнул и весь верхний этаж представлял собой свежую лужайку где густые травы и молодая сосновая поросль упрямо пробивались к бледному дневному свету среди бурелома ржавых конструкций. В таких местах следовало быть осторожнее – корни растений за долгие годы основательно вгрызлись в бетон и пол мог обрушиться вниз под тяжестью человека. Но Воробей, пренебрегая правилами безопасности, вихрем пронесся по этажу, перепрыгивая через упавшие балки и фермы, и быстро вскарабкался на стену, туда где еще сохранился фрагмент кровли.
Отсюда хорошо был виден поселок. Легкая туманная дымка чуть заметной призрачной пеленой окутывала скопление невзрачных угловатых построек, сбившихся в кучу, словно стадо испуганных овец посреди бескрайней пустоши.
Первый же тревожный признак бросился в глаза сразу, еще до того, как Воробей достал бинокль – не дымили трубы там где находился квартал ремесленников. В любое другое время кроме праздничных дней они обычно курились легким дымком, но сейчас на расстоянии поселок казался покинутым. Настолько мрачным и неживым, что в груди у Воробья снова заныло противное тягучее чувство. Он несколько раз быстро вдохнул и выдохнул, стараясь унять дрожь в руках, чтобы изображение в окулярах бинокля перестало прыгать как несущаяся по кочкам телега.
Надо осмотреть периметр – там всегда кто-то есть. Ходят патрули ополчения, сидит часовой на вышке у ворот. Если даже на стене никого – значит на самом деле случилось нечто ужасное.
К его облегчению движение возле периметра он все таки разглядел. Люди сновали там словно муравьи. Их было не меньше десятка и маленькие черные фигурки едва вырисовывались на фоне окружающих развалин. Что они делают? Детали картинки виделись смазанными и невозможно было понять чем же заняты люди у периметра. Однако всякая суета прекратилась едва Воробей покрутил барабанчик, настраивая резкость. Все как свозь землю провалились. Он попытался разглядеть хоть что-нибудь возле ворот, но тщетно – то ли мешал неудобный угол обзора, то ли у входа в поселок на самом деле не было никого. Сторожевая вышка также выглядела пустой – над краем железной будки не торчала как обычно голова часового.
Вроде бы ничего особо страшного, но тем не менее присутствовало еще нечто незримое и чужеродное в такой на первый взгляд привычной и знакомой до мелочей картине. Он до боли в глазах вглядывался в провалы развалин, обводил усиленным двадцатикратной оптикой взглядом крыши и тоненькую ниточку защитных укреплений, однако странное ощущение не исчезало, будто само подсознание пыталось дать ему какую-то подсказку. Такое чувство быть может возникает у отшельника, в очередной раз вернувшегося в свое жилище и с удивлением обнаружившего в нем подозрительные и незаметные на первый взгляд перемены. Вроде бы все на месте, но чего то не хватает. Или наоборот появилось то, чего не было раньше.
Время не ждало. Пора было возвращаться обратно и Воробей со вздохом положил бинокль обратно в сумку.
Толмач выслушал доклад бойца и тесная стальная коробка БРДМ наполнилась холодным напряженным молчанием.
- Вперед! – коротко приказал Толмач, одевая на голову шлем – На месте разберемся что там твориться.
Прежде чем подъехать к воротам, колонна проехала метров пятьдесят вдоль периметра и бойцы внимательно наблюдали через толстые стекла смотровых щелей. Никаких признаков движения. Груды мешков, обозначающие огневые точки, железобетонные плиты с проделанными в них бойницами, массивные рамы баллист над стеной и деревянные срубы сторожевых башен – все пусто и заброшено. Странная безлюдность поселка нагоняла еще большую тревогу. Может быть какие-нибудь звуки выдали бы бойцам то, что происходило сейчас по ту сторону периметра – для этого нужно было всего лишь остановиться и заглушить двигатели. Но Толмач почему не хотел этого делать.
Тяжелые створки широких ворот, покрытые рыжими потеками ржавчины были наглухо закрыты. Маленькая колонна остановилась в нескольких десятках метров перед ними, сердитое ворчание моторов стихло и в воздухе повисла зловещая напряженная тишина. Сидящий за рулем Лом открыл люк и осторожно высунул наружу голову в каске, ровно настолько чтобы можно было быстро нырнуть обратно под защиту прочного металла.
Он бросил цепкие взгляды по сторонам на здания за стенами, вгляделся в черные провалы окон. Серые руины, которые даже в ярком свете дня казались такими же мрачными, с немой угрозой смотрели на него десятками квадратных глаз. Все так знакомо вплоть до каждой выбоины и каждой груды обломков и тем не менее непонятная печать чужеродности лежала повсюду, как будто все что находилось за стенами было лишь искусно нарисованной декорацией, подделкой, призванной обмануть и затуманить разум подобно миражу в пустыне. Мертвая тишина плыла над миром, не слышно было даже назойливого лая собак.
Столяр невольно усмехнулся про себя – он снова вернулся на то место, откуда все началось. Прошло всего несколько дней, но сколько всего изменилось за это время! Теперь над стеной периметра уже не виднелась фигура Главы в черном пальто, а вокруг были люди, которых он не знал еще совсем недавно и которые теперь были готовы отдать жизнь за него, точно так же как он сам готов был умереть за любого из них. Но самые большие перемены ждали их там где сейчас царила такая предательски глубокая и неестественная тишина.
Хлопок выстрела и звон пули, срикошетившей от наклонного листа брони пришли одновременно. Невидимый стрелок промахнулся на считанные сантиметры – свинец взвизгнул
буквально возле самой головы Лома.
- Контакт! - крикнул ретдингер, ныряя обратно в люк. За долю секунды перед тем как исчезнуть внутри он увидел как над грудой мешков возле ворот расплывается в воздухе легкое облачко порохового дыма.
Воробей в подвесном кресле стрелка покрутил рукоятку привода горизонтальной наводки и башня броневика пришла в движение, ощупывая периметр длинным стволом крупнокалиберного пулемета. Толмач и Столяр прильнули к смотровым приборам, как раз в тот момент когда со стен ударили сразу несколько стволов. Тесное нутро броневика заполнилось оглушительным звоном, словно обезумевшая толпа снаружи изо всех сил лупила по броне молотками.
КПВТ громоподобно рявкнул короткой очередью, перекрывая звон пуль тяжелым басовитым грохотом. Куча мешков, из-за которых только что вели огонь вздрогнула, словно по ней ударили огромным молотом, брызнула фонтаном песка и начала разваливаться. Воробей лихорадочно закрутил рукоятку наводки, не отрывая глаз от оптического прицела и снова нажал на гашетку. Один, два, три раза… Пулемет посылал короткие веера пуль, которые вспарывали укрепления так же легко, как нож проходит сквозь масло. Разлетались во все стороны осколки продырявленного бетона, взрывались пыльными облаками мешки, сыпалось измочаленное дерево частокола и стонал ржавый металл. Кто бы ни находился сейчас за стеной – им вряд ли удалось бы выжить после того как пучки свинцовых молний пронеслись здесь, прошибая насквозь все преграды и превращая живую плоть в куски дымящегося мяса.
- По воротам, по воротам бей! – прокричал Толмач и схватил гарнитуру радиостанции – Лис, тарань ворота, мы прикроем!
Воробей развернул башню и пулемет вгрызся в проржавевшее железо, ломая края створок там где находились петли.
Лом подал «бардак» в сторону и тяжелый грузовик, сердито взревев словно разбуженный медведь, пыхнул сизым дымом выхлопа и рванул вперед, готовый навалиться на преграду всей своей многотонной тушей, закованной в прочный стальной панцирь.
Тяжелый грохочущий удар, лязг и скрежет металла об металл.
Машина врезалась в ворота, проминая их массивным бампером, поднатужилась, забуксовала в облаке пыли и выхлопного газа и снова отъехала назад. Второго удара измятые створки уже не выдержали. Одна оторвалась от массивных петель и с тяжким грохотом рухнула внутрь, другая распахнулась, сметая в сторону чье то лежащее на площадке тело. Грузовик ворвался в поселок и резко затормозил, пропахивая рубчатыми колесами колеи в мягкой глине.
Дверцы кунга распахнулись и охранники всем скопом повалили наружу. Момент был рискованным, плотная группа людей, еще не успевшая разбежаться в стороны и занять позиции для прицельной стрельбы, представляла собой отличную мишень.
Один из атакующих вдруг покачнулся и рухнул, держась рукой за грудь, в которой торчала короткая стрела, колено другого брызнуло разорванной плотью и он с размаху завалился на спину. К счастью остальные опомнились быстро. Гулко захлопали дробовики, защелкали винтовочные выстрелы, вплетаясь в грохот автоматных очередей – со стороны казалось будто охранники стреляют наугад.
Броневик въехал следом за грузовиком, вращая пулеметом на башне в поисках противника, но все уже было кончено. Охранники прекратили беспорядочную пальбу и рассыпались по площадке, с яростными криками принялись лупить прикладами чьи то слабо шевелящиеся тела, лезли на стену периметра, сбрасывая вниз окровавленные трупы.
Лом и Толмач высунулись из люков и огляделись вокруг.
Перемена произошедшая здесь оказалась настолько разительной, что оба испытали мгновенный шок. Ситуация явно складывалась гораздо хуже, чем они себе представляли.
На стене маленького здания караулки в нескольких метрах от ворот висели два окровавленных тела в разорванной одежде и без обуви. В их запястьях и ступнях торчали куски тонкой арматуры, вбитые в кирпичную кладку. На обнаженной груди каждого красовались странные символы, тщательно вырезанные ножом прямо по живой плоти и сочащиеся вязкой загустевающей кровью. Кровь была везде – на их обезображенных лицах, изрезанных руках и ногах, она стекала по стене из пробитых ладоней и скапливалась под трупами маслянисто поблескивающими лужицами. Все выглядело так будто перед смертью обоих долго избивали, а потом распяли, вырезав на еще живых телах непонятные и жуткие знаки.
- Это… это же часовые из ополчения! – ошеломленно прошептал Лом – Кто их так?
Когда немного схлынула волна первого потрясения, ретдингеры разглядели и тех кто убил общинников с такой изощренной садисткой жестокостью. Все они были уже мертвы, а кого не разорвали на куски пули из КПВТ, добили охранники. Разноцветные прически, кожаные шлемы и доспехи с металлическими шипами, татуировки на обнаженных руках и жуткие засушенные трофеи, вырезанные из человеческих тел - их невозможно было не узнать! Это были они. Те, одни слухи о которых заставляли целые общины сниматься с насиженных мест и искать спасения в глуши вдали от хоженых троп. Животные в человеческом обличье, устраивающие такие зверства, по сравнению с которыми злодеяния Рубца показались бы детской шалостью. Само их появление здесь было настолько невероятным, что сознание отказывалось воспринимать то, что видели глаза. Нет, это было все что угодно - мираж, галлюцинации, призраки! Все, только не…
Сказать что Толмач был удивлен, означало ничего не сказать. Он даже на время забыл об осторожности, спрыгнул с брони и подошел к ближайшему телу. Перевернул его носком берца на спину и посмотрел в его выпученные белки глаз на причудливо разрисованном боевой раскраской лице.
Господи Иисусе! Технопанки! Но откуда? Откуда???
Выглядел Толмач так, словно его ударили обухом по голове. Мысли смешались и бурлили словно похлебка из дикого лука над огнем походного костра. Странное сообщение о мятеже, мертвая тишина в поселке, смерть Рубца, семьи ретдингеров на базе…
Он красноречиво переглянулся с Ломом и оба молча бросились обратно к броневику. Они поняли друг друга без слов.
* * *
Старина Тойфи вполне соответствовал своему прозвищу. Один только его вид внушал не просто уважение, а почтительный трепет близкий к религиозному преклонению. Когда Шмель впервые увидел его возле ворот поселка, он и сам на мгновение испытал чувство очень похожее на беспричинный страх. И было отчего!
Гигант двухметрового роста представлял собою зримое воплощение грубой первобытной мощи, дошедшей еще с той затерянной в тумане забвения эпохи когда люди вынуждены были оспаривать свое право на жизнь с огромными кровожадными хищниками, еще более опасными чем уродливые порождения ядерной войны. Он казался скорее высеченной из камня скульптурой, изображающей мифического героя, чем живым человеком из плоти и крови. Его плечи в полсажени шириной и грудь при каждом движении вздувались холмами мышц, огромные руки бугрились бицепсами размером с человеческую голову и казалось он способен одним движением железных пальцев переломить человеку хребет так же легко как хрупкую тростинку.
Лицо главаря банды Шмель так и не увидел - оно скрывалось под маской в виде человеческого черепа с двумя бычьими рогами.
Даже голос его был под стать внешности – такой же могучий и рокочущий, пробирающий до самых костей независимо от того что говорил его обладатель. Впрочем тон главаря почти всегда звучал одинаково спокойно и от этого могильного спокойствия, всякий раз становилось не по себе.
За последние часа два, которые Шмель провел вблизи главаря, он почти успел привыкнуть к его устрашающему облику, но сейчас, когда Тойфель предстал перед ним облаченный в свой черный боевой доспех – он испытал почти те же самые чувства, что и в первый раз.
На крупной голове гиганта сидел конический шлем с выпуклым забралом, напоминающим то ли морду неведомого животного, то ли жуткий лик демонического существа из древних легенд и черные провалы зияли на месте глаз хищной химеры. Грудь закрывала массивная кираса – сплошная сталь почти в сантиметр толщиной, разрисованная резкими ломаными линиями древних германских рун и потеками красной краски. Стальные наплечники и поножи, ощетинившиеся острыми шипами придавали и без того тяжелому и грозному панцирю еще более ужасающий вид.
Что ни говори, а технопанки умели нагонять страху самим своим обликом, недаром даже у Шмеля с непривычки мороз порою пробегал по коже. Да, с таким главарем он предпочел бы не связываться. Настоящий дьявол, не то что тот щенок, который так неосторожно погиб от его рук много лет назад.
Тойфель шел по коридору «резиденции» быстрым пружинистым шагом, как будто совсем не ощущая тяжесть надетого на нем железа и полы его мехового плаща из волчьих шкур развевались от стремительного движения. Широкая ладонь сжимала длинную рукоять огромной булавы с навершием из лезвия циркулярной пилы, укрепленной между заостренных кусков арматуры. В его могучих руках оружие выглядело еще более страшным – один только удар такой «игрушки» способен был превратить противника в кровавое месиво. Многие технопанки предпочитали пользоваться в схватках холодным оружием, считая что оно приносит жертве гораздо больше страданий.
- У тебя все готово? – голос, звучащий из под глухого забрала в виде ощеренной звериной пасти казался металлическим и неживым. В нем не было и тени угрозы, но тем не менее Шмель снова почувствовал неприятную дрожь. Черт, когда же наконец он привыкнет к этому убийственно спокойному тону?
Большинство жителей общины до последнего момента даже не подозревали о том, что прежняя власть пала. Разделавшись с Рубцом, Шмель первым делом собрал всех охранников и потребовал немедленно присягнуть ему на верность. Они повиновались, не выказав и тени недовольства. А могло ли быть иначе? Многие из них тайно ненавидели и боялись Рубца, поэтому даже с радостью восприняли появление в общине нового лидера. Наверное они ожидали перемен, но конечно же не подозревали насколько разительными они окажутся.
После присяги Шмель приказал ввести в общине чрезвычайное положение. Всем жителям запрещено было покидать свои кварталы, смену ополчения, дежурившую на периметре разоружили и разослали по домам. Все входы и выходы в жилые зоны контролировались охраной, в число которой Шмель завербовал всех сочувствующих ему жителей и новоявленная «народная милиция» встала в строй плечом к плечу с людьми в черных кожанках, охраняя самих себя от возможного гнева неразумного стада.
База ретдингеров! Заполучить драгоценную экипировку и склад самого лучшего в общине оружия было для Шмеля почти первоочередной задачей и как только жители оказались запертыми в своих кварталах, десяток охранников отправились на захват. Но брать штурмом логово разведчиков даже не потребовалось. На базе остался только старый инвалид-радиотехник по кличке Косой, который открыл двери по первому же требованию, о чем тут же пожалел… Оружия здесь оказалось довольно много, а боеприпасов хватило бы, наверное, для маленькой победоносной войны. Личная гвардия Шмеля щеголяла теперь в довоенных бронежилетах и самодельных панцирях, выкованных лучшими кузнецами. Пусть только ретдингеры попробуют сунуться в поселок – его люди смогут драться с ними на равных и если не умением то числом уж точно победят.
Шмель встречал свою бывшую банду в одиночестве. Лишь немногие из доверенных ему людей знали какие именно «гости» должны прибыть в общину и честно говоря стоило немалых трудов заставить их поверить, что лично для них и их родственников никакой опасности нет. Как заявил братец Аегуж, банда не собиралась надолго задерживаться в поселке. Взяв полагающуюся им дань оружием, выпивкой и женщинами, они убрались бы восвояси. Разумеется не навсегда! Вряд ли старина Тойфи и его прихвостни отказались бы наведаться сюда еще раз через какое то время. Наверняка у главаря или у кого-нибудь из приближенных была мысль со временем превратить общину в свой притон. Награбленное добро, рабы и наложницы потекут сюда рекой. И все это на фоне кровавых игрищ и многодневных пьяных оргий. Ну что-ж, пусть веселятся. В любом случае это никак не помешает Шмелю быть здесь главным.
Полчаса назад от приказал согнать все взрослое население поселка на площадь, где он торжественно объявит себя новым правителем. А технопанки будут служить гарантом того, что стадо покорно примет все его условия. Все таки страх – лучшее оружие манипулирования толпой. Попробуй рыпнуться, когда позади тебя стоит ухмыляющийся дикарь в боевой раскраске с огромной острой как бритва алебардой. Под страхом смерти народ будет вынужден соблюдать все даже самые нелепые законы. Но поначалу все таки перебарщивать не стоит – надо показать людям свою справедливость и щедрость, не в пример тому как действовал прежний Глава. Ну а потом… потом можно будет править так как ему захочется.
- Я приказал забить половину скота и приготовить тонну самогона! – в голосе Шмеля звучал тот же огонь, что горел сейчас в его расширенных глазах - Накормим и напоим их до отвала! Ваши люди тоже приглашены на пир.
- Это лишнее. Никто из моих не выпьет ни капли. Сейчас не время – заявил Тойфи. Говорил он с сильным немецким акцентом, однако Шмель его хорошо понимал. У технопанков был свой особенный язык – невероятная смесь германской романской и славянской групп, дополненная терминами и фразами, которые понятны были исключительно членам банды.
- Сперва ты должен напоить как следует всех мужчин – добавил Тойфи – А вечером мои ребята начнут действовать, когда никто нам не сможет помешать. Тебе ведь не нужны лишние трупы? – хищная маска повернулась и уставилась на Шмеля. Сквозь черные отверстия не было видно глаз и оттого казалось будто оттуда из бездонных провалов на него смотрит безликая тьма – вечная и всепоглощающая спутница самой смерти.
- Конечно нет! – Шмель прижал ладонь к груди, чтобы подчеркнуть искренность своих слов – Я не хочу начинать свое правление, утопив поселок в море крови!
- Вот и славно – Тойфель остановился как вкопанный и звякнуло об кирасу ожерелье из металлических побрякушек на его шее – Ступай вперед! Твои подданные ждут тебя.
Столько народу обычно пустынная центральная площадь еще никогда не видела. Бородатые крестьяне в грубых шерстяных одеяниях, потемневшие от ветра лица пастухов, ремесленники в кожаных фартуках, вездесущие попрошайки, воняющие грязью лохмотьев и прочий простой люд. В многоликой и почти одинаково серой массе зеленели лохматые маскхалаты ополченцев, темнели войлочные пальто владельцев мастерских и поблескивали под непривычно ярким солнцем металлические накладки на одежде охотников. Лишь во время больших праздников и летних ярмарок здесь было так людно и шумно, но сейчас в огромной толпе царила иная совсем не праздничная атмосфера. На площади собралось несколько сотен человек – почти половина населения общины, целое людское озеро, взволнованно плещущееся в рукотворных берегах из кирпича и бетона полуразрушенных зданий. Люди стояли плотно, сквозь толпу с трудом мог протиснуться даже ребенок и многоголосый гомон гулял над морем голов так же как ветер гуляет над верхушками деревьев векового леса. Он кипел, переливался от одного края толпы к другому – глухой и тревожный точно предвестник бури. Удивление, беспокойство и страх, растерянность и смятение – вся гамма этих чувств читалась на лицах всех, кто сейчас присутствовал здесь. Они видели разукрашенные физиономии технопанков, словно сошедшие с образов ночных кошмаров, видели как смотрят в их сторону стволы пулеметов на крышах бандитских машин и должно быть ощущали себя агнцами, которых привели на заклание жестокому богу. Возможно только сейчас кто-то начал осознавать, что прежняя жизнь закончилась в один миг, а впереди их всех ждет лишь зловещая неизвестность. Но закостенелое сознание продолжало упорно цепляться за ускользающие осколки прошлого, глаза с надеждой выискивали вокруг знакомые лица Главы, Рубца, всех тех кто являлся для них опорой, несмотря на долгие годы внушаемый людям страх. Он был для них привычнее и даже роднее, чем тот, который возник сейчас, потому что это был уже другой инстинктивный страх перед неведомым и чужим, внезапно вторгшимся в их маленький тихий мирок.
Кто-то дрожащей рукой осенял себя крестным знамением, кто-то шептал торопливые слова, хватаясь за плечо товарища, но в сплошной массе встревоженных лиц попадались и совсем иные, твердые и неподвластные общему настрою толпы.
О чем мог думать этот помощник механика в рваной перемазанной машинным маслом спецовке? Что было на уме у того седого скорняка, чьи волосы почти не отличались по цвету от старых засаленных шкур, надетых на нем? А эта женщина с маленьким ребенком на руках, пришедшая сюда вопреки запрету? А вон тот священник с выражением праведного гнева на бледном лице? Они были совершенно разными и тем не менее одинаковый горячий блеск в их глазах на фоне общего испуганного возбуждения выделялся как светлое пятно солнца на фоне туч, стоило лишь повнимательнее приглядеться к толпе. Эти люди были опасны, их нужно было задавить в первую очередь, пока кто-нибудь из них не послужил той искрой, которая подожжет стог сухого сена и спалит весь амбар.
Шмель, широко раскинув руки в стороны, прошел через пролом в стене и ступил на широкий балкон второго этажа, образованный пристройкой центрального входа в резиденцию. Тойфель вместе с тремя телохранителями появился следом и глухой шум толпы мгновенно стих, сменяясь оцепенелой тишиной. Такой глубокой, что даже чуть слышный звон доспехов главаря звучал в застывшем воздухе отчетливо и громко. Сотни взглядов устремились на Шмеля и гиганта в черных латах, в толпе послышался чей то испуганный вздох, мгновенный тревожный шумок пронесся по первым рядам, кто-то даже невольно сделал шаг назад, как будто пытаясь скрыться за спинами соплеменников.
Неожиданное зрелище, не правда ли? – мысленно спросил у народа Шмель – Ну ничего, дальше будет еще неожиданней! Бойтесь и повинуйтесь, ибо только в этом ваше спасение!
А как насчет него самого? Боится ли он? Шмель прислушался к своим ощущениям и почти сразу уловил предательскую дрожь. Он боялся выстрела из толпы? Всех пришедших на площадь должны были обыскать, но мало ли… Только прочная кольчуга, скрытая под кожаной курткой и холщовой рубашкой придавала ему храбрости.
- Граждане! Соратники! Друзья! - заговорил он и громкий голос его эхом отразился от ветхих стен окружающих зданий – Сегодняшний день принес всем нам великое горе – наш уважаемый, наш славный и любимый Глава подло убит!
Притихшая толпа издала один дружный вздох и взорвалась многоголосым шумом. Как порыв сильного ветра, треплющий кроны деревьев, он взлетел высоко над неспокойно колышущемся людским морем. Воздух заходил ходуном от нестройного хора взволнованных голосов, что-то кричащих, причитающих и сливающихся в общий беспорядочный гвалт.
Шмель поднял вверх руку, призывая к молчанию и заорал так что вздулись вены на его покрасневшей шее:
- Чужаки нанесли нам удар в самое сердце! Они лишили нас нашей надежды и опоры, рассчитывая что мы падем перед их коварством и жестокостью! Но мы не сдадимся!! Община будет жить несмотря ни на что, выбрав себе нового лидера! – чувствуя, что волнение в толпе быстро стихает, Шмель перевел дух и заговорил уже спокойнее - Увы, в наших рядах оказался предатель! Он вступил с чужаками в сговор, намереваясь захватить власть, но я вовремя раскрыл его планы. Вы все хорошо знаете этого человека. Его зовут Рубец!
По толпе снова пронеслась волна изумленного гомона, в котором выделялись отдельные крики из первых рядов – «Не может быть!» «Где доказательства?!»
- Вы сами очень скоро все узнаете и у вас не останется сомнений в его предательстве! Но сейчас все мы должны сделать свой главный выбор. И от этого выбора будет зависеть станет ли наш поселок вымершей грудой камня, или мы все будем жить дальше одной дружной и счастливой семьей! Я не зря назвал вас гражданами! Я не ошибся. С этого момента вы все есть граждане нового государства, которое мы начнем строить здесь и сейчас, прямо с этого самого момента! И мы построим его вместе! - Шмель ударил себя кулаком в грудь – Я! Я поведу вас вперед. Я беру на себя ответственность за ваши жизни и под моим руководством мы добьемся свободы и процветания, несмотря ни на что!
- Свободы?? – громкий возглас в первых рядах прозвучал так неожиданно, что Шмель прервался на полуслове.
По-утиному переваливаясь с боку на бок, из толпы вышел невысокого роста тучный субъект с длинной седой бородой, облаченный в просторные одеяния грязно белого цвета, чем-то напоминающие монашескую рясу.
Шмель поморщился. Рьяный сторонник Главы, владелец мануфактуры отличался склочным и упрямым нравом. Этого старого настырного идиота будет сложно заставить поверить в предательство Рубца. К тому же в общине он имел довольно большое влияние даже среди черни.
- Какой еще свободы? – вскричал владелец хрипловатым старческим баритоном, уперев руки в толстые бока. Лицо его пылало гневом – Это они нам свободу на блюдечке принесли? Ты что ослеп? Не видишь кто они такие?
Он ткнул пальцем в сторону Тойфеля, который стоял и смотрел на него сверху вниз черными дырами забрала. Старик собирался было еще что-то произнести но не смог, едва взглянул в эти бездонные провалы и застыл как соляной столб. Толпа заволновалась и угрожающе загудела.
- Они наши союзники и пришли сюда для того чтобы защитить нас от предателей! Рубец погубил почти всех своих людей! Он послал их прямо в ловушку чужаков! – вскричал было Шмель но возмущенный шум толпы быстро нарастал, заглушая его слова.
В первых рядах стояли в основном рабочие. Судя по немытым лицам и грязным косынкам на головах их как будто только что оторвали от станков. Шмель всегда знал – зерно недовольства годами зрело именно среди них и он не хотел рисковать. Первый тревожный звоночек уже прозвучал, что последует дальше нетрудно было догадаться.
Шестеро самых горячих растолкали толпившихся впереди людей и решительно двинулись к балкону. Что они хотели сделать? Поддержать так некстати проявившего смелость владельца мануфактуры? Ситуация готова была выйти из под контроля, но Шмель знал чем можно обуздать непокорных.
- Кто дал тебе право говорить от лица всей общины?! – не унимался старик – Сам себя провозгласил лидером? Я требую провести…
Если бы не Тойфель, Шмель наверняка собственноручно заставил бы умолкнуть наглеца. Его рука уже легла на пояс, где под складками холщовой рубахи был спрятан пистолет. Гигант сделал чуть заметное движение головой и длинные очереди скосили старика, а заодно и всех кто вышел из толпы вслед за ним. Жирный упрямец не успел издать ни звука, когда из его горла хлынула кровь и окровавленные трупы повалились друг на друга. Телохранители главаря жали на спуск до тех пор пока последний из рабочих, буквально изрешеченный пулями не свалился на неподвижные тела своих мертвых товарищей. Тойфель не ошибся, потому что внезапная смерть бунтарей мгновенно остудила пыл остальных.
Технопанки красноречиво вскинули еще дымящиеся стволы, глядя сквозь мушки прицелов свирепо прищуренными глазами. Вся людская масса мгновенно отхлынула назад. Послышались чьи то крики. Потрясение, испуг, замешательство – стадо близко к панике и вот уже многие затравленно озираются по сторонам, ожидая что направленные на толпу смертоносные орудия убийства в любую секунду начнут изрыгать свинец, сея смерть среди непокорных. Демонстрация силы прошла успешно, осталось только пустить в ход нужные слова и ситуация вновь окажется под контролем.
Глухой шум похожий на далекий рокот прибоя зародился где-то в середине людского озера прежде чем Шмель снова начал вещать. Испуганно взвизгнула женщина, раздались чьи то негодующие крики и ядро толпы внезапно пришло в движение. Точно так же рождаются грозные лавины – от легкого толчка, придающего ускорение многотонной массе: сперва крошечный комочек снега падает на обледенелый наст, ползет по нему, превращаясь в сугроб, несется вниз все быстрее и быстрее, увлекая за собой мегатонны спрессованной белой погибели. Несколько человек, раздвигая плотно стоящих людей, начали упорно пробиваться к краю площади, а спустя мгновение к ним присоединились другие – десять, двадцать, тридцать! Охваченные общей энергией толпы, они переставали быть отдельными мыслящими существами, сливались в одно общее бурлящее море, скованное единой незримой и мощной силой – инстинктом выживания.
Шмель растерялся всего на секунду, но этот короткий миг решил все. Людская масса стремительно превратилась в бушующий поток, вышедший из берегов и грозящий захлестнуть редкую цепочку охранников, которые стояли по краям площади. За их спинами замерли стальные чудовища на колесах и стволы их пулеметов вращались, будто выискивая первую жертву.
Еще немного и Тойфель отдаст приказ открывать огонь. И тогда площадь превратиться в скотобойню!
Едва пробиваясь сквозь рев толпы долетел вдруг тяжелый грохочущий стук, как будто кто-то лупил огромной кувалдой по земле. Шмель не успел обратить внимания на эти странные звуки. Если бы он сейчас видел то, что происходило прямо у него за спиной, он бы тысячу раз пожалел о своем решении оставить Рубца умирать медленной смертью. Но роковую ошибку он уже не успел исправить.
Пуля вонзилась прямо между лопаток и вылетела спереди вместе с клочками одежды и плоти... Шмель даже не почувствовал боль – его сердце остановилось мгновенно и мертвое тело, словно потерявшая опору восковая кукла, шлепнулось под ноги Тойфелю. Главарь молниеносно обернулся.
Бородатый человек в простреленной на груди шинели едва держался на ногах, привалившись боком к краю пролома и в его бессильно опущенной руке дрожал пистолет. Кажется он улыбался – в слипшейся от крови бороде влажно поблескивала щель оскаленного в ухмылке рта, а в затуманенном взоре еще читалось выражение дикого торжества. Так он и умер – широко улыбаясь, когда телохранители всадили в него несколько пуль и бездыханный труп сполз на засыпанный обломками пол.
Предательство всегда имеет свою цену. Также как и свобода – подумал Тойфель и стальные пальцы крепче сжали рукоять булавы.
* * *
Мощно с присвистом ревел дизельный двигатель и бронированная глыба мчалась вперед, невзирая на ямы и колдобины. В тесной ревущей и громыхающей коробке люди чувствовали себя так словно их посадили в металлический гроб и столкнули его вниз с крутого откоса. То и дело машина проваливалась то одним, то другим колесом, подпрыгивала словно молодая резвящаяся кобыла, цепляясь за груды обломков бронированным пузом. «Бардак» уверенно продирался вперед, прямо сквозь кучи наваленных осколков кирпичей, вывороченных комьев асфальта и рассохшегося бетона, который разлетался серыми облаками пыли когда тяжелые колеса вминали его в неподатливый грунт.
Куда они неслись сейчас – знали только Лом и Толмач, несмотря на толчки и беспощадную тряску умудрявшиеся наблюдать за дорогой через смотровые приборы. Столяр напялил на себя каску одного из погибших бойцов и держался за поручень, старясь не расквасить себе нос и не набить шишек об многочисленные корпуса приборов на стенах, рукоятки управления и прочие металлические внутренности боевой машины.
Длинная улица, которая тянулась от ворот вглубь поселка на всем своем протяжении была совершенно пустой, но Лом решил двигаться в объезд, вдоль стены периметра - так было меньше шансов, что машины забросают сверху зажигательными снарядами или чем-нибудь похуже. Развалины зданий здесь находились только с одной стороны – почти все одноэтажные и полуразрушенные, а от руин кирпичных построек, разобранных на строительство стен, вообще остались только красно-бурые груды обломков. Дорога здесь оказалась хуже некуда. Собственно её как таковой не было вовсе, вдоль стены тянулся пустырь, засыпанный строительным мусором и заросший чертополохом. Лом гнал по нему на четвертой скорости и грузовик, подпрыгивая на ухабах, едва поспевал за резвым броневиком.
Глаза свозь поднятые щитки над лобовыми стеклами смотрели даже не на дорогу, они были устремлены туда где за громадами мертвых развалин находилась база. По сторонам никто не смотрел, да и не имел такой возможности - всякий кто попытался бы воспользоваться приборами бокового обзора рисковал набить себе синяков. И тем более никто не видел, что происходило сейчас позади машин.
Четырехколесное механическое чудище в стальном панцире внезапно вынырнуло из темных
зарослей у подножия бурых зубцов изглоданных временем стен длинного здания. Оно резво вырулило на пустырь и понеслось вслед за колонной, пристроившись ей в хвост. Черная, угловатая машина, стремительная и опасная словно хищный зверь, мягко подпрыгивала на неровностях дороги, ожесточенно вгрызаясь в грунт широкими колесами. Жадно рычал форсированный двигатель в пару сотен лошадиных сил, проглатывая короткие метры.
Через мгновение черный хищник поравнялся с кабиной грузовика и над металлическим жалюзи, закрывающим боковые окна поднялась патлатая голова, измазанная кровавыми полосами боевой раскраски. Бандит в плотной кожаной одежде с обрезанными рукавами высунулся наружу, схватившись за толстые гнутые перекладины над корпусом.
Машина скакала под ним подобно дикому мустангу и пыльный ветер упругим потоком бил в лицо, но ловкач держался крепко. Такое ему приходилось делать не впервые. Лишь от мастерства водителя зависело теперь – сможет ли он совершить рискованный трюк или сорвется прямо под колеса многотонной махины, что мчалась сейчас в опасной близости.
Черный хищник прижимался все теснее и теснее к рыскающему по ухабам дороги грузовику.
Два метра, метр… еще немного…
Бандит сильным толчком взвился в воздух и ловко как обезьяна уцепился за кожух выхлопной трубы.
Второй хищник – тонна черного металла с шипованным бампером и уродливо торчащим наружу двигателем, вырулив из переулка, пристроился к грузовику с другого бока. Когда машина оказалась в метре от борта дикарь, словно пьявка прицепившийся к крыше, сиганул прямо на подножку кабины.
Темный силуэт мелькнул в смотровой щели водительской дверцы и Лис не глядя выпустил сквозь узкое отверстие всю обойму пистолета. Тело бандита исчезло – рухнуло вниз куда то под колеса его же машины.
Грузовик поймал большую кочку и всю его многотонную тушу встряхнуло, повело в сторону и боец выронил пистолет, вцепившись обеими руками в руль. Смотровую щель спереди внезапно заслонила лохматая человеческая фигура.
- Черт! – выругался отчаянно крутящий баранку Лис.
- Глаза береги! - крикнул Кум, вспомнив про шарики с кислотой. Ширина щели вполне позволяла просунуть в неё трубку и плюнуть ядовитым гостинцем прямо в лицо кому нибудь из ретдингеров. Лис резко крутанул руль и грузовик вильнул в сторону. С правого борта, там где сидел Кум послышался душераздирающий лязг металла. Бандита швырнуло к краю капота на широкое крыло, но он сумел уцепиться за выхлопную трубу, повис на ней, болтая ногами в считанных сантиметрах от бешено вращающегося колеса. Мгновение – и вот он уже снова карабкается обратно на капот, а сбоку гремят выстрелы и пули градом бьются в металлический щиток окна. Кум просунул ствол пистолета в щель, выстрелил несколько раз, целясь в бандита. Мимо! Одна из пуль щелкнула по крышке капота, оставив вмятину в тонком металле.
Кум выхватил рацию из нагрудного кармашка:
- Лом тормози, у нас один спереди повис – не достать!!! Тормози, слышишь?!!
Лом без долгих объяснений понял, что от него требуется. «Бардак» затормозил так резко, что тяжелую глыбу чуть было не занесло, разворачивая боком прямо под несущийся следом грузовик. Замешкайся Лис хоть на долю секунды – и массивный бампер ударил бы броневик прямо в бок, но к счастью водитель БРДМ в последнее мгновение успел выровнять машину.
- Держись! – заорал Лис, вдавливая педаль тормоза.
Трехосный богатырь, пропахивая землю всеми шестью колесами, поволок свое грузное тело вперед, увлекаемый силой инерции. Бандит не удержался на гладкой поверхности металла, слетел с капота и ударился об броню «бардака» прямо между стремительно сближающимися стальными тисками.
Тяжелый бампер грузовика и плоский зад БРДМ ударились друг об друга словно плиты гидравлического пресса, превращая хрупкое человеческое тело в кровавое месиво раздробленных костей и мяса.
В смотровой щели бокового окна мелькнул стремительный ревущий силуэт – машина технопанков проскочила вперед и за ней по пятам неслись фонтаны пыли, вздымаемой тяжелыми пулями. Воробей открыл огонь из КПВТ, разворачивая башню вслед за резвой целью. Если бы водитель промчался мимо, не сбавляя ход – боец вряд ли сумел бы зацепить юркий автомобиль, но технопанк за рулем совершил роковую ошибку. Он вдруг дал по тормозам и машина сорвалась в глубокий занос, разворачиваясь вокруг своей оси и подставляясь передним бампером прямо под лобовой огонь. Пылевые фонтаны нагнали черного хищника и вспороли тонкую сталь брони как консервную банку, перемалывая в кровавый фарш живую плоть внутри. Дырявая груда металла замерла в облаке пыли, испуская горячий дым из распоротых механических потрохов.
Прежде чем ствол пулемета повернулся в сторону второй машины, она стремительно развернулась, вздымая широким веером красноватую пыль и понеслась прочь, мгновенно затерявшись среди груд поросших кустарником развалин.
До базы ретдингеров оставалось всего лишь метров сто. Впереди начинался маленький квартал рабочих – тесное скопище кирпичных домишек, которые жались к старым руинам подобно лесным грибам, облепившим кору трухлявых пней. Лом на сей раз решил ехать напрямик и колонна пронеслась по узкой улочке, разбрызгивая грязь и едва не задевая бортами стены жилищ, пестрящие заплатками из дерева и металла.
Своры полудиких собак, напуганные ревом двигателей, разбегались в стороны с громким рассерженным лаем. «Бардак» прокладывал дорогу прямо сквозь хлипкие ограды крошечных участков, снося укрытые под навесами кучи заготовленного для печей сухого навоза, сминая стоящие у обочины повозки и штабеля сложенных друг в друга корзин. Ни одного человека по пути не встретилось, лишь однажды по броне звякнули шальные пули напоминая о том, что где то в мертвых с виду руинах засели вражеские стрелки.
База, обнесенная невысокой кирпичной оградой располагалась особняком посреди небольшого пустыря. «Бардак» еще не успел остановиться, а Толмач уже полез из люка наверх, окидывая быстрым взглядом, обмазанные глиной жилища с наглухо запертыми ставнями на окнах, закрытые ворота гаражей, собранные из строительного хлама сараи, курятники и крольчатники. Вроде бы никаких следов боя не видно – подумал он, отчаянно прогоняя невольно пришедшую на ум картину растерзанных трупов женщин и детей, распятых прямо в собственных домах.
Едва броневик затормозил у раскрытых металлических ворот ограды, Толмач спрыгнул на землю и побежал во двор. Пока здесь было тихо и пусто, но что будет через несколько минут? Ретдингеры ворвались в поселок слишком внезапно даже для самих себя, никак не рассчитывая столкнуться здесь с огромной бандой и наверняка переполошили своей стрельбой всех кого только можно. То что тут как минимум человек пятьдесят технопанков Толмач узнал чуть раньше еще во время погони, когда Воробей рассказал наконец про свой рейд с Лисом и Марком, во время которого они впервые заметили банду в мертвом городе. Пятьдесят против шестерых! И это еще не считая охранников, перешедших на сторону врага.
Ретдингеры промчались через заставленный поленницами и заваленный грудами хлама двор, распугивая отчаянно кудахчущих кур.
- Забирайте своих! – крикнул Толмач бойцам – Я проверю склады!
Напротив ворот стояла двухэтажная кирпичная постройка, тщательно отремонтированная и обмазанная серой глиной – главный штаб разведчиков и склад добытых в рейдах находок находились именно здесь.
Широкая металлическая дверь первого этажа оказалась распахнута настежь. Толмач ворвался в полуподвальное помещение, рыская по сторонам цепким взглядом сквозь прицел автомата. Косые лучи света сочились сквозь узкие забранные решетками окна и в сером полумраке окружающая обстановка выглядела так, словно здесь несколько часов назад прошелся настоящий смерч.
В отсутствие ретдингеров сюда ворвалась целая толпа дикарей, распотрошив каждый ящик, заглянув в каждый шкаф, а то что не посчитали нужным забрать с собой постарались разбить, разорвать и уничтожить. Ячейки, в которых хранилось личное снаряжение бойцов оказались открытыми и пустыми, со стеллажей где раньше покоились заботливо упакованные находки все было свалено на пол и под ногами в общих кучах валялись автомобильные запчасти и разобранные электроприборы, россыпи болтов и гаек, инструменты и металлические слитки. Несколько деревянных полок вдоль стен были сломаны, стол, стоящий в середине помещения повален на бок и аккуратные стопки книг лежали рассыпанными по всей комнате. На ветхой бумаге темнели следы грязных сапог, оторванные страницы плавали в лужах жидкости, распространявшей в воздухе резкий уксусный запах. От маленького химического склада в углу комнаты остался только тускло блестящий в полутьме слой битого стекла под опрокинутым столом и сорванными со стен ящиками. Варвары не поленились содрать и бросить на пол все что висело на стенах, даже настенные часы и те с расколотым циферблатом лежали среди осколков зеркала.
Толмач стремительным шагом миновал первую комнату, не обращая внимания на создаваемый им шум. Соседнее помещение, там где находился его личный склад также оказалось полностью разоренным. Отсюда вынесли все вплоть до последнего патрона и даже частью поломали деревянные полки и стояки для оружия. Остались только несколько ящиков, россыпи холостых зарядов да просторный железный шкаф у дальней стены. Стоп, что это там темнеет под ним? Кровь???
Он осторожно приоткрыл дверцу и чуть было не отпрянул назад, когда что-то тяжелое навалилось на неё изнутри. Шкаф распахнулся, вывалив прямо на Толмача безногий труп, шлепнувшийся на спину лицом в лужу собственной крови. Ног у него не было и раньше, те кто хозяйничал здесь ограничились несколькими выстрелами в корпус. Косой пытался сопротивляться, но что мог сделать одинокий инвалид против толпы здоровых мужчин?
Огненный жар обдал все внутри пылающей волной и кровь зашумела в ушах так громко что на мгновение Толмач перестал слышать все остальные звуки. Твари! С каким же наслаждением он бы искромсал ножом лица всех тех, кто громил базу несколькими часами ранее. Кто-бы ни устроил в общине мятеж, позволив технопанкам убивать и издеваться над телами, он заслуживал самой медленной и мучительной смерти. Вот только кому быть в роли палача? Толмач не собирался спасать всех жителей да и не смог бы этого сделать, лишь погубил бы и себя и своих людей вместе с их семьями. Похоже на сей раз справедливость обошла их несчастную общину стороной и кто бы ни взирал сейчас на грешных людишек оттуда - сверху, он явно закрыл на все глаза.
Толмач смотрел на тело Косого и его буквально трясло от бессильной злобы. У него не было времени даже на то чтобы похоронить верного товарища как он того заслуживал. Снаружи уже доносились детский плач, возгласы женщин и крики бойцов. Рокочущей грозовой тучей ожил вдруг пулемет «бардака», врезав по кому то короткой очередью. Нужно было немедленно возвращаться.
Толмач еще раз бросил взгляд на труп, мысленно прошептал слова прощания и выбежал из склада. Тогда он еще не знал, что видит базу в последний раз.
Лис подвел грузовик задом к воротам и у распахнутых дверей кунга уже суетились двое бойцов. Кум буквально забрасывал внутрь женщин и детей, попутно ругаясь со своей женой, которая порывалась вернуться в дом и захватить хоть что-нибудь из вещей, Лом помогал товарищу а Лис сидел, прижавшись к задним колесам машины и держал под прицелом левый край пустыря.
- Все на месте?! – крикнул Толмач.
- Жены с сыном нет! – отозвался Лис. В его голосе слышалась скорее досада чем отчаяние.
- Они на площади! На площади они! – горячо затараторила жена Кума – Я ей говорю - не ходи, а она пошла и сынок за ней увязался! Не знали мы про бандитов, не знали...
Кум сердито прикрикнул на женщину, обхватил её за талию и буквально забросил в кунг.
- Где Косой? – спросил он, оборачиваясь к Виктору.
- Поехали! – махнул рукой Толмач и боец без труда прочел ответ на его лице.
Виктор оглянулся назад посмотреть не забыли ли кого и мысленно попрощался с местом, приютившим его семью на долгие годы. Все здесь казалось таким уютным и родным. Продырявленные пулями мишени в дальнем конце двора, штабеля истертых покрышек, сложенные мальчишками в подобие хижины, качели на ветке старого узловатого дуба, который пощадили, не став распиливать на дрова только потому что дети так любили играть на нем. Неизвестно вернуться ли они сюда снова. Он пожил на свете немало лет и уже привык шататься по свету вместе с общиной, но каждый раз когда ему приходилось навсегда покидать места, где он оставил часть своей жизни, самый дальний уголок его сердца на мгновение наполнялся неизъяснимой щемящей грустью.
Через минуту колонна уже неслась по узким улочкам рабочего квартала к площади, к самому сердцу поселка. Бойцы не знали что ждет их там, но никто уже не сомневался – самое худшее еще впереди. И они не ошиблись.
Спасающиеся бегством люди попались навстречу едва машины выехали на пустырь возле бараков где когда то ночевали французы. Лис чуть притормозил, поднял боковой щиток на дверце и выглянул в окно. Среди беглецов были только мужчины. Один неуклюже ковылял, подволакивая раненую ногу и едва поспевая за остальными, другой на бегу прижимал к груди окровавленную руку… Увидев незнакомый транспорт, они остановились в нерешительности. Больше никто ничего разглядеть не успел - колонна промчалась мимо и люди исчезли позади. А впереди… впереди бойцы разглядели клокочущий хаос! На площади творилось нечто невообразимое, какая то страшная беспорядочная суета. Подробности невозможно было рассмотреть – глухие стальные коробки машин трясло на ухабах и картинка в смотровых приборах качалась словно утлая лодка на океанских волнах. Но Толмачу достаточно было и того, что он сумел увидеть. Наметанный глаз различил знакомые хищные силуэты боевых машин технопанков и Виктор приказал остановиться.
Хреновая позиция – пронеслась мысль – Место открытое, все простреливается вдоль и поперек. Минута, может две – вот все что у нас есть.
- Езжай вокруг грузовика! – крикнул Толмач Лому – Стоять нельзя, иначе нас сожгут!
«Бардак» медленно двинулся, объезжая замерший посреди пустыря грузовик. Их уже заметили и шальные пули свистели в воздухе, с визгом отскакивая от брони. Стреляли отовсюду – со стороны бараков и из окон соседних зданий, даже на крыше резиденции мелькали чьи то фигуры. Пулемет броневика молчал. В первые секунды Воробей просто не в силах был оторваться от прицела. Тряска прекратилась и теперь он видел увеличенную в несколько раз картинку во всех подробностях.
На площади царило безумие! Когда двигатель броневика сбавил обороты первым что донеслось до слуха бойцов был не грохот выстрелов, а протяжный звук, пробирающий до дрожи даже сквозь слой металла.
Это был рев толпы, в котором смешалась боль, ужас, отчаяние, звериная ярость… Наверное так могли кричать только грешники, чьи души горели в раскаленных объятиях ада. Но страшнее всего было видеть как клокочет этот ад здесь на земле в свете по летнему яркого солнца, засасывая в пучину чудовищного водоворота сотни несчастных, которые метались по площади, толкались, сбивая друг друга с ног, падали на запыленную землю где уже неподвижно лежали десятки тел растоптанными грудами тряпья. Затравленные грязные и жалкие люди катились одной общей лавиной не разбирая дороги, как перепуганное стадо, топча мертвых и умирающих. Их уже нельзя было спасти – страх смерти уничтожил последние проблески разума, управляя ими как единым организмом, попавшим в ловчую яму, до краев наполненную страхом и бесконечной мукой. Натыкаясь на веера очередей, которыми технопанки хлестали по толпе словно чудовищной плетью, людские волны бессильно разбивались об скалы бронированных машин по краям площади. За спинами одних другие не видели как падают убитые в передних рядах, инстинкт продолжал гнать их вперед и чудовищный напор людской массы заставлял её двигаться прямо под плотный пулеметный огонь. Смерть правила бал! И свинцовые вестники её носились повсюду словно кровожадные гарпии, застревая в сплошном месиве живых тел. Оно бурлило точно раскаленная магма вулкана и в нем то и дело вспыхивал огонь, который ворвался в вакханалию смерти когда горящие бутылки, кувыркаясь улетели в толпу. То там то здесь в беспорядочной людской мешанине расцветали клубки пламени, окутывая огненной вуалью мечущиеся в панике фигуры.
Языки огня, истекающие кровью раненые, раздавленные мертвецы в бурой жиже под ногами и сотни лиц, перекошенных одинаковым звериным ужасом – сквозь стекла смотровых приборов бойцы узрели картину из самой преисподней, такой какая она есть во всей своей отвратительной обнаженной жестокости.
Толмач увидел, как Лис вылез наружу и побежал навстречу группам людей, которые чудом сумели вырваться из общей мясорубки. Господи, хоть бы у него все получилось! Если Лис не успеет найти жену и сына, ретдингерам придется уезжать без него иначе их не спасет даже броня БРДМ – технопанки забросают отряд гранатами и бутылками с зажигательной смесью.
Толмач отвернулся от смотровых приборов. Наблюдать как гибнет родная община было невыносимо даже для него. Если бы на нем не лежала ответственность за жизни женщин и детей, он бы наверное пошел прямо на пулеметы, во весь рост, как в незапамятные времена поступали герои прошлого.
Быть может жители общины отчасти сами были виноваты в том что судный день наступил. Когда люди добровольно превращаются в безропотное не способное к борьбе стадо, в котором каждый живет лишь для самого себя, рано или поздно приходится за это расплачиваться. И вместо очередного пастуха приходят волки. Хищники, способные даже малым числом заманить в смертельную ловушку кучу трусливых особей.
Прозрение наступило слишком поздно, лишь тогда когда земля наконец пресытилась кровью.
Раскрашенные шевелюры технопанков и черные шлемы охранников мелькали среди ревущего людского моря, словно жалкие щепки брошенные и бушующий горный поток. Секунда – и они окончательно растворились в нем, жернова толпы размололи врагов без следа, смешивая их тела с трупами убитых. И хотя пулеметы продолжали захлебываясь, выкашивать бегущих, человеческое цунами неудержимо катилось вперед. Пока большинство разбегалось, гонимое единственным стремлением спасти собственные жизни, кто-то уже лез на спины вражеских машин, раскраивая черепа стрелков острыми обломками кирпичей, кто-то катался по земле, сцепившись в рукопашной схватке. Все перемешалось – и бегущие в панике крестьяне и безоружные ополченцы, отчаянно дерущиеся с остатками охраны. Кто в кого стрелял понять было уже невозможно, пули проносились сквозь толпу, изничтожая и своих и чужих.
Где же Лис? Где? Колонна медленно двигалась по кругу, свинцовый град то и дело барабанил по броне и в ушах пульсировал однообразный звон словно набатный колокол. Воробей изо всех сил крутил рукоятки наводки, стараясь поймать и уничтожить многочисленные цели, пулемет гремел почти непрерывно, пожирая остатки ленты в патроннике и грозя раскалиться докрасна, а снаружи бушевало все то же безумное варево гигантского людского котла.
Бутылка разбилась в считанных метрах от колес броневика, выпуская на волю огненного джинна. Брызги горючей смеси попали на броню и один из глазков смотрового прибора мигом ослеп, покрываясь слоем копоти. Следом уже чуть ближе вспыхнул новый клубок пламени и почти сразу огненный язык поднялся спереди, лизнув угловатый нос боевой машины.
Лом придавил педаль газа, «бардак», вырвался из огненного кольца и Толмач наконец разглядел Лиса. Он бежал к ним, прижав к груди маленького сына и пытаясь заслонить своим телом молодую жену.
- Ну давай же, сынок, давай! – Толмач, оглохший от звона пуль думал что произносит эти слова про себя, но на самом деле он кричал во все горло. И Воробей вращал башню во все стороны, беспорядочно поливая огнем оконные проемы, крыши, проломы стен и остатки крыш…
Будь у Лиса всего лишь две-три лишние секунды – он бы успел. Но ничтожные мгновения, отделяющие жизнь от смерти, оказались упущенными безвозвратно. Пулеметная очередь прошлась по беглецам, вышибая из тел фонтанчики крови. Все трое упали почти одновременно, как срезанные серпом колосья. Упали, не выпуская друг друга из крепких объятий, распластались на грешной земле словно памятник всем тем, чьи судьбы оказались навеки скованы воедино незримой цепью.
Толмач не выдержал. Отпрянул от смотрового прибора, словно обжегся раскаленным металлом. И хотя он не вставал с сиденья, почувствовал вдруг будто у него выбили почву из под ног. Наверное, Лису даже повезло – он умер сразу, без мучений, не успев ощутить боли.
Ведь самая страшная боль бывает тогда, когда видишь как погибают самые дорогие твоему сердцу люди.
- Уходим! – закричал Виктор, тормоша за плечо впавшего в ступор Лома – Ему не помочь! Уходим!
Водитель молчал и смотрел на Толмача так, словно не мог понять ни слова.
- Уходим отсюда, слышишь?! – Виктор схватил его за шиворот стальными пальцами – Газу, газу давай!
Он снова посмотрел сквозь крошечные стекла приборов, но Лиса уже не увидел. Броневик развернулся и взгляд Виктора упал на огромного человека в черных доспехах, который шел через редеющую толпу, сея вокруг смерть ударами длинной булавы и глазницы его дьявольской маски излучали холодную застывшую ярость.