Записная книжка Паниковского - 10

Альтаф Гюльахмедов
''Записная книжка Паниковского''
Часть 10


***

Солнце над Краснорыбинском было жаркое и неугомонное в своем желании подарить побольше тепла, но всему приходит конец, как сказал выпивший председатель общепита товарищ Гороштюк, падая со сломанного моста над Сопелкой, и вот оно, то есть солнце нехотя заползло за горизонт, разлохматившийся различными садовыми насаждениями.
Михаил Самуэлевич, крадучись, перебежал от одного фруктового дерева к другому, и снова затих, словно тень старинного японского воина на букву с.

Где-то рядом были гуси... он чувствовал это... как хищный зверь он задрал голову и теперь жадно внюхивался в наступающую прохладу ночи, пытаясь определить местонахождение добычи. Боевая раскраска делала его практически невидимым в сумраке ночи перечерченной еще более черными ветвями фруктовых деревьев.

От ближайшей избы донесся резкий, чуть кряхтящий звук, и, если бы у Михаила Самуэлевича шерсть была бы в достаточном количестве, то можно было бы сказать, что она встала дыбом... в данном конкретном случае она просто встопорщилась.
Он лег на еще теплую землю и пополз к источнику звука. Его вело не чувство голода... нет! Это был древний как мир инстинкт охотника... желание выследить добычу, накинуться на нее после долгого скрадывания и вонзить в нее свои острые зубы, утвердившись в своем превосходстве.

Паниковский языком проверил остроту своих зубов и, из того, что нашел, понял, что обеззвучивать гуся придется по-дедовски, то есть руками.

Зубастая птица успела только вздернуться и начала открывать свои глаза, когда Паниковский, ворвавшись, словно цунами в сарайчик, одной рукой обхватил его за туловище, сковывая движения когтистых перепончатых лап, а другой зажал птице клюв.

Гусь был матерым и не собирался сдаваться.

Началась борьба.

Впрочем, схватка длилась недолго... победил опыт и фактор неожиданности. Гусь перестал трепыхаться и только смотрел на Михаила Самуэлевича печальным, все понимающим взглядом.

Но Паниковский не видел этого во мраке ночи... он вдруг вспомнил Остапа Ибрагимовича, Шуру и председателя ВЧК Штумпельдрайзерова и, закатив глаза, свернул гусю шею... и еще раз повернул... и еще раз.

Потом взглянул... гусь в его руках вдруг изменился... теперь это был безвольно обвисший Балаганов со свернутой набок шеей и высунутым длинным фиолетовым языком.

Паниковский содрогнулся.

- Шура! - сказал он. - Как же так?!! Вы же были гусем, Шура!!! Вы же гусь, Шура!!!

Он проснулся от тычка в область канотье. Над ним стоял хмурый и невыспавшийся Балаганов.

- Кто гусь????!!!!