АВТОР: Я приглашаю вас в театр особенный, единственный для каждого. Без адреса, без стен, без крыши и, главное…
Постойте, что я говорю? Ведь вы уже здесь были. Ну, помните, как в знойном мираже, в степи пустынной, появился город Маскоград. А, как, пришедший в это город Путник, с лицом своим остался и был за это помещён в темницу? И там, в темнице той, узнал он тайну Двух Главных Масок…
.
Итак, театр, в твоем воображении. Мгновенно возникают очертанья стен с лепным узором, хрустальные свисают люстры с потолка, чуть вздрогнув, занавес опять раскрылся. И вот, перед тобой всё той же сцены полукруг. Представьте это всё. Добавим свет ещё слегка, немного музыки и, мгновенья тишины…
Действие третье
На окраине Маскограда, в стороне от тесных городских улиц, возвышается Дворец Двух Главных Масок. Издали он напоминает своими очертаниями огромную перевернутую расческу, у которой из всех зубьев осталось по одному с каждой стороны и ещё один, небольшой, – в середине.
Башни почти ничем не отличаются друг от друга, разве что, те, что по бокам, чуть выше, а на той, что находится посредине, на крыше, в виде купола, виден большой циферблат.
Продвинется часовая стрелка от одной цифры к другой, щелкнет, что то в механизме, и прозвучат два удара. Мастер трудившийся над часами сделал так что когда поднимается солнце, одна их часть становилась более светлой в отличии от другой, которая находится в это время как бы в тени.
Когда же солнце исчезало за горизонтом, цифры показывающие ночное время, начинали сверкать и переливаться мерцающими огоньками. Отличались и удары часового механизма, днем они звучали звонко и весело, ночью – приглушенно и медленно.
Несколько подробнее стоит остановиться на городе, который с высоты дворцового холма напоминал большую подкову, края которой стянуты крепостной стеной. От этой, главной стены и до самого Дворца тянулись ровными рядами другие стены, меньше размером, к которым вплотную примыкали одноэтажные домики. Бросалось в глаза изобилие каменных построек и почти полное отсутствие деревьев. Всюду преобладал серый цвет и лишь, кое-где, еще можно было увидеть небольшие островки зеленных лужаек, в основном это были места, где шло строительство новых домов.
Минутная стрелка сделала ещё один круг, часовая, вздрогнув, застыла у верхней цифры, и удары больших часов, подхваченные задумчивым эхом, проникли в каждый дом, вызывая грустные воспоминания.
Единственный, на кого наступившая ночь не произвела должного впечатления, был маленький толстый человек, сидевший в кресле в правой части большого зала. Это был один из правителей города, - Грамас, обладатель Главной Маски Смеха.
Слева, представляя полную противоположность ему во всем, сидел другой правитель города, - Грамаг, - Главная Маска Грусти. Носивший эту маску был высок и худощав, слегка сутулясь, он с печалью в глазах внимал ударам башенных часов. Помимо двух обладателей главных масок в тронном зале было еще одно довольно странное существо, туловище которого, начиная с места, где обычно находится голова, представляло собой сложенную из шероховатых камней пирамиду, на которую был наброшен серый выцветший от времени плащ.
Как только стихли отголоски гаснущего эха, Грамаг выпрямился на своем троне и, обращаясь к каменной глыбе, закутанной в плащ, спросил: - Скажи Стена, что нового сегодня в безликом государстве нашем?
- Да, расскажи подробней,- присоединился к нему Грамас, - над чем, сегодня, все с утра смеялись?
В обязанность Стены входило докладывать обо всем, что происходило в Маскограде. Предпочитая оставаться в пределах своего Дворца, Главные Маски тем не менее хотели быть в курсе всех событий. Когда Стена заговорила, повеяло холодом от каменной её груди.
- С утра смеялись в основном над солнцем, - глухой и приглушенный голос шел, словно из под земли , пробиваясь через мраморные плиты которыми был уложен пол, - а вечер лишь настал, - продолжала говорить Стена, - вернулась в город грусть, тем более есть повод для печали.
- И, кажется , я знаю что за повод, сказал Грамаг, - опять всё то же солнце, встаёт чуть свет, заходит слишком поздно. И что нам остается, - ночь, короткая как призрачная тень.
Крепко сжимая подлокотники кресла тонкими пальцами, Грамаг наклонился вперед: - Мы плакальщиц послали в каждый дом, чтобы рыдали во весь голос, но, боюсь, опять их оборвет на полуслове назойливого солнца дерзкий луч. И слезы не успеют высохнуть как тут же, кто горазд , смеяться без конца, опять в своём зайдутся хороводе.
При этих словах Грамаг довольно выразительно посмотрел на соседа, который казалось всё своё внимание направил на изучение росписей на стенах Тронного зала, словно видел их впервые . В очередной раз горестно вздохнув, Маска Грусти посетовала что слишком короткими стали ночи.
- На то оно и лето,- вымолвил Грамас, которому стоило больших трудов так долго молчать, - а вспомни, как было зимой…
- Я и говорю, жаль, что лето так долго тянется, - пожал плечами Грамаг. Весельчак при этих словах чуть не упал с кресла: - Позволь, ведь лето только началось, а ты сетуешь, что долго тянется оно.
И, тут же, несколько иным, примирительным тоном, произнес : - Впрочем, надеюсь, ты не будешь возражать, что мы с тобой всегда договориться можем.
- Договориться с тобой, - теперь настал черёд воскликнуть Маске Грусти,- О чем?
Маску Смеха это не смутило: - Смотри, настал твой час и я, покорен твоей воле, не смеюсь, улыбка грустная.
Грамас повернулся к Стене: - Не правда ли Стена?
Стена, ничего не сказав, только кивнула в знак согласия головой. В случае возникновения спора она часто так поступала, разведет руками, кивнёт головой или же пожмет плечами, - каждый по своему, как ему надо, пусть понимает, другое дело, что то сказать, - потом устанешь объяснять, выкручиваться, убеждать…Нет, всегда лучше молчать во время спора.
Не дождавшись от Стены ничего, кроме робкого кивка головой, обладатель Главной Маски Смеха продолжил объясняться перед Грамагом, - Не скрою, в глазах моих есть искра смеха, но - приглядись, она блестит сквозь слезы.
- Слеза от смеха не много грусти в ней, - чуть слышно в сторону прошептал Грамаг и тут же, повернувшись к Стене, сказал громче: -Давно спросить хочу, могла бы ты решить наш давний спор , - кто главный здесь из нас двоих.
- Не главный, а главней, - решил уточнить Грамас,- так было бы вопрос задать верней.
- Какая разница, что главный что главней, тебе бы лишь бы спорить, - с раздражением произнесла Главная Маска Грусти и, снова, обращаясь к Стене : - Будь яблоко в твоих руках, кому из нас бы ты его вручила?
Стена с ответом не спешила, укутавшись в свой плащ, она под взглядом пристальным молчала.
- Кому из нас ты пальму первенства дала бы, скажи, мы ждем ответ, - настаивал Грамаг.
- Будь яблоко в моих руках. - растягивая слова медленно произнесла Стена, - оно не стало б яблоком раздора, я пополам его бы между вами разделила.
- Так не пойдет , - воскликнул Грамаг, - власть, разделенная на части, уже не власть .
- Постой, причем здесь власть? – снова не упускал возможности поспорить Грамас, - какое время суток считать должны мы первым, что раньше и главней, - день перед закатом или ночь перед рассветом?
- Так я и говорю о том же, - недовольно поджал скорбные губы Грамаг.
Не обращая на Маску Грусти внимания и демонстративно повернувшись к Стене, весельчак продолжал развивать свою мысль: - Мы главного добились в государстве нашем, здесь все у нас равны и в радости и в горе, скажи Стена, разве я не прав?
Стена молчала, застыв в неподвижной позе между ними. Весельчак перевел взгляд с неё на Маску Грусти, и, адресуя ей теперь вопрос, повторил: - Что, разве я не прав?
- Кто с этим спорит, Маска Грусти прищурила сердитые глаза, - мы поделили время суток, но не решили до сих пор, что раньше нужно делать, - плакать или же смеяться. Сам же , только что ты говорил, - мол, что считать главней…
- Но не затем, чтоб, выяснив, что раньше, особой властью наделить кого-нибудь из нас. Пусть будет всё как есть, но, для порядка, коль следуем мы друг за другом, не лишним было бы нам знать, кто следует за кем.
- Тебе бы только бесконечно спорить, - Грамаг укоризненно покачал головой и добавил: - говорим как будто об одном, так нет, тебе опять же нужно вставить своё слово. И, чтобы к этому не возвращаться, и окончательно решить, раз на всегда, пусть скажет нам Стена, ей издали видней, хоть знаю я и без неё , - печаль всегда перечеркнет любую радость.
- Оттого и спорю, что ты трактуешь всё иначе чем есть на самом деле, - Грамас откинувшись на спинку кресла поднял указательный палец, используя его как восклицательный знак, - известно всем, что смех любую грусть развеет!
- Что смех твой, не уступала Маска Грусти,- сколько ты с улыбкою проходишь, так скулы и сведет. А вот печаль, она облагораживает лица.
- Гляди ты, я и не знал, - если бы не ночное время суток, Грамас готов был рассмеяться, но удержав себя в рамках подобающих приличий, тем не менее, с лукавой улыбкой заметил: - выходит, что вид понурый, слеза в глазах, рот искривленный линией печали, - всё это говорит о благородстве? Представить даже трудно, чтобы все, вот так, весь день ходили.
- Зачем весь день, - не унималась Маска грусти, я не против, чтоб люди веселились иногда, но пусть сначала испытают грусть.
А дальше, как на дуэли, стоя друг против друга обменивались они короткими фразами как ударами шпаги.
- Сначала смех…
- Нет, грусть сначала.
- Улыбка.
- Нет, печаль. Что смех твой, он лучу подобен, вспыхнет и погаснет, а грусть, она как тень, - неистребима.
- Вот именно, как тень, рожденная от света, выходит даже по твоим же словам, что свет был раньше, так в чем же спор? Сначала смех, а грусть уже потом.
- Нет, грусть сначала. Известно всем, что утро наступает после ночи.
- А ночь когда приходит? День утомится от веселья и, лишь затем, пора печали настает.
- И спорить нечего, всегда лишь грусть вначале.
- Сначала смех
- Тоска и скорбь
- Улыбка
- Нет, печаль…
- Итак, всегда, достаточно сойтись им в этом зале, - чуть слышным шепотом произнесла Стена,
- и как им объяснить, что сила власти не в том, чтоб выяснить, что раньше…
- О чем ты шепчешь там Стена? – спросила Маска Грусти. А вслед за ней не удержалась Маска Смеха, - интересно знать, о чем Стена, в присутствии Двух Главных Масок, сама с собою говорит?
Стена, склонившись перед Масками, стояла, подождала, пока усядутся они удобней в креслах и голосом, который нарастал всё громче, произнесла:
- В безликом нашем государстве, с претензией на собственное я…
- « На собственное я…» - вслед за ней повторяли взволнованные маски
- На право носить своё лицо, - продолжала Стена. – О, ужас! - « свое лицо » , вторили ей маски.
- Быть личностью …- Ещё одну паузу сделала Стена, прежде чем продолжить.
– Угрозу представляя всей системе , - дрожь пронзила хриплый голос…В воцарившейся тишине был отчетливо слышен голос Маски Грусти повторяющей сказанное …- « В безликом государстве нашем, с претензией на собственное – я, на право носить своё лицо, быть личностью…»
- Явился тот, кто в силах помешать идти нам к нашей цели, - закончила свой монолог Стена. На мгновение снова воцарилась гнетущая тишина, а затем, Маски соскочив со своих мест, кинулись к Стене: - Как ты могла такое допустить, - кричали они, - что нам теперь делать?
- Вспомнить надпись, которую я ношу, Стена откинула плащ, и маски, прочли на каменной её груди слова, которые они давно забыли.
Из миража возникший Маскоград,
До тех лишь пор величье сохранит,
Пока Стена, последней из преград,
Дорогу Путнику сумеет преградить.
Грамаг, наклонившись к Стене , читал водя по строчкам длинным пальцем. - Вот и всё, - сказал он, возвращаясь на своё место, и, выдохнул: - а мы здесь спорим, кто главней.
- Выходит наша власть теперь ничто? - спросил у Стены Грамас , поправляя неожиданно съехавшую на бок маску.
- Все может рухнуть, если до утра он маску не наденет, - ответила Стена.
- Так сделай что-нибудь, в один голос крикнули ей маски.