Путник. действие второе

    

 
АВТОР:  Итак,  мы   продолжаем.     По-прежнему,  всё    тот   же,    единственный   для  каждого,    особенный    театр
Я   приглашаю вас в театр особенный, единственный для       каждого.   Без  адреса, без крыши  и, главное,  пока  ещё  без   сцены…
          Вы  слышите, как музыка звучит.   Вот,   тонкая   запела  флейта, ей  вторит  скрипка, рука прошлась   по  клавишам  рояля…Вы   слышите?   Теперь,   опять    глаза     прикрыв,   представьте.




                Действие    второе 


 За   дверным  проемом, куда  бросили  человека с открытым лицом,  находилось  узкое  пространство,  что-то  наподобие   щели,  в  которую  можно  было,  протиснутся  только  боком.   Для  узника  более крупной  комплекции,  чем  Путник,  пришлось бы,  наверное,  разбирать   мрачные   стены, впрочем, с каждой новой ступенью   ведущей вниз,  щель становилась  более широкой  и  вполне могла сойти за коридор, тюремный,   разумеется.      Путник  насчитал  десять ступеней,  пока не почувствовал  под ногами   ровный  каменный пол.
 
    Тяжелая дверь наверху захлопнулась  и,   в воцарившейся мгле,  острее   потянуло    сыростью  и  холодом,   -  характерным запахом неволи.
Он сделал ещё один   шаг  и   услышал  чей-то голос.

        - Осторожнее, а то, ненароком,   того  и  гляди,   наступишь на меня.
        - Кто  здесь?  - спросил Путник, радуясь   возможности   с  кем-то    говорить, общаться, главное,   - не оставаться  одному.
         -Такой  же,  как  и  ты,  прозвучал  ответ, -  и он  почувствовал,  как   к   его плечу  прикоснулась  чья-то рука.  – Иди сюда,   позвал   хриплый  голос.

Хоть  и  находилась     темница   полностью   под  землей,    густая   мгла  не была  в  ней  сплошь  непроницаемой.

  Дверь   темницы,   имея  такой  же  возраст,  как  и   крепостная   стена,   могла  бы,   в   качестве   музейного  экспоната,  представлять   наглядно   страницу  истории  города  Маскограда.  Несколько железных листов поверх  полусгнившего  дерева  придали   ей    вес, но  не  сделали    от  этого    прочнее.   Солнечные лучи  просачивались  через   расшатанные   дверные  створки,  а вечером,  в   те  же отверстия  и трещины    проникал   лунный   свет. Его   хватало,   чтобы различать  стены, ступени  у входа и сидящих в подвале людей.

       - Ты  здесь  один? – спросил  Путник, начиная постепенно  привыкать  к полумраку.
        - Как видишь, - развел руками   в   сторону    человек,  успевший  до  прихода  Путника   обжить   мрачный  подвал.  -   Если бы   мне    два раза в сутки не приносили    еду,  я   бы    подумал, что  обо  мне  и  вовсе   все  забыли.
 Прервав  себя  на  полуслове,   он    замолчал,   словно   прислушиваясь  к   чему-то,  затем  продолжил: -  Признаться,   я   уже  не ожидал, что   так  быстро,   кто-нибудь,   здесь,  под  землёй,    кампанию   составит   мне.

        - Настолько все послушны? – кивнул в сторону двери Путник
        - Смирились…
        -  А   ты,  выходит,  не  смирился?
Сосед   Путника  по   темницы, неожиданно  вдруг   рассмеялся,   короткий   смех  его,  вырываясь  из  груди,  оборвался  на  губах,   вызвав   кашель. Справившись  с  ним,   он   ответил:  - Ты, что?    Решил, что я   какой-нибудь отъявленный  бунтарь?   Нет,  моя  вина  в   другом.  Хотя, по  правде,  какая   к черту  здесь  вина.  Язык  мой,  вот  кто  мне  создал проблему, мне нужно  было  бы   молчать и не рассказывать  того, что знаю.

      -  О чем?  Что ты сказал такого, что  угодил сюда?               
      -  Нет, нет,  не   спрашивай.  Не  стоит   усложнять  мне  собственную   жизнь,  да   и   тебе,   не   стоит   это    знать. 
 Довольно  странно  звучал   голос  этого  узника,  то   как  будто   издали,   словно ему приходилось  преодолевать  большое   расстояние,  то   совсем  рядом.
       - Чем же ты усложнишь свою жизнь,  если  расскажешь  мне,  что  знаешь,
разве  что   боишься, что  донесу   я   на   тебя  тем,   кто  ходит   там,  наверху,   в   этих  своих   масках?
    
Путник,  пристально  вглядывался   в   сидящего    рядом  с  ним       человека,  очертания   которого,   сливаясь   с     поверхностью   стены,   иногда,   казалось,  полностью  исчезали,    словно  растворялись   в  ней,   вот  и  сейчас,  когда   замолчал  и  в  ответ    не  проронил    ни  слова,   он  стал  совершенно  невидимым.

        - Боишься,-   ответил   за  него   Путник, - хоть  и    не вижу я   сейчас  твое лицо, но, чувствую,  -  боишься...

        - Причем  здесь, боюсь  я  или не боюсь, - донеслось,  опять   казалось бы из    дальнего    угла.    -  Я   просто  жить  хочу как все, хоть в маске хоть без маски. Не вмешиваться  ни во что, ни с кем не спорить,  не  перечить    никому.   Просто жить.    И,  потом,  я   ведь    совсем   тебя    не  знаю.   
Даже  имени   не  знаю  я  твоё.  И,  чтобы,   взять  и  довериться    совершенно   незнакомому   мне   человеку.   Нет  уж,  извини.

        -  Имя,  что  оно   даст   тебе,  моё  имя. Впрочем, здесь,  в  этом  городе,  меня  назвали  Путником,  что,  в  общем-то,  недалеко  от  истины.

        -  Путник! – воскликнул   узник,  вновь  обретая  свои  очертания.
 
        -  Что   вызвало   такой  испуг  и  удивление  у  тебя?  Вот,   также,  одна  из  масок   произнесла   недавно   это  слово,  и   тут  же   отшатнулась.

        -  Неудивительно,  ведь  ты  для  них  угрозу  представляешь, - шепотом,  словно  боясь,  что  кто-то  может  его   услышать,  сказал  узник.

        -  Я, для   них,  угрозу?  – удивился   Путник.   -   Скорее  угрожали  мне. Когда  толпа  со  всех  сторон  насела,   я  был   готов  спасаться  бегством.  Вот  так-то, а ты говоришь,  что  я  для  них  угрозу  представляю.

        -  Говорю,  и  снова  повторяю,  бояться  нужно  этих  стен, и  говорить  как  можно  тише, -  еле  слышно   прошептал  узник  темницы.

 Всё  это  довольно  странно,  -  подумал   Путник,  - устал,  наверное,  вот  и  мерещится  всякая   чертовщина.  Однако,   он  ещё  пристальней  стал  приглядываться    к  своему  соседу,   в   предчувствии,  что   тот,   вот -  вот,   снова  куда-то  исчезнет,   Но  узник, на  этот раз,  никуда  исчезать  не  собирался   и   голос  его  звучал вполне  нормально  разве  что  по  прежнему  тихо  и  то  и  дело  переходя  на  шепот.

          -  И  что ты   всё  заладил, - стена, стена -  перебил  его  Путник,  когда,   в  очередной  раз  он   сказал  о  скверном  её  характере. -   Ну,  что  -  стена?

Узник  тяжело вздохнул, -  Да  так, сорвалось  с  языка.
 
Затем, с  того   места, где он сидел, донеслось    какое-то шуршанье.  -  Вот, возьми  немного  сена,-  протянул    его   сосед   охапку,  сохранившую  запах скошенной травы. Устраиваясь  удобней,  Путник   уже  начинал  сожалеть, что так резко,   только  что,  говаривал   с  незнакомым,  по  существу,  ему человеком.    Но,  в  глубине    души,    отчасти    даже   жалея    узника,    всё  равно,  продолжал  мысленно    с  ним   спорить.

 -Жить как все,   -   как  часто   приходилось     и   раньше слышать  эти слова     от   тех,  кто  добровольно   обрекал   себя  на  жизнь  в   толпе  безликой,  на   жизнь,    где   действовал  главный   принцип, -  быть  как  все.  Неужели в этом  и  заключается  суть человека,  сознавать   себя  лишь  как частицу  огромной   массы  людей, быть,  подобно капельки дождя  упавшей в мутный поток,   сметающий    всё  на своем пути?   Впрочем, довольно мучить себя  вопросами, на  которые  не  сразу  и   найдешь  ответ.
 
            Размышления  эти   неожиданно  прервал  скрежет открываемой двери. Голос, который всегда отличает тюремщиков  от тех, кто находится в их власти,   произнес: - Эй, Маляр, забирай   еду.

Повторять  дважды   не пришлось,   тот,  кого  назвали  Маляром,   одним махом  преодолел  десять ступенек ведущих к входу  и  так же быстро  спустился вниз.  В отблесках  факела  Путник смог   его   разглядеть, это был невысокий  худощавый человек  с печальными   глазами. Он поставил  кастрюлю,  из  которой  торчал  половник,  придвинул  к ней  две  миски,   расстелил     платок  заменивший  скатерть, положил    на   него   хлеб,  предварительно  разломив   его  на две равные  части.

        -  Ешь, пока видно еду, торопил  он  Путника,  разливая по  мискам   темную жидкость, по всей видимости,  какой-то бульон, какой,  из-за    недостатка  света  и  полного отсутствия запаха,  трудно  было  определить.
Когда   за стражником  закрылась дверь, густая мгла   вновь  заполнила  пространство  подвала   и снова, потребовалось время, чтобы   глаза   смогли   что-то  различать.

        - Маляр, это  что, тебя  здесь   так  зовут? – спросил  Путник .
        - Почти  что  так,  профессия  у  меня   такая,  -  он   слегка  замялся, сделал паузу  и  добавил, -   была.
Одно  лишь  слово  добавил,  и  всё  оказалось  в прошлом.  И от  сознанья этого,  ещё  острей  звучала  грусть  в  его  голосе.
               
         - Эх, дал же  себе  слово,  язык  не   распускать  и  вот,  опять.
Маляр   бросил  взгляд в сторону,   словно  ожидая   увидеть   ещё  кого- то,  кроме  них,   в  темном   подвале.          
         -  Ты  знаешь, -   наклонился  он  к  Путнику,- мне  известна  сила  этих  масок, не тех  что  на  лицах  у   тех   людей, а  самых  главных, тех,  что   со  стены.

Сказал  в  полголоса  и тут  же   рот   прикрыл  ладонью.  Сверху  слышались,  чьи-то  шаги,   чей-то   приглушенный   расстоянием   плач  и   протяжный  чей-то   стон. Казалось,  большое  горе    обрушилось  сейчас    на  город.  Прислушиваяськ  этим  звукам, Маляр торопливым  шепотом произнес: - Я   первый  заметил,  как  маски  со  стены  исчезли,  - понимаешь?

   Путник  пожал  плечами  выражая   то  ли  непонимание,  то  ли  полное  безразличие  к  тому,  о  чем  собирался   сказать   сейчас    Маляр .  Мгла  уже  не  казалась  такой   плотной   как  прежде, глаза   начинали  различать  выступ  порога  от  которого  шли  к  двери ступени, небольшие  проемы  в  стене  у    потолка,  по  всей  видимости  там были  окна  которые  затем  заложили  камнями и,  самое  главное,  они  могли   теперь  лучше  видеть  друг  друга.  Маляр,  поджав   колени  к  подбородку,   пристально  вглядывался  в  лицо  Путника.

          -  Эх, будь  что  будет, - махнул   он   рукой  и  продолжил: - В  общем,  история  здесь  такая, начну  по  порядку, с  чего  все  началось.
Говорил  он  многословно   и  путано,  перебивая  сам  себя и  снова  возвращаясь  к  тому, что    только  что  сказал. В  ходе   затянувшегося  предисловия  Путник  не  раз  призывал  его  говорить  яснее  и  короче.

          -  Наняли  меня,   стены   в  филармонии  побелить,  я  ведь  говорил, что  раньше  на   стройке  работал.

          -  Понятно,- возвращал  его  к  сути разговора  Путник, - ты и  про стройку  уже  тоже   говорил, и   про то,  что   маляром  работал,   ты к  делу ближе  подходи,  раз   начал  мне    рассказывать  свою  историю .

          -  Вот  я  и  говорю,  наняли  меня,  чтобы  стены  побелить,   белю  я  эти  стены  и, надо  же,  с  утра  как  будто  и  не  пил,   а  понять ничего  не  могу,   ещё  вчера  они   висели, тяжелые  такие, одна как  будто  всё  смеется,   другая,   вроде   плачет.  Так  вот,  вчера  ещё  висели,  а  сегодня,  их,  масок   этих, - нет…
        - Стащил   их,  что ли  кто? – спросил  Путник.
        - Такие   трудно  стащить. 
Маляр  широко  развел  руки,   показывая  их  размер.  -  Они,  каждая,  в   метровый  рост.  Потом,  материал, сплошной камень. Оно,  для  работы, конечно,  легче.   Стена  ровнее  стала, но, -  не понятно.  Как  же так,  вчера  ещё  висели, а сегодня -  их  нет?

Путника   начал   занимать  рассказ  Маляра.
       -  Ты,  может,  стены  перепутал?  -  спросил  он,   придвигаясь   ближе.
       -  Да нет  же,  дальше  слушай, стою  я, думаю,  как - же  так,   и  вдруг,  администратор  наш  выходит.  Походка, движенье  рук,- всё  его, а  вот  лицо…

 Маляр  замолчал,   словно  боясь  произнести  следующее  слово. Воцарилась    тишина.  Путник  прервал  её   вопросом, требуя,  чтобы  Маляр  говорил  яснее:  -  Что,  лицо?
        - Лица-то,   нет! -  И  снова,   прежде  чем  продолжить ,   замолчал,  испуганно   оглядываясь  по  сторонам:  - Вот  здесь , от  шеи  и,  до этих пор…
       -    Что  ты  тянешь,   что, -  до этих  пор?
       -    Маска!
       -    Та, что  со  стены?
       -    Вроде  бы   она,   только   размером  меньше.
       -    И  что,  администратор  этот,  в  маске,   что  он   тебе  сказал?
       -    Ни  слова… А за  ним,  еще  один  прошёл,  и то же в маске.
       -    Занятная  история
       -    Я  и  говорю, когда  бы  сам  не  видел,   не  поверил.
       -    Да,  занятная  история,  - задумчиво  повторил  Путник,  не  зная,  как  отнестись  к  услышанному и  стоит  ли  верить  тому,  что  рассказал  Маляр.  С  другой  стороны,    после  рассказа  Маляра,  то,  что  происходило  в  этом  городе,   стало    обретать,  хоть    какой-то  смысл.

        -  Выходит  с этих   масок, все  перемены   здесь  и  начались, - размышлял вслух  Путник.

       -  Так   я  и  говорю, о  том  же, -  озираясь по  сторонам,  произнёс  Маляр.
       - На  ухо, шепотом, на  дверь,  бросая  робкий  взгляд,  -  в голосе  Путника  снова   звучало  не  скрываемое   им  раздражение.
      -  А ты  хотел  бы как, -  всё  так же,   тихо  говорил   Маляр
      -   По  крайней  мере,  не  в   полуголос.
      -   Что  может голос  мой?
      -   Возвысь  его,  хотя  бы  для  начала.
      -   Пустая  трата  времени  и  сил, -  сказал   Маляр,  уже  сожалея,  что    доверился   Путнику, который  стал   опять   укорять  его  в  чём-то.

        -  Устал я от  всего,- сказал   он,  отворачиваясь   и,   подводя  черту  под  разговором,  сонно  зевая,   заключил:  - Какая  разница  теперь, что маска, что  лицо.
Путник   приподнялся,  собираясь   что-то   сказать,  но  так   ничего  и  не  сказав,  снова   опустился   на   каменный   пол.
Всё   так  же  доносились  в  темный подвал  скорбные  звуки,  пронизанные  чувством  безысходности,  и  вдруг,  перекрывая  их,  зазвучала  печальная  мелодия.  Прислушиваясь, Путник стал  различать  слова  песни,  которую  напевал   тихий  женский   голос.

        - Маляр  ты слышишь,  толкнул  он  плечом  задремавшего  соседа.
        - Что?  Откликнулся  тот  спросонок, медленно  поднимая  голову,- Что,   что    случилось?
        - Песня! Только  что  я  слышал  нежный  грустный  голос.
        - Песня? – зевая,  переспросил  Маляр,- Нет, не  слышу  я  никакой  песни. Зря  ты  меня  разбудил, так  хорошо   заснул,  даже  сон,  уже  начал  видеть.

И,   буквально  через   мгновение,  из  угла,  где   он   расположился,  донесся   его  храп.   Снова  прислушивался   к  ночной  тишине  Путник,  но  так  ничего  больше  и   не  услышал,  кроме   прерывистого   дыхания   своего  соседа,   которому  виделись,  наверное,  не  самые  веселые  сны. Отяжелевшие  веки  стали   смыкаться   и  в этом  полусне,   в  памяти  Путника    всплыли  воспоминания  о  времени,  когда  у  него  было  имя,  теперь   уже   всеми  забытое,   был  дом,   в  котором   никто   его   теперь   не  ждет,  была  дорога,  на  которую нет    смысла   возвращаться.  Единственное, что  сумел   он   сохранить, - лицо, опаленное   солнцем  и  ветром.
 
          Под  утро  его  неожиданно  разбудила  всё  та  же  песня, которую  он  слышал ночью.  И, так  же,  как  и  ночью,   песня  прервалась  на  полуслове. Путник   поднялся  по  ступеням  к   двери, в  томительном  ожидании  прислонился  к  ней,   но  песня  так  больше  и  не  прозвучала.
 
Он  спустился,  сел рядом  с  Маляром   на   охапку   сена   и, глядя  перед  собой,  произнес: -   Я  часто вижу  один  и  тот  же  сон, так часто,  что,  кажется,  всё это  было  наяву.  Мы  на  высоком  берегу  сидели, она  мне  пела  песню  и  голову  склонила   на  плечо.   Её  лицо  я  снова   видел   этой  ночью.  Как  я   жалею,   что  не  проснулся  раньше,  луч  солнечный  проникнув  в  щель,  рассеял  мрак  и   оборвал  виденье.   Светлее  стало  в  каменной  темнице, а   в  душе  моей,   по-прежнему   темно.

Последние,  произнесенные  им слова,  заглушила  музыка рассвета. Маска  смеха  вступила  в  свои  права.  После  ночи,  наполненной   тихою    печалью,  на  волю   вырвался   громкий   смех.  И,  безудержный   этот   смех,    казался   сейчас   кощунством  над   нежной  мелодией,   которая,   всё  ещё  звучала   в  его  душе.

       -Эй, вы  там, тише!  -  крикнул Путник   в  сторону  двери.  Но  кто  его  мог  услышать, казалось, несколько  оркестров   взорвали   сразу  тишину.
       -Я  им добавлю,  музыки  сейчас, -  с  негодованием  воскликнул  Путник  и,  бросившись  к  двери,  отчаянно  стал  бить  в  неё  ногами.   Издав   протяжный  скрип, дверь  распахнулась,   в  её  проеме  показалось несколько  стражников.

        -  А,  это  снова  ты  буянишь,- сказал  один   из  них.  И,    желая,    добиться  своего,   протянул   маску:  -    Может,    хотя  бы  теперь,   лицо  своё   прикроешь.
 Щурясь  от  хлынувшего  в  подвал  яркого   солнечного   света, Путник  отстранил  его  руку.   - Далось  тебе  мое  лицо,  смеяться  я  и  так могу, без  маски.

         - А с маской  веселей, - не  унимался  стражник  и   стал    выталкивать Путника  вместе  с  Маляром  на  улицу,  где  они  сразу  оказались  в центре    толпы.   Их толкали, дергали  за одежду  и, наперебой, протягивали  маски.

         - Возьми  мою, смотри  на  ней улыбка  шире, - кричал  один, другой, предлагая  свою  маску,  крутил  её  во  все  стороны,  показывая,  какая   она  удобная  и  большая.  Маляр,  откликаясь  на  каждое  предложение, поворачивался  из  стороны  в  сторону,  ему  хотелось, чтобы  как   можно  скорее  всё  это  кончилось, чтобы   Путник  не  смотрел   на  него    с  таким  укором, чтобы все  эти  люди  отстали  от  него.   Он  хотел   выбраться из толпы   и  оказаться  как можно  дальше   от  мрачного  подвала. Он  мог  это  сделать,  только  взяв  маску,  и  он  взял  её. Медленно и  осторожно    притронулся  к  холодной  и   гладкой  её  поверхности   и  сразу  почувствовал  облегчение,  выбор  был  сделан.

   Отвернувшись  от  Маляра, лицо которого  уже  скрывала  маска, Путник,   спросил: - Что  рассмешило  вас  в  столь  ранний  час?     Взрыв  хохота  прокатился   волной  над  масками, та, что  была  ближе  всех,  попыталась  что-то ответить, потом,  махнула  рукой  и,  кивнув  на  других,  выдавила  из  себя: -  У  них  спроси, они  ответят.
Путнику  не  так важно  было  знать  причину  смеха, ему хотелось  услышать  хотя бы  один  голос,  который   хоть  чем-то отличался от других, но общее  веселье  настолько  всех  захватило, что  они, указывая  друг  на  друга,  только  смеялись  в   ответ и вновь пускались в пляс.  - Пляши, пляши, ни о чем  не  тужи, - громко   кричал   какой-то   мужчина,  идя   по  кругу   вприсядку.  Сквозь смех и хохот до Путника  донеслись: - Этот  длинный,  если  разойдется, его   никому   не  унять
 
Выпрямился  тот,  что  шел  вприсядку и, действительно,  роста  он    был  необычайно  высокого,  раскинув  руки,   словно   собираясь  заключить всех  в   могучие  объятья,   топнул  ногой  и  опять   пошел   в   пляс, да так,  что никто  вокруг   не  остался  безучастным.  Даже Путник,    переступая  ногами   в  такт  музыки, заметил: - А  ведь  и  правда,  здорово   у  него  это    получается.  - А   над  чем  смеются  все? – снова  задал   он свой  вопрос . 
И опять,  прежде  чем   ему   ответить,  маска  скользнула  взглядом  по  его  лицу:  -  Вчера  смеялись  над   тобой.
     - Я это помню, а сегодня?
     - Сегодня   солнце  рассмешило  всех.
     - Солнце?  - недоуменно  переспросил  Путник
     - Да, солнце, - подтвердила  маска,  -  оно  вдруг  возомнило  про  себя, что будто  бы  оно,   представь   себе, -  особое  светило.
В  разговор  вмешались  и  другие: -  Смотрите,  поднялось, а  важность-то, какая…  Ха - ха
    - Над   чем  смеяться  здесь?   Путник  переводил   взгляд  с  одной   маски  на  другую:  -  Солнце   поднялось, что  здесь   смешного?
    - А  то-то  и   смешно,  что  каждый  раз  оно  с  таким   достоинством  над  нами  всходит, как  будто,   там   останется  навечно. А что  в  итоге, снова  сядет, - говоря  это, маска  тыкала   растопыренные  пальцы   в  сторону  солнца.   - Смотри,  ну,   разве  не   смешно?
Путник   стоял  в  центре   бурного   веселья,   которое    перехлестывало  через   край,  повсюду  были  одинаковые  выражения   плоских  улыбок,  наплывая  друг  на  друга,  они   производили  впечатление  различных  тел  с  одним  лицом,  прикрытым  маской.

 - Уж   лучше  б  надо  мной,  как  прежде,  вы     смеялись, - бросил  в  толпу  Путник.
 - Завтра  посмеёмся, а пока  пляши,  пой, смейся  от  души, пока  не  село  солнце.   И   вновь,   уже  в  который   раз,  обращались  к  нему  всё  с  тем   же   предложением:  - Что,  может   быть,   наденешь  маску?
-  Такую   маску,  как   у  вас?    Нет!
-  Эй, длинный, слышишь, - повернулась   маска   к   плясуну, - он  вновь  упрямится,  не  хочет   быть  как  все.

-   Не  хочет, тогда  поможем, чтобы   захотел, -  у   великана  был  ответ  короткий,  и  в  тот  же  миг   Путник  почувствовал  на    своём  плече    тяжелую  его  руку,   следом   за   ней   ещё   несколько  рук  потянулись  к   нему, и  всё  затем , чтобы   прикрыть   его   лицо   одной   из  масок.
  - Не  будет,   по-вашему, -  возмутился  Путник.   И,  откуда  только  сила   у  него   взялась, вывернулся,   раскидывая  по  сторонам  насевших на  него  людей.  Не ожидавшая  такого   отпора  толпа,  на  какое-то  мгновение  замерла,  а  затем,   все  кто был   рядом,  бросились  на   упрямца, сбили  его  с  ног  и  снова   потащили  к  подвалу    темницы.