– А что там с механиком из «Циркона»? Он пойдет на контакт, согласиться давать показания? Как ты думаешь, Марийка? – Владимир Петрович смотрел на сноху с отеческой нежностью и радовался, что у них сохранились родственные отношения и, кажется, с женой тоже налаживаются.
– Едва ли. На месте отказался разговаривать без своего адвоката. Сейчас ведь у каждого преступника свой личный адвокат, – с усмешкой и чувством досады ответила Марийка. – Мы вот как-то спорили с Алешей о большом количестве выпускаемых юристов и о месте их применения.
– Она мне доказывала, что пока есть преступники, юристам всех рангов работа обеспечена. И оказалась права, – вступил в разговор Алексей. – Скольких мы задержали, и у каждого из них будет персональный адвокат.
В кабинет вошли Бусыгин и Семкин. Владимир Петрович встал из-за стола, освобождая место Бусыгину.
– Мы не будем мешать при допросе? – спросил он.
– А кого это вы собираетесь допрашивать? Меня? – с наглой усмешкой пророкотал Семкин. – Я без адвоката ни единого слова не скажу.
– Да, это вы уяснили хорошо. Называйте фамилию своего адвоката, и мы его вызовем, – строго сказал Пашков.
– А кто вы такой, чтобы меня допрашивать и выговаривать мне? Вы – пенсионер, вот и занимайтесь своими делами – ловите бабочек с внучатами. А за произвол с моим арестом эти сосунки ответят перед Москвой, – с еще большей наглой издевкой, сарказмом и угрозой говорил Семкин, произнося слова с расстановкой, с ехидной ухмылкой, с презрением во взгляде.
– Да, эти «господа» не дадут подумать до утра. Я пошел к Борисову, а вы подержите его тут до моего прихода. – Владимир Петрович поспешно вышел из кабинета.
Бусыгин кивнул Близнецову:
– Веди протокол. Тут каждое слово надо записывать. А ты Колосенок, включи магнитофон, начали:
– Допрашивается сотрудник УФСБ Семкин, подозреваемый в попытке убийства полковника Шустова – начальника УГРО. Ведет допрос начальник отдела по особо важным делам полковник Бусыгин.
– Семкин, вы отказываетесь давать показания без адвоката, но в то же время не называете его фамилии. Так вот, если к восьми часам утра вы не скажете, кто это, то мы дадим вам своего адвоката.
– Мне надо позвонить, – Семкин начинал нервничать.
– Кому? Михрютину? Ему вы не сможете позвонить, он арестован.
– Это ложь! Вы не могли его задержать, – саркастически произнес Семкин.
– Это почему же? – удивился Бусыгин.
– Вы не могли его задержать, у вас нет такого права – он депутат думы, у него право неприкосновенности.
– Ах, я забыл, что он неприкасаемый, – усмехнулся Бусыгин. – Только мы его не задержали, а арестовали. У нас есть очень веские основания для его ареста. Вы усекли разницу в терминологии, Семкин, или как там вас еще?
При последних словах Семкин вздрогнул, посмотрел исподлобья на Бусыгина, а его редкие белесые брови покраснели.
А Бусыгин, как ни в чем не бывало, продолжил:
– Я напоминаю, что у вас есть время подумать до утра, пока вы один в камере. После восьми вас переведут в общую камеру. А одиночные нам потребуются для других арестованных. Вы меня поняли, Семкин? Может быть, начнете давать показания?
– Нет. Мне спешить некуда, а посадить вместе с уголовниками у вас нет права: как сотрудника правоохранительных органов вы должны содержать меня в одиночной камере, – Семкин нахально смотрел на Бусыгина.
– Вот как?! А телевизор, коньяк с шашлычком и девочек тебе не подать туда? – съехидничал Бусыгин. – Дело хозяйское. Смотрите, не опоздайте. – Он продиктовал Марийке в микрофон:
– Обвиняемый отказался давать показания. Семкин, распишитесь в протоколе.
– Нет! Я сказал, что ничего не буду говорить, значит и подписывать, – нервно крикнул Семкин.
– Обвиняемый отказался подписать протокол. Допрос окончен, – бесстрастно произнес Бусыгин и выключил магнитофон. Он посмотрел на Семкина, который ерзал на стуле.
– Вам придется поскучать в нашем обществе до прихода генерала Пашкова. А вы, молодежь, кто-нибудь один сходите вниз, проверьте, какие камеры свободны, а то утром как бы не перепутать.
Алексей вышел в коридор, а полковник обратился к Марийке:
– Как там твой подопечный, дает показания?
– Да, там все нормально. Я думаю, что Борисов уже доложил в Москву. Завтра горячий день будет.
– Я думаю, что он уже начался. Мне надо идти к генералу, а ты надень-ка ему браслеты и подремите немного, – он подал Марийке наручники, а сам вышел.
Марийка подошла к Семкину.
– Руки за спину, – скомандовала она и встала рядом с ним, готовясь надеть наручники.
– А может, мы на пару подремлем с тобой, красотка? Приказания начальства надо выполнять, – Семкин протянул руку к Марийке, пытаясь ее обнять.
Марийка молниеносно завела его руку за спину, а второй прикоснулась к затылку, и Семкин не успел даже шелохнуться, как весь обмяк. Марийка взяла вторую вялую руку, завела за спину, надела наручники и прислонила туловищем к спинке стула.
– Вот так-то, «кавалер», тебе будет удобно, посиди, отдохни, – она села за стол Бусыгина, открыла магнитофон, перемотала ленту, включила его и спокойным, ровным голосом спросила:
– Семкин, вы меня слышите?
– Да, слышу, – нормально, спокойно ответил тот.
– Ваша настоящая фамилия Селькин?
– Нет.
– А какая?
– Селиванов.
– А имя, отчество?
– Семен Васильевич.
– А кто такой Селькин?
– Попутчик с поезда. У него документы были чистые.
– А когда вы стали Семкиным?
– После ареста Горчинского.
– Вы хотели сказать – Горчакова?
– Он – Горчинский, – с упором ответил Семкин. Ему не понравилось, что его не поняли.
– Откуда вы родом? – Марийка старалась говорить очень спокойным голосом.
– Из Столинского района Брестской области.
– Как вы оказались здесь?
– Бобер приказал.
– Кто такой Бобер? Как его зовут? Давно вы его знаете?
– Давно, давно – с самого детства, – раздраженно ответил Семкин на последний вопрос, оставив два предыдущих без ответа.
Марийка поняла, что совершила ошибку, задав одновременно несколько вопросов. Она поспешно выключила магнитофон и прикрыла его газетой.
Семкин пошевелился, открыл глаза, попробовал вытащить руки из-за спины и удивленно посмотрел на Марийку.
– Ну что, Семкин, проснулись? Может быть, начнете давать показания?
– А что тебе показывать, соплячка? – зло усмехнулся Семкин. – Ты еще мало каши съела, чтобы меня допрашивать.
– Хорошо. Подремите еще, – она раскрыла лежащую на столе газету и стала читать.