Лет тридцать назад, когда я был намного моложе, мой отец рассказывал, что в самом сердце Голубятского охотхозяйства, что за мостом от нашей деревеньки Боковая, в глухом лесу, течет таинственная речка Ник. В этой речушке, не имеющей на своем пути ни одного населенного пункта, ловится непуганый, говорят, хариус «невообразимой величины».
В середине Голубятского охотхозяйства расположена гора Стопка, лесистые склоны которой дают начало чистейшим рекам Вильва, на которой стоит деревня Боковая, ее притокам Мутная, Куб и Ник. Северная часть Голубятского охотхозяйства изрезана сетью веток бывшей теперь уже узкоколейки, по которой раньше дизель-паровозик таскал спиленный лес в леспромхоз. Из всех известных мне дорог, что ведут на Ник - только ветка узкоколейки. Пешком идти до ловчих мест километров двадцать – двадцать пять. Потому лишь самые увлеченные сталкеры-харьюзятники решались выбраться на Ник; слух о величине тамошних хариусов из их уст, наверное, и разнесся по округе.
Многое изменилось с тех пор; лес давно уж не рубят, с узкоколейки стащили рельсы на металлолом, заросли визиры и дальние ветки узкоколейки. Неизменной осталась лишь таинственность мест у Ника, где живут медведи да глухари пасутся на галечнике заросшей железнодорожной насыпи.
Давно не решался я сходить в эти далекие и глухие места – одному боязно; напарника надежного в подходящее время не мог сагитировать. Наконец, посчастливилось в нашей деревеньке прикупить дом Володьке, моему родственнику по собачьей линии, охотнику, имеющего ирландского сеттера Ноя - годовалого кобеля из второго помета моей суки Джесси. С ним мы и договорились посетить заповедные места. Время для похода определили на первую декаду сентября; чтобы ночи были не холодными – ночевать; и чтоб птица нынешних выводков уже существенно подросла. Выразил желание с нами идти и лесовик Женя – добродушный здоровяк с соседней деревни Мутная. Вооружившись картами и спутниковыми съемками с Google, мы наметили маршрут на ближайшие выходные.
Ранним утром, проскочив минут за пятьдесят расстояние в пять километров до деревни Мутная, мы наскоро попили чаю у Жени в избе и тронулись в путь. Роль проводника была отдана Женьке, бывавшему в маршрутах по веткам значительно чаще нас с Володькой.
Шестая железнодорожная ветка заросла не сильно; вдоль нее простирается невысокий, в основном лиственный лес; высокий влажный чапыжник между старыми колеями неприятно студил колени. Часто встречались по пути разрушенные муравейники и намятые в высокой траве тропы. Женя показал на примятую к земле черемуху с ободранными ягодами: топтыгин жирует. Как-то не по себе стало сначала, но глядя на озабоченно работающих в кромке собак, мы с Володькой успокоились и в душу вселилось ровное возбуждение от нахождения в нехоженых раннее местах. Влажно-хмурая погода не обещала нам ни хорошего, ни плохого своего продолжения.
Дуняша (Джесси) быстро освоила стиль работы, подходящей характеру местности. Она уходила вперед нас метров на семьдесят, затем ныряла в кромку у дороги и, прочесав ее в обратном направлении, выныривала на дорогу позади нас. Ее годовалый сынишка Ной поначалу вел себя как балбес, заигрывая с взрослой матерью, но постепенно втянулся в Дунькин стиль работы. Далее мы шли, с удовольствием наблюдая синхронную работу двух ирландцев, которые друг за другом уходили вперед, затем ныряли в противоположные кромки дороги и так же синхронно выныривали позади нашей колонны, снова уходя вперед.
Женька ехидно заметил, что собаки надежно охраняют нас от птицы; в тот же момент Ной резко повернулся, встал в кромку и, не выдержав нашего приближения, шумно поднялся вальдшнеп. Я едва успел вскинуться и пальнул «в ту сторону». Мастерски выполнив вираж, вальдшнеп скрылся за деревьями.
Женька ухмыльнулся и более замечаний в сторону собак себе не позволял.
От известного перекрестка дорог нужно было идти по азимуту километра полтора. Мы немного поплутали по оврагам, подняв по пути глухаря и пару вальдшнепов, но вышли наконец на восьмую ветку ведущую к Нику. Только Женькин острый глаз мог заметить сильно заросшую насыпь бывшей узкоколейки. Местами дорога терялась в крапиве, подросте ельника, местами была размыта ручьем, вытекающим из брошенных бобровых угодий. Во всем чувствовалось приближение реки. Пару раз выше по склону поднимались недоступные глухари; на подходе к речке мне удалось взять «шумового» рябчика. Мы сильно устали; и от этого внезапно открывшийся вид на реку выдавил из нас восторженный возглас: «Добрались!».
Ник – неширокая, метра два-три шириной речка с чистейшей водой, текущей местами по песчаным плесам, кое-где закоряженная, с глубокими омутами на заворотах. Заросшие высокие берега сильно изрезаны бобровыми норами. Наличие незаметной тропы вдоль берега и кострище свидетельствовали о немассовом посещении этих мест удильщиками. Мост в продолжение насыпи на противоположный берег давно обрушился. Пока мои попутчики затевали чаек с перекусом, я прицепил к небольшому телескопическому удилищу посеребренную мормышку, нацепил опарыша и через пару минут на кончике снасти уже извивался стограммовый хариус. Прекрасной закуской к дорожной чарочке было белое, нежное мясо с позвоночника зажаренной на прутике у костра рыбы.
После перекуса настроение было прекрасное, погода обнадеживала постоянством и, перейдя реку, мы пошли по ветке вдоль реки искать место для стойбища. К нашему немалому удивлению через полтора километра мы обнаружили небольшой мостик через реку с какой-то железякой от сельхозтехники на наваленных бревнах. От моста вверх по склону уходила дорога с глубокими колеями от трехосного грузовика в направлении дома. Эта дорога и есть, скорее всего та, по которой вытаскивали рельсы с узкоколейки в поселок Вильва. Пока курильщики доставали табачок, к величайшему нашему удивлению, по дороге скатился квадроцикл с двумя рыбаками-охотниками, приехавшими с поселка. Мы немного поболтали с приезжими; с той же горки по дороге протопал одинокий сталкер-рыболов и удалился вдоль реки.
Вот так-так! В глухом медвежьем краю мы чувствовали себя как на лобном месте! Однако путь отхода на завтра был уже определен и мы продолжили поиски места для ночлега.
Свалив скарб на высоком пятачке под двумя разлапистыми елками, мы наскоро подготовили снасти и разошлись рыбачить.
Хрустально-прозрачная вода, неглубокие песчаные стремнинки с пучками водорослей, коряжник и ямы с темной подстилкой речного мусора – вот обстановка, в которой предстояло потягаться с хариусом. Беглое изучение русла показало, что рыба в реке есть почти везде - в основном ровнячок чуть больше ладони. Плавилась рыба крайне редко. Рыбачить придется из укрытия по видимой насадке. Выбор снасти пал на светлую мормышку – она хорошо видна на фоне темного дна. Два опарыша на крючке понравились капризным на поклевку хариусам.
Перемещаться с удочкой вдоль реки оказалось занятием крайне неудобным из-за частых кустов черемухи и валежника. Ноги то и дело норовили провалиться в нору под берегом. Поэтому незаметно подкрасться к берегу и забросить мормышку выше по течению было непросто.
Цвет спинки хариуса зависит от среды обитания (дна). На темном галечнике ловится темный хариус, а здешний – светлый, сливающийся с песчаными рукавами дна. Манеру подводки мормышки приходилось выбирать по ходу; чаще всего рыба кидалась к падающей на дно наживке. Порой мормышку хватал не тот хариус, к которому я подводил, а стремительно выскочивший откуда – то сбоку. Местами под корягами стоял хариус крупный, но абсолютно апатичный к наживке.
За моей спиной в густом пойменном ольховнике там и сям пересвистывались молодые рябчики, дезориентируя собаку, которая пыталась к ним подкрасться. Рыбачить, видя сам процесс ужения так же увлекательно, так и непросто. Спустя некоторое время в моей сумке, в крапиве, лежали полтора десятка стограммовых хариусов и я решил повернуть к стойбищу для обустройства лагеря. Мои друзья к этому времени уже рубили рогульки для костра и заготавливали дрова на ночь. Володин улов был такой же, как у меня и немного меньший у Женьки.
После готовки, обеда, состоящего из душистой рябчиковой похлебки и нехитрой закуски, я попытался еще немного порыбачить, но почти безрезультатно. Начинал накрапывать микроскопический дождик, обещая теплую ночь.
За разговорами у костра незаметно нахмурился вечер. Сытые собаки уже грели нам места ночлега. Допив щекочущий ноздри чай с черной смородиной, мы улеглись. Ночь была безлунной и беззвучной. После полуночи наш кобель вскочил и разразился лаем в темноту; Женька быстро зарядил ружье и насторожился.
- Может лось … или медведь?
Вскоре все успокоилось и, обновив нодью, мы улеглись. Во второй половине ночи небо прозвездило и вскоре прохлада подкрадывающегося со спины тумана заставила моих друзей ворошить костер почаще.
С рассветом снова заморосил дождь и мы собрались в обратный путь. Дорога, которой приехал квадроцикл, привела нас к главной ветке. По дороге мы обсуждали достижения и промахи вчерашнего дня.
- А рыбачить – то было бы логичнее с утра, пока рыба голодная. А мы аккурат в обед пришли. Вот и результат.
- Да и птица на насыпь галечку клевать выйдет к обеду только. Глухарь сейчас сидит на высоких деревьях, питаясь листвой и сережками.
В доказательство наших выводов, немного погодя в высоком осиннике Ной вдруг застыл, уткнувшись в придорожную крапиву. С вершины высоченной осины стремительно сорвался глухарь и улетел в овраг.
Поднявшись на водораздел, мы расстались с Женькой. Одному ему известными тропами, он ушел в Мутную. Главная ветка, на которую мы с Володей вышли, оказалась вполне проезжей для вездеходов. Часа через три мы, изрядно уставшие, переходили уже знакомый мосток через Вильву. Свежие впечатления и весомая тара с хариусами были у нас за плечами. Разведка боем в таинственные еще вчера места состоялась.