У Вити было горе. Умер отец. Покойный, накрытый простынёй, лежал на диване в спальне трёхкомнатной квартиры.
Вдоль узкого проходного коридора находились три комнаты: в первой стоял раскладной диван, односпальная кровать, платяной полированный шкаф, письменный стол, кожаное кресло, два стула. Здесь же был выход на балкон. Во второй – двухсекционная стенка, большой новый раскладной диван, стол – тумба, телевизор, деревянный комод. В третьей комнате – двуспальная кровать, стол. В маленькой кухне возвышался холодильник, стояли кухонный стол, мойка, газовая плита, стиральная машинка. Напротив комнат были ванная и туалет.
Отец всю жизнь работал дворником и получил эту квартиру. Мама, уйдя на пенсию, через три года, умерла от инфаркта. Отец отдал одну комнату сыну, в другой поселился сам, третью сдал под квартиру приезжим узбекам. После окончания училища Витя работал медицинским братом на «Скорой помощи», но, однажды, встав на наркологический учёт, уже не смог отказаться от допинга, ставшего для него важным. Он был наркоман. Теперь его жизнь измерялась от дозы до дозы. Витя вёл игру со смертью, но был уверен, что знает меру и границы: кололся редко, но ежедневно пил коктейль – водку с коньяком. Скука, наступившая после безработицы, перешла в полное равнодушие к происходящему вокруг молодого человека. Он просыпался утром с головной болью, ломотой в теле и полной пустотой в душе. Редкие подружки, пьянство в одиночестве и тусклый свет экрана телевизора. После смерти матери, которая готовила и стирала, границы общения для Вити сузились до размеров комнаты.
Отец таскал пьяного взрослого сына, бил и старался очередной безрезультатной беседой внушить, что он имеет право на спокойную старость. В конце концов, Витя заползал в свою комнату, и закрытая дверь ограждала его от всех проблем. Иногда, столкнувшись с отцом в коридоре, сын опускал глаза, шёл неровной походкой и начинал что – то бессвязно бормотать. Он не хотел разговаривать ни с кем.
В минуты ясного, чёткого просветления, Витя задавал себе вопрос: «Что я?» и рисовал линию жизни. Это был график: слева - свой возраст, снизу – прожитые годы. Через каждые семь лет он оказывался на дне судьбы, остальные столько же- на вершине жизни. Только понять, умеренный алкоголизм и наркотики - это верх или низ пропасти было тяжело. Медленная, но верная смерть, здесь для него не было сомнений, но отказаться от всего этого, он считал невозможным.
В коридоре квартиранты смеялись, веселились, пели, отмечая торжества и праздники. Редко слышались слова прощания и расставания. Но Витя сильнее сворачивался калачиком на грязной постели, смотрел телевизор и спал.
Сны он не видел, а то, что снилось, было, воспоминание о детстве. Весной мама мыла окна. Рамы распахивались настежь, лёгкий ветер приносил свежесть и чистоту. За окном радостно и весело шелестели кленовые, тополиные ветви с зелёными нежными листьями. Вымытые окна блестели зеркальной гладью и прозрачностью. После уборки окна закрывались, но хорошее настроение и покой в душе оставались надолго. Такого чувства у Вити больше не было никогда. Сын не выходил из комнаты сутками. Отец подходил к двери, прислушивался к происходящему в комнате Вити, но, кроме включённого телевизора, ничего не слышал.
В октябрьский полдень к Вите постучались. Он отвернулся к стенке. Дверь скрипнула, и заглянувший квартирант Борис сказал: «Твой отец умер». Витя прошёл в соседнюю комнату, увидел седого старика, лежащего на диване, и, удивлённо спросил: «Что делать?» Вызванная врач «Скорой помощи» предложила получить необходимые документы и заняться похоронами. Растерявшись, что придётся идти по кабинетам и изыскивать деньги на погребение, Витя сник, даже ростом стал ниже. Получив свидетельство о смерти, он накрыл усопшего простынёй и ушёл в свою комнату.
Через три дня очередной стук в дверь, вывел Витю из забытья, на пороге стоял Борис: «В доме покойник, надо предать его земле». «Денег нет». «Вот мы тут собрали. Кто сколько мог»,- протянул деньги посторонний человек. «Спасибо».
На похороны собранных средств не хватило. Витя отвёз усопшего в крематорий. Через два часа получил керамическую коробку с прахом отца, придя домой, поставил её на полку с хрустальными фужерами в посудном шкафу стенки.