Призраки Японского моря

ЕВГЕНИЙ  КНЯЗЕВ


ПРИЗРАКИ  ЯПОНСКОГО  МОРЯ
    
          -рассказ-

«…говорят, что в районе второй речки Владивостока бродит призрак поэта Осипа Мандельштама. И еще говорят, что он ходит в сопровождении угрюмого капитана в черном кителе и молодой девушки с бледным восковым лицом…»
(из разговора двух бомжей-интеллектуалов возле мусорных баков в одном из районов Владивостока, где когда-то во времена репрессий чекисты тысячами расстреливали и сваливали во рвы трупы мирных жителей)
«Женщина на корабле – к несчастью, а красивая женщина – к катастрофе…» (морское поверье)


В тот хмурый октябрьский день 2012 года  крупнотоннажный контейнеровоз с восемьюстами разноцветными двадцатифутовыми ящиками, забитыми всевозможными грузами  на борту и под «родным удобным», особенно для российских моряков, Панамским флагом, стоял у одного из причалов порта Владивосток в ожидании отхода.
 Не смотря на южный порывистый ветер, пригнавший из океана миллиарды крупиц снега и дождя, этот железный красавец - пароход, покоритель безбрежных морских просторов, загруженный ровно по грузовую марку лишь слегка покачивался и лениво поскрипывал швартовыми канатами, словно породистый жеребец, в ожидании, когда хозяин-мастер отпустит поводья, и он с громогласным ревом тифона, вырвется на просторы мирового океана из узкой бухты Золотой Рог, туда, где на горизонте встает заря и узкоглазые жители островного государства жадные до работы и охочие до благополучия и процветания своих семей и страны восходящего солнца, с нетерпением поджидают очередной русский шип, с гордым именем бывшего опального еврейского поэта, с выведенным латынью на борту названием  «Osip Mandelshtam».
-Кого ждем…? - Капитан контейнеровоза, сорокалетний, с пышной шевелюрой, местами поседевших, смоляных волос и тяжелым, словно многотонный гидравлический пресс, пронзительным взглядом, буквально вдавил в палубу своего нового старпома кривоногого одессита Жору Сичкина.
-Ждем подмену списанной буфетчице, у нее комиссия просрочена, а времени ей на стоянке, видите ли, не хватило, - чиф говорил так, как порой нашкодивший подросток оправдывается перед родителями за допущенную оплошность.
-Ну, ну, ждем еще полчаса и снимаемся. Лоцмана и буксиры заказали? – старпом кивнул головой. Мастер устало облокотился на планширь и уставился немигающим взором на полыхающий багровым закатом, изуродованный голыми пурпурными сопками, догорающий горизонт, еще полчаса назад затянутый черными штормовыми тучами..
Да, он все таки списал эту рыжую и наглую бестию Лидочку Силкину, что в последнем рейсе на переходе из Ванкувера не вылизала из его широкой кровати, а за сутки до прихода во Владик, набравшись холопской наглости, заявила, что беременна и, если Сема, так она теперь его нежно и фамильярно называла, хоть немного беспокоится о своей будущей карьере, пусть новоиспеченный папаша, в оставшиеся часы обмозгует, где, как и на что жить его новой жене с будущим ребенком на берегу.
И кэп, казалось, прошедший сквозь непреодолимые преграды, унижения и горечи потерь и поражений на пути к своему «пьедесталу», вдруг спасовал, занервничал и, как говорят, «слетел с катушек». Полуголую и верещащую, словно раненную рысь, буфетчицу он выволок за волосы из своей теплой каюты и на глазах всего экипажа задал нахалке хорошую трепку. Надо сказать, Мастер очень редко снисходил до такого скотского состояния, но, то ли возраст, то ли лишние двести граммов водки сыграли решающую роль, но акт возмездия за фривольное поведение бывшей кухарки и прачки состоялся.
 Девушка с визгом скатилась по трапу прямо под ноги ничего не понимающему старпому Жоре Сичкину. Размазывая по лицу кровь, замешанную на потекшей с ресниц туши, она погрозила в сторону каюты Кэпа маленьким кулачком и пообещала, что на берегу снимет побои и напишет заявление в транспортную прокуратуру на проклятого изверга, а еще лучше позвонит жене и расскажет во всех подробностях, как ее дорогой муженек четыре месяца рейса развлекался с судовой девицей, вот тогда посмотрим, кто на коленях будет ползать…
Но за десять суток стоянки Лидочка, на удивление, ничего не предприняла, только однажды, встретив Семена в узком коридоре на главной палубе, она сказала всего лишь одну фразу: «Запомни этот день, Кривец, я и твой ребенок в моей утробе проклинают тебя и весь твой род, недаром видно у вас такая фамилия, люди знали, как вас величать…». А ближе к вечеру у кэпа вдруг заныло, запекло посреди груди, отдавая острыми уколами в лопатку. Такое уже случалось у капитана и сто граммов коньяку быстро сняли и загрудинную боль, и стерли в памяти образ прелестной восемнадцатилетней девушки Лиды и чего ворошить прошлое, сколько их было и будет наверняка милых, ласковых, сладких, стоило, о чем сожалеть.
-Смотрите, мастер, уже поднимается по трапу, ну, эта наша новенькая буфетная, - вывел кэпа из размышлений и воспоминаний старпом Сичкин, - ну и станок у нее, скажу я вам, - Жора прищелкнул языком и сглотнул слюну, словно только прибыл из годовой кругосветки, где на весь экипаж была одна особь женского пола китайская гладкошерстная сучка Тереза.
-Что там еще за станок, - Кривец непонимающе сдвинул красивые брови и грозно посмотрел на, пританцовывающего перед ним, словно петушок перед курочкой, тощего и косолапого с гривой рыжих курчавых волос, чифа.
-Я так понимаю в кадрах угодили вам, то есть нам и где они таких краль в плавсостав вербуют, - Сичкин перегнулся через фальшборт на крыле мостика и предусмотрительно контроллером смайнал дюралевый трап на причал прямо к двум стройным ножкам, упакованных не по сезону в лакированные, ярко зеленого цвета, туфельки на узкой шпильке. Владелица очаровательных ног, переходящих в изящную фигуру, подчеркнутую темным в талию пальто, непринужденно, как старому знакомому или другу помахала капитану крохотной ладошкой в тонких кожаных перчатках и мило улыбнулась.
-Ты чего раскраснелся, как перезревший помидор на осенней грядке, - мастер впервые, за последние несколько он дней вдруг улыбнулся, и все на судне поняли, что это добрый знак и потому спокойно продолжили заниматься своими делами.
-Вира трап, чиф, заказывай власти на отход, команде приготовиться к отшвартовке, - Семен неожиданно почувствовал новый прилив сил. Он зашел в штурманскую и склонился над картами, где третий помощник сделал предварительную прокладку.
Пока вся команда «Mandelshtama» выпучив глаза, тупо следила за каждым движением новенькой буфетчицы, которая грациозно покачивая крутыми бедрами и грудью в бесстыдно распахнутом декольте короткого платья грациозно, словно царица на трон, восходила на борт судна, чуть впереди по носу, незаметно для всех с причала на низкий борт осевшего контейнеровоза, легко перепрыгнули две фигуры мужская и женская. Парочка, скрытая темными плащами и навалившимися над городом и портом сумерками, проскользнула вдоль борта и исчезла в тени, вознесшейся к небу стены, крепко обжатых талрепами и канатами, пяти ярусов безмолвных контейнеров.
Перед тем как улечься спать, Семен Кривец еще раз поднялся на мостик, дабы проконтролировать вахтенного помощника, третьего штурмана Никиту Прыгунова и, убедившись, что, налаженная им служба работает, как швейцарские часы, посвистывая давно забытую мелодию из репертуара «песняров», бодро спустился в каюту. Здесь он извлек из холодильника бутерброды с ветчиной и сыром, приготовленные, как обычно, на отход его женой Викторией, вынул из бара бутылку «Смирноф» водки, налил себе полный фужер живительной влаги и, перекрестившись, залпом выпил все до дна. Спирт быстро расслабил, напряженный жизненными невзгодами, организм от мизинца до макушки, все, до самой последней   незначительной, но такой нужной в биологическом процессе, клеточки.
 Он долго жевал бутерброд, тупо уставившись в темный иллюминатор, и вдруг ему показалось, что там, за бортом в темноте кто-то есть, кто-то невидимый горящим, испепеляющим взглядом, пронизав время и его плоть, улыбается и зовет его в страшную мглу. Семен вздрогнул, лицо показалось ему знакомым, но где и когда он его видел…? Он потряс головой, как бы избавляясь от наваждения, и отшатнулся от иллюминатора. Мелкий озноб противно прополз по спине и ногам, унижая достоинство мужского духа.
Капитан быстро отвинтил задрайки и открыл окно. Свежий холодный ветер ворвался в помещение, обдав ледяным страхом все тело. Он выглянул наружу, но кроме беспросветной тьмы и ночного мрака ничего не разглядел. Лишь завывание ветра и шелест волн далеко внизу. «А ведь я стал много пить» - подумал про себя капитан и вновь вздрогнул от резкого стука в дверь. Он осторожно подошел поближе к выходу. Да, кто-то настойчиво и даже требовательно стучал в его каюту. Он резко открыл дверь, на пороге стояла новенькая буфетчица.
-Разрешите, Семен  Маркович, - услышал он, тихий и завораживающий, словно шелест прибоя о теплый песок, где-нибудь на островах Фиджи или Гаити, голос. – Вы меня вызывали? На пороге стояла молодая, в полном рассвете сил женщина, лет тридцати, в белоснежной, отделанной кружевами блузке и строгой синего цвета юбке, чуть выше колен. Две, случайно расстегнутые верхние пуговицы на блузке, открывавшие на половину высокую, неприлично выпирающую грудь, и по замыслу должны были разжечь огонек страсти в угрюмом на первый взгляд капитане.
-Я вас, извините, по имени отчеству не имею чести знать, не вызывал, - кэп слегка отступил назад, давая понять, что гостья может войти.
-Эльвира Эммануиловна Штурм, или просто Эля, - девушка слегка замялась, скрестив руки на выпирающем животике, - мне сейчас кто-то позвонил, мужской голос представился капитаном и попросил срочно к вам зайти.
Семен наметанным глазом в одно мгновение оценил, стоявшую перед ним красотку. Не осталась незамеченная ни грудь, ни слегка выступающий под узкой юбкой, живот, ни стройные, в темных колготках, достаточно полные ноги. Особенно его поразили ее широко расставленные и слегка раскосые, смелые глаза, излучавшие уверенность и спокойствие.
-«Штурм» - это что, фамилия?- Семен покосился взглядом на стоящую рядом и распространяющую дурманящий запах французских духов, женщину и покачал головой. «А она действительно не дурна собой и как заметил старпом, «станок» у нее первоклассный. Действительно, откуда кадровики таких дамочек набирают?».
За двадцать лет на флоте он встречал только двух красивых женщин на судах. Первой была его теперешняя жена Вика. С ней он работал на лесовозе «Якутлес», куда после окончания ленинградской вышки Семен Кривец был направлен третьим помощником капитана. Вика  сама только что попала на флот после находкинского училища, и она не была его первой женщиной. Да и Сема, очевидно,  стал не первым ее мужчиной. Но так случилось, что после рейса, наверняка под воздействием нахлынувшего потока адреналина и морской романтики, они поженились. Вика после очередного рейса осталась на берегу, по случаю внезапной беременности и ее направили работать в пароходский детсад, а Семен ушел в новый рейс и их жизненное колесо закрутилось, с каждым годом все быстрее набирая обороты, чтобы в конце пути, врезавшись в непреодолимую преграду биологического распада, разлететься на молекулы и атомы и соединиться в космическом вихре с вселенной.
-Вы спросили, откуда такая фамилия?- Эльвира непринужденно рассмеялась, - право, я и сама не знаю, не интересовалась как-то, возможно, мои предки когда-то штурмовали неприступные крепости и отличились при их взятии, - она пожала плечами и, не стесняясь, по - домашнему поправила тугую лямку на лифчике и по-солдатски оправила широкий лакированный ремень с огромной пряжкой на узкой талии. Она вновь одарила кэпа своей обаятельной улыбкой. – Кстати о фамилиях, я в первый раз вижу, чтобы пароходу присваивали имя поэта.
-Ну почему же, - Кривец усмехнулся, - а вот, к примеру, у нас была целая серия судов типа «писатели», так там были и Маяковский, и Есенин, и Сулейман Стальский, и многие другие…
-Ой, меня тогда еще, наверное, не было на свете, - Эльвира снова улыбнулась «Как все же этих мужиков легко поймать на их тщеславном самомнении и неоправданном всезнании» - ухмыльнулась она про себя, - но про Мандельштама я слышала и даже, кое-что читала, а вы капитан знакомы с его творчеством, ведь последнее время такой культ  личности раздули вокруг этого имени, что прямо других хороших поэтов как-то начали забывать, только и слышно кругом Мандельштам, Мандельштам, - Эльвира веселыми глазами пронзила непробиваемую капитанскую оболочку биологической самозащиты, а заодно и, так называемую, ауру..
-Конечно…, конечно знаю, это ведь русская классика, Пастернак, Бродский, Аксельрод, Бумволь, Гордон…. и прочие…да. Да!
-Почитайте что - нибудь и, может, вы позволите мне присесть.
-Садитесь, извините, - кэп развернул кожаное кресло и галантно указал рукой, пожалуйста, здесь в море мы совсем забываем о так называемом этикете и приличиях, должны знать женщина на корабле…
-Да, я знаю, к беде, но я добрая фея, и зла вашему экипажу не желаю, хотя по гороскопу – «скорион», но жалю только себя за свои промахи…
«Какой же ты действительно Кривец лицемер. Урия Гип, по сравнению с тобой, мальчик из элитного колледжа, а если сравнить со мной ты, сам еще слепой котенок» - в душе Эльвиры с каждой минутой нарастало отвращение к этому павлину, ведь как только она переступила комингс двери надстройки судна добрые люди доложили, как мастер расправился с предыдущей буфетчицей и как обычно все ему сошло с рук.
В этот момент, увлеченный своей персоной, капитан воздел руку к небу и промычал.
-М-м, э-э…, к примеру, - Кривец поднял глаза к потолку, словно двоечник у доски, пытаясь вспомнить хоть что-то и рассмеялся,- не помню, где-то у меня валялся сборник его стишков, поэты из местного союза писателей как-то подарили  мне его по случаю. Смешные они, но водку пьют на полном серьезе, я на флоте такого не видел.
-А вот я кое-что помню, - Эльвира сложила холеные руки на груди и, закатив томные глазки, словно кающаяся Мария Магдалина, продекламировала:
«Жизнь упала, как зарница
Как в стакан воды ресница
Изолгалась на корню,
Никого я не виню…»
-Или вот еще,- женщина прокашлялась:
«Я больше не ревную,
Но я тебя хочу
И сам себя несу я,
          Как жертву палачу…»
-Ну, и как вам, Мандельштам, правда, мощно сказано, великий поэт - Эльвира постучала костяшками пальцем по столу, - эй, очнитесь, повторяю, я знаю, женщина на судне - к несчастью, но я не злая, а добрая фея и видит бог не по доброй воле я сюда попала. «Знал бы ты морячок, для чего, я здесь не маячил бы передо мной своими лоснящимися брюками и застиранной рубашкой, и не мечтал, как юноша перед первой ночью со зрелой, развратной женщиной!»- в ее груди начала растекаться теплая река искушения, что всегда говорило о наслаждении, которое она получит на пике  предстоящей кульминации ее замысла.
Мастер стоял, скрестив руки на груди, и молча, слушал, думая о своем.
«Итак, вторая красивая женщина была Лидочка, это что же бог послал мне третье испытание?» – Мастер мельком взглянул на, наслаждавшуюся своей красотой и свободой женщину, и от него не ускользнуло, как смело, нагло и решительно смотрит на мир это прекрасное создание природы. Она, как породистый щенок разглядывает жука или кузнечика, так же с удивлением и чуть заметной усмешкой новенькая буфетчица изучала его лицо, фигуру, просвечивая, как рентгеном его тело, кости, мозг, душу и казалось даже мысли. Ее голубые, широко открытые глаза говорили: «ну чего же ты, бравый кэп, ждешь, ведь все так просто, я вся горю, я твоя, не мучай меня, ты ведь мужчина, а я вся в твоей власти и сделаю, все, что ты пожелаешь».
«Ох, уж эти знойные глаза, излучающие страсть и похоть, как это все знакомо». - Кривец по опыту хорошо знал про их мучительные последствия, которые его до сих пор еще преследовали тяжелым грузом на душе. А ведь он переживал не за Лидочку, а за себя, и признаться в этом ему ой, как не хотелось. А что будет с Лидой, с ребенком, почему она ему померещилась в темноте, значит, он все же переживает, думает о них. А может это совсем и не она промелькнула в его затуманенной алкоголем памяти. Он попытался вспомнить всех обиженных им и, надо же, не мог припомнить, потому что считал, что каждая из них должна быть благодарна, что сам Кривец когда-то положил не замухрышку глаз и дал дорогу в жизнь.
Что это совесть проснулась или просто минутная слабость, не достойная такого командира, как Семен Кривец. Если верить словам бывшей любовницы, то ребенок его, а вдруг она нагуляла его с кем-нибудь из экипажа и из меня пытается сделать дурака, эдакого, рогоносца-снабженца для воспитания чужого ребенка? Вот этим они всегда берут за горло мужиков. Ну, нет, со мной такой номер не пройдет. И кто сказал, что женщина загадка! Да это они сами внушили доверчивому человечеству, что они загадочные существа. Вот я уже наперед могу предсказать, понять и истолковать любую из них. Все они пользуются одними и теме же примитивными приемами типа; для начала нежный и вкрадчивы голосок, полурастегнутая на груди кофточка, короткая юбчонка, горящие искрящиеся глаза, а дальше, банальная беременность и обычный шантаж, в крайнем случае - истерика. Это инстинкт, захватить породистого самца для продолжения рода. На этом их арсенал не исчерпывается, но даже на  эти не хитрые выдумки иногда попадаются вполне достойные мужики.»
-Да, Мандельштам знал толк в женщинах, я так думаю, - кэп улыбнулся, - она, как он сказал, изолгалась на корню, а дуралей несет себя, как жертву палачу. А вы, мадам, раз уже зашли, располагайтесь поудобнее. Так вы говорите, вам кто-то позвонил и пригласил зайти к капитану, интересно, я, клянусь, не делал этого, так кто же у нас в экипаже такой шутник, надо выяснить.
Эльвира откинула блестящие кудри каштановых волос за спину и, слегка изогнувшись в пояснице, обхватила открытые коленки руками и снизу еще раз пробежалась взглядом по фигуре стоящего передней мужчины. «Неужели этот нарцисс не может отличить примитивную графоманию от настоящей поэзии? И еще строит из себя интеллигента!» У Кривца от ее надменного взгляда отчего-то похолодело в груди и по спине поползли, мерзки мурашки. Женщина, между тем, взяла со стола цветной глянцевый журнал с обнаженной девушкой на обложке и начала обмахиваться им, словно веером на приеме в резиденции японского посла.
-Вам жарко, - Семен встал и слегка прикрыл вентиль грелки у переборки, - может, чего-нибудь выпьете и расскажете мне кто вы и что вы делаете на моем судне. Я ведь вижу, вы не морской человек.
-Я выпью все, что вы мне предложите, за исключением водки, - Эльвира неодобрительно смерила взглядом литровую початую бутылку «Смирновский» водки и одинокий фужер на журнальном столе, - вы правы, Семен Маркович, я пришла на флот из бухгалтерии судоходной компании и это мой первый пароход.
-И чего вам не сиделось в бухгалтерии, голубушка, там, на мой взгляд, самое место для таких обаятельных дам, а здесь, - он сделал паузу и развел руками, - ну, вы должны понять, двадцать шесть грубых и не очень моряков, обросших ракушками и морскими водорослями, шторма, качка и прочее, не страшно? - Он достал из холодильника бутылку «Изабеллы» и наполнил высокий фужер,- выпьем за знакомство!
-С удовольствием, а на берегу, я думаю, жить одной не менее страшно и тоскливо, чем на судне, - Эльвира слегка пригубила вино, пробуя эликсир любви на вкус, затем отпила половину и поставила на стол. – Спасибо за гостеприимство, я, пожалуй, пойду (буфетчица инстинктивно применила очередную женскую уловку), мне ваш старпом, смешной такой мальчик, столько наговорил по моим обязанностям, что, кажется, я до конца рейса их не переделаю. – Она вновь всматривалась в это красивое, но такое ненавистное лицо капитана.
 «Неужели не узнал, но это и к лучшему, ведь она любила интриги и, по сути, в душе мечтала стать недосягаемой авантюристкой и, наверное, писательницей, ведь в голове у нее прокручивалась масса сюжетов с образами героев, характеров, с хорошим и не очень концом. И эта авантюрная идея найти и унизить ниже ватерлинии, ниже фекального шпигата Семена Кривца пришла ей еще тогда, двенадцать лет назад, когда она впервые встретилась с еще молоденьким Семой на пассажирском судне «Ольга Садовская». В тот памятный год Эля со своей подружкой Лариской Хотько отправились на две недели в круиз «из зимы в лето».
Через три дня после отхода из промозглого предновогоднего Владивостока они попали в жаркое тропическое лето. Море из темно - серого превратилось в изумрудно - голубое, рядом с бортом появились стремительные и веселые дельфины, а летающие рыбы начали падать на палубу, словно им некуда было больше приземлиться. «Садовская» спустилась по параллелям почти до экватора, и стало жарко, как в Сочи, в разгар пляжного сезона. Целый день подруги загорали и купались в бассейне, а вечером пили винные коктейли в баре, безбоязненно курили, знакомились с симпатичными парнями и танцевали в музыкальном салоне.
В первый же вечер в баре какой-то парнишка с лукавой улыбкой и прыщавым  лицом, как у входящего в период полового созревания мальчика-подростка, подсел к девушкам на свободный стульчак и предложил девчонкам выпить шампанского. Одет он был в форменную одежду; в белоснежной рубашке с золотыми погончиками и в темных наглаженных брюках, от него слегка пахло добротным парфюмом и хорошими американскими сигаретами и это компенсировало его слегка порепанное, но довольно холеное лицо. Он, очевидно, очень гордился своей формой, так как несколько раз в его нескончаемой бессмысленной трели мелькали вставки обозначающие его, как второго помощника капитана «Ольги Садовской».
Эля сразу заметила белый след от обручального кольца после загара на безымянном пальце правой руки кавалера и тут же просигналила подружке, но та, казалось, ничего не хотела видеть, кроме наглой физиономии Семена Кривца. И когда Семен говорил, что он третий человек по значимости на судне, и что по щелчку пальцев все здесь закрутится, как он захочет, Лариса верила ему, она даже оплачивала счета в баре, потому как к завершению вечера, второй помощник сурово глядел на часы и срочно исчезал, чмокнув в щечку свою новую дурочку.
Эльвира не обращала внимания на сладкозвучные речи и, как ей
казалось глупую болтовню их нового знакомого, но вот Лариска слушала его, словно юная сектантка своего наставника, раскрыв в удивлении и восторге рот, обрамленный пухлыми губками. После очередного бокала шампанского она глупо улыбалась и исчезала на ночь из их с Эльвирой двухместной каюты, а появлялась только под утро разбитая, задумчивая, но счастливая.
 Как и полагается в жизни, весь этот любовный роман закончился прозаично и внезапно, так же как и начался. Эля пыталась разговорить подругу, но та отмалчивалась и все сводила в шутку. Через пару месяцев после круиза Лариска в слезах призналась Эльвире, что «залетела», но аборт делать не собирается, она все еще надеялась, что ее любовь победит, и Сема бросит свою старую двадцатичетырехлетнюю жену – уродку, они поженятся и будут счастливы до конца своих дней.
Лариса засыпала Севу телеграммами, звонила по телефону, писала эсэмэски, но будущий муж и отец никак не  реагировал на женские притязания его относительной свободы. В конце – концов, несчастная девушка решилась на аборт, но сроки были упущены и в роддоме гуманные акушеры ей отказали, пожелав неизмеримо большого и многим недоступного материнского счастья. Что в таких случаях делают незадачливы, убитые горем предательства и невежественные молодые девушки? Правильно, конечно же, они идут за помощью к бабкам-повитухам. Через неделю Ларисы Хотько не стало, а Эльвира, рыдая на могиле, рано ушедшей из жизни подруги, поклялась отомстить всем мужикам на свете и начать она должна была с самого гнусного негодяя Семена Кривца.
Ох, и долог был путь Эльвиры Штурм к самому логову развратника и убийцы в капитанскую каюту Семы Кривца., того самого «Семушки», который и не догадывался, что сверкающий на закате в лучах ноябрьского солнца «женский меч правосудия» уже занесен над его тонкой, как у цыпленка шеей, хоть и косвенного, детоубийцы, из-за которого исчезли, были вычеркнуты из списка живых две юные жизни.
 Сегодня, сидя напротив своей «жертвы», Эльвира поняла, что ее прежний план в физическом унижении и уничтожении падлеца – через - чур необдуманный весьма мягкий и гуманный приговор. Ведь перед назначением на судно, в кадрах пароходства она узнала у такого же мерзавца  - кадровика Мишы Климакса, с которым ей ради осуществления своего грандиозного плана пришлось переспать, до тошноты сдерживая отвращение от кислого запаха пота его жирного тела и чесночно - гнилостного запаха из прожорливой полости рта, с редким частоколом желтых зубов.
В тот вечер Миша разболтался и рассказал Эльвире, что «очередную» буфетчицу списали с «Мандельштама» для дальнейшего препровождения шлюхи на медкомиссию и увольнения из плавсостава по случаю «плохих морских качеств», а попросту непозволительной беременности, как было написано в записке капитана Семена Кривца. В тот момент у Эльвиры начал созревать новый, более изощренный план отмщения. Она заставит этого самовлюбленного жеребца, перед уходом в лучший мир, пройти через все круги ада, унижение и позор и только тогда она будет считать свою миссию завершенной.
Между тем капитан уже почувствовал, что вновь оказался в сетях непобедимых женских чар и бороться с прекрасным, вновь нахлынувшим чувством он не собирался. «Все они бабы одинаковы» - стучало у него в голове одна и та же мысль. На любой ее якобы непредсказуемый ход у него найдется с десяток вариантов, чтобы укротить и присмирить любую, самую опытную из них, тем более, пока он находится на родном «Мандельштаме», где является полновластным хозяином и даже в какой-то степени богом!»
-Не торопитесь, - капитан жестом остановил, привставшую было с кресла буфетчицу, - я сейчас позвоню старпому и он, по крайней мере, до Японии не будет домогать вас со своими вопросами, - он взял бутылку и, не спрашивая, долил до краев в бокал с остатками вина. Эльвира усмехнулась: «Неужели ты думаешь, капитанишко, что если я нашла подход к тебе, то не смогу задурить голову малолетнему несмышленышу, которого здесь называют чифом.»
-Вы тоже выпейте со мной, - гостья указала глазами на бутылку «Смирновский», а мне, если можно, чего-нибудь сладенького.
-Шоколад подойдет? – женщина кивнула головой.
Семен бодро вскочил со стула и прошел в спальню, где у него стоял пакет, приготовленный Викторией на отход. Она знала слабость мужа к сладкому и потому прикупила ему в универсаме самые изысканные сладости, начиная от шербета и шоколада, кончая мармеладом и простыми леденцами.
Как только мастер исчез в спальне, женщина, как заправская «проститутка - клофелинщица», вынула из лифчика пачку каких-то пилюль, высыпала на руку горсть таблеток, размером с пуговицу на морском кителе и осторожно опустила их в капитанский фужер с водкой. Колеса мгновенно, с тихим шипением растворились, не нарушив прозрачности божественного напитка.
«Такие таблетки применяются для лечения рака крови и при начальных стадиях онкологических заболеваний» - говорил ей Фима Плейтс, врач-онколог из поликлиники «Водздрава», - но в больших дозах они опасны, особенно для мужчин. Буквально через несколько часов наступает полная импотенция и потеря иммунитета, быстрое старение организма, помутнение рассудка и в коечном итоге - летальный исход за очень короткий промежуток времени. Это очень дорогое лекарство, красавица, - подчеркнул онколог. Эльвира получила пачку драгоценной фармации лишь спустя полчаса, когда удовлетворила все пожелания и эротические фантазии онколога-сексолога в его кабинете на жесткой кушетке за белой занавеской.
-А вот вам и шоколад, ешьте на здоровье, не стесняйтесь, - Семен стоял совсем рядом, почти касаясь круглым животом лица женщины и сверху, с интересом рассматривал ее тело и реакцию на его заигрывания. Но женщина не дрогнула, ни одним мускулом лица или шеи, а лишь все с той же, надменной улыбкой отломила кусочек темного шоколада и отправила его в такой соблазнительный рот с трепещущимся губами. Семен заглянул в глубокий вырез ее блузки и про себя самодовольно отметил, что даже вон та родинка, чуть выше соска уже принадлежит ему. Эльвира подняла глаза и загадочно улыбнулась, давая понять мужчине, что ей приятен интерес капитана к прелестям ее первого этажа и не только…
-Давайте все же выпьем, и я пойду, что скажут члены экипажа, не успела подняться на борт судна, а уже обосновалась в капитанской каюте, и за глаза будут называть меня, сами знаете как, - Эльвира допила вино и аккуратно поставила фужер на место, - все, я пошла.
-За вашу красоту, - Кривец поднял бокал, глаза его горели, рука подрагивала, казалось еще минута и он кинется на женщину, но он умел держать себя в руках до поры до времени и потому залпом осушил бокал и закусил бутербродом «от жены»- никто ничего про тебя плохого на этом судне не скажет, пока я здесь хозяин. - Семен неожиданно перешел на «ты». Он взял женщину за руки и повелел встать. Эльвира все с той же улыбкой поднялась из кресла и ощутила прикосновение к своему горячему животу мужской плоти. «Когда же подействуют твои пилюли, онколог чертов, неужели придется прервать представление мягким отказом, но тогда она не получит того, к чему стремилась столько лет».
«Все, дорогуша, никуда ты от меня сегодня, да и на весь рейс, не денешься, я тебя заставлю рыдать и смеяться, и ты навсегда забудешь свои надменные ухмылки. Сейчас ты скинешь с себя все свои тряпки, а с ними и всю свою напыщенность…» - Кривец с силой прижал податливое, пахнущее мятой дрожащее тело и легонько прикоснулся губами к тонкой и нежной женской шее.
Как всегда неожиданно забился в истерическом звоне судовой телефон.
«Черт…» - Семен выдохнул и поднял трубку, - капитан слушает…- в трубке царило гробовое молчание, кто-то на другом конце провода явно нарывался на неприятности, - говорите быстро, я слушаю.
-Приветик, Семочка, как делишки, что, решил позабавиться с новой буфетчицей, не выйдет, я вас сегодня ночью навещу… в трубке мерзко хихикнул женский голос и противно заныл гудок отключения связи.
-Кто это хулиганит, сейчас же прекратить, я вас быстро вычислю и накажу, - при последнем слове его голос дрогнул. «Да это же она, это Лидия, как она могла оказаться на судне? Зачем? Ах, да, играть со мной вздумала. И сам хорош, попросил начальника таможни по старой дружбе осмотр провести быстро, чисто формально, мол, не вписываемся в график, груз должен быть в Осаке и Иокогаме точно по расписанию иначе, штрафы, убытки, а я в долгу не останусь!».
-Что-то случилось? – Эльвира, с тревогой в испуганных глазах, посмотрела на побледневшее лицо капитана, - я лучше пойду.
-Да, наверное, идите, сейчас будем играть учебную общесудовую тревогу, посмотрите над своей койкой, там висит расписание по тревогам, почитайте, - Кривец присел, схватившись рукой за сердце, - что-то капитально прихватило, рановато, хотя…, он тяжело вздохнул и взял телефонную трубку.
-Чиф, через пять минут играем общесудовую тревогу. Надо прошмонать весь пароход, у нас на борту «зайцы». Все, я сказал, рассуждать будешь на берегу, что значит экипаж отдыхает, ничего пусть перед сном разомнутся. Наши встречные суда есть? Нет, ладно держи этот вопрос на контроле и передай по вахте, все. - Капитан нервно махнул рукой Эльвире на выход и тут снова скорчился от боли в животе и груди, изогнувшись в виде вопросительного знака.
-Может врача вызвать, - женщина, забыв, для чего она здесь, участливо согнулась над стонущим капитаном. Теперь он уже не был хозяином положения, а постепенно превращался в то, что задумала роковая, мстительная женщина, сидящая перед ним на корточках с тревогой глядя в, искаженное, с гримасой приближающегося холода и вечной тьмы, лицо, еще минуту назад ненавистного человека. Ох, уж эти русские женщины с фамилией «Штурм»!
Эльвира вышла в коридор и зловеще улыбнулась. Она вновь превратилась в хладнокровную мстительницу. «То ли еще будет, значит не я одна «имею зуб» на Семушку, наследил капитан по белу свету за свои сорок годков, другому и в жизнь не управиться. Пилюли начали действовать - это уже хорошо, не зря я онкологу и Мише Климаксу свою бабью памятку оставила, а Кривец, возможно, еще недельку протянет, и вот тогда перед вратами ада я ему откроюсь и посмотрю в беспомощные, молящие о пощаде глаза.
Оглушительный звонок судовой тревоги застал буфетчицу в своей каюте. Она схватила оранжевый спасательный жилет, что лежал у нее в рундуке под койкой, и побежала к месту сбора, в столовую команды. Здесь уже собрался почти весь экипаж «Мандельштама». Заспанные моряки что-то недовольно ворчали себе под нос, но особого недовольства не выражали, очевидно, для них это стало нормой и обыденным явлением их морской жизни. На Эльвиру никто особого внимания не обращал, на судне любой знал, что буфетчица является «первым помощником капитана» и, за неимением помполитов, которого, по случаю смены власти в стране и за ненадобностью, списали, она являлась на борту вторым по важности неофициальным лицом.
-Внимание! – старпом призвал всех к тишине и постепенно гул смятения и недовольства смолк, - сейчас, по аварийным партиям, прочесать каждый квадрат на судне, - он понизил голос, стараясь быть похожим на строгого командира, - есть точные данные, что на судне едут «зайцы», чем быстрее мы их вычислим, тем скорее я вас отпущу отдыхать. Вперед, проверить каждый закуток от клотика до киля, заглянуть в каждую щель, но чтобы «пассажиры» через час сидели у меня под арестом.
«Где ты их сейчас найдешь, по темну» - слышались недовольные голоса матросов, - через пару часов нас циклон накроет, они сами и выползут из своих укрытий. И вообще погранцы и таможня этим должны заниматься, за что им деньги платят! Но вскоре народ постепенно разошелся и все стихло.
-А вы, - чиф обратился к буфетчице, - идемте со мной, я взял кое-какие сердечные лекарства из лазарета, поможете мне, мастеру совсем худо, - он почесал рыжие кудри на голове и пожал плечами, - не понимаю, чего из-за каких-то «зайцев» так переживать. Не здесь, так в Японии, в порту все равно их вычислим, отправим обратно попутным судном. Моряки правы, здесь власти проморгали, на этом и делу конец.
«Да нет, мальчик, ошибаешься, все еще только начинается» - Эльвира подошла к старпому и положила ему руку на плечо.
-Георгий, пожалуйста, возьмите надо мной шефство в рейсе, я понимаю, капитан ваш начальник, но он совсем не нравится мне, и к тому он сейчас болен и вы главный на корабле, не отдавайте меня ему, я его боюсь, и я никого и ничего здесь не знаю» - Эльвира артистично вытерла слезу и опустила голову на худую грудь старпома Сичкина.
Чиф замер и онемел, словно увидел рядом с собой кобру, распустившую переливающийся всеми цветами радуги, «очкастый» капюшон и устрашающе громыхающую кончиком хвоста перед атакой.
«Неужели переиграла, вот дура» - буфетчица из-под ресниц взглянула на окаменевшего старшего помощника. – Может, вам в каюте убраться или постирать, вы только скажите, но к капитану я не пойду, вы уж сами как-нибудь управляйтесь, мне там страшно.
Жора Сичкин наконец вышел из минутной комы и, испуганно оглядевшись шепнул, Эльвире: «Иди ко мне, каюта открыта, только чтобы никто не засек и жди меня там, я скоро буду, - под конец своей речи он совсем пришел в себя и обнял женщину за талию, другой рукой прошелся по бедрам и груди, - какая ты классная, смотри не шути со мной, это опасно, следуй за мной. – И он, перепрыгивая через две ступени, взлетел по  трапам в каюту капитана. «Что же у них там произошло?» - думал Жора, открывая каюту и на ходу вытаскивая набор медикаментов.
Капитан лежал на диване, чуть прикрыв глаза, и тяжело дышал.
-Ну что там, докладывай.
-Ищем, мастер, а вам я принес корвалолу и нитроглицерин, - чиф бережно положил лекарства на столик и присел на стул рядом с диваном.
-Засунь их себе, знаешь куда…
-Знаю, - Жора глуповато улыбнулся.
- Так вот лучше налей мне фужер водки и еще, где эта наша новенькая?
-Я ее отправил с аврийной партией, пусть с судном знакомится, - не мигая, соврал Жора и шмыгнул носом.
-Ты чего совсем больной, какая еще аварийная партия, свалится, где- нибудь с трапа, или на палубе, потом с ней еще возится, найди ее и отправь отдыхать, а завтра разберемся. Ты карту погоды смотрел?
-Конечно, шторм надвигается, я вам докладывал, но переживать нечего, в это время года здесь, в Японском море, это норма и груз закреплен по-походному, так что отдыхайте, а я вахту проконтролирую.
-Смотри в оба, чиф, если что буди, - он приподнялся на локте и опрокинул в дрожащий рот очередную порцию водки. Старпом поморщился, но промолчал.
-Так мне можно идти?
-Иди и если найдут «зайцев сразу ко мне, я примерно догадываюсь, кто это может быть. А ты?
-Понятия не имею, у меня это первый случай, - старпом поднялся и попятился к двери, его уже ничего не интересовало, он знал, что в его каюте ждет ужасно сексуальная и соблазнительная женщина, которая только что отказала кэпу и предпочла ему молодого и красивого Жору Сичкина.  «Я ведь сразу заметил, как она стреляла глазками, когда поднималась по трапу. Эх, жаль рисковать карьерой, но такое бывает не часто!
Чиф прикрыл дверь капитанской каюты и поднялся на мостик. В темноте у светящегося экрана локатора стоял второй штурман Костя Гусев. Костя считался серьезным и грамотным штурманом, и его трудно было застать врасплох каким-то каверзным вопросом, даже мастеру. Он на секунду оторвал взгляд от монитора и поздоровался.
-Доброй ночи, ревизор, - старпом встал рядом. Ему достаточно было минуты, чтобы по радару оценить обстановку. Мерцающие цифры координат, курс, скорость судна, пеленги на встречные суда, все было нарисовано на искрящемся изумрудным светом экране.
-Наших встречных не запрашивал? – Сичкин взял бинокль и осмотрел горизонт. – Кто это нам режет курс?
-«Китаец», кто же еще, - у них в крови заложено проскочить под самым носом у встречного судна, а затем продолжать движение своим прежним курсом. Говорят, для них это хорошая примета, к удаче, что ли, или к деньгам. В это время завыл «аларм» тревоги опасного сближения судов. Ну, что я вам говорил, теперь придется нам из-за косоглазого подворачивать вправо. Когда – нибудь нарвутся на «стотысячник», он-то сворачивать не станет, развалит коммуняку, как гнилую дыню пополам и всего делов.
-Сколько осталось до ближайшего японского порта?
-Где-то четыресто миль, с нашей теперешней скоростью около полутора суток ходу, ну, а если задует, сам знаешь, одному богу известно.
На штурманском столе запищала рация.
-Чиф, говорит боцман. Мои ребята все просмотрели, ни каких следов присутствия посторонних. Если кто и едет с нами «зайцами», то, наверняка, им помогает кто-то из экипажа. Поговори с мастером отложить поиски до утра, люди вконец вымотались.
Жоре самому уже надоели все эти ночные учения, хотелось поскорее добраться до горячего тела новенькой буфетной и раствориться в ее порочных объятиях.
-Давай, «дракон», к семи утра поднимайся на мост. Я буду на вахте, там все и обмозгуем и, заодно, составим план дальнейших действий, а мастеру я доложу. – Он включил тумблер судовой трансляции и объявил: «Команде отбой учебной общесудовой тревоги». Тут же задребезжал звонок. Чиф поднял трубку, его ноги задрожали, предчувствуя бурю.
-Почему без моего приказа «отбой»? – послышался жесткий голос мастера, чувствовалось, что кэпу этот твердый голос дается с огромными усилиями.
-Ветер усилился до двадцати метров в секунду, мастер, людям надо отдохнуть, впереди возможны авралы.
-Ладно, пусть народ поспит, но чтобы с вашей стороны это было в последний раз или это наш с вами первый и последний рейс.
-Понятно. – Жора бросил трубку и сплюнул на палубу. « Меня там телка гарная ждет, а этот старый пердун совсем на шею сел. Сам еле ластами шевелит, и все туда же, норовит, командовать и все ему девок новеньких подавай, о душе пора позаботиться…» - с такими мыслями старпом почти бегом сбежал по крутому трапу и ворвался в свою каюту.
Эльвиру он действительно застал почти в домашней обстановке. Она уже успела переодеться в легкое трикотажное платье и сидела на диване, поджав под себя голые ноги. Не накрашенная и совсем не такая уж и роковая, как с полчаса тому назад, девушка помахала Жоре ручкой и, улыбнувшись, чмокнула в небритую щеку.
-Я тут без тебя немного похозяйничала, дорогой, приготовила закуски, а вот со спиртным ты сам распоряжайся. Она по-хозяйски встала и открыв холодильник вынула на свет божий бутылку виски «Блэк анд Вайт». –Я хочу немного виски, а ты?
Жора кивнул головой.
-Наливай.
Женщина словно хороший бармен повертела бутылку в руке и поставила на столик рядом с двумя фужерами.
-Нет уж, дорогой, здесь ты командуй, - она протянула бутылку Жоре и одарила его соблазнительной улыбкой, - у нас, милый как я понимаю, очень мало времени, через час тебе на вахту.
-Однако, ты быстро освоилась, - Жора обнял женщину за упругую талию и начал лихорадочно целовать шею и грудь, его руки уже обхватили ее бедра поднимаясь вместе с подолом платья все выше и выше.
-Подожди немного, - Эльвира, задыхаясь от такого мощного напора, легонько оттолкнула горячего любовника, - в этом деле Жоржик, я не люблю суеты и спешки, нам ведь не по семнадцать лет. Иди, прими душ, а я немного приведу себя в порядок. - Женщина одернула задранное почти до груди платье, поправила бюстгальтер и чмокнула старпома в длинный конопатый нос. – Иди, милый, иди.
Старпом, как послушное дитя, скидывая на ходу рубашку и брюки, юркнул в ванную.
-А может со мной, - Жора обернулся и в надежде расплылся в улыбке и игриво посмотрел на буфетчицу, которая уже сидела в его любимом кресле и разливала виски по бокалам.
 «Да, баба не промах, такой палец в рот не клади»- чиф оглянулся и почесал рыжие кудряшки на голове.
-Иди, иди, дорогой, я только что ополоснулась, - она взяла с тарелки двумя пальцами кусочек пирожного и отправила его в рот, затем облизнула указательный палец, - я тебя жду, у нас все еще впереди.
Отработанным движением Эльвира вновь извлекла пакетик с пилюлями из своего объемного лифчика и высыпала остатки в наполненный на половину «дабл виски» в кубе. «Кажется, все идет по плану, а иначе не могло и быть, правда на моей стороне» - Эльвира мысленно оправдывала себя, понимая, что творит нечто страшное, противоестественное нормальному человеческому разуму. Но у нее были на то веские причины, на небе пускай их рассудят…
Жора вышел из ванной с веселым розовым лицом, обмотанный на бедрах широким махровым полотенцем.  Он попытался обнять буфетчицу, но в это время судно сольно качнуло , со стола на палубу полетели тарелки с закуской, но ловкий старпом в последнее мгновение подхватил длинными руками оба, наполненных до краев, фужера со спиртным. Его отбросило к шкафу, но чиф умудрился не разить на палубу ни капли драгоценных «Блэк энд вайт» Затем он широко расставил ноги для равновесия и отглотнул из одного из фужеров, другой подал испуганной девушке. Эльвира машинально выпила и поперхнулась от крепкого напитка.
-На запей, - чиф поднял с палубы, катающуюся в такт качке, пластиковую бутылку с мандариновым соком и по- мальчишески рассмеялся, - не привыкла еще, но этому здесь быстро обучат.
У Эльвиры в голове зашумело и сильно застучала горячими толчками кровь в висках. В затуманенном мозгу мелькнула страшная мысль «А что я, дура, выпила?
Жора тоже заметил, что буфетчица резко побледнела и откинулась на спинку кресла.
-Эй, красотка, так не надо делать, ты мне здоровая нужна. – Он приподнял пальцами подбородок девушки и поцеловал в дрожащие губы.
-Ничего, пройдет, это очевидно от качки, - Эльвира нашла в себе силы приподняться и поменять фужеры местами. «Вот так на самом важном этапе и такой прокол, ну кто мог предугадать эту чертову качку». – Допей Жорик, и пойдем, займемся делом, - девушка подняла фужер и глядя в глаза старпому поднесла к его веселым губам, - давай, милый! «Она ненавидела, когда кто-то говорил «займемся любовью», ведь все что было связано с примитивным сексом, она никогда не посмела бы назвать любовью, тем более с людьми, которых она презирала.
Чиф усмехнулся и залпом допил, поднесенный бокал со смертоносным зельем. Затем он взял девушку на руки и, шатаясь, понес в спальню, но не дойдя нескольких шагов до заветного любовного ложа споткнулся и они вместе завалились рядом с письменным столом.
Эльвира очнулась от нестерпимого желания освободить желудок. Она на четвереньках переползла через, распластанного на палубе, с мертвецки - белым лицом чифа, к белоснежному унитазу и извергла в его распахнутое нутро кислотно-тошнотворную струю, отвергнутого здоровым организмом отравы. Ухватившись за поручни в ванной, она со стоном и хрустом в застоялых суставах поднялась и посмотрела на себя в зеркало. Там на нее смотрело лицо чужой женщины с глубоко провалившимися потухшими глазами и впалыми щеками.
«Я жива, а это самое главное, а эти двое будут искать свои новые жертву уже в аду. Возможно, когда нибудь и я там окажусь, но я доведу свой план до конца.»
Никем не замеченная Эльвира добралась до своей каюты и там рухнула на койку, забывшись в кошмарных цветных снах.
 А тем временем второй помощник Костя Гусев уже названивал старпому по телефону и не получив ответа послал вахтенного матроса разбудить чифа на вахту. Через пару минут матрос доложил, что старпом мертвецки пьяный лежит на палубе в своей каюте, у него разбита голова и, по всей видимости, ему требуется медицинская помощь. Ревизор пытался поднять капитана Кривца, но и тот не отзывался на долгие продолжительные звонки и посланный матрос принес очередную страшную весть, мол, капитан также совершенно неподъемный и в стельку пьяный спит в свое й каюте.
«Да что же это они творят» - негодовал второй помощник Костя Гусев. – мало того, что мне придется тянуть еще и «чифовскую» вахту, так теперь не с кем проконсультироваться, какой держать курс. К пяти утра ураганный ветер уже швырял огромный контейнеровоз словно щепку в кипящем океане и если держать курс также не сворачивая против волны, а это единственный выход не потерять палубный груз и не перевернуться, то через несколько часов ходу они выскочат на рифы, что протянулись южнее ближайшего порта захода.
Еще полчаса второй  обдумывал план действия и пришел к выводу, что надо играть «аврал». В команде было несколько опытных моряков во главе с боцманом, начальником радиостанции и стармехом, которые наверняка бывали в таких переделках и он нажал на красную кнопку общесудовой тревоги.
Эльвира очнулась от звонка громкого боя судовой тревоги. Она не могла понять, что с ней и где она находится, потому как от сильной качки женщина свалилась с койки на пол, да так там и расклинилась между диванчиком и столом в позе свастики. Перед ее глазами, словно мраморные колонны, возвышалась пара стройных женских ног, обутых в черные лакированные сапоги на высокой платформе. Тихий женский голос что-то говорил ей, но она ничего не понимала.
-Поднимайтесь, сейчас сюда заявится мастер или старпом и нам обоим не сдобровать…- наконец  дошла до нее последняя фраза, - не бойтесь меня, я бывшая буфетчица с этого лайнера, звать меня Лида Силкина, может, слышали обо мне от экипажа?
Эльвира стряхнула головой, тяжело поднялась и уставилась безумными глазами на девушку. Память вновь начла возвращаться в ее пораженное зельем сознание.
-А-а, это вы, та самая, обиженная,- она устало опустилась на диван,- не переживайте, девушка, ни ваш любимый капитан ни старпом в ближайшие сутки сюда не заявятся, они напились как извозчики и сейчас досматривают очередной виртуальный сон, где они так изощренно расправляются с беззащитными женщинами, но я думаю, это их последний ночной сеанс и наверняка с печальным концом.
-Значит, они накачались, что-то не похоже на Кривца, а тем более на чифа, на переходе и в такую погоду только идиот станет напиваться в стельку, - Силктна заглянула в потухшие, словно застывшая лава после извержения вулкана, глаза Эльвиры, - это вы им помогли, уважаемая, а чем же они вам не угодили за каких-то двое суток?
-У меня, девочка, на то свои причины, а ты, если хочешь увидеть агонию своего изувера и садиста, идем со мной и вместе насладимся их предсмертными муками и судорожными конвульсиями.
-Вы что, сейчас туда сбежится весь экипаж и меня посадят под замок за незаконное пересечение границы.
-Успокойся, детка, какая сейчас граница, кому через час другой будет до тебя дело, выгляни в окно. Я еще час назад слышала от старпома, что надвигается сильный шторм и вот мы сейчас в его эпицентре, нам остались всего-то минуты попрощаться и молить у бога прощения.
-Вы что от спиртного совсем спятили, женщина, у вас мозги расплавились или всегда такой были, это же море, здесь такими вещами не шутят, что вы сделали с моим Семочкой, говори сейчас же, стерва, что с ним и как его спасти, - девушка схватила Эльвиру за плечи и начала яростно трясти молодую женщину да так, что у буфетчицы изо-рта хлынула алая кровь.
Она закашлялась, обтерла розовую пену на губах краем скатерти на столе и рассмеялась.
-Так вот оно что, ты все же любишь этого монстра и после того, что он сделал с тобой решила простить и вытащить с того света, но поздно, неудавшаяся жена капитана, здесь я решаю его судьбу и будущее всего этого судна. Не трясись, дурочка, моряки что-нибудь придумают и без твоего Семочки дойдут до укрытия в ближайшем порту, а я иду к тому, кто когда-то величался мастером, а сейчас с каждой секундой превращается в кусок разлагающегося вонючего белка.
-Ну, нет, я тебе не позволю загубить мое счастье и будущее моего ребенка,- Силкину с этими словами выскочила из каюты буфетчицы и, спотыкаясь о комингсы от переборки к переборки, вдоль по судовым коридорам и трапам быстро добралась до каюты старпома Сичкина. Она знала, что у чифа в рундуке под койкой хранятся различные медикаменты, в том числе и активированный уголь.
 Она сама как-то после сильнейшего отравления вьетнамскими сарделькам и дешевой рисовой водкой спасалась вот этакими  черными биточками и на удивление судового врача через день уже опять наслаждалась всеми человеческими радостями в объятиях молодого второго помощника Костика Гусева, который, кстати, и помог ей надежно укрыться в румпельном отделении на время досмотра, а затем запер в своей каюте и пока Кривец любезничал с новой буфетчицей. Лидочка Силкинаа, едва отдышавшись после очередного любовного раунда с неутомимым Костюньчиком, со смехом рассказывала, находящемуся в полуобморочном состоянии любовнику, о половых дефектах потасканного жизнью Кривца.
Но, усладив свою бесстыдную похоть, Лидочка понимала, что на сегодня Костюньчик не дорос еще до положения настоящего мужа, хотя и ребенок в ее животе, уже подающий признаки своего права на этот мир по расчетам Силкиной был зачат в любовном экстазе именно с Костей Гусевым, которому на тот момент было совершенно наплевать на то, с кем спать и кто отец забеременевшей буфетной. 
Рядом с каютой старпома Лида нос к носу столкнулась с боцманом, но тот даже не отреагировал на ее присутствие, а лишь зычным голосом крикнул кому-то на нижнюю палубу, чтобы захватили страховочные троса и выходили на палубу для дополнительного крепления контейнеров. В этот момент судно накренилось почти на двадцать градусов, послышался страшный скрежет, словно открылись врата ада. «Mandelshtam» еще минуту завис в таком положении, затем резко выпрямился, как человек, сбросивший с себя непосильную ношу и вновь завалился только на противоположный борт.
«Шлюпочная тревога» - закричал в микрофон с мостика Костя Гусев, голосом обреченного на казнь невиновного заключенного и включил автоматический сигнал бедствия «SOS». Люди кинулись к спасательным плотам и шлюпкам, но это было так же бессмысленно надеяться найти в них спасения, как утопающему хвататься за соломинку. Крен уже достигал до тридцати градусов на оба борта и грохот в трюмахах свидетельствовал о том, что контейнера в трюмах под давлением начинают деформироваться, освобождая свободное пространство и что это неминуемо приведет к скорому смещению груза и опрокидыванию «Mandelshtama». Это понимал и Костя Гусев, когда целенаправленно направил судно на рифы, белые буруны волн по курсу на локаторе говорили, что через десять- пятнадцать минут острые, как кремень, прибрежные  скалы, словно алмазом, распорют железное брюхо «Mandelshtama» от форштевня до кормы еще до того, как сюда прибудут японские спасатели. Но это был, по мнению, второго помощника Гусева единственный выход спасти экипаж, судно и остатки груза.
Силкина проскользнула в каюту капитана и застала там своего Семушку, лежащим на полу придавленный большим холодильником, который вместе с телевизором и грудой книг и бумаг, вывалившихся из шкафов, превратил капитанскую каюту в груду ненужных вещей, среди которых, как показалось Лидии, еще шевелился и стонал человек.
Лидочка  на коленях подползла к Семену и с трудом сдвинула с его спины тяжелый двухдверный японский холодильник марки «Toshiba», которым когда-то так гордился капитан Кривец. Все содержимое рефрижератора в хаосе и беспорядке валялось, каталось и летало по каюте, но Силкина, словно не замечала всего этого. Она распотрошила две упаковки активированного угля и, с трудом раздвинув сжатый рот Семена, высыпала горсть таблеток в почерневший рот капитана. Затем она подхватила одну из катящихся бутылок с минералкой и залила все это в горло своему бывшему любовнику и ненавистному врагу Семену Кривцу. Глотательный рефлекс все же еще не угас, и капитан заглотнул всю эту смесь одним глотком, так же как он в последнее время глотал фужерами свою любимую «Смирновскую».
-Поднимайся, Сема, вставай, тебе надо быть на мосту, а ты здесь валяешься, - она с силой ударила Кривца по бледной щеке, один раз второй, потом замолотила, как заяц по барабану. После очередного выхода судна из крена они в обнимку покатились в угол каюты, где стояла крепко привинченная к палубе тумба под телевизор с темными дверцами из толстого стекла - подарок японской сюрвейерской компании. Стотридцатидюймовый плоский монитор давно уже расщепленный ударом о переборку валялся вместе с грудой ненужных теперь уже никому вещей, но тумба ждала своего часа и дождалась.
Удар двух тел, с огромным запасом кинетической энергии резкого подъема судна был настолько силен, что мягкое и когда-то такое притягательное тело Лидочки Силкиной, под натиском стокилограммовой массы капитана буквально расплющилось о переднюю часть подставки. Под давлением толстые стекла лопнули, выстрелив в пространство десятками сверкающих беспощадных осколков, легко пронзившие живую плоть. Лидия вскрикнула, следом, как эхо вскрикнул зародыш в ее утробе и все затихло.
В это время «Mandelshtam», разорвав форштевнем свою последнюю волну, на полном ходу ворвался на прибрежные  рифы. Метал на днище и левом борту, куда, как подбитый буйвол завалился пароход начал рваться, словно картон, все, что могло сорваться со своих мест после столь резкой остановки, полетело по ходу движения; брашпиль, крышки трюмов, шлюпки и люди все понеслось в бушующую лаву черного кипящего океана. Мощная волна приподняла тело безжизненного и когда-то такого гордого «Mandelshtama» и с ревом, словно щепку ударило о большой выступающий черный и зазубренный клык утеса.
Пароход раскололся на две половины и из отсеков потекли «внутренности» в виде разноцветных контейнеров и блестящего мазута. Часть исковерканных ящиков унесло ветром в море, оставшееся, владыка океана Посейдон с отвращением выплюнул на берег.
Через сутки, когда шторм понемногу утих и к месту крушения подошли суда береговой охраны и японские спасатели «Mandelshtam» перестал существовать.
Единственным живым членом экипажа оказалась буфетчица Эльвира Эммануиловна Штурм. Ей повезло лишь потому, что она по неопытности и не знанию даже не пыталась спасаться, а забилась в угол свой кровати, где исполняла в течение нескольких часов акробатические пируэты, пока обломок судна с ее каютой катился по рифам к берегу. Когда спасатели извлекли полуживую женщину из расплющенной каюты, она не могла произнести ни слова, а только шевелила губами и лишь через сутки, уже в японском госпитале на кровати, она произнесла первые слова: «Я не хотела этого, господи прости и сохрани…»
Неделя в стерильной больничной палате пронеслась как одно мгновение. Эльвиру откачали опытные японские врачи и психологи и спустя пару дней после взлета в аэропорту Иокогама, она уже нежилась в на любимом диване в своей ухоженной квартире на улице Столетия Владивостока. Как всегда неожиданно зазвонил сотовый, на табло высветился незнакомый номер.
-Я слушаю…
-Это я, Эльвира Эммануиловна,- знакомый голос в трубке был едва слышен и доносился, словно из другого мира. Он пугал и вселял ужас.
-Кто это? - вздрогнула Эльвира, и ее забил легкий озноб.
-Капитан Семен Кривец, - в трубке повисла пауза, - неужели вы так быстро забываете своих друзей и товарищей по несчастью.
-Так вы живы? - У женщины учащенно забилось сердце, волна радостного ощущения надежды нахлынула на все тело, - а мне сказали, что все члены экипажа погибли.
-У вас плохая информация, дорогая Эльвира Эммануиловна, многие в том крушении выжили и сейчас предаются заслуженному отдыху. Но перейдем к делу. Нам  необходимо срочно переговорить, это касается только вас и меня, встретиться можно прямо сейчас в сквере на второй речке перед Домом молодежи, вам будет удобно?
-Да, конечно, Семен Маркович, я уже выхожу.
Эльвира, еще не понимая до конца, что же произошло, накинула плащ и вышла в сырую осень хмурого Владивостокского вечера.
Она присела на одной из скамеек возле легендарного танка т34 на постаменте и стала ждать, крепко стиснув пальцы рук в тонких кожаных перчатках.
Прошло полчаса, час, но Кривец не появлялся. Эльвира нервно озиралась и смотрела на свои крохотные золотые часики.
Рядом присоседились два типа, явно маргинала и, достав из огромных грязных сумок что-то напоминающее еду и чистящее средство «Пушистик» начали свою неторопливую трапезу.
-Так эта троица мне опять сегодня утром повстречалась, - донеслось до Эльвиры отрывок фразы одного из бомжей. – Прошли мимо, как тени и растаяли в утреннем тумане,- продолжил, начавший свое повествование забулдыга.
-Это те призраки, что бродят по ночам и пугают добропорядочных россиян? – поддержал второй собутыльник.
-Они самые, Мандельштам, капитан в черном кителе и девушка с бледным восковым лицом, - завершил свой рассказ первый бездомный и приложился к пластиковой бутылочке с «Пушистиком».
От услышанного, у Эльвиры Штурм потемнело в глазах, и затряслись колени. Она поднялась и пошла, затем побежала, не понимая, куда и зачем бежит. Увидев ее безумные глаза, народ в страхе и панике уступал ей дорогу, а она все неслась вперед, пока не выскочила на проезжую часть центральной магистрали.
Пожилой таксист не сразу отреагировал на неожиданно появившийся черный  силуэт перед носом его новенькой «Тойоты - Короллы», но, все же, успел надавить на тормоза. И даже при такой незначительной скорости удар был настолько силен, что тело женщины, описав в воздухе мертвую петлю, приземлилось в двадцати метрах от места трагедии.
Эльвира Штурм открыла глаза. Она лежала на земле и над ней склонились три пары пустых бесцветных и равнодушных глаз. Один человек был одет в черный морской китель и был похож на капитана Кривца, второй в помятое пальто, с истощенным лицом напоминал ей поэта Мандельштама. Его пустые глаза навыкат и огромный мясистый нос выдавали в нем особую расу, к которой принадлежала и сама Эльвира Эммануиловна. Девушка с бледным восковым лицом была похожа на одну из знакомых Эльвиры Штурм, но пока вспомнить ее не давала та легкость во всем теле, что иногда человек испытывает во сне. Недалеко, метрах в десяти стояла скорая помощь с мигалкой, и группа людей, окруживших женщину, лежащую на дороге. Рядом валялись до боли знакомые зеленые туфли и ее любимая сумка из кожи питона. Один из врачей скорой, склонившись над изуродованным телом, распластанным, словно раздавленный каблуком скорпион, пытался вручную делать искусственный массаж сердца.
-Что там случилось? – спросила Эльвира Эммануиловна, легко вставая с земли.
-Какая - то авария, - спокойно пояснил капитан в черном кителе, машина сбили женщину, по-моему, насмерть.
Эльвира отряхнула грязь с плаща и вопросительно посмотрела на капитана Кривца.
-Так что же вы мне хотели сказать, уважаемый Семен Маркович?
-Идемте с нами, Эльвира Штурм, у нас впереди много времени и долгий разговор…

Последний раз этот «квартет» наблюдали по утрам жители улицы, названной именем Великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя. Они шли парами по направлению к Золотому мосту, парящему над бухтой Золотой  рог во Владивостоке. Впереди шел сутулый изможденный мужчина с горбатым носом и в помятом пальто под руку с красивой женщиной, чуть позади капитан в черном морском кителе вел девушку с бледным восковым лицом. Они шли на юго-восток к Великому Тихому океану, чтобы раствориться в утреннем тумане, наплывающему густыми волнами с Японского моря под крик чаек, стонущих душами погибших моряков.


КОНЕЦ