Виктор Фёдорович Махотин

Виктор Филимонов
КТО ТАКОЙ МАХОТИН?

ОТНОСИТЕЛЬНЫЙ ХУДОЖНИК

На приведённый выше вопрос некоторые дамы, возрастом в полтора бальзака, шутили, что он китаец Мао Хо Тин. Шутка, конечно, но какая-то доля истины всё-таки есть. Это просто признание масштаба, китайцев ведь целых полтора миллиарда.

Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты.

А у него друзей как китайцев. И каждый друг! каждый: «Мы с Витей…!»

А что ты без Вити? А оказывается вполне неплохо. В основном. Народ в основном творческий, всякое, конечно, бывает, но в основном творческий народ. Художники, поэты, мастеровые, коммерсанты, аферисты, опять же дамы – содержательный народ. Богема. А раз так, то и сам Махотин человек творческий.

Творец.

Когда меня спрашивали, кто такой Махотин, я отвечал примерно так:

- Ну, он вообще-то художник, но вообще-то художник он относительный…
Это однажды один певец  сказал про другого такого же певца примерно в том смысле, что, дескать,  певец-то он так себе, относительный, зато какой человек…  Прямо по Махотину: матёрый человечище. А я продолжаю:

- Но в нашем маленьком захолустье он, конечно, величина (типа, ему палец в рот не клади).

И откуда я набрался этого стыдливого идиотизма? Ума не приложу.

Впрочем, опять же дамам нравится.

Ну, художник же вроде бы. Картины красил. Иногда, даже вполне симпатичные. Типа девочки с самолётиком. Как она называется на самом деле я не знаю, поэтому просто без кавычек описываю что там изображено. Правда здорово! Искренне, светло и самолётик в небе.

Один мой знакомый очень хотел эту картинку заполучить, но не купить, а в подарок. Покупать ему как-то не хотелось (см. про относительность). Вот он и приставал к Махотину: подари да подари.

А Махотин дарил. Но всё время другие. И однажды, когда товарищ мой очередной раз пристал к нему, крепко пристал, он это умеет, Махотин говорит: «Вот! у меня есть одна новая работа, хорошая работа!» - и нырнул куда-то (когда я писал «и нырнул», то пропустил пробел, получилось «инырнул», Word, конечно, среагировал и предложил вариант «шнырнул» - молодец!). Потом вынырнул и протягивает обещанную картину. А она вся черная, вообще ничего не видно. Я попытался сначала сгладить ситуацию, сказал, что, наверное картина называется «Бой в Крыму - всё в дыму», и что сделана она в духе великого Малевича, но потом, когда посмотрел на товарищеву физиономию, мою лёгкую весёлость как ветром сдуло, и на смену ей пришло такое, что я чуть не лопнул от смеха.

Немая сцена.

Х у д о ж н и к : Я художник!
Р а б о ч и й : А, по-моему, ты говно!
В о п р о с : Кто такой Махотин?

ФРЕКС, БРЕКС, СЕКС

Первое, что приходит в голову при упоминании о Викторе Фёдоровиче Махотине, это не живопись, не его работа в музее истории Екатеринбурга, который он называл "Музеум", не музей-кузница, созданный им в Башне-на-Плотинке. Первое - это тусовка, люди, которых он собрал возле себя.

Тусовка родилась не на пустом месте, объединяющей силой стали выставки времён начала перестройки. Первые выставки, понятно, что их можно считать за одну, переезжающую с места на место (передвижники?), порождены страстным порывом к свободе. Вот она! Нет выставкомов, партии, комсомола, цензуры – ни хрена нет, одна свобода! Не важно конкретное, вербальное содержание этого порыва, в котором при обилии различных, продуманных и грамотных формулировок, можно вычленить некую доминанту, сводимую к фразе: вот вам, суки! Важен порыв, эмоция, страсть, творящая то, что через годы отзывается не просто воспоминанием, но желанием. Желанием повторить, ещё раз испытать это яростное чувство.

Тусовка сложилась в годы перестройки и живёт, и будет жить, и продолжает дело... Во как! Хотя, почему бы и нет, "пуркуа па бы не па", как говорил сам Махотин. Он даже внешне выглядел подходяще. К тому, чтобы его дело жило и побеждало.

Однажды в мастерскую в музеуме, пришел один ювелир. Не знаю по делу или просто так, но ювелир. А ювелиры это такие мужики, у которых кроме рук должны быть глаза. А последние пять минут до его прихода Махотин был занят тем, что рисовал фломастером шевелюру на портрете Ленина. Тут заходит ювелир, и Махотин сходу ему говорит:

– Автопортрет сделал, – и добавил, – свой. Неделю работал. Продаю. Хорошая работа. Недорого. Вот. Пятьдесят рублей.

Кто помнит, на эти деньги можно было неделю ни в чём себе не отказывать. Судя по всему ювелир ни в чём себе не отказывал на гораздо большую сумму в неделю. Он купил "автопортрет"!

Я был, мягко говоря, удивлён. А где у ювелира глаза? Видимо там же, где у Ленина волосы.

Я думаю, ювелир всё прекрасно видел и покупал не автопортрет Виктора Фёдоровича Махотина, а портрет Ленина с волосами. Это было своеобразным знаком, фирменным блюдом, о котором знала вся тусовка, кроме, видимо, меня любимого. Позже я слышал даже такую интересную версию, что Махотин каждое утро рисует Ленину волосы, продаёт как автопортрет, и тем живёт.

Таких знаков было довольно много, в основном это были своеобразные фразочки, результат этаких неосознанных экспромтов, вроде той же «пуркуа», или «блюди себя – любовь зла!», или той, что вынесена в заглавие. Как-то в музеуме даже попытались вспомнить все эти перлы и написали пару страниц, но потом бросили это занятие, поняв, что без Махотина ничего не выйдет. И с ним не выйдет. Потому, что вместо того, чтобы вспоминать старое он придумает новое, и оно будет жить. А что запомнили – то запомнили, пусть тоже живёт.

Вот это – серьёзно! Превратить собственную дурь в источник радости для людей – апостольская миссия. Заставить играть по своим правилам, и чтобы все были довольны и счастливы, и шли к тебе в будни и праздники – тоже не слабо. А потом принимать их в будни и праздники толпами и не озвереть. Для этого людей надо любить.






ОДНАЖДЫ В МУЗЕУМЕ

Я пришел к нему просто так, потусоваться, как и все остальные. Но другие придумывали какие-то поводы, какие-то дела, а у меня ума не хватало ничего придумать, поэтому я пёрся просто так. Часов, главное, в одиннадцать утра. «И носило меня как осенний листок» . Сижу, пью чай (см. про китайцев), и заходит ревизор (см. немая сцена). Это такая тётка. Я ничего плохого не могу сказать про неё не потому, что ничего не знаю, хотя на самом деле не знаю, а потому, что ей и так тяжело. Пожилая, замотанная, из тех про кого говорят: бедный, но честный. И начинает Махотина инспектировать. «А где тут у вас то, а где тут это».

Ну, махотинское смирение всем известно. Я не шучу. Смирение, это ведь значит принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться.

Вот, наверное и ответ на вопрос: Махотин – это тот, кто умеет радоваться.

А ты хочешь – радуйся вместе с ним, хочешь – смотри со стороны и радуйся, а хочешь – радуйся, что тебя не зацепило.

В общем, Махотин смирился и говорит – я сильно сокращаю их разговор, чтобы не утомить читателя излишними подробностями – так вот, он говорит: «Ничего из того, о чём Вы меня всё время спрашиваете, нет. Пишите – недостача». Причем прозвучало это как «недоздача» - интеллигентно так, не манерно, не то, что нынешний бы кто-нибудь брякнул – «дидоздадзя».

Следует заметить, что на Махотине висела кое-какая материальная ответственность. Нет – значит, нет. Тётка так и записала везде. «Недостача». А на самом деле никакой недостачи-то не было. Серьёзно. Просто всё валялось где попало: что-то в мастерской, что-то дома, что-то на разных выставках.

А Махотин продолжает: «Зато есть отличные серёжки из уральского камня родонит в мельхиоре. Как раз для Вас». Опять сокращаю, опять цитирую не точно. Невозможно, по крайней мере, я не могу, передать на бумаге все его…нет, не ужимки и прибаутки, так не правильно…весь его экспрессивный репертуар – вот! Кто видел Махотина в деле – тот видел, а кто не видел – не мучайте себя. Но что такое серёжки из мельхиора с уральским камнем родонитом, и какова их ценность, в т. ч. эстетическая, знают, думаю, все.

Я уже давно сидел, как шестаковский пьяный ёжик с выпученными до щелчка глазами и совершенно одеревенел, стараясь не пропустить ни слова, ни жеста их этого спектакля, но здесь пришлось дополнительно напрячься, чтобы не заржать и не сломать весь кайф.

Это сейчас я понимаю, что ничего не сломал бы, что Махотин в любой ситуации чувствовал себя как рыба в воде, что он жил в ситуации. То есть, вообще говоря, он просто жил. Непредсказуемое течение жизни было для него источником удовольствия, вдохновения, чего хотите. И так далее. Но тогда я был, как сказала одна моя знакомая «такой идиот». Про меня и сказала.

В общем, я затаился. «Вобрал в себя все волосы и заиндевел» .

Да, ещё один нюанс! Махотин не пытался подарить серёжки. Это был бы «низкий сорт, нечистая работа» . Не в том дело, что это сильно напоминало бы взятку, чепуха псевдоинтеллигентская, а в том дело, что Махотин эти серёжки продавал. И цену назвал. Как Махотин умел назвать цену, тоже все знают, а кто не знает – унизьтесь.

Если бы я сам не видел, я бы не поверил. Тётка взяла серёжки и стала их примерять.

Знать женщин, это, конечно, хорошо. Чего тут скажешь, кроме того, что В. Ф. Махотин знал женщин. Скажешь и ошибёшься. Махотин не знал женщин, Махотин их делал. В смысле творил.

Наблюдать превращение всегда классно. Такое волшебство! Мне здорово повезло.

А Махотин порхает вокруг тётки…нет, уже женщины, любуется, пигмалион, своим творением.

«Вот, - говорит, - зеркало!» - и ставит зеркало.

А тётка пожилая, со зрением не очень. А Махотин:

«Вот, пожалуйста, увеличительное стекло!» - и даёт лупу размером со сковородку, - «так удобнее рассмотреть детали!».

Тётка лупу-то взяла, а что с ней делать не очень поняла. Наводить лупу на изображение в зеркале, а не просто махать ею как попало, и прочие премудрости, - это же надо думать, а как тут думать, если только что стала женщиной.

Я сижу, смотрю на всё это, и в голове медленно всплывает – как если в глубокую воду с размаха бросить арбуз, кто не пробовал, попробуйте обязательно, он всплывёт, но не сразу, стоишь и ждёшь: утонул – не утонул, - всплывает, в общем, такое словосочетание: «мартышка и очки». А тётка, в это самое время как у меня всплыло, и говорит: «Ну, я прямо как обезьяна». А Махотин – без паузы: «Все бабы – обезьяны».

Вообще говоря, при соприкосновении с чистым творчеством, которое есть чудо, предполагается потеря сознания. Я и потерял сознание. Не в том смысле, что упал со стула, и обвёлся мелом, а в том смысле, что не помню что было дальше.

Помню только, как женщина покупала себе украшения. 






ВАН МАГОГ

Просматривая свои бумажки, перед тем, как написать предлагаемое ныне, я наткнулся на два текста. Оба о Махотине. Один всем известен, опубликован в журнале «Урал» и ещё где-то, и подписан Анантой-Ачарьей Козловым дас, другой – мой, незаконченный, набросок, написанный от руки. Сходство между ними очевидно для самого поверхностного наблюдателя. Конечно, если вникнуть в глубины, можно найти семнадцать отличий, тем более, что два уже указаны выше.

Что же, касается сходства, о нём необходимо сказать, а то, если кто не читал моего наброска, может быть непонятно о чём идёт речь.

Написаны эти тексты независимо друг от друга, в разное время. Мой раньше. Это важно. И легко доказуемо: текст Козлова написан на смерть Виктора Фёдоровича, а мой явно прижизненный (касательно и меня, и Махотина).

Теперь о сходстве. Лучше всего оно понимается в сравнении, то есть в сопоставлении различий. Поставьте нас с Козловым рядом и посмотрите. Если Вы не китаец, то наверняка увидите различия, а если Вы, всё-таки, китаец, но не слепой, то увидите сходство.

Цитирую.

«…кто же из мэтров свердловской богемы – кульминационная личность, кто «наш Ван Гог»… скорее всего, Витя Махотин».

«Он (Махотин) представляет собой смесь Ван Гога и Бармалея, причём от Ван Гога он принял одержимость бесами, а от Бармалея талант к живописи».

Сходство настолько очевидно, что я даже не буду указывать авторов приведённых отрывков.

Поэтому, о различии. О бармалеях. Когда я впервые прочитал оба цитируемых отрывка на публике и предложил установить их авторство, то услышал: «Конечно второй – твой! потому, что ты сам – Бармалей!».

Да, у меня растёт борода!

Кстати, о бармалейской живописи. Я уже вижу этот плинтус над своей головой. «Как так …! можно…! о Махотине…! …! о Вите…! …!! …!!! сам ты – …! и …!» – …!

«И сходства у тебя с Махотиным только то, что ты – Витя с бородой».

«А различия есть?»

«А различий у тебя вообще нет!»

Лучше о сходстве.

А ещё лучше – о бармалеях.

Попытайтесь вспомнить имена остальных героев сказки Чуковского. Требуется некоторое напряжение памяти. А как они выглядят? А как выглядит Бармалей? Он выглядит явно подробнее, чем все остальные вместе взятые. А что он любит? – Правильно, маленьких детей. И живёт в Африке. – Это, вообще, где?

Он главный. Как бы мы к нему не относились, ко всем остальным в сказке мы не относимся никак. Именно с ним мы сравниваем себя, думая, что сравниваем других. Именно он вызывает в нас чувства, меняющие знак, в зависимости от нашего возраста, но не теряющие силу.

Где-то в Библии упоминаются люди, живущие где-то далеко. Их племена называются Гог и Магог. Дикие люди, как говорил Махотин, правда, не о них, а о нас. Они не похожи на обычных людей, они живут за пределами человеческого мира. Их невозможно понять, там, где они, кончается власть разума. Они не знают что такое хорошо и что такое плохо. Они ка-ак прыгнут…!

Но с ними можно взаимодействовать. Они не обязательно зло, просто они за пределом. И они обозначают этот предел. Предел человека. Можно укрепить собственную границу, отгородиться от них, сказать: здесь я, а там – не я. Можно войти с ними в контакт и расширить собственный мир.

И то, и другое одинаково необходимо, и одинаково невозможно без них.

Они смотрят на нас из-за предела, и мы знаем, что они смотрят.

Я не такой! (тоже фраза из Махотинского репертуара) Я отличаюсь от них.

Чем отличаешься?

Кто ты?

Надо с кем-то сравнить.

Надо сравнить так, чтобы взвыть от собственной ничтожности, или охренеть от восторга, или чтобы от ярости в глазах потемнело, иначе не сдвинуть нас с места. Если мы выбираем для сравнения нечто из нашего мира, доступное, то, будь оно стократ лучше, рано или поздно мы сравняемся, или посчитаем, что сравнялись с ним. Тогда всё.

Выбирать надо за пределами.

Бог необходим. Его необходимо найти. В себе, около себя, в бесконечности. Его необходимо видеть, слышать, осязать. Его необходимо чувствовать, чтобы знать, чтобы сопоставить с ним собственную жизнь.

Древним было легче. Сделали чучело Масленицы, поплясали вокруг, и спалили. К кому-то Христос приходил, к кому-то – Будда.

А нам как быть?

Ищем. Днём ищем с огнём, ночью – под фонарём. И находим. И восторгаемся. И сопоставляем себя с Ним, и причащаемся Ему, и видим, что мы хороши, ничуть не хуже Его. Вот, какие молодцы!

И понимаем, что это не Бог, а простой кумир, а Бога мы так и не нашли. И ищем.

А кумира повергаем. А зачем он нам, такой же, как мы. Мы-то знаем про себя всё. А если Он такой же – распни его!

Бог не может быть Богом, не действуя в этом мире. Бог не может действовать в этом мире, не живя в нём. Бог не может жить в этом мире и оставаться Богом. Он должен умереть, чтобы быть живым.

Запредельное смотрит на меня.

Всегда. И оценивает. Бывает, мы сами обращаемся к нему и берём то, что нам надо, тогда Иван-дурак идёт за золотыми яблоками. Бывает, что оно само дарит подарок, посылая Того, кто отдаст нам что-нибудь. А что Он может отдать кроме своей жизни, если Он вынужден быть таким же, как мы, чтобы мы же Его заметили.

Нет другой ценности.

Есть время жизни, которое мы можем отдать другим, и, отдавая, на это самое время стать посланцем Запредельного, слиться с Богом. И остаётся чувство, которое мы испытали, живя. И что-нибудь ещё, какая-нибудь мелочь, что-то, что было с нами, когда мы причащались Духа. Какой-то предмет. Это уже не простой предмет. Он вместе с нами прикоснулся к запредельному, он хранит память о нашем чувстве, и силу его, и силу запредельного, от которого не уйти, прикоснувшись к нему.

Это любовь. Она должна всё время приходить, а для этого – всё время уходить. И звать. И ждать, и желать повторения.

Любовь невозможна без границы. Раньше всех это понял Господь Саваоф, отделивший от Адама его женскую грань. Хитрый, он сначала всё понял, а потом всех создал. А иначе не получается: сначала пойми что-то, потом сделай так, чтобы это поняли другие. И всё. Больше ничего не требуется.

Что там понял Махотин, я не знаю, со своим бы разобраться, но это про любовь.

«Я не такой!» - значит я могу любить.

Ван Гог есть у всех. А у нас есть ещё и Ван Магог – Махотин. Если его работы будут когда-нибудь оценены дикими деньгами – прекрасно, но мне на это наплевать, потому, что я знаю истинную цену этим работам – кусок моей жизни.
19.04.07



Здесь должна быть иллюстрация под названием «В. Ф. Махотин любит маленьких детей».