Коллекция Кенигса

Александр Эсаулов
С удивлением обнаружил, что не выложил на Проза.ру свои детские детективы. Это неправильно, тем более, что три из них уже изданы. Исправляю ошибку и выкладываю три. С обложками.
Ваш Александр Эсаулов

ГЛАВА 1

Они стояли друг против друга. Широко расставленные ноги, длинные плащи, огромные шпоры – это как полагается, на кожаных сапогах  с высокими каблуками, и руками возле пояса. У каждого на широком ремне висела кобура с револьвером «Смит энд Вессон»,  надежным другом и вечным спутником. Руки застыли, только слегка подрагивали пальцы. Сейчас, через мгновение, все решится: кто был прав, кто будет первым, а кто останется лежать здесь, в пыли провинциального городка, и позже будет подобран местным гробовщиком. Он уверен в том, что не промахнется, надо только успеть выхватить револьвер первым. Это главная задача,  от этого сейчас зависело все. Что-то скрипнуло.  Он схватился за оружие, но понял - опоздал...

Проклятый скрип отвлек внимание всего на долю секунды, но этого оказалось достаточно: Мишка всадил в него пять пуль и выиграл игру.
- Ну, мама! Сколько раз я просил...
Но в комнату зашла совсем не мама, в комнату зашел папа. Папа – это тяжелая артиллерия, с папой не спорят. Папа всегда говорит только один раз, второй раз он уже действует причем, как и всякий талантливый полководец, всегда неожиданно, а главное, решительно.
- Алексей!
- Да, папа?
- Ты сколько уже сидишь за ящиком и гоняешь эту чучу?
- Не знаю, папа, я времени не засекал.
- Я, первых два часа тоже, но вторые два часа я засек. Выключай и марш на улицу. Не хватало, что бы у тебя голова сделалась квадратной, как  японский арбуз.
- Какой арбуз?
- Японцы вывели квадратные арбузы. Суют арбузные завязи в стеклянные квадратные банки, и арбузы получаются в форме кубиков.
- Зачем?!!
- Удобней возить, меньше места занимают и по столу не катаются... Так вот,  ты в компьютере проводишь больше времени, чем дома,  и я боюсь, как бы  голова у тебя не стала квадратной, как этот монитор! – папа ткнул пальцам в сторону стола, - хоть бы мяча погоняли, что ли?  Мы в свое время на пустыре...
- Там давно все застроено, - мрачно сказал Леха, - если там гонять, то разве на мотоцикле… По асфальту...
- А за Украинской, туда, к речке...
- Там тоже... Ты что, не житель Рябиновки? Где можно, уже все прихватизировали и застроили.
- М-да... Надо признать, я скорее спатель Рябиновки. Утром уехал, вечером приехал.
Рябиновка находилась в пятнадцати километрах от Киева, и большинство ее жителей, как и папа, работали в столице. В последние несколько лет в Рябиновке началось бурное строительство. Частные дома строились на каждом свободном пятачке, и те немногочисленные самодельные спортивные площадки, которых до этого было в Рябиновке хоть пруд пруди, исчезали одна за другой.
Но папа не сдавался.
- А около двенадцатой школы? Там же сделали минифутбольное поле? Словом, давай на улицу! Сын, то что? Эта железяка тебя в рахитика превратит! Сколиозом заболеть хочешь?
Умом Леха понимал: четыре  часа за компом – это, наверное, все-таки, перебор, но проиграть Мишке! Из-за того, что дверь не вовремя скрипнула? Это неправильно! Но с папой спорить не приходилось, папа тяжелая артиллерия.
Поворчав для приличия, но не слишком громко, не для родителя а так, для успокоения совести, которая все-таки бунтовала против проигрыша, Леха поплелся на улицу.
Мишка жил в соседнем доме.  Леха уже собрался идти и позвать его на улицу, когда тот собственной персоной выполз из подъезда.
- Миха, привет! Ты чего это вдруг на улице оказался?
- Да маманя выперла! Говорит, не пойдешь, возьму дрына...
- Ну, предки, словно сговорились! У меня папик тоже: хватит, говорит, склероз зарабатывать, чеши в футбол гонять!
- Склероз? Причем тут склероз?
- А я почем знаю?
- Он, наверное, сказал: сколиоз? Это когда спина кривая.
- Склероз... Сколиоз... Какая разница? Все равно ты последнюю игру меня нечестно завалил!
- Как это нечестно?
- А ко мне как раз папик зашел, я и отвлекся. А ты в это время и жахнул!
- Ну, извини... Я же не знал...
- Да ладно, проехали...
- Чем займемся?
- А кто его знает? Пошли к двенадцатой школе, может, там и в правду кто-нибудь пузырь гоняет?
До двенадцатой школы было минут пятнадцать неторопливого ходу. Когда повернули на улицу Парижской Коммуны,  увидели незнакомца. Одетый в серенькую рубашку и джинсы, с длинными, давно не стрижеными, волосами, незнакомец заглядывал на ходу в листок бумаги, и потом снова смотрел на таблички с номерами домов. Не доходя до Лешки и Мишки, незнакомец очередной раз остановился, посмотрел в бумажку и недовольно хмыкнул.
- Эй, ребята, может, вы подскажете? Я ищу улицу Маленкова.
Лешка удивленно вскинул брови:
- Какую улицу?
- Маленкова.
- Первый раз слышу. Миха, ты слышал о такой улице?
- Нет...
- А вы, вообще, давно живете в Рябиновке?
- Да с рождения оба...
- И ничего не слышали об улице Маленкова?
- Да нет... вроде...
- Странно, – незнакомец еще раз посмотрел на бумагу, которая показалась ребятам каким-то планом, но, когда Леха попытался хоть одним глазком заглянуть в этот план поближе, незнакомец быстренько сложил листок, и сунул в карман. Все, что успел Леха заметить, так это загогулину, написанную чернилами на обратной стороне листа. На том и разошлись. Ровно через минуту ребята, забыли и о странном незнакомце, и о листке бумаги, и о его дурацких вопросах о несуществующей в Рябиновке улице Маленкова.  Вспомнил о нем Мишка, и было это вечером, когда он вместе с отцом смотрел телевизор. Шел документальный исторический фильм о Сталине, в нем-то и прозвучала эта фамилия. Мишка тут же задал вопрос отцу:
- Па, а кто такой Маленков?
- Маленков? Это один из приближенных сотрудников Сталина.  А почему ты спросил о нем?
- Да, понимаешь...
И Мишка рассказал о незнакомце, который сегодня днем искал в Рябиновке улицу с таким названием. Папа удивился.
- Видишь ли, сын, если в Рябиновке и была такая улица, то, я думаю, ее давно переименовали. Во время Сталина и после него, улицы, да и целые города, то называли в честь исторических деятелей, но отменяли такие названия... Но всегда, как только человека отстраняли от власти, названия эти убирали. Маленкова отстранили от власти где-то в середине пятидесятых. Я думаю, что и улицу тогда же переименовали. Сколько было лет твоему незнакомцу?
- Да трудно сказать, может, лет двадцать пять...
- Вообще-то ему полагалось бы знать такие вещи. Странный человек... Или он совершенно необразованный или иностранец.
На этом разговор закончился. Очень скоро Мишка забыл про него, потому, что начался классный фильм.
На следующий день Мишке позвонил Леха. Поговорив о том, о сем, он между прочим, сказал:
- Миха, а помнишь вчерашнего чудика, что про улицу спрашивал?
- Маленкова?
- Ну! А ты запомнил?
- Запомнил. Вчера фильм о Сталине показывали. Маленков, оказывается, был один из ближайших его помощников. Папа сказал, что если такая улица и была, то ее давным-давно переименовали, а мужик тот, скорее всего, дубина необразованная или иностранец.
- Ты помнишь, он в бумагу смотрел?
- Помню.
- Так я ее нашел.
- Что нашел?
- Да бумагу, в которую этот чудик смотрел.
- Прикольно… - просто так, без всякого интереса, сказал Мишка.
- Знаешь, мне кажется, что тебе тоже на нее надо глянуть. Это что-то вроде плана, и там кое-что отмечено.
- Да? Ну, хорошо, я сейчас выйду.
Минут через десять друзья встретились во дворе. Еще в прошлом году взрослые мужики оттащили под сень высоких кустов сирени две старых тяжеленных скамейки с бетонными ножками и врыли стол. Стол был под стать скамейкам, на толстых дубовых негниющих бревнах. Роль столешницы выполняла старая тоже дубовая дверь. На этой столешнице пенсионеры по вечерам «забивали козла», то есть, играли в домино, или шлепали картами, расписывая преферанс, а стол прозвали «козлиным».  За этим столом и сели оба друга.
- Вот, - сказал Леха, доставая из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок.
Мишка осторожно развернул листок старой желтоватый бумаги. С первого взгляда было понятно - это план. На листке был нарисован самый обыкновенный перекресток. Одна улица подписана: «ул. Маленкова», нарисованы и отдельные дома, правда, без номеров. Возле перекрестка карандаш нарисовал странную геометрическую фигуру. После внимательного рассмотрения и некоторого раздумья, Мишка объявил, что фигура похожа на дубовый лист.
- А, может, и кленовый... – с сомнением в голосе добавил он, - очень уж художник абстрактный...
- Какой, какой?
- Ну, абстракционист... Это такие художники, которые делают вид, что умеют рисовать. Наляпают краски на холст и пыжатся: вот какие мы, современные классики! А, по-моему, так полный бред... Этот вот тоже, - он кивнул в сторону листка бумаги, - фиг знает, что нарисовал... То ли дубовый, то ли ясеневый, а, может, и кленовый... А что тут за крест?
- Ага, - оживился Леха, - вот в этом кресте, как мне кажется, и все дело! Видишь, он нарисован во дворе дома, что стоит на улице Маленкова! А этот тип тоже спрашивал, где эта улица.
- Кстати, о типе. А ты где этот план нашел? И почему ты считаешь, что это его бумага?
Леха перевернул листик. Как оказалось, листик был обратной стороной документа, под названием «Акт». Собственно, это был даже не документ, а только его начало, перечеркнутое загогулиной необычной формы. Акт был написан ручкой, а перечеркнут фигурой в виде петли с двумя длинными хвостами. Написано было следующее:
«Акт от 15.07.1945
Нами, членами комиссии, начальником эшелона 3240 майором тов. Козелковым, главным хранителем тов. Лисичко и сотрудником тов. Перепелицей составлен настоящий акт в том, что...»
На этом текст обрывался. О чем хотели составить акт тов. майор Козелков, главный хранитель чего-то тов. Лисичко и неясно чей сотрудник Перепелица, было совершенно непонятно, но это не главное. Главное - в дате: пятнадцатого февраля тысяча девятьсот сорок шестого года! Вот это да!!! Документу было шестьдесят лет! Теперь понятно, почему бумага желтая - она пожелтела от старости! И понятно, почему чернила светлые - они выцвели!
- Во-первых, улица Маленкова, - начал рассуждать Леха, - ведь не каждый день спрашивают про такую улицу, а, во-вторых,  вот этот росчерк, которым зачеркнут текст. Я эту петлю еще тогда заметил. Хотел глянуть, что это за план, а тот хмырь у меня перед глазами листок и сложил, прямо кверху этой загогулиной. Вот я ее и запомнил. А вчера, когда ты домой ушел, я еще с ребятами мяч погонял, а когда шел - нашел этот листок. Я бы мимо прошел, да только эту загогулину увидел. Интересно мне стало, что же там этот чудик от нас прятал. Поднял – а там план с крестом. Я, Мишка, думаю, что этим крестом обозначено, а?
- Да кто его знает, честно говоря... Только не стал бы тот чудик просто так искать улицу имени Маленкова... И документ этот тоже просто так шестьдесят лет бы не хранили! Нечистое тут дело, Леха, это как дважды два – тридцать два...
- Знаешь, Леха, это же сорок пятый год...
- Ну и что?
- А то! Только кончилась война, а фашисты, они же население грабили. Может, что-то где-то спрятали, а?
- Да ну, Мишка... Вот акт написан в сорок  пятом году в июле, а война закончилась, кажется, в мае...
- Точно в сорок пятом, девятого мая. День победы празднуем каждый год... Ну и что, что акт? Может, это кто-то нарисовал план уже после войны. Какой-нибудь фашист нарисовал своему внуку...
- Ну да, - издевательски хохотнул Леха, - на бумаге с актом на русском языке...
- Да-а... Не получается...
Мишка снова начал рассматривать план. Перекресток как перекресток, дома, как дома.
- Да ну его... Леха, у тебя нет других дел, что ли?
- А какие летом дела?