Машина Будущего
Доброго здравия любезнейший мой друг, Павел Дементьевич.
Пишу к вам с нижайшею просьбою, и всеми ангелами рая
заклинаю вас, чудесный мой товарищ, внять ей. Ибо нет сил
держать в себе то, что намерен я вам предложить! Как можно в
скорейшем времени извольте, милостивый государь, осчастливить
вашим присутствием скромную мою обитель. Ибо сам я теперь
быть у вас с тем, о чем веду я речь, никак не могу, однако и
терпеть уже нет сил. Все готово! И уверяю вас - визит ваш будет
вознагражден дарами познаний таких, о коих вы и не грезили!
Зная пылкость вашей души к новым открытиям и всему тайному
и фантастическому - беру на себя смелость заявить, что вы будете
до самых глубин поражены тем, о чем я! Впрочем, как изложить в
письме? Итак, приглашаю вас, дабы продемонстрировать вам
весьма оригинальную машину, выстроенную мной. Работа моя
теперь полностью завершена и то, чем жил я в течении времени
неподвластного описанию - теперь совершенно готово! Но все
тонкости я изложу вам лишь при личном контакте, так как есть
опасность с вашей стороны недопонимания! Ни в коем случае не
подумайте, что покушаюсь я на светлость ума вашего. Но
эпистолярная моя манера, увы, не позволяет выразить то, о чем
я...
Итак, ожидаю вас третьего дня у себя в часы послеобеденного
времени. И даже беру смелость снарядить за вами экипаж, дабы
не утруждать вас сборами и суетой. Простите, милейший Павел
Дементьевич, ежели отрываю вас от дел, но предприятие моё не терпит
теперь промедления.
С дружбою и любовью ваш крепчайший приятель Осип
Давидович Виноградов.
- Да-с... О чем же это он?
Павел Деменьтьевич Снежский вновь пробежал глазами письмо и,
крепко задумавшись, поднялся с дивана.
- Что ж буду, коли так, - сказал он.
В этот день письмо приятеля никак не выходило из головы
Снежского, и он, от природы обладая нравом пытливым и
любознательным, воображал себе всевозможные чудесные
машины. Но то что ждало его в действительности, превзошло все
его ожидания и догадки.
Третьего дня к крыльцу усадьбы подъехал обещанный экипаж и
Павел Дементьевич, горя нетерпеливым любопытством,
впорхнул в него и крикнул кучеру:
- Гони, родной! Да поживее!
Уже подъезжая к поместью Осипа Давидовича, заметил он
своего друга, нервно курящего английскую сигару на крыльце и
прохаживающегося в нетерпении. Виноградов слыл в обществе
фигурой престранной. Многие считали его чудаком, а некоторые
даже сумасшедшим. А все от того, что вечно
Осип Давидович что-нибудь изобретал и привносил в общество
абстрактные идеи.
Подъехав к самому крыльцу Павел Деменьтьевич вышел
поспешно, распростер руки и принял в объятья друга.
- Ну вот и я, как и просил. Так что же за машина? Признаться все
дни только и делал, что грезил догадками, что на сей раз ты
произвел! - скороговоркой выпалил он, широко улыбаясь.
Виноградов же жарко пылал глазами и отвечал таинственным
закатыванием глаз.
- Друг мой это такое! Такое, доложу я прямо! Ну идем же в дом
скорее.
- Идем. Только и думал... Все дни нетерпения...
- Ты, брат, в изумлении будешь. Не сойти мне с этого места! -
грозился изобретатель.
- Убежден, что это нечто поразительное.
- Так и есть! Ну идем же, идем скорее.
И друзья прошли в дом, миновали гостиную, прошли
коридором к дверям рабочего помещения Осипа Давидовича и
вошли внутрь. Огромных размеров зала была ярко освещена
свечами. На столах лежали всевозможные приборы и
инструменты, механизмы и вещицы, назначение которых не
угадывалось взглядом. Всюду были разбросаны исписанные
бумаги, чертежи. В углу же, у окна стояла разостланная кровать.
Было видно, что Виноградов днюет и ночует здесь.
- Ну, брат, смотри, вот она! - указал он на удивительную
конструкцию в центре зала.
- Что ж это такое? - изумился Снежский.
- Машина будущего!
- Как?
- Машина будущего. Уникальный, признаться, аппарат.
- Значит она возможна?
- Я тебе так скажу — все, что доступно человеческому
воображению - возможно! Придут годы и человечество откроет
такие тайны, такие произведет аппараты, что я и помыслить не
берусь насколько глубоко смогут они проникнуть в тайны бытия.
Ну и я, брат, надеюсь в свою очередь быть одним из тех умов, что
поспособствуют прогрессу. Уж прости за такую откровенность.
- Тебе, светлейшему уму, такое позволительно, - улыбнулся
Павел Дементьевич, - изволь рассказать принцип? Как, да что?
Жуть как заинтриговал ты меня.
Осип Давидович обошел кругом машину, любуясь ею словно
скульптор произведший на свет Галатею, судьба которой остаться
в веках, любовно огладил рычаги, сияющие золотом, протер и
без того чистейшего стекла циферблаты и поворотился к
приятелю.
- С чего бы начать? Да вот слушай, стало быть так. Известно мне,
что роду моему нет судьбы дальнейшей и не смогу я произвесть
потомства на свет, как ни прискорбно мне это тебе говорить, но
тут воля Божья...
- Да что ты... От куда ж такие помыслы?
- Погоди, Павлуша, я к делу веду. Это известно мне совершенно.
Однако ж, твой род простирается на долгие поколения, вот и
сейчас уже твои ребятишки, что львята, и красивы, и умны, а уж
более всех из них Ванюшка - первенец твой, предрекаю тебе
одним из первых будет в Петербурге, блистательный человек! Ну,
да вот я к чему. Машина моя способна переместить в будущее
не бренное тело наше, а лишь сознание, сам дух. Но тут есть
тонкость. Переместиться можно только по своей родовой линии
и иначе никак. И ты, брат, мне теперь жуть как необходим!
- Не возьму что-то в толк, о чем ты?
- Слушай же. Временная ткань - субстанция престранная. И ты уж
не отрицай, но и теперь известно, что наперед она не ясна.
Словно в мутную воду глядим мы в будущее и питаем разум
догадками, что, да как будет с нами. Но уж точно знаем, что будет.
Это, скажу я тебе, как дорога. Не угадаешь, что наперед
приключится. Но известно, что приключится что-нибудь
непременно. Так и тут. Уж и сейчас ясно нам, что и через сто лет
и через двести будут события и общество со своими бедами да
радостями, да вот узнать этого теперь никак не возможно.
- Тут ты прав, душа моя. Я и сам частенько в хмурые дни бывало
задумаюсь. Как там грядущее? Что оно? Светло ль будет иль
смутное время Россию встретит. И так признаюсь, брат, сердце
сжимается. Как знать куда поворотит время нас?
- Да вот теперь-то и сможем мы заглянуть за немыслимые
горизонты. Но только именно, что ты сможешь совершить сие
путешествие. В тело своего потомка.
- Да возможно ли такое?
- Уж положись на меня. Возможно. Ну как? Согласен ли?
- Я право... А что касательно здравия? Нет ли опасности какой?
Все же, ты пойми, какое необычное путешествие предлагаешь?
- Ни единого серьезного препятствия. Ну, сам посуди. Ну,
примерься к обстоятельству. Вот скажем сядешь ты тут, закроешь
глаза, а откроешь - глядь ты дома бежишь с сачком по саду за
букашкой какой. А посмотришь себе на ручонки, да они совсем
малые. Детские. Так то не ты, а сынок твой Ванюшка, а ты только
в его оболочке как в костюме новом.
- Обожди Осип Давидович, как же так? А Ванюшка то где? Его
разум куда?
- А он в нем же, да только как бы во сне. Да и потом как верну я
тебя он и проснется.
- Умно! Что говорить. Чудеса! И не верится даже, что такие
причуды возможно в жизнь произвесть. Право диву даюсь, что ты
тут в глуши засел. Тебе в Петербург к самому государю надобно
на поклон. Уж такую светлую голову, он бы сей же час произвел в
самые высшие чины.
- Не о чинах, свет мой, думы мои. Что мне чины? Седеть в
департаментах да мундир в кресле мять? Клопов кормить. Ну, нет,
помыслы мои все в научную мысль. Ну, да согласен ты наконец?
- А знаешь, брат, согласен! Уж такого приключения упустить -
первым дураком ославиться. Когда же начнем?
- Да сию же минуту. Все к тому готово! Вот садись-ка ты на это
место.
Осип Давидович указал Снежскому на центр машины, где
помещалось удобно сделанное кресло с обитыми бархатом
подлокотниками. И Павел Дементьевич покорно сел в него,
вытянув вперед ноги, для удобства.
- Приятное креслице.
- Да вот надень-ка на голову это, - и Виноградов протянул ему
металлическую полусферу с прикрученными к ней золотыми
пластинами и вертящимися малюсенькими флюгерами
приборов.
- Уши мерзнут, - пожаловался тот, поморщившись, - Холодный
металл.
- Да через миг уж не почувствуешь ничего. Ну, брат, закрой глаза.
- Да ты обожди. На какое время то отправляешь меня?
- От оказия, - усмехнулся Осип Давидович, - это ж мы с тобой не
обговорили. Ну, знаешь что, давай уж лет этак на сто с лишним
вперед. А? Вот уж будет тебе что посмотреть! Признаться
завидую тебе до самого края. Уж ты смотри там, все подмечай.
Все детали. После все подробности из тебя выну.
- Будь покоен. Все в аккурат в памяти уложу. Всякую мелочь. Мне
и самому признаться это все не терпится. А уж память у меня,
еще Амфибрахий Аристархович, учитель мой отмечал...
- Ну, друг, любезный знаю я этого черта на колеснице. Уж глупее
курицы не сыскать! Как есть - коровья лепешка в мундире.
- Отчего ж ты так о нём?
- Так он меня в юности произвел в высшие глупцы. Пророчил
мне, жабья морда, затмение ума. Желтый дом. А сам то уж и
двойку к трем прибавить складно не мог. Глуп как лосось и глазки
- две болотные вонючки. Ну, да бог с ним, его еще пришибет
черепаху рогатую, как узнает, что я стал! Но, брат, о чем это я? К
памяти твоей у меня самого симпатия самая что ни на есть
чрезвычайная. Уж это я в тебе всегда замечал.
- А впрочем ты прав. Амфибрахий наш Аристархович - сущая
медуза слякотная. Вечно в соплях. Одно слово коряга в псиной
конуре. Помню бил меня палкою...
- Забудем о нем! Экую дрянь в памяти бередить?! Все готово
теперь. Закрывай, друг мой, глаза. Спокойствие прими в душу да
ни о чём скверном не думай.
- А как я, Осип Давидович, пойму что уж переместился?
- А поймешь. Все почувствуется.
- Ну с Богом.
- С Богом.
Павел Дементьевич закрыл глаза. Облокотился спиною о спинку
кресла и услышал слабое жужжание, словно большой косматый
шмель влетел в бутон цветка и открыл там для себя сокровище
нектара. В висках у него стало тепло и самые кончики пальцев
чуть заметно защекотало слабым током. Тут он услышал, как что-
то громко лязгнуло позади него. В глазах возникла яркая
вспышка, разошедшаяся цветными кругами и Снежкий в испуге
распахнул глаза.
- Бог ты мой, вышло стало быть! - изумился он.
Павел Дементьевич понял, что возлежит на кровати
и смотрит в добротно оштукатуренный потолок, в маленькой
комнате обставленной предметами диковинными и странными.
Повернув голову набок, Снежский увидел, что прямо возле его
носа лежит совершенно голая девица, озаряемая лучами солнца,
бесстыже выпятив изумительной красоты грудь и так же в свою
очередь смотрит на него.
- Чего там у тебя вышло? - вопрошала она, глядя своими
небесного цвета глазами, в самое сердце Снежского.
Он же изумленный и совершенно ошарашенный смотрел на её
обнаженность и стремительно краснел. Недвусмысленное
положение его произвело настоящий шок. И стремительно в
голове метались всякие несуразные мысли о чудесах вселенной,
времени и женских прелестях.
- Барышня, - наконец собрался он с духом, - при всем моем... Я
хотел бы вас просить... Знаете ли... Короче не соизволите ли вы...
Мне, право, так неудобно ... говорить это... Но позвольте просить
вас укрыться? Я в некоторой степени не тот, за кого вы меня
должно быть принимаете.
- Ты чего несешь? С катушек съехал?
- Простите... С катушек? - озадачился путешественник во
времени, - Видите ли... Какой сейчас год?
- Хватит прикалываться, - отмахнулась девица и как есть, вся в
своей обнаженной красоте, без капли стыда, вспорхнула с
кровати легко и непринужденно. Не глядя более на Снежского
девица вышла из комнаты. Тогда Павел Дементьевич встал и,
подойдя к зеркалу, принялся изучать облик своего дальнего
потомка. Он, не без удовольствия, отметил что потомок его
хорош собой, молод и изумительно сложен, что глаза его светлы
и чисты, а волосы густы и ухожены. Ко всему он обнаружил
заметное сходство черт, что так же отразилось в сердце
приятным мотивом.
- Однако порода, - сказал он не без гордости, - Но что же это я
в исподнем, надо бы одеться. Какие же наряды носят теперь?
Должно быть мода претерпела перемены? - озадачился
Снежский, осматривая комнату.
Возле кровати он увидел грубо сработанный и ничем не
примечательный стул, наподобие тех, что бывало встречались в
дешевых трактирах, на котором в совершенном беспорядке
лежали странно выполненные вещи. В них он и облачился с
большим, надо признаться трудом, так как слуги, естественно,
рядом не оказалось. Следующим делом Снежский направился к
окну и, подойдя к нему, чуть не рухнул без чувств. Подумалось
ему в первый миг, что стоит он на высокой кавказской горе,
чудесным образом устроенной под жилище. Внизу расстилался
необъятный футуристический город, кишащий, как муравейник,
он поражал и вменял чувство ужаса.
- Бог ты мой! - только и воскликнул Павел Дементьевич, - Вот
оно грядущее! Вот уж да! Как шагнуло человечество!
Тут в комнате вновь появилась давешняя красавица, уже
укутанная в легкий, короткого покроя, халатик. Снежский
уставился на неё, приоткрыв рот для вопроса. Да
все никак не мог сообразить с чего начать.
- Чего глаза выпучил? - совершенно буднично спросила она, -
Пережрал что ли вчера?
Павлу Деменьтевичу показалось такое обращение странным и
даже грубым, но он, помятуя о том, что век сейчас иной, отвечать
на сие высказывание поостерегся.
- Позвольте узнать ваше имя? - вежливо улыбнулся в ответ
временной путешественник.
- Ой, ой, ой...посмотрите на него! Прям галантный кавалер, -
издевательски передразнила его девица.
- О чем вы? Позвольте мне объясниться. Мы должно быть с вами
связанны узами брака?
- Да? - удивилась красавица, приподняв изумленно брови, -
Интересно, интересно. Когда же это мы успели? Кончай свои
издевки. И вообще тебе на работу не пора?
- На работу? - опешил Павел Дементьевич, - Значит мой род
разорен? Но позвольте, как же золотые прииски? А Имение?
Усадьба?
- Слышь ты, граф Толстой, заканчивай. Уже девять часов.
Поехали, отвезу тебя на работу , а то еще муж заявится...
- Муж? Чей муж? Ваш?
- Нет, блин, ваш! - огрызнулась девица, - Пошли!
...
Выйдя из квартиры, Павел Дементьевич был в первую очередь
поражен шумной кабиной с раздвижными дверьми, явившейся
по вызову девицы. Превозмогая страх, ступил он внутрь её и,
когда двери захлопнулись, сердце путешественника сжалось.
Бледный стоял он возле дверей, опасаясь, что случится что-то
непоправимое. Но ничего скверного не произошло. Двери
открылись, и они очутились в парадной. Выйдя на улицу, Павел
Дементьевич в первую секунду был потрясен обилием
всеразличных звуков и пестротой красок. Тут и там сияли со
столбов громадные рекламные плакаты. Диковинные экипажи
неслись с огромной скоростью по гладкой, неизвестного
покрытия дороге. Тысячи людей нескончаемым потоком шли
кто куда.
- Боже! - воскликнул он, - Вот так чудеса! И представить себе не
мог, что так все случится в грядущем.
- Может тебя в психушку сразу отвезти? - поинтересовалась
девица, глядя на своего спутника, вставшего посреди улицы с
полоумным видом.
- Милая барышня, я понимаю, вы в замешательстве, но должен
сказать вам откровенно. Я не тот, за кого вы меня принимаете. За
оболочкой знакомого вам человека, таится сознание его
далекого предка. Меня зовут - Павел Дементьевич Снежский и
я, должно быть, прапрадед того прекрасного юноши, от лица
которого теперь обращаюсь к вам.
Он улыбнулся.
Девушка посмотрела на своего любовника подозрительно.
- Верьте мне. Это так.
- Психушка, - наконец ответила та и развернувшись пошла от
Павла Дементьевича прочь.
Он только развел руками. Но времени на объяснения терять
никак было нельзя и временной путешественник двинулся
изучать будущее.
Совсем немного прошествовав по улице, Павел Дементьевич
наткнулся на странное сооружение. Лестница, обрамленная
гранитным парапетом, вела прямо под землю, что казалось
чудовищным, но что было еще более диким, так это то, что люди
охотно устремлялись в эту бездну, по собственной воле.
- Дела, - только и проговорил он, - не уж-то в само пекло
нисходят эти несчастные? - и обратился к первому же
встречному с вопросом.
- Скажите любезный, что там в низу?
Прохожий посмотрел на того изможденно и резко ответил.
- Ад!
С этими словами несчастный устремился по лестнице вниз, а
Павел Дементьевич, с ужасом подтвердивший свою догадку,
пошел от дьявольского места прочь.
Блуждая по Москве и созерцая будущее, Павел Дементьевич
обнаружил, что организм его голоден, о чем весьма неприлично,
сигнализировал его пустой желудок. И тут, на славу господа, он
учуял довольно приятные ароматы и узрел перед собой
великолепную харчевню в духе одноэтажного китайского
домика, как ему показалось. Однако на вывеске он прочел
неизвестное ему - «Макдональдс», что с китайскими
фонетическими образами никак не увязывалось.
- Ну, да я ради познания здесь, посему обязан исследовать, -
решил он твердо и вошел в харчевню.
Увидев как другие посетители приобретают диковинную еду, он
встал в короткую очередь и совсем скоро перед ним возникло
лицо прыщавого юнца, который визгливо и бесцеремонно
осведомился у Снежского, чего тот желает.
- Подайте мне, любезный, вашего лучшего блюда, - сказал он
благодушно.
На это отпрыск принялся тараторить слова, значения которых
Павел Дементьевич не знал, а посему опешил.
- Да черт подери. Дайте лучшего мне яства и бог с вами. Деньги
у меня есть, - сказал он чуть гневно, дабы усмирить нерадивого
лакея. Деньги же он действительно обнаружил в кармане тугих,
но вполне удобных брюк своего потомка.
Юнец моргнул два раза и наконец оформил заказ, объявив
стоимость. Получив поднос с едой, Снежский расплатился и сел
трапезничать.
Через пол часа после обеда Снежского вырвало на бульваре. И
это тоже было открытием. Он понял, что пища за столетие
претерпела ужасную трансформацию и хоть и была
относительно вкусна, но совершенно не усваивалась
организмом.
А вечером Павла Дементьевича забрали в полицию за попытку
проникнуть на охраняемую территорию Кремля. И его доводы о
том, что он временной путешественник должный попасть на
аудиенцию к императору и доложить ему о себе и об увиденном
в Москве не возымели власти над жандармами.
...
Виноградов, истомленный месячным ожиданием, наконец
приспособил к голове тела своего друга временной аппарат. Все
то время, что отсутствовало сознание Снежского, он кормил тело
его кашею на молоке и давал чая. Другой пищи бессознательное
тело не принимало, а только отрыгивало семгу да рябчиков, чем
доставило не мало хлопот Осипу Давидовичу. Впрочем основное
время тело Павла Дементьевича почевало или бродило
произвольно по комнатам, пугая слуг, которые в миг разнесли по
окрестностям жуткие слухи о судьбе Снежского.
В деревне поговаривали, что тот болен болотной болезнью, что
означало утоп, но был спасен, да поздно. Осип Давидович как
мог слухи эти развенчивал, да только никто ему не верил, ибо
живым подтверждением ходило по дому существо совершенно
безумное и бездушное. А ночью, однажды, даже пришло в баню
где мылись дворовые девки, да попыталось овладеть Марьей,
румяной дояркой, которая от испугу голой выскочила из бани и
скрылась в лесу до рассвета.
Но как справедливо считал Виноградов, такого рода
происшествия в учет будущих открытий, были малой платой за
дерзновенность человеческого гения в пути научного опыта.
И вот, наконец, включив машину, настроив все приборы и все
проверив не единожды, Виноградов вернул друга в его законное
обиталище.
- Ну здравствуй родной!, - Воскликнул Осип Давидович, видя
разум блеснувший в глазах пустого чучела, к которому привык
уже за месяц, к собственному стыду.
Снежский, придя разумом в себя, вскочил с кресла, и ощупав свое
тело, побежал к зеркалу и долго, придирчиво созерцал себя в
нём.
- Ну как ты, друг? Да не томи же! Будь милосерден. Поведай же
скорее, что там? Как? Как мир будущего?
- Говно! - коротко и ёмко ответил вдруг Снежский и недобро
взглянул на друга своего.
- Да ты в себе ли? - отпрянул Виноградов тревожно.
- Ох и задал же ты, брат, мне задачку, - сказал чуть успокоившись
Павел Дементьевич, - ну и будущее, признаться, нас ждет. Что ж,
пойдем к столу. Голоден я, как сам леший! Там всё тебе и
поведаю. Да что же я отощал так? Кормил ли ты меня?
- Кормил исправно, - сказал Виноградов, зарумянившись
стыдливо.
- Жрать охота, - сказал Снежский, и поймал взволнованный
взгляд товарища.
...
Друзья сидели за столом и Осип Давидович, раскрыв рот, слушал
рассказ друга о будущем, и от рассказа этого делалось ему то
жутко, то мерзко, то вовсе возникало в душе чувство полной
утраты веры в бога, то казалось ему, что быть такого не может в
действительности и друг над ним попросту шутит. Но видя
перемены произошедшие с товарищем, понимал он, что не до
шуток тому, а посему хоть и кошмарными были известия из
грядущих дней, слушал он и внимал каждому сказанному слову.
- И вот забрали меня, значит, - говорил Павел Дементьевич, жуя
куриную ногу, так, будто пьяный сапожник в трактире самом
забытом богом подъедается, - эти уроды. Менты! Что тут скажешь.
Жлобская порода. Сначала в дурку повезли, думали я с катушек
съехал. Потом на допрос к следователю. Я им так мол и так,
путешествую по временной спирали, а они меня в дурку!
Мыслимо ли это? В желтый дом! Пролежал там три дня, пока не сбежал.
Москва, скажу я тебе, местечко конечно зачётное. Все на понтах, при
бабле, но паскудные твари все. Я сначала у тёлки своей терся, ну
то есть у его. Ну ты понял?
Осип Давидович кивал только и изумлялся.
- Вот. А потом уже сам адаптировался. По перваку, конечно,
трудно было, но там меня быстро вшторило, что к чему.
- Да ты говоришь как-то странно. Не пойму, о чем ты?
- А там все так бакланят, брат. Такие расклады. Ну ладно, ты
конкретно спрашивай, что тебя интересует?
- Вот скажи, что там с научными познаниями? До чего мысль
дошла?
- Ну, это сила. Прогресс глобальный. Компьютеры, интернет.
- Это, что за диво?
- А такая вот машина, в которой у тебя весь мир есть, все, что
хочешь увидеть можно. Я там такого насмотрелся, брат. Не
поверишь. Всё время там висел.
- Висел?
- Так это называется. Есть в интернете этом такая штука
презабавная, кино называется. Так вот в этом кино, вся история
человеческая в подвижных картинках описана. Как живая
хроника. И такого я увидел, признаться, что и описать то сложно.
- Ну, к примеру?
- К примеру, было вот что. Твари с других планет захватили
Землю нашу, да порушили пол мира на летающих огромных
блюдцах, вроде вот этого, - он ткнул вилкой в серебряный
поднос, - а людей прям пожирали живьём. Вот, что было!
- Да возможно ли такое? Безумие!
- Было брат. Но один эфиоп, черный как чёрт, спас всех. Да и
благо, все бедствия человеческие в Америке приключаются, там
он к ним на корабль воздушный проник и всех взорвал.
- А еще что было?
- Ящеров древних оживили, в отдельно взятом парке, да всех
перебили потом. На луну летали в железном яйце. А в России так
вообще всеобщий коммунизм был семьдесят лет, а теперь мы так,
страна третьего мира. Сырьевая база.
- О, Господи! А император то как же?
- Да, какой там император. Президент у них. Выбираемый
народом. Только вот на самом деле, это всё обман. Там в
будущем люди ничего не решают сами. А все за них решает
телевизор!
- Кто? - опешил Виноградов.
- Ящик с картинками. Адская машина. Почище твоей будет. С её
помощью можно из кого угодно дурака сделать в один миг! И
есть он у каждого. Вот в нём всему народу и показывают как жить
и зачем. Что им к столу подавать, что пить, что одевать, и за кого голосовать
на выборах. А управляет этим телевизором правительство через
своих агентов. Я и сам признаться, как сел впервые его смотреть,
так и сидел три дня, не отрываясь. Уж сколько всего увидел и не
пересказать. Препаскудное зрелище и в тот же миг
притягательное до крайности.
- Чудеса, - поражался Осип Давидович.
- А по всей Москве, это там столица теперь, нарыли подземных
лестниц, что бы в само пекло спускаться!
- Да, господь с тобой, зачем же?
- А чёрт их разберет. И весь народ туда валом валит. Сам я, уж
прости, побоялся к Сатане в обитель заглядывать. Но гул там
стоит, доложусь я тебе. Это видно демоны так стонут. Жуть!
- А что же люди по собственной ли воле нисходят в пекло?
- Именно! Уж не знаю, что там черти с ними делают, но выходят
они оттуда уж ночь на дворе. Изможденные все, словно их
розгами пламенными хлещут.
- Так должно быть и есть, - предположил Осип Давидович.
- Но ночью в Москве красота, огни всюду, машины. Это такие
коляски без лошадей. Сами едут. Техника!
- Ишь ты, - Осип Давидович скушал масленок, - Да как же так
государство то устроенно? Расскажи.
- А очень просто. Воруют.
- Да-а... в этом перемен никаких, - опечалился Виноградов.
- Да то, как сейчас воруют, это забавы детские. Там, брат,
богатствами родины торгуют, шельмы, на весь мир. Все, кто в думе
сидит, одно слово, - сволочи!
- Да что ж их царь - император, или как бишь его?
- Президент.
- Что ж их президент то всех на кол не посадит?
- Да ты, брат, не понял. Он там среди них главный вор.
- Быть того не может! - возмутился Виноградов, аж вилка упала
под ноги.
- Об этом все газеты пишут и интернет. Все это знают.
- Да как такое быть может? Раз все осведомлены, в таком
коварстве, что ж они его не сбросят с трона?
- Говорю же глупые все стали, да трусливые. Им бы только
футбол по телевизору, да водки в выходной день под завязку,
что б не думать ни о чём.
- Что за футбол такой?
- Игра английская. Гоняют по полю мячик здоровенные мужики,
кто кому в ворота забьёт, того победа.
- Глупость какая. Что ж там смотреть то? - удивился Виноградов.
Павел Деменьтьевич наложил на хлебную корку икры, выпил
рюмку брусничной наливки и вслед за ней отправил в рот
лакомство.
- Сам не знаю, - но это у них самая престижная профессия. Все
футболисты миллионщики, самые первые женихи. Да там всё с ног
на голову, взять хоть этих, артистов.
- Хороши ль артисты в будущем? - заинтересовался Осип
Давидович, - Должно быть искусство выросло за столетие?
- О чём ты! - брезгливо сморщился Снежский, - все как есть
артисты самая натуральная дрянь. А уж искусство и вовсе
наигнустнейшая мерзость. Одно мракобесие, честное слово. И
что удивительно в первых артистах там сплошь гомосеки!
- Кто?
- Педики. Мужеложцы. Это там моднее всего.
- Бог ты мой! Да ты не бредишь?
- Да вот так, брат, столетие над людьми финт сотворило. Что и
говорить. Грезили мы о будущем России, великом, а на поверку
вышла такая оказия, что уж и не знаю как жить то. И для чего.
Путешествие, что ты устроил мне, любезный Осип Давидович,
повергло меня в думы и решил я свой род из России вывезти, что
б не жить моим потомкам в паскудстве и гадости. И тебе советую
то же сделать. Спасибо за обед, за дружбу, за всё, брат, спасибо,
но теперь я в коляску и до усадьбы своей без передышки. А ты,
брат, машину свою разломай да сожги. Не приведи господь в
такое будущее ещё кому попасть!
С этими словами Снежский встал из-за стола, откланялся и
вышел. Виноградов же остался сидеть с раскрытым ртом совсем
позабыв проводить друга. Так и сидел он до вечера, когда
солнце уже закатилось за верхушки сосен, и все думал... думал...
А после пошел в кабинет да и порубил топором свою машину
будущего, решив что она неисправна, и что отослал он друга
своего вовсе не в будущее, а в какой-то неизвестный,
утопический мир больной фантазии. И что мира такого
быть в реальности не может, а посему и нечего переживать.
***