- Ура! – кричал Женька. – Да здравствует Новый год с елкой и Дедом Морозом.
Он бегал за Райкой вокруг елки в шутовском красном сделанном из бумаги колпаке, вызывая у всех присутствующих веселый смех и радость. Верный его пес Индус тоже крутился вместе с ними, прыгал и, повизгивая, гавкал, выражая таким способом свою безграничную собачью радость.
Жигуновы встречали Новогоднюю ночь у себя дома вместе с Анькой и ее сестрами. В довольно просторной прихожей накрыли праздничный стол. Поставили бутылку самогона, закуску. Мать Женьки напекла сдобных булочек и пирожков из белой муки. Посреди комнаты, чуть сбоку, стояла новогодняя елка. Отец Жигуновых тоже присел к столу, но не надолго, так как ему уже скоро нужно было идти на дежурство. Виктора с ними тоже не было. Его на Новый год послали вместе с группой защитников охранять клуб и агитационный участок в деревеньке Антакщай. Вот так даже на Новый год семья Жигуновых не могла собраться и отпраздновать этот праздник вместе. Но все равно, было шумно и весело у них за столом.
Анька настроила свою гитару и начала петь под нее свою любимую «Чилиту». Райка с Женькой плясали под ее музыку, а Индус, иногда не выдержав ее мелодичного исполнения, жалобно и протяжно подвывал ей невпопад.
Около полуночи сели за стол, чтобы проводить старый год. Жигунов-отец поднял стопку и сказал:
- Ну что, родные мои, давайте выпьем все вместе за прошедший старый год, за то, что мы все живы-здоровы, за то, что мы приехали сюда, обустроились, познакомились и будем, надеюсь, здесь жить и богатеть, - закончил он под всеобщее одобрение и смех.
Все выпили, кроме Женьки, Райки и Индуса, которым это было ни к чему, потому что им было и так очень весело. Когда часы пробили двенадцать, все кинулись чокаться стаканами и обнимать друг друга. Иван Яковлевич, как старший за столом, сказал:
- Ну вот и настал Новый год. С Новым годом вас, с Новым счастьем!
Он чуть пригубил рюмку и поднялся из-за стола.
- Гуляйте, веселитесь, а я пойду на дежурство.
Захмелевшая Анька схватила гитару и запела: «Мой костер в тумане светит, искры гаснут на ветру. Ночью нас никто не встретит, мы простимся по утру…».
Все смеялись и, жалея, стали провожать Жигунова-старшего, на службу в дежурку.
Когда Жигунов ушел, захмелевшая женская компания начала веселиться еще сильнее – теперь ее уже ничего не сдерживало. Они пели и плясали… Потом Анька предложила:
- Давайте устроим спортивное выступление и построим живую пирамиду. Я стану на четвереньки, на пол, Райка с Фроськой обопрутся на меня, поставив с двух сторон свои ноги, и возьмутся за руки, а Женька залезет наверх им на плечи.
Все решили, что это будет выглядеть хорошо, и начали строить «пирамиду». Все было сделано здорово, но когда Женька залез наверх, на плечи Райки и Фроськи, Индус, наевшийся пирожков и сала, вдруг не выдержал и, бегая возле них, пукнул, пустив струю прямо Аньке в нос. Анька закашлялась и, засмеявшись, закричала на него:
- Фу, Индус, гад, навонял…
И вся пирамидка, прыснув, пошатнулась и посыпалась с веселым гвалтом и хохотом. Бедный понятливый Индус, поджав виновато хвост, подался прямиком к выходной двери, жалобно оглядываясь на веселую компанию.
После этого эпизода подвыпившая компания решила выйти на свежий воздух. На улице было морозно и бело от снега. На небе сияла полная Луна и было светло, как днем. И тут Аньке пришла мысль:
- Стойте, - крикнула она – давайте переоденемся в ряженых и пройдемся по Алунте с гармошкой и бубенцами.
Все кинулись напяливать на себя всякое старое рванье и размалевывать колпаки углями от сгоревших дров. На головы надели колпаки и старые рваные шапки, а на тело вывернутые мехом наружу тулупы. В руки прихватили метлы и кастрюли. Взяли санки, а Индуса нарядили в Женькин старый пиджак и фуражку, и он стал похож на «нечистую силу» или на смесь негра с гамадрилом, с собачьими лапами и виляющим сзади хвостом.
Женька взял свою сипящую старую губную гармошку, а Райка с Фроськой сделали длинные папиросы из газет, набили их сеном и трухой от соломы и так, дурачась и подсмеиваясь друг над другом, всей ватагой вышли в полночь на главную улицу Алунты. Женька играл на гармошке, Анька била в бубен с колокольчиками, а девчата, ее сестры, в колпаках «палили» длинные искрящиеся папиросы. Все казались смешны, страшны и волосаты… Улица Алунты в ночь на Новый год были пустынны и тихи, и лишь искрящийся снег, освещенный луной, скрипел под ногами гуляющей компании.
«Ряженые» прошлись по улице, смеясь, куря и играя, и тут заметили какую-то фигуру, полусидящую или полулежащую на ступеньках у ресторана.
- Девчата, кто это там на ступеньках сидит? Пошли, проверим, может помочь чем-то надо, - вскрикнула Анька.
И они, гремя, дымя и пылая, подкатили на санках к примерзшему мокрой задницей к ступенькам «трупу» и стали тормошить его. «Труп» что-то пробормотав, вдруг ожил, закричал, приняв их за бродячих чертей и, оторвав примерзшую к ледяным ступеням задницу, пустился бежать от них прочь на четвереньках. При этом он оставил на льду большую заплату от штанов. Индус залаял, девки с перепугу завизжали, а потом засмеялись. А Женька крикнул, узнав примерзшего:
- Так это же Ажубаль!
Да, это был всепогодный, не трезвеющий алунтский выпивоха Ажубалис, который сильно подвыпив, решил передохнуть на ступеньках ресторана. Он был в старом овчинном тулупе, в ватных стеганных штанах и валенках. Присев, он подумал, что было бы неплохо где-нибудь устроиться на ночь. Потом примерз, хотел подняться, но сил не хватало, и он заснул прямо на ступеньках. Ему снилось, как кто-то Анькиным голосом напевал ему: «…в той степи глухой, замерзал ямщик…». И когда Индус залаял ему в лицо, он открыл глаза и увидел морду пса в фуражке солдата … и эту волосатую и лохматую компанию с папиросами, колпаками и метлами. Ему показалось, что это черти явились за ним, чтобы проводить его прямиком в горящее пекло. И он, отрезвев, рванул задницу так, что чуть не унес с собою часть примерзших к штанам ступенек.
В это время из дежурки вышли защитники и начали пускать в небо ракеты из ракетниц. Было великолепное сказочное зрелище: убегающий на четвереньках Ажубаль, гремящие выстрелы и сверкающие в небе разноцветные взрывы ракет.
- Вот это да! - закричала Анька, потом опомнилась.
- Девки, давайте-ка сматываться отсюда поскорее, иначе попадем к защитникам в КПЗ.
И они, смеясь и гремя кастрюлями, пустились домой, в противоположную от Ажубалису сторону.
Прибежав домой, они потом еще долго не могли успокоиться, вспоминая случившиеся с ними происшествие.
А перепуганный Ажубалис, спасаясь от «нечистой силы», устремился в сторону здания защитников, где были слышны людские голоса и выстрелы. Замерзнув, он решил хоть там, в КПЗ отогреться и провести остальную часть Новогодней ночи.
Защитники увидели, как какое-то косматое существо на карачках приближается к их зданию. Они остолбенели. Петька, Серега, Ломок, Филон и Митька Ермолаев стояли на крыльце, не зная, что делать. Первый подал голос Ломок:
- Мать твою, так это же леший… Смотрите, лохматый и на четвереньках… Дайте-ка я из ракетницы в него пальну, - запричитал он с перепугу.
- Вася, охота на леших ракетами у нас в городе запрещена, - пропел Сергей, - а, вдруг, у тебя системная белая горячка с перепою, так ты же ведь всю Алунту так спалишь!
Но, тем не менее, Петька, державший ракетницу, направил ее на приближающееся к ним «животное». Потом, когда существо подползло ближе, Сергей узнал его издалека:
- Стойте! Так это же Ажубаль, а не леший… Вот, сволочь, до чего допился.
И тут, все, узнав Ажубаля, начали хохотать.
- Ну, Васька, поджарил бы ты с перепугу Ажубаля из своей ракетницы на Новый год. Вот было бы ЧП районного масштаба, - потешался Сергей над Васькой.
Но тут к ним, наконец, подполз замерзший Ажубалис и начал несвязно бормотать, показывая в сторону ресторана:
- Мужики, пустите в КПЗ, погреться. Там, на ступеньках на меня какие-то черти напали. Еле от них удрал!
- Черти, черти… Сам ты, как черт пьяный, - сказал Митька. – Пошли в КПЗ, на нары.
Ажубаль, довольный, начал кланяться им:
- Спасибо, мужики, спасибо.