Глава шестая. Встреча с представителями Релуссии. Перикл и Корнелий. Гришка Лихоман и Мишка Торопыгин. Назидание Армагера. Навоз и цветы. Закон компенсации. Совет Грея.
Вначале своего повествования, я уже упоминал о неудавшейся попытке путешествия в Релуссию. Спустя много лет в этой стране, конечно, многое изменилось. Другой народ, другая цивилизация, иная техника, социальное устройство и экономика. При желании, конечно можно было с помощью могущественной техники лючан перенестись в любое историческое прошлое Релуссии, ознакомиться с традициями и обычаями релуссян, проживающих в этой стране в разное время. Единственным недостатком было лишь то, что в таком путешествии нельзя было вступить в диалог с эфемерными персонажами ушедших эпох. Однако проживающие в жилых отсеках научного центра Лючании представители Релуссии позволяли до некоторой степени устранить этот недостаток.
Релуссяне проживали в 26, 27, 28 и 29 жилых отсеках научного центра. Для начала я решил ткнуть пальцем в номер 26 на коробочке. Довольно мощный бас, назвавшегося Периклом, человека, ответил мне, что он, и его приятель Корнелий, будут рады видеть нас в качестве своих гостей вечером после ужина.
Периклом, оказался довольно крепкого сложения, чубатый увалень 40-45-ти лет, с огромными закрученными вверх усами. Другими его отличительными особенностями были пытливый цепкий взгляд и уверенное поведение. Хорошо пригнанный на немецкий манер кафтан и отполированные до блеска туфли с загнутыми вверх носками свидетельствовали о приверженности к порядку. Добродушное лицо Перикла, принимало временами грозный вид, что придавало ему выражение непредсказуемого поведения. Его товарищ Корнелий был в средних летах и чем-то напоминал былинного богатыря. Окладистая русая борода, широкие плечи, перетянутая широким кожаным ремнем рубаха навыпуск, властный взгляд и уверенный голос выдавали в нем значительную некогда личность. Так оно, впрочем, и оказалось. Перикл правил Релуссией в 15-м, а Корнелий в 16 веке.
- У нас тоже один путешественник был, Чеканом звали – протягивая для рукопожатия руку, - сказал, Перикл, - разные заморские товары привозил, да диковинные истории сказывал. Дескать, видел, как в Индии полуголый мужик на дуде играл, а змея с ушами из кувшина вылазила и в пляс пускалась. А еще сказывал, что колдунов разных видел. Колдуны энти сон на людей нагоняли, а как уснут – людей тех живьем в землю закапывали, перепиливали или в воде топили. А потом дрень – брень – фень, и все живы и целехоньки. Дошли энти бисовски богохульства до протоиерея нашего Санфела. Он ко мне. Дескать, возмущает народ Чекан. Глядишь и наши змеи, в пляс под дуду пойдут. Дудеть-то у нас тоже умеют. А там, чего доброго, и заморские колдуны появятся. Оживлять казненных тобой будут. Волненья и бунты зачнутся. Ты того, этого - прищеми Чекана. Негоже народ в смуту вводить.
Пришлось взять грех на душу. Велел я перепилить пилой Чекана, дабы не смущал он боле народ. Чтоб все видели, не может жить человек, если его перепилят. А бунты да волненья все равно были. Это я счас понимаю, дурак был, балабона протоиерея послушал. Чекан то правду сказывал. Могут колдуны, коль захотят, людей оживлять. Меня и Корнелия вон лючане оживили. И вот живем теперя. И ждем чего-то. Только не поймем чего. Может страшного суда, а может чего другого. И где мы в толк не возьмем. То ли на том свете, то ли еще где. Лючане ничего о том не сказывают. Смеются только. Ты Гулливер, эта, часом не оживленный Чекан. Говори, не боись, Эт я с виду грозный, а так сердешный.
- Эт ты, что ль сердешный, - вступил в разговор Корнелий. Чекана сгубил, а теперь сердешный. У меня другое было. Служивый моего советника Трестана – Ратамир, навроде Гулливера тоже в путешествие подался, в Африку сбег. Так он эта, лет через семь вернулся, и такие байки сказывал, просто жуть. Яко в энтой Африке, все как черти черные, голышом ходють и едят друг дружку. А еще говорил, что и его самого чуть энти людоеды не съели. Едва сбег он от них. И еще в энтой Африке тоже колдуны водятся. На любого за сотню верст худую хворь, да лютую смерть, напустить могут. Попрыгают, по бубну постучат, завопят аки припадочные и чо хотят, то и будет. Дождь пойдет, рыба ловиться будет, охота заладится. Умрет ежели кто, душа его в дикое зверье вселяется. У каждого зверья свои человечьи родственники есть, и зверье их не трогает. Кто ж эта родную кровь то обижать будет. А еще живые мертвецы у них есть, зомби кличут. Живого человека заколдуют и закопают. А ишо через тридцать дней того мертвяка откопают. Поколдуют и опять он в живых. Ратамир много еще чо сказывал. Ну, мне патриарх Мераксий и стал нашептывать, - На дыбу этого Ратамира, на дыбу его окаянного. Колдун он как есть, с нечистой силой в дружестве. Напустит колдовскую хворь, и поминай, как звали. Ан не послушал я его. Советники мои сказывали, Ратамир не хворобу напускал, а хворобу отворачивал. Бывало, припечет кого синюха, так Ратамир в три дня ее и излечит. На кой ляд тогда на дыбу его…
- Ну, так ты Гулливер, сказывай, какая нужда привела, что от нас надобно. Мы люди добрые, не сумлевайся, поможем, - придав своему лицу грозное выражение, сказал Перикл.
- Да вот ты Перикл, сказывал, - подделываясь под стиль его речи, начал я, - бунты да волненья в твое царствие были, а пошто они были то. Что это народ с теплой печки спрыгивал. С топорами да вилами супротив наместников выступал.
- Пошто были, говоришь, - с еще более грозным выражением лица, ответил, Перикл, - так они завсегда при всех царях были. Волненья – это плюнуть да растереть, про них гутарить особо нечего. Ну, какой боярин там, у холопа дочь али жену засильничает. Убьет кого, али оброком непомерным обложит. Вот отседова и волненья. Да только, супротив царевой власти волненья разом прекратить можно. Зачинщиков словить, да головы отсечь, вот и весь сказ. Разом все волненья и улягутся. А штоб упредь не было волнений, я эта, казнь такую придумал. Пущай родственники сами себя казнят. Отец – сына, сын – отца, брат – брата, внук – деда, дед – внука. Ты Гулливер, путешествовать то путешествовал, а вот таких страстей, как у нас не видывал. Бывало, перекрестит сын отца, отец сына перекрестит, обнимутся сердешные, слезой друг дружку окропят, а потом хрясть, и отец отрубил у сына голову, али наоборот - сын у отца. Вот потеха то. Бунты то, они пострашней будут, их одним плевком не растерёшь. Был раз такой бунт. Гришка Лихоман, боярина моего Гундяя, холоп, тем бунтом руководничал. Холоп то холоп, да не одного моего служивого спровадил в гроб. Тут вишь, какая вещь получилась. Гундяй шибко проказничал в своей вотчине, то парнишку, какого насмерть зашибет, то чью жену али дочку засильничает, то скотину отберет, а то и холопскую хату в полный разор пустит. А энтот Гришка дерзок на язык был, Говорил, так будто изо рта огонь вылетал. Разжег он народ речами. Дескать, доколе барские притеснения да гонения терпеть будем. К нему и стеклися с топорами да вилами. Гундяя в нужнике утопили, поместье его сожгли, и пошло, поехало. Стал прибывать к Гришке народ с окрестных деревень. Силища у него страшенная образовалась. Вот и стал он с этой силищей по деревням гулять, бояр моих казнить, холопов их в свое войско брать. Полгода почти прошло, пока мои стрельцы его не угомонили. Словили и четвертовали Гришку, подельникам его головы отсекли, остальных батогами в разум ввели. На том бунт и закончился.
- При мне тоже бунт был, вступил в разговор Корнелий. Сурьезный, скажу вам бунт. Главного бунтовщика – Мишкой Торопыгиным звали. Только он не из холопов - из бояр был. Шибко не нравились ему порядки наши. Бояр за обидные дела осуждал, холопов защищал, беглых привечал. Вот меж ним и боярином Кутемахом про то ссора и вышла. Выдай, - говорит он Мишке моих холопов. А Мишка уперся – нет таких у меня. Ну, Кутемах со стрельцами в вотчину Мишки и пожаловал, холопов своих забрал, да Мишкиных впридачу прихватил. Тут пошло, поехало. Мишка со своими молодцами к Кутемаху прискакал. Петуха красного в его поместье пустил. Кутемаха саблей зарубил, своих да его холопов в леса увел. И стали сбегать к нему холопы с окрестных мест от своих бояр. Слух пошел - дескать, Мишка холопов защищать Богом послан. Вот и образовалось у него войско. Думка у Мишки образовалась, наместо меня царем стать. Я, - грит, как стану царем, всем холопам вольную дам, землицей награжу, притесненья уберу, деток грамоте обучу. Другая, мол, хорошая для вас жизнь зачнется. Не порядок это – людей за скотину держать. И холопы, и бояре равны перед Богом. Дак кто ж про то спорит. Равны, конечно. Господь, он всем по справедливости воздает. Ну, уж коли боярам воздал одно, а холопам другое, что ж тут гневаться. Вот с этим Гришкой боле года пришлось повозиться. А когда войско его разбили, убег он в заморские страны и оттуда срамные письма слать начал. Дескать – от Диавола ваша царева власть. И бояре твои Диаволовы слуги, а ты Корнелий и есть Диавола главный опричник. И гореть, и плясать Вам всем в бисовом аду. Кто ж таки обидны речи стерпит. Снарядил я дружину и наказ дал – разыскать и доставить ко мне Гришку. Хоть живого, хоть мертвого. Три года искала Гришку дружина, а как нашла его к Гришке же и переметнулась. Только несколько верных служивых назад вернулись. И што обидно, стал я получать срамные письма из заморских стран не токмо от Гришки, а от своих же дружинников. Про то и лихую болезнь заимел и почил в бозе не по возрасту. Теперь тут, у лючан, с Периклом на свет божий глядим, да про житие свое вспоминаем.
- А нельзя было холопам сносную жизнь наладить, - сказал я, - глядишь, бунтов не было бы. И народ доволен, и Вы в спокойствии, здравии и почете.
- Эт легко сказать, - усмехнулся, Перикл, - дык как сделать. Вокруг тя сановники, да попы кажный день в ухо гундят. Дескать, держи крепко в руках вожжи помазанник божий, не то сомнут. И то, правда. Сделай я не по ихнему, так супротив меня бояре и начнут сети плести. Отраву мерзкую дадут, али удушат, или зарежут ночью. Сколько так царей поубивали. Засим кого хотели, того на царский трон и саживали. Вот и получается - цари мы вроде, а на деле слепцы с поводырями. Тут так, во время не заметишь, не казнишь злодея, так он тя казнит. Опять же - воли много давать, все равно, как на пороховой бочке сидеть. Вон мой батюшка Армагер заморской дури наслушался и своим указом сановникам да челяди волю дал. Можете, мол, собранья, обсужденья проводить, и государевы дела сами решать. А я, мол, волю вашу исполнять буду. Так эта воля супротив него и обернулась. На собраньях тех крик да шум пошел, кулаками махать начали, да друг дружку за бороды таскать. Помаленьку, полегоньку самого Армагера чернить да порицать стали. И то не так, и это не этак. Издал тогда батюшка мой другой указ. Собранья, слушанья распустить, сплетникам допросы учинить и в меру содеянного наказанья дать. На том благодеянья моего батюшки и закончились. Пришла тишь, гладь да божья благодать. И правил так батюшка до самой смертушки. А как почувствовал оную, призвал меня да напутствие дал – мол, дурью, как я смолоду не майся. Крепко сиди на царском троне, кажного прощупывай, людей верных имай, пусть тебе докладают, как и што. А учуешь што, не жалей супостатов, дабы другим неповадно было. Не то, и до тридцати годков не доживешь.
- Правильно, говорил твой батюшка, - вступил в разговор, молчавший до сих пор Нуил, - не будь у меня верных людей в Эквигомии, давно нырнул бы в пучину вечности. Как говорил великий Оан – «Подлинно равные не могут быть равны притворно равным. Поэтому лишь тем царям улыбается долгое правление и жизнь, которые с помощью одних подлинно равных выявляют притворное равенство других».
- Интересно, очень интересно, - заметил я. Но теперь то не цари в Релуссии правят. Теперь там демократия, президенты, парламент. Не усидели цари на троне, однако. Информационное зеркало, чай об этом Вам давно все рассказало да показало.
- Мы эту бисовскую штуку особо не жалуем, - ответил Перикл. Нонешнее время не чета нашему. Понаделали людишки разных штучек - дрючек. Выкрутасные телеги да обозы без лошадей бегают, в небе айропланы летают, землицу разным дерьмом испоганили, а теперя и до луны добрались, ироды. Друг дружку огненными стрелами да молниями истребляют. А народу все одно – прибавляется. И порядка нет. Чего неймется то. Одно хорошо, скатерть-самобранку придумали. А все остальное навоз под ногами.
Странно, подумал я. Выходит для Перикла и Корнелия время остановилось, если не могут они воспринять нынешние реалии, и продолжают жить в своем времени.
Про навоз – Вы неправильно выразились, - снова вступил в разговор Нуил. Как говорил Великий Оан: «Самые прекрасные цветы произрастают только на навозе». И это не ботанический парадокс. Он прямое подтверждение того, что высокие материи питает проза. Поэтому пренебрежительно отзываться о навозе, все равно, что плевать в свое предсказуемое будущее. Каждый из нас после смерти превратится в навоз для растений.
Признаться, я давно не слышал таких философских высказываний от Нуила и мысленно поаплодировал ему. Перикл же с Корнелием выслушали мнение Нуила о навозе с оскорбительным выражением на лице.
Мудрено гутаришь Нуилка про навоз, - сверкнул глазами Перикл. Кабы такое сказал в мое царствие – непременно на дыбу тя вздернул. А ты Гулливерка, говори толком, зачем пожаловал. Пошто про волненья да бунты спрашивал. Может ты есть, посланник какой, на суд божий призвать хочешь. Путаимся мы с Корнелием, не поймем, живые мы, али нет. Днем вроде ничего, а ночью дурные кошмары одолевают. Бунтовщики убиенные снятся. Куды нас занесло. Дивно все это.
- И то, правда, растолкуй Гулливер, куды нас угораздило - поддержал Перикла, Корнелий.
- Вы в научном центре лючан. Являетесь, как и я, экспонатами для изучения ими земной цивилизации.
- Гулливер, мы ведь обидеться могём, нахмурился – Перикл. Говори без мудреностей. Какие еще экшпанаты земной сифилизации.
Все попытки объяснить ситуацию, оказались безуспешными, поэтому я и Нуил поспешили быстрее откланяться и удалиться.
Утром следующего дня после завершения процедур в триникуне я поинтересовался у Грея, почему мышление Перикла и Корнелия осталось на прежнем уровне и они плохо вживаются в современную действительность.
- Те, объекты, которых мы клонировали из мертвой плоти, остаются жить в своем времени, - ответил Грей. С большим трудом им удается в очень небольшой степени воспринимать нынешнюю реальность и приспосабливаться к ней. Объекты, что попали к нам при жизни, наоборот легко адаптируются к изменяющимся обстоятельствам текущего времени. Однако поскольку возможности мозга не беспредельны, часть информации стирается в триникуне и при необходимости с его же помощью восстанавливается. Именно поэтому вы каждый день проходите в нем соответствующую процедуру.
- А почему, Перикла и Корнелия мучают ночные кошмары.
- То, что они называют кошмарами, есть на самом деле – воссоздание событий прошлого и с этим ничего не поделаешь. В том нематериальном мире, в котором, варится котел новых жизней, работает закон компенсации, учитывающий комплекс сложных взаимосвязей, взаимоотношений, поступков и целевых установок. Ваш социум подразделяет поведение индивидуумов на нравственные и безнравственные, и соответственно, с помощью воспитательных и законодательных мер пытается снизить удельный вес безнравственных деяний. Однако единственным результатом принимаемых мер будет лишь разница в амплитуде отклонения противоположных деяний от нулевой точки, или равнодушия. Причем чем меньше величина этого отклонения, тем медленнее раскручивается маховик развития Вашего общества, и наоборот. Каждый входящий в жизнь человек изначально обречен вращать этот маховик. Но с какой бы стороны и удаленности от нулевой точки не находились члены вашего социума они делают одно и то же общее дело – вращают маховик развития Вашей цивилизации.
Через несколько дней я встретился с обитателями 27, а затем 28 и 29 жилых отсеков. В них проживали клоны бывших монархов Релуссии 17, 18, 19 и 20–го века. Некоторые из них сошли со сцены в результате дворцовых переворотов, другие - террористических актов, третьи – революционных событий. Подоплека их устранения с политической арены практически везде была одной и той же. Желание одной части общества получить для себя выгоды за счет ущемления другой ее части, низкий уровень жизни населения, обман, воровство, крепостничество, притеснения и поборы, неправедные суды, жестокое подавление стихийных протестов, засилье коррупционного чиновничества. Упомянутая ситуация являлась питательной средой для волнений и бунтов, как и во времена Перикла и Корнелия. Были, конечно, отличия в стиле царствования, способах решения возникающих проблем, и уровне технического развития каждой из эпох.
Время от времени Релуссия вела войны, в орбиту которых вовлекался ряд других государств. Словом ничего нового не было. То же самое в принципе можно сказать о любой другой стране мира. Большинство правителей, под заявлениями о стремлении к миру, демократии, заботе о благе народа прячет желание – получить для себя определенные выгоды. Причем это желание доминирует иногда над выгодами для своей страны. Особенно это относится к экономически отсталым государствам. В этих обществах работает формула: обогатиться самому, обогатить родителей своих, родственников, друзей, лояльных чиновников, а что останется - рабочим, крестьянам и служащим. Причиной необузданной жадности и стяжательства являются, преобладающие над разумом биологические инстинкты, перешедшие в нашу духовность из животного мира. Лишь немногие находят в себе силы отвергнуть материальные возможности, которые дает власть.
Но не стремление выявить порочные наклонности власти, а тенденции и движущие силы развития человеческой цивилизации интересовали меня, прежде всего, при встречах с представителями разных стран и эпох, в том числе Релуссии. Зная эту сторону моей любознательности, Грей посоветовал мне встретиться с господином Квантунгом, бывшим лидером государства Асмагония, намекнув, что этот человек близок лючанам по духу. Более того, из намеков Грея следовало, что лючане в порядке эксперимента помогли Квантунгу в решении задачи построения в Асмагонии общества идеальной социальной справедливости.
В это трудно было поверить, поскольку в своих многочисленных странствованиях мне ни разу не довелось увидеть страну, где была бы решена эта задача. Поэтому я твердо уверовал, что никогда, ни в какие времена, мечта построения общества социальной справедливости была и останется пустой и несбыточной иллюзией. И причиной тому является наша человеческая природа. Нет, и не может быть равенства в наших физических и умственных способностях. Все мы разные не только в отношении этих качеств, но и в отношении изворотливости, коварства, хитрости, честности и порядочности. А раз так, то как показывает опыт жизни, расталкивая остальных локтями, на передний план выходят не обязательно самые умные и порядочные, а, как правило, самые хитрые, коварные и изворотливые. Именно они, не брезгующие ничем в достижении своей цели, с гипертрофическими хватательными инстинктами, являются за небольшим исключением, сливками общества, все же остальные работают на их благо. Ждать от этих персон налаживания социальной справедливости в обществе не приходится, хотя отдельные из них порой осуществляют некоторое движение в этом направлении.
Есть и другая закономерность. Самым хитрым, коварным и изворотливым не обязательно обладать большими умственными способностями. Статус наиболее умных и прозорливых деятелей, им и без того будет обеспечен, как только они достигнут высокого положения. И чем выше будет это положение, тем соответственно будет прирастать сила их ума и таланта. Такое мнимое возрастание силы интеллекта по мере продвижения к власти я наблюдал практически у всех вельмож и правителей разных стран, в том числе и у высоких особ моей любимой Англии.
Поэтому вполне естественно, что я с удивлением и недоверием воспринял сообщение Грея, что в некой стране под названием Асмагония, каким-то образом удалось построить общество идеальной социальной справедливости. Это утверждение входило в противоречие не только с накопленным мной опытом жизни, но и, с заложенным в каждом из нас от природы инстинктом самоутверждения. Неужели в этой стране смогли изобрести, пусть даже с помощью лючан, рецепт гармоничного сосуществования различных социальных групп населения. И если изобрели, то что это за рецепт.
Поэтому я не стал откладывать встречу с Квантунгом в долгий ящик. Но то, что я услышал от него при встрече, заставило меня поверить, что такой рецепт действительно существует. Причем до удивительности простой и до смешного эффективный, и главное, известный практически всем читателям. Вы спросите, если этот рецепт прост и широко известен, почему человечество его не приняло на вооружение. В том то и дело, что приняло и даже частенько использует для разрешения конфликтных ситуаций. Секрет же заключается в своеобразном, я бы сказал оригинальном применении этого рецепта. Но об этом речь пойдет в следующей главе.