Эх, бабье лето!

Девяткин Вячеслав Георгиевич
      

 
        В переполненном утреннем автобусе мне было радостно!  Объект, который мы всё лето запускали в работу, – сдан! Сейчас отвезу технические отчёты, инструкции и домой.  Ведь за окнами - Бабье лето!!!

         Кто-то грубо пробирался  сзади и мои отчёты в папке наехали на сидящую девушку.Она тактично промолчала.    
         
         Машинально заглянул в книгу,которую читала девушка в больших серебристых очках: 
         «…весь мир во всём его удивительном разнообразии должен быть повторен на страницах книг в его полной реальности, но пропущенный сквозь кристалл писательского ума и воображения и потому – более ясный и осознанный, чем в многошумной действительности».

        «Откуда мне знакомы эти строки?» – подумал я, щурясь от низкого,  ослепительного солнца, заглядывающего в окна.

        Девушка розовым коготком пальца ласково зацепила новую страничку:

        «Каждой своей вещи, будь то хотя бы самый маленький рассказ, надо отдать всего себя, все свои силы без остатка, - всё лучшее, что есть за душой».

         Девушка сняла очки. Я понял – ей выходить, и заспешил дочитать:

         «И никогда не бояться того чувства опустошения, которое неизбежно придёт, когда работа закончена. Вам будет казаться, что вы больше не сможете написать ни строчки , что вы выжаты досуха, как губка. Это – ложное состояние. Пройдёт неделя, и вас снова потянет к бумаге…»

         Девушка пошла к выходу.И мне показалось, что от неё пахнет камфарой.

         « Такие, наверное, живут до ста лет? Надо же, читает себе К.Паустовского "Золотая роза" в переполненном автобусе", - подумал я и почему-то вышел следом.
         
         « Пойду до работы пешком!» – решил я. И  беспричинная радость сладко растеклась в груди.
         Стрекозы садились на жёлтые заросли золотарника, белые бабочки не забывали приставать друг к дружке...         
      
         Обидно, но  моя незнакомка вдруг скрылась за зелёной калиткой с табличкой: Лесопитомник.

         "Ладно, пройду до работы пешком, тут всего-то две остановки". И пошёл по  деревенской околице, вдоль оврага...

         И чего только не сваливали в этот овраг . И ржавые утюги, и раскуроченные телевизоры,  и невызревшие кабачки, морковь, зелёные помидоры и спелые яблоки…

        «Опять бегу! – удивился я себе. –До осени пробегал - лета не видал!"
      
        Сбавив шаг, я перепрыгнул через овраг в поле. Вот он простор!..
      
        Коровы без интереса поворачивали жующие головы, и шли по кругу, таща за собой  узловатые канаты.

        Стояла удивительная тишина. Солнечное марево млело над зелёными полями...      
      
        Я пожирал глазами парящего в голубых небесах ястреба, красные яблоки за  серебристыми заборами усадьб, подсохшую картофельную ботву и доцветающие огуречные гряды, наклонившийся головастый подсолнух, с сорокой на нём.
      
         Пёс зло залаял, и нервная сорока нехотя перелетела с подсолнуха на свалку с овощами.

        У речки, в тёплой пыли, отогревались стрекочущие кузнечики. Перемазанные хлеще мельников –  они,бедняги,  должно быть, сильно намёрзлись  холодными ночами.

        Вдруг из густого кустарника выдрался мордатый кот. Обласканный солнцем, он,  не переставая,  улыбался! А ступал так мягко, что даже  кузнечики продолжали зудеть в зелёной траве.
      
        Наконец, кот увидел меня, и улыбка его погасла... Наглядевшись, он тут же исчез среди бордовых метёлок щавеля.

       Не сворачивая, прямо на меня летел чёрный шмель. Он свесил ножки и потирал ими от удовольствия, а может быть, просто очищал их от  оранжевой тыквенной пыльцы.

        Не долетев до меня, он набросился на душистый цветок шиповника и стал с ним бороться.

        Чувства так переполнили меня, что я с разбегу перепрыгнул через речушку!Обернулся и обомлел - явно, что-то с головой моей приключилось, - как же далеко было "лететь" до другого берега! Только Бабье лето могло так  окрылить!!!

        Ну, вот и дверь проходной. Я жадно оглянулся на солнечное марево над лесами и вошёл...


        Когда же вечером  я снова открыл дверь проходной,то во мне что-то оборвалось!

        Бабье лето внезапно исчезло. Дул нудный северо-восточный ветер. Резко кричали, прижимаясь к земле, грачи. Блеяли озябшие козы, а кровы, непереставая взмыкивали, зовя хозяев.
      
        Из серой пелены туч, угрюмым бордовым глазом,смотрело солнце. Над полями безостановочно носились стаи скворцов.
 
       Едва отогревшись в автобусе, я вновь увидел свою утреннюю знакомую. Она стояла на задней площадке и смотрела в окно. Замёрзшие пальцы сжимали томик прозы, заложенный больничным листом.
      
        Так вот почему мне показалось, что от неё пахло камфарой… Она  проболела, а я заработался... 
      
       
      Ах,как же мы оба упустили порадоваться нашим тёплым и коротким  «бабьим летом»!