Страницы одной жизни. Страница двенадцатая

               

       Вспоминая  себя   в  детстве,   ближе  к   подростковому   возрасту,   выделяю   отрезок   времени   между    концом   пятидесятых   и   началом   шестидесятых  годов.   В  этот  период    люди   продолжали  идти   всё   той   же,   одной  дорогой,  но   шли    уже   не   так   как   раньше.  Одни,    тем  же   маршевым  шагом  впереди,  думая,  что   все  остальные  следуют  за  ними.  Но  остальные,  не  особенно   порой    и  спешили.   Вторая   половина   пятидесятых   годов   была   тем  небольшим    отрезком   времени,  когда     ощущались    происходящие    изменения   в  жизни  каждого  и  в  жизни  страны.    Я  говорю   о  своих  ощущениях,  которые  воскрешает  моя  память.  На  улицах   легковые   машины   всё   так  же,    пока    ещё    редкость,  но  их  уже   больше   чем   запряженных   в  телеги  лошадей.   Всё   те  же  галифе,  и  до  блеска   начищенные  сапоги,  но  всё  чаше   на  ногах  и    добротные  туфли.  Парни    ещё   отдают   предпочтенье  ковбойкам,  а  девушки    ситцевым  платьям  с  широким  поясом,  но  тех   же,   парней,    можно  увидеть  и  при  галстуке  и  в  костюме,   о  девушках  и  говорить  не  приходится  -  модницы,   одним  словом.
  Это  как  поздней  осенью  или  ранней  весной,  когда  всё  выглядит  по  погоде,  и  зимнее  пальто  и  лёгкий  плащ,  и  даже   распахнутый  пиджак. Конец  пятидесятых  годов  это   как   время   года,   когда  и  не   так    уже    и  холодно  было,  но,  и   не достаточно   ещё   и   тепло.   
 Начало   шестидесятых.     Я   прикатил  из  вагонного   депо   старую  ось  от  вагонетки,  очистил    от  ржавчины,  и  в  конце  двора,  между  сараями,   устроил   свой  спортзал.  Я  замечаю  на  себе  пристальные  взгляды  девушек   с   нашей  улицы  и  чувствую,  как    от  этого,  шире  распрямляются  мои  плечи.  Мне  нет   ещё   и  семнадцати,  но  я  уже  ощущаю,  как   тело  моё     наполняется    крепкой   мужской  силой.
 Я  на   зависть   своих   ровесников   играючи  вскидываю    тяжёлую    гирю  к  плечу  и   удерживаю    её   над   головой.  Я  не    хвастаюсь   силой,  но   мне   приятно    сознавать,  что   я   сильнее    своих   ровесников.    У  меня  изменилась  причёска,   теперь  волосы  мои  топорщатся,   и  я    стригусь   под  ёжика.   В   свободное  время  от  учёбы    я  иду  в   библиотеку,  нет  ни  одной  в  небольшом   нашем   городе,   где  бы  я  не   записался.   Литература   и  история,   мои  любимые   предметы,  у  меня  по  ним  в  дневнике   только  отличные  оценки,  зато   по   математике,  физике  и  химии  сплошные   тройки,   а  порой   и  двойки.   Ещё  со  школьной  скамьи  понял,  что  точные  науки  не  для  меня.  Мне  просто  жаль  на  это  тратить  время.  Но,  как   объяснить  это  преподавателям  и  тем  более   маме?      
 Пишу   стихи,   подражая   Есенину,  и   горжусь,  что     день   его   рождения,    как   и  у  меня   21   сентября.  Правда,  у  него  по  старому  стилю,   но  всё  равно,   в  сентябре,   и  именно   21   числа,     отмечал   он день   своего   рождения.

       Ко  мне  в  окошко  постучал,
       Сентябрь   зелёной   веткой   ивы,
       Чтоб   я  готов   был  и  встречал,
       Его  приход   неторопливый .

Эти   есенинские   строки   я   читаю   с  таким  чувством,  словно  они  родились  в  моей   душе.    Я  считаю,  что  сентябрь  это   наш   с  ним   месяц.  И,  возможно  поэтому,   так  много   сентябрьских  оттенков    в   моей   поэзии.   Именно   в  это   время,  юношеской   моей   поры,   я  всё  дальше  отдаляюсь   от   реальности,   в  которой   живу   и  начинаю     пребывать   в   вымышленном    мной   мире.
Мечтаю   поступить  в  художественное   училище.    Беру  уроки  у  старого  художника,  что  живёт  в  нашем  дворе   и   зарабатывает   на  жизнь,   рисуя    афиши   для  театра.   Я  предпочитаю  одиночество  и  часто  захожу  в  церковь,  разглядывая   расписанные   на  стенах  фрески. 
 Я   выбираю   место    подальше   от  людей,    которые   приходят   сюда,    чтобы   молится,   достаю    альбом   и  начинаю   рисовать.   В   моих   рисунках  соседствуют   библейские   сюжеты   с   земными    покорными   лицами,    в   основном    старушек   в  белых   платочках,    в  глазах   которых  молчаливое   страдание    и  готовность   всех   заранее  за  всё  простить.   
 Так   проходит   ещё   один  год  моей   жизни,  затем  ещё  один.  В  мыслях   я   вижу   себя   художником    и  поэтом.  Я  мечтаю,  когда-нибудь   написать  книгу  о  своей   жизни.    Во  всём,  что  делаю,  что  читаю,  что  пишу,  чем   увлекаюсь,   нет   последовательности,  нет  даже  элементарной   логики,  чтобы  понять,   чего  же  я  хочу?
Несколько  месяцев   ходил    на  репетиции   духового  оркестра,  старательно   выдувая   из   большой  медной  трубы,   -  до, ре, ми,  фа,  соль.   Мучаю  себя  и  инструмент,  пока,  для  всех,  в  том  числе  и  для  меня,  не  становится    ясным,  что   я    не  обладаю  элементарным   слухом. 
Ещё  одну  попытку   сделал,  чтобы   приблизиться   к   миру,   где   всё  основано  на  ритмах.  Записался   в  танцевальный   кружок,  но,  после  нескольких   неуклюжих     движений,  когда,   будто   специально,   я   наступал   на    чьи  - то  ноги,   стало   очевидным  и   здесь,   что   танцы,  не  моё   хобби.   
От  изящного   и  возвышенного,   сделал    шаг    к   рукоприкладству,  в     самом   прямом  смысле  этого  слова,  приложил   руку  в  боксёрской   перчатке   к   открытому   лицу   противника,  забыв   в  тот   момент   прикрыть  своё.   И,  главное,   забыв   на  какое - то   время   слова   старого   чистильщика   обуви,  что   лицо   человека   не   предназначено   для   удара.
Кое - что   здесь   нужно  пояснить.  Противниками    для   мальчишек   с  улицы   Старо – Полевой,   чаще   всего   были   мальчишки   с    улицы   Гражданской.   Как  таковых   боксёрских   перчаток    у  нас  не  было,  их   заменяли   варежки  с  пришитыми  к  ним   чулками,   в  которые  набивали  мы   измельчённую  солому  вперемежку   с   песком.   Рингом   служил    прочерченный   на  лужайке   квадрат,  в  пределах  которого   главной  целью  был   нос  противника.     В  качестве   судей   чаще  всего  выступали  девчонки  с  наших    улиц.  Они  и  подбадривали   во  время   боя,   и   расквашенные   носы   наши    утирали    своими   платочками,    не  скрывая   слёз   обиды  и  угрожая   кулачками   победителю  с  другой  улицы.