ПРОЛОГ
Калитка, чуть слышно скрипнув, затворилась за спиной молодого мужчины, одетого в шитые золотом ярко-красные одежды. Опираясь на рукоять дорогого посоха, Адам вальяжно прошествовал мимо стоящего слева апостола Петра. Снисходительная усмешка, полная гнева, исказила его уста, и он едва слышно проронил:
— Изгнан из-за ничтожной птахи.
Печально и сурово глядел божий страж вслед удаляющемуся путнику, однако во взоре его не отразились ни гнев, ни сострадание. Казалось, он уже начал отсчёт того неисчислимо длинного Пути, на который из-за гордыни обрёк себя этот человек.
Невдалеке от врат (на краю райских кущ) мужчину терпеливо ожидала женщина. Её воздушный силуэт побуждал Адама к более скорому шагу. Горящий нетерпением встречи, он всё же отметил мягкость поступи ещё не огрубевших от ходьбы по бездорожью ног и благодарно воспринял разлившуюся по телу волну странного блаженства. Может быть, Всевышний сим напоминанием желал остановить любимое заблудшее чадо? А может быть, хотел оставить сие напоминание глубоко в душе изгоя, дабы тот навсегда запомнил роковую неизбежность конечности Пути? Адам этого не знал. Он не прислушивался к голосу разума, раскачивающего внутри его колокол сомнения. Гнев тщеславия с нарастающей яростью гасил миндальные звуки души, заставляя с каждым шагом все сильнее вгонять дубовый посох во чрево благовонных трав.
Накануне Адам имел последний разговор с Учителем. Всевышний терпеливо и доходчиво объяснял ему пагубность совершённого проступка, приведшего к известным последствиям.
— Сын мой! — вещал он, и слова его были полны безграничной горечи. — Легко и просто ступить на скользкий путь лжи и жестокости. Неимоверно трудно с него сойти. Сей путь незрим и коварен, ибо вместо натруженных кровавых ступней несёт в себе разящее тление внутренней сущности и не познанную ранее боль ошибок и потерь. Что толкает тебя на него? Алчность и гордыня! Сии пороки возобладали над разумом и помутили его. Посмотри вокруг, Адам, и ответь мне правдиво: так ли плохо тебе живётся, чтобы ты вознамерился желать лучшего? Есть тёплый кров и мягкая постель, разделённая с любимой женщиной, вкусная пища и ясный завтрашний день. К чему тебе вычурные хоромы и ангельский нектар? Ты был мне более мил вчера голым, нежели сегодня в парчовой тоге. Зачем тебе иметь звонкоголосого соловья в своей клети, когда мы все можем наслаждаться им в зелёных кущах райской рощи? Зачем лишать живую тварь свободы? Ради обретения минутного наслаждения?
Адам растерянно смотрел в умные очи седого Учителя, а упрямо пульсирующая жилка возбуждённого мозга оскорбленно выводила: «Потому что я так хочу!»
Господь удручённо вздохнул. Качнул голубым нимбом и устало позволил:
— Иди на землю, чадо неразумное. Подумай о сказанном и соверши намеченный судьбою Путь.
Вспоминая этот последний разговор, Адам не заметил, как кончилось мягкотравие райских кущ, и он ступил на покрытую терновником стезю. И сразу почувствовал резкую боль, которую он, однако, преодолел. Обняв шагнувшую навстречу женщину, Адам устремился к виднеющимся вдали зелёным холмам. Через минуту крутая тропа привела их в живописную рощу.
Солнце клонилось к закату. В расположенной в овраге пещерке дремал большой серый зверь. «Прочь!» — крикнул мужчина и замахнулся тяжёлым посохом на пузатую самку марала.
— Устраивайся поудобнее, — посоветовал Адам дрожащей от вечерней свежести спутнице и победно взглянул на удирающее в страхе животное.
Наступила ночь. Мириадами звёзд горестно смотрел Господь на неразумное дитя своё, калачиком свернувшееся в сухой ложбинке оврага крошечной планеты Земля.