Над безбрежными просторами Атлантики в сырых объятиях хмурого октябрьского вечера дул резкий холодный норд ост.
По темному небу, то расходясь то снова смешиваясь в одно бурлящее месиво, стремительно неслись тяжелые плотные массы свинцово-серых лохматых туч, сквозь которые с трудом пробивался слабый свет заходящего солнца. Сумерки сгущали теплые небесно-голубые краски моря до угрюмого фиолетово-синего оттенка.
С шумом и рокотом вздымались и снова опадали высокие водяные валы: неспокойная поверхность океана мерно и грозно дышала крупной зыбью, каждым вдохом как будто наполняя свою необъятную грудь бушующей яростью шторма.
Крупные капли дождя серебристым градом посыпали бескрайнюю водную пустыню, всхолмленную буграми волн. Порывы крепкого ветра время от времени дробили миллионы дождевых капель и гнали над крутыми пенными гребнями сверкающие облака водяной пыли.
Редкие вспышки молний, на мгновения разгоняя сгущающуюся тьму, призрачным сиянием озаряли в небе рваные расплывчатые силуэты туч.
Но ни единый звук: ни шум разгулявшейся стихии, нинн свист ветра, ни глухие раскаты грома не проникали под многометровую толщу воды, где во мраке холодной бездны, рассекая воду изогнутыми лопастями винтов, скользили длинные обтекаемые корпуса американских подводных лодок класса “Лос-Анджелес”.
Эскадра атомных ракетоносцев ВМС США находилась в четырехстах милях от северо- западного побережья Франции.
Погруженный в полутьму центральный пост флагманской субмарины «Аризона» освещался лишь несколькими тусклыми лампами, прикрепленными на потолке среди причудливых переплетений труб и пучков кабелей в толстой пластмассовой оплетке.
У экранов длинного широкого пульта, охватывающего весь отсек по периметру, несли вахту несколько человек в униформах песочного цвета. В неярком мерцающем сиянии их лица выглядели мертвенно бледными. Каждая черточка, резко обрисованная контрастным сочетанием света и тени придавала им подчеркнуто суровый и напряженный вид.
Десять пар рук точными, почти механическими движениями колдовали над рядами светящихся кнопок, десять пар глаз непрерывно следили за показаниями приборов, которые ежесекундно передавали информацию о скорости подлодки, глубине погружения, направлении и силе подводных течений.
Все пространство отсека заполнял ровный, глухой шум мощных двигателей. Потому когда в этом плотном, неуловимо вибрирующем шуме внезапно раздался голос офицера из вахтенной смены, после долгих минут безмолвия он показался неестественно глухим:
- Наши координаты: 48 градусов северной широты, 9 градусов западной долготы. Эскадра находится в заданном районе, сэр.-
Капитан стоял, склонившись над покрытым картами столом. Услышав доклад вахтенного, он поднял на тактический дисплей слегка покрасневшие от усталости глаза.
Ярко красная точка, отмечающая местоположение «Аризоны» мигала в центре выделенного квадратика на широкой прозрачной сетке экрана.
- Стоп машина! – приказал капитан.
Помощник продублировал приказ в машинное отделение, операторы защелкали тумблерами на пультах и стрелки тахометров быстро поползли вниз.
Капитан мельком взглянул на показания глубиномера и поднес ко рту микрофон переговорного устройства.
- Говорит Первый. Внимание: всем – сигнал Экстра! Повторяю – сигнал Экстра. Как меня поняли?
«Сигнал Экстра» на кодовом языке обозначающий трехминутную готовность к ракетной атаке мгновенно разлетелся в напряженно притихшем эфире. Монотонный гул заглушенных двигателей быстро стихал и сквозь усилившийся шум в ушах командир услышал из недр динамика голоса капитанов подлодок: в центральный пост флагмана один за другим поступали доклады, что ракеты готовы к пуску.
В эти короткие минуты командир, сбросив с себя тяжкое бремя ответственности, почему-то вдруг отчетливо представил себе, как в корпусах лодок медленно открываются крышки пусковых шахт, из глубины разверстых зевов которых хищно выглядывают острые головки ракет, готовых в любой момент уничтожить сотни и тысячи невинных людских жизней. На лбу капитана заблестели мелкие капельки пота, его пальцы непроизвольно вцепились мертвой хваткой в пластмассовый корпус микрофона: всем его существом внезапно овладел острый приступ ненависти к холодному бездушному металлу. Ну почему, почему, черт возьми, именно этой презренной груде железа под его командованием досталась такая важная и вместе с тем роковая роль - нарушить хрупкое равновесие в мире, запустить цепную реакцию войны, способной уничтожить все человечество. При одной только мысли о том, что уже совсем скоро ему может быть предстоит сделать, командир до боли сжимал кулаки и готов был скрипеть зубами от невыносимого осознания собственного бессилия. Если бы от него зависело большее, если бы он не был всего лишь пешкой в руках всесильного игрока, он поступил бы именно так, как требовал его нравственный долг. Достаточно было открыть кингстоны, и лодка вместе со всем экипажем навеки погрузилась бы в пучину океана, но командира сдерживало лишь понимание того, что даже добровольная гибель всей его эскадры уже не сможет чего-либо изменить. И, тем не менее, и у капитана и у каждого из трех миллиардов людей еще теплилась в сердцах слабая искорка надежды. В эти минуты они уповали только на одного человека, от которого зависело само их существование.
После торопливого доклада заместителя министра иностранных дел, стремительно ворвавшегося прямо в зал заседания чрезвычайного совета, среди правительственных чиновников и высших военных чинов воцарилось тяжелое молчание. Некоторые сидели, ошеломленно подперев голову, и неподвижно смотрели в одну точку, другие расстегивали воротнички рубашек и дрожащими руками наполняли стаканы прохладной водой, но большинство взглядов было вопросительно устремлено на человека, который сидел во главе длинного стола.
Короткий доклад заместителя министра, казалось, не застал его врасплох, хотя о том, что происходило в глубине его души, не догадывался ни один из присутствующих, также как никто не видел сейчас выражения его лица, скрытого его ладонями.
- Это все?- глухо прозвучало сквозь сплетенные пальцы примерно через полминуты напряженной тишины.
- Да, господин президент - заместитель министра был так взволнован и растерян, что не заметил, как из его раскрытой папки на пол одна за другой падают бумаги - генеральный секретарь СССР категорически отказывается вступать с вами в переговоры.
Едва руки Кеннеди со стуком упали на стол все вдруг заметили, как резко постарел он за
последние несколько дней. Только после лошадиных доз снотворного президенту удавалось засыпать по ночам, но даже во сне в его затуманенное сознание неизменно просачивался холодный яд мрачных безотрадных мыслей.
- Спасибо, можете идти – Кеннеди, сохраняя на лице невозмутимое выражение, кивнул заместителю министра, потом устало откинулся на высокую мягкую спинку кресла и скрестил на груди руки. Над собранием в который раз повисла неприятная зловещая тишина.
Из темноты, окружавшей ярко освещенное пространство, в центре которого располагался стол, бесшумно как призрак вынырнул секретарь, наклонился к начальнику штаба ВМС США и торопливо прошептал ему что то в самое ухо. Адмирал Андерсон внимательно выслушал сообщение, кивнул, обернулся к президенту и нарушил затянувшееся молчание:
- Господин президент, мне только что передали, что эскадра Вэнкса вышла на боевые позиции. Мы готовы прямо сейчас произвести запуск ядерных ракет.
Как только президент чуть приподнял тяжелую, будто налитую свинцом голову, его глаза наткнулись на десятки нетерпеливых испытующих взглядов со всех сторон. Их неумолимый гнет заставил его отвести глаза.
Он понимал, что все ждут от него ответа, но намеренно тянул время, изо всех сил пытаясь скрыть свою нерешительность и бессилие, так как по-прежнему не знал, как ему следует поступить. Ему стоило только отдать приказ, произнести всего лишь несколько коротких слов и там, по другую сторону необъятного океана тысячи ракет со смертоносной плутониевой начинкой обрушились бы на головы миллионов мирных жителей. Чем дольше Кеннеди ломал голову в поисках иного решения, тем ощутимее становилось тяжкое бремя величайшей ответственности, и тем неотвратимей казался ему единственно возможный выход.
- Есть ли у меня выбор?- тихо, как будто обращаясь к самому себе, произнес президент спустя несколько секунд. Он старался говорить спокойно и твердо, как следует человеку его ранга, однако все, тем не менее, почувствовали в его голосе едва уловимые нотки растерянности, словно внутри него до сих пор шла жестокая борьба с самим собой и что то в самых глубоких недрах сознания продолжало сопротивляться и кричать: «Нет, нет, остановись! Что ты делаешь!»
Присутствующие молча наблюдали эту душевную борьбу, пока до слуха президента не донесся голос министра обороны Роберта Макнамара:
- Сэр, я думаю, у нас нет выбора. В создавшемся положении стратегическая инициатива достанется тому, кто первым нанесет удар - мы или русские. Поймите, любая заминка с нашей стороны приведет к тяжелым последствиям. Я уверен, что советский союз готов запустить ракеты с установок на Кубе и если мы не нанесем упреждающий удар…
- Нет!- голосом, готовым сорваться на крик нервно перебил министра Кеннеди - меня сейчас не интересуют ваши стратегические планы! Я спрашиваю всех вас - президент медленно поднялся с кресла и, уже не пытаясь скрыть своей растерянности, обвел собрание умоляющим ищущим поддержки взглядом – я спрашиваю вас: можем ли мы прямо сейчас в этот самый момент перейти к открытому ядерному конфликту с одним из сильнейших государств мира? Имеем ли мы право ради своих политических амбиций, ради стремления подавить коммунистическую заразу принести в жертву сотни тысяч, а может даже миллионы людских жизней? И вы уверены, что нам не осталось ничего другого, как поставить крест на одной трети населения земного шара? Весь мир сейчас стоит на грани. Достаточно одного маленького ничтожного шага чтобы её переступить. Так возьмем ли мы на себя ответственность за этот роковой шаг…?
Президент резко прервался, как будто у него перехватило горло. Из уст собравшихся не сорвалось ни единого звука: военные в парадной форме с позолоченными шнурами, аксельбантами и колодками орденов, члены правительства в строгих деловых костюмах - все как один сидели мрачные сосредоточенные безмолвные, словно каждый из них в эти минуты думал о чем-то своем. Казалось, последние слова Кеннеди еще долго висели в застывшем воздухе, прежде чем кто-то с дальнего конца стола осмелился подать голос:
- Господин президент, мы пересмотрели все возможности мирного решения данной проблемы, но… последнее слово в любом случае остается за вами. Критический момент уже настал. К сожалению, есть только два выхода из нашего положения…
Кеннеди прекрасно понимал, какие варианты предлагаются ему на выбор. Выбор без выбора! С болью в сердце он вынужден был признать, что даже он - один из самых авторитетных влиятельных фигур на мировой политической арене, глава огромного государства оказался всего лишь марионеткой, управляемой еще более могучей силой необходимости, которая неуклонно подталкивала его к краю пропасти.
Кеннеди без сил рухнул в кресло, низко опустил голову и запустил пальцы обеих рук в волосы. После всего пережитого, после многих часов недосыпания, беспрерывных сове - щаний и мучительного постоянного чувства обреченности у него начала кружиться голова. Тупая ноющая боль поселилась, где-то на лбу над бровями, в висках лихорадочно пульсировала кровь.
Лишь огромными усилиями воли он заставлял свой измотанный организм балансировать на грани между активностью и полуобморочным состоянием.
Президент неподвижно просидел несколько секунд, показавшихся ему вечностью, после чего встрепенулся и нажал кнопку коммутатора.
- Дайте прямую связь с Вэнксом – не поднимая головы, глухо произнес он – Я хочу лично отдать приказ...
В стальной нашпигованной аппаратурой коробке центрального поста царило безмолвие и сумрак. Тускло горели разноцветные огоньки панелей управления, мягким зеленоватым сиянием светились фосфоресцирующие стрелки на шкалах приборов, чье тонкое едва слышное гудение заполняло неподвижный воздух. Матовое свечение экранов судовой ЭВМ бело голубоватым оттенком ложилось на тревожные лица команды.
Капитан утер носовым платком вспотевший лоб и опустил почти до бровей обрамленный золотым венком козырек фуражки. Вот уже несколько минут он, ощущая на себе пронзительные выжидающие взгляды со всех сторон, продолжал с тупым безразличием неотрывно смотреть пустыми рыбьими глазами на красную точку, которая мигала в маленьком квадратике тактического дисплея.
С того самого момента, когда капитан вышел на связь с Пентагоном, чтобы доложить о готовности к атаке, вокруг постепенно начала сгущаться почти физически ощутимая атмосфера тревожного ожидания. Сердца всех, кто находился в отсеке, словно связанные незримой нитью казалось, бились в едином ритме, все учащающемся по мере того, как одна за другой медленно протекали томительные секунды. Ожидание становилось невыносимым.
Капитан Каждой клеточкой, каждым микроскопическим нейроном своего мозга он как будто ощущал приближение чего-то неотвратимого. Внезапно он вздрогнул: короткий зуммер из динамика громкой связи вспорол напряженную тишину.
- Морские акулы, говорит база, прием, как слышите меня? Вы на прямой линии с Пентагоном – сообщил слегка искаженный помехами голос.
- Морские акулы на связи. Вас понял, база – быстро ответил капитан.
…И снова секунды пронзительной тишины. Обостренный до предела слух не улавливал в затянутом мелкой сеткой отверстии динамика ничего кроме сухого треска разрядов. Но уже через несколько мгновений весь отсек заполнил собой глубокий удивительно четкий голос:
- Говорит президент... Соединенных Штатов – медленно, отрывисто произнес он игнорируя кодовый язык – начинайте... Как поняли меня?
Красноречивое молчание было единственным ответом президенту. Тысячекилометровые
пространства необъятного океана отделяли полутемный зал Пентагона от наполненного густой мрачной тишиной центрального поста субмарины, и Кеннеди не мог видеть выражение жестокого разочарования на лице капитана. Вэнкс неподвижно стоял возле пульта и в глубине его расширенных глаз таился безотчетный страх. Страх перед тем, что ему придется сделать прямо сейчас! Хотя он давно уже был готов совершить самый ужасный поступок в истории человечества, несмотря на то, что он отчасти предвидел роковой исход, последние слова президента точно обухом ударили его по голове. Сердце оборвалось у него в груди, и слабая искорка надежды угасла мгновенно, задутая ледяным дыханием реальности.
- Морские акулы, прием, разрешаю запуск. Как слышите меня?- голос президента как смертный приговор снова прозвучал в обреченной тишине центрального поста.
- Это командор Венкс, мы готовы, начинаем – с трудом ворочая внезапно отяжелевшим шершавым языком, выдавил из себя капитан. У него вдруг закружилась голова, и он покачнулся, судорожно стиснув пальцами спинку стоящего рядом кресла.
Больше не нужно было отдавать никаких приказов: все системы подлодки были заранее приведены в боевую готовность. Теперь осталось лишь послать один единственный электронный импульс в нутро судовой ЭВМ, чтобы привести в действие смертоносный механизм.
Но едва рука оператора потянулась к панели управления пусковыми установками, капитан остановил его быстрым решительным жестом.
- Отставить – произнес Вэнкс неестественно глухим голосом - Я сам произведу запуск... Пусть вся ответственность за этот бесчеловечный поступок ляжет на мои плечи.
Оператор убрал руку с пульта, однако капитан не спешил исполнять приказ президента. Вэнкс в глубоком мрачном раздумье еще с пол минуты тщательно вытирал платком потные ладони, как будто изо всех сил старался оттянуть заключительный акт самой величайшей трагедии в его долгой нелегкой жизни. Он смотрел прямо перед собой неподвижными глазами, но ничего не видел, потому что перед его внутренним взором мелькали страшные картины всеобщего опустошения... Смешавшиеся в паническом бегстве толпы людей, вздымающиеся до самого неба языки пламени, кучи мертвых тел, солдаты в противогазах с дозиметрами в руках, облаченные в сверкающие доспехи из тонкой аллюминиевой фольги – ужасные сюрреалистические видения сменялись в его воображении с быстротой калейдоскопа. А время неумолимо текло…
Когда капитан, наконец, протянул руку к пульту, и кончики его пальцев ощутили мгновенный холодок от прикосновения к стальной поверхности ключа в первом пусковом замке, из груди старого моряка вырвался тяжелый вздох.
- Да сохранит нас всех господь ребята – печально перекрестился капитан, по-прежнему глядя куда то ничего не выражающим взглядом.
За короткий миг перед тем, как повернуть ключ, он живо представил себя на месте командира знаменитого бомбардировщика «Энола Гэй» в момент, когда тот нажимал кнопку сброса над Хиросимой. Наверное, он чувствовал потом то же самое: страх и боль, бессильную злобу на самого себя, угрызения совести, тяжкое чувство вины перед всем человечеством. Вэнкс собрал всю волю в кулак…
Короткий чуть слышный щелчок… Потом еще и еще один… Четыре щелчка - и четыре электронных сигнала с быстротой молнии устремились к пусковым установкам.
Заскрипели, заскрежетали прочные ребра корпуса, мелкая дрожь пробежала по толстым листам переборок. Огромную стальную тушу подводной лодки несколько раз несильно тряхнуло. С каждым таким мягким толчком и глухим уханьем, где- то наверху в толще воды, стрелка глубиномера на несколько делений поднималась вверх. Субмарины избавлялись от своего смертоносного груза.
Хвостатые тела ракет, окутанные серебристыми тучами мелких пузырьков воздуха, с шипением пронзили многометровый слой воды, точно чудовищные иглы. Над волнами в облаках перегретого пара мгновенно выросли, взметнулись высоко в небо пенные фонтаны брызг. Оглушительный шум и резкий свист на несколько секунд заглушили дикий вой ветра, грозные раскаты грома и даже мощный рокот волн. Стремительные длинные тени, оставляя за собой потоки ослепительно яркого пламени и густые струи серого дыма, молниеносно пронеслись над океаном, прочертив огненной дугой темное небо и исчезли где-то в непроницаемой черноте. Белые инверсионные следы медленно таяли под низким пологом туч.
Глубоко под водой в полутемной утробе субмарины Вэнкс отрешенно взглянул на ярко освещенный циферблат судового хронометра.
Было 28 Октября 1962 года, 20 часов 15 минут по Гринвичу…