Пожизненный кредит.
Шел 1992год...Оказия с неисправностью зернопогрузчика занесла меня в перестроечный
Калининград.Стоял поздний август.Раннее золото осени дышало балтийской свежестью. Идиллия в природе никак не гармонировала с неразберихой творящейся в нашей многострадальной стране:голод привокзальных бомжей, крики зазывающих мальчиков сутенеров, боль и пустота потухших взглядов обманутых людей. Быстро устранив заводской брак сельскохозяйственной машины, я знакомился с удивительным городом,посещая музеи, порты и парки.
В одну из таких прогулок заглянул в находящуюся недалеко от адмиралтейства крохотную, но чистенькую столовую. Очередь состояла из трех-четырех человек. Впереди меня стояла маленькая, сухонькая старушка. Трудно определить возраст человека, когда ему за семьдесят. Поношеная, но опрятная бежевая кофточка плотно облегала статную фигуру немолодой женщины. "Словно статская дама"- невольно отметил я величавую осанку незнакомки. Взяв половину жидких щей, бабушка робко подошла к раздаче и так же несмело положила на широкий разнос десять тоненьких кусочков черного хлеба.Затем, неловко продвинувшись к кассе, невольно замерла в предчувствии недоброго. "Снова ты?-негромко процедила полнотелая кассирша,-"Двести семьдесят два рубля",- с каким-то внутренним злорадством подытожила она нехитрый калькуляторский подсчет. Бабушка суетливо достала из старенького кошелька деньги и, в спешке извлекая разноколиберную мелочь, дрожащей рукой положила их на прикрученную ржавым винтом черную пластмассовую тарелку. Важно восседавшая кассирша, бросив на нас нетерпеливый взгляд, не считая брезгливо сгребла металлические монеты в картонную коробку. " Возьмите. Я оплачу."- сдерживая подступивший к горлу ком, я положил на почти пустой разнос дышащее гарниром второе."Ой, что вы. Не нужно",- слабо запротестовала смутившаяся старушка."Посчитайте за двоих",- категорично попросил я пышущую негодованием пассию. Бабушка села кушать у окна. По -видимому на привычное место - светлое и уютное, как она сама. Чтобы не смущать женщину я устроился за соседним столом.Ел без удовольствия."Сволочи!- повторял про себя,- довели страну, довели людей!" "Спасибо вам",- вдруг услышал за спиной едва различимый шепот.Говорить не мог. Молча кивал головой, напрасно пытаясь скрыть капающие в тарелку слезы. "Пенсию третий месяц задерживают. Просить милостыню стыдно. Вот тяну как могу."Я молчал, дабы прервать обоюдонеприятный разговор. Спешить нам было некуда и обедали мы довольно долго, наслаждаясь какой-то внутренней добротой исходящей от бессловесного общения. Вдруг дверь по-хозяйски широко распахнулась и молодой блондин уверенно прошествовал в глубину дышащей жаром кухни. Но вот, заметив что-то боковым зрением, он резко изменил направление и, пробежав мимо меня, подсел к седовласой соседке. "Анастасия Сергеевна, здравствуйте!"- радостно воскликнул юноша, по-сыновьи обхватив сухонькие руки растерявшейся женщины. Я невольно обернулся на возбужденный голос, казалось, идущий из глубины сердца.Рядом сидел приятной наружности молодой человек двадцати с небольшим лет. Простая рубашка в крупную клетку и синие поношеные джинсы составляли его неприхотливый наряд. Но более меня приворожили его глаза! Они лучились морем неподдельной радости и внутренним светом."Анастасия Сергеевна, давно же я вас не видел. Все дела, да дела. Некогда даже забежать к вам. Вы ещё учительствуете или уже на пенсии? Как там Борис Анатольевич? Руководит?- взахлеб забрасывал юноша наболевшими вопросами. "На пенсии, Сереженька, я. Вот уже четыре года,- как-то невесело улыбнулась пенсионерка. "А Борис Анатольевич еще руководит",- слукавила Анастасия Сергеевна два года назад похоронившая мужа. "Как здоровье? Мы с ребятами Вас недавно вспоминали." "Ничего, мой мальчик, потихоньку,- светло улыбнулась бывшая учительница, и , почувствовав от фальши какую-то неловкость, начала собирать в целлофановый мешочек оставшиеся кусочки хлеба. Растерявшийся паренек, не выпуская из рук ладони любимой учительницы, никак не мог понять, что она делает. На его лице радость сменилась недоумением, а недоумение болью. Он резко отвернулся от мешочка с хлебом и громко, с каким-то надрывом закричал: "Наташа, подойди сюда". От кассы живо отделилась пахучая пассия и скорым бегом устремилась на зов хозяина. "Запомни хорошенько, когда-бы не пришла эта женщина - накорми!"- приказал он ей.Затем перевел замутившиеся от набежавшей слезы глаза на учительницу и тихо прошептал: "Простите нас, Анастасия Сергеевна, и приходите сюда. Здесь у Вас отныне пожизненный кредит." Я встал. Незаметно раскланялся с незнакомкой. Встретившись взглядом изумился той разительной перемене, что произошла с этой чудесной женщиной в течении пяти минут. Передо мной уже не было той голодной, замкнутой, никому не нужной, подавленной особы. За соседним столиком сидела прежняя учительница - добрая, светлая и ... гордая за свою беззаветно прожитую жизнь, отданную всю без остатка на поприще служения человеческим идеалам.
Наступил вечер. Покусывая пыльную городскую травинку, я неспеша брел зеленым сквером к виднеющейся вдалеке гостинице. Заблудившийся морской ветерок принес едва уловимое дыхание осени. Фиолетовые сумерки обняли сенью первозданности уставший за день асфальт. Где-то там далеко раздался протяжный гудок теплохода. "Спокойной ночи тебе, старая учительница",- вполголоса ласково пожелал я, ставшей на всю жизнь дорогой мне незнакомой старушке из крохотной приморской столовой.