Записная книжка Паниковского
Часть 5
***
Солнце давно уже утонуло за холодным горизонтом Черного моря. Чайки, наклевавшись досыта, крикнули свое последнее ''прощай'' и, какнув напоследок в бухту, улетели спать в свое гнездовье у пансионата ''Энергетиков имени революционного товарища Аксельрода''
Все спали... спали бухгалтеры и студентки, спали коммивояжеры и метрдотели, спали грузчики и швеи. В цирке Шапито спал слон, и спали медведи.
Не спали только постовой милиционер Разейкин и три искателя миллионов подпольного миллионера Корейко. Разейкин не спал, потому что это было его работой, а искатели не спали, потому что у Разейкина была такая работа.
Остап Ибрагимович старался при свете луны еще раз свериться с документами по Геркулесу.
Балаганов, обняв себя за плечи, мелко дрожал от ночной свежести.
А Паниковский, еще раз взглянув на луну, вдруг почувствовал, как что-то гадко доброе и умиротворяющее пытается влезть в его душу. Он попробовал сбросить с себя это наваждение и даже вспомнил ради этого как его бил Балаганов, но внезапно нагрянувшее было сильно и неотвратимо.
- Что со мной?!! - сказал он вслух, но сам себе. - Что с нами со всеми?!!
Балаганов испуганно оглянулся на него, и даже Остап замер переворачивая страницу.
- Почему мы стали такими?!! Шура - ответьте мне. Мы ведь не были такими изначально!!! Мы родились чистыми и непорочными... самым большим счастьем для нас казалось ощущать красоту мира вокруг и каждый день открывать что-то новое и изумляться красоте и многообразию мира вокруг нас!
- Прекратите, Паниковский! - строго приказал Остап. - Это у вас от голода. Давно по гусям не ходили?!!
- Михаил Самуэлевич, если вы опять решили меня надуть, то я вам сразу скажу... я вам в морду дам!
Паниковский устало и понимающе улыбнулся старчески мудрой улыбкой. Он смотрел на горизонт... туда, где кончалась лунная дорожка и начиналась звездная бездна... в этой бездне было что-то... что-то большое и всеобъемлющее... дающее понимание всего происходящего... всего гораздо более сокровенного и требующего понимания, чем эти два человечка рядом. Но они были людьми... они были его друзьями по несчастью.
- Успокойтесь, Шура! Я не собираюсь вас обманывать. Это все в прошлом.
Шура отодвинулся и перестал дрожать.
- Вы понимаете... мне словно открылось что-то чудесное... какая-то дверь в сознании... я внезапно ощутил, что все, что мы делаем... вся эта беготня за деньгами... все это суета сует... не это самое главное.
Он вдруг вспомнил то, что читал в детстве.
- Вот послушайте, что говорил в свое римское время Овидий. Вот мы прячемся от милиционеров... бежим - прячемся, а ведь сказано...
Мало суметь уйти - сумей, уйдя, не вернуться, Чтоб обессилевший жар выпал холодной золой.
Прекрасно - правда?!!
Бендер и Балаганов переглянулись, и Остап едва заметно кивнул.
- Или вот еще! - сказал Паниковский и стал декламировать, покачиваясь, словно в трансе.
- Спутники будут твои Безумие, Ласки и Страсти;
Будут упорно толпой все за тобою ходить.
Этим-то войском людей и богов постоянно смиряешь,
Этой поддержки лишись - станешь, бессилен и наг.
Рада триумфам твоим, с Олимпийских высот возликует
Мать, и осыплет она розами сыну лицо.
Он замолк со счастливым выражением лица.
Балаганов коротко и жестко ударил его по темени. Не открывая глаз, Паниковский упал на спину без сознания.
- Я надеюсь, вы не стали бить в свою полную звериную силу, Шура?!! - сказал Остап и, смочив в прибрежный водах носовой платок, положил его на лоб гусекрада.
Шура развел руками.
- Это у него днем солнце голову напекло. Отлежится до утра, а там я ему так и быть с базара чего-нибудь уволоку.
- Вы настоящий друг, Балаганов! Паниковский без вас совсем бы пропал!
Балаганов смущенно потупился и поправил разметавшиеся после удара ноги Паниковского.
Михаил Самуэлевич смотрел остановившимся взглядом на звездное небо... впервые в жизни ему привиделось что-то доброе и великое.
- Через тернии к звездам! - вспомнилось вдруг ему и с этой мыслью он забылся.